Месть ведьмы

Глава 15

Камера, в которую втиснули Калю с Казимиром, была набита почище бочки с рыбным соленьем. Оно оказалось к лучшему, поскольку для ловцов в ней места не хватило, и их увели в соседнюю. Иначе не избежать бы было новой драки. С самого мига, когда усталый писец затвердил их провину в засаленной книге караульной, и до самой камеры, куда отвела их стража, Казимир не произнес ни слова, даже не глядя в сторону Кали. Уже за решеткой, одним только взглядом отвоевав место у стены у двух занимавших его тощих карманников, рыцарь без особой брезгливости улегся на загаженное сено, явив разбойнице обтянутую кольчугой спину. Куртка его была разодрана в клочья. И без слов было понятно, что настроение светлейшего комеса было преотвратным. И кто в этом виноват, понятно было тоже.

Сколопендра, прислушавшись к женскому чутью, до сих пор не имевшего влияния на вспыльчивый, несдержанный характер разбойницы, сделала единственно верную вещь. Смерив спину шляхтича долгим взглядом, она молча развернулась, отходя в угол камеры.

Длинный коридор разделял заполненные камерами блоки. По левую сторону, как заметила Каля, в основном шли камеры-одиночки, забранные толстыми решетками. Почти в каждой имелось вверченное в стену кольцо с цепью и ошейником, способным укротить буйного постояльца.

— Эй, ты! Рыжая!

Сколопендра обернулась. В соседней камере, через проход, обхватив руками покрытую толстым слоем грязи и копоти решетку, стоял оборванный парнишка, на вид не старше самой Кали. Длинная ржавая цепь тянулась от железного пояса, обхватившего стан паренька, до самой стены, позволяя ходить лишь вдоль торца камеры.

— Отвали, — неприветливо буркнула разбойница. Камни стен были гладкими и скользкими, словно не одно поколение горемык обтирало их в этом углу плечами. Поерзав спиной по холодной кладке, Каля скрестила руки на груди. — Че надо-та?

Парнишка ухмыльнулся, обнажая на удивление целые зубы. Наглый взгляд и хитрая мордочка на воле вызывали бы у Сколопендры невольное желание зажать покрепче кошель в руке, и не спускать с паренька глаз.

— Поболтать, — ничуть не смутившись грубым отказом, хмыкнул сокамерник, подмигивая Кале. Разбойница невольно улыбнулась. Подобный пройдоха горячо — а главное, не небезуспешно — убеждал вас в вечной привязанности, и брал за горло, обчищая карманы.

— Болтай, — отозвалась Сколопендра, прикрывая глаза. У наемников Ерника были пудовые кулаки. Ушибленный в драке бок саднило, так что Каля старалась дышать неглубоко, чтобы не вздрагивать от боли.

— Меня Жданеком звать, Рыжая, — не обращая на угрюмость собеседницы, продолжил парнишка.

— Я не рыжая, — поглаживая обтянутые рубашкой ребра, откликнулась Сколопендра.

— Ну, так назовись, — подмигнул Жданек. — Кажися, мы тут надолго застряли, грех не поболтать по душам.

Темные глазки-пуговки так и сверкали, словно ни темница, ни лязгающие оружием у двери стражи на часах не сломили дух непоседливости, заключенный в тщедушное тельце. Стоптанные башмаки выбивали нехитрый мотивчик на грязном полу, бледные губы кривились в улыбке, словно не отделяло Жданека от воли ни камни толстые, ни замки, ни цепи.

— Прыткий до дрожи, — открыв глаза, заговорила Каля. — За что сидишь, егоза?

Жданек расплылся в счастливой усмешке.

— Не сошлись во мнениях о перераспределении богатства с итильским купцом, — звякнув цепью, сообщил парнишка.

— Щипач?

— Оружие в руках держать умеет, да еще и умна! — Шутливо прослезился Жданек, мазнув пальцем по покрытой разводами щеке. — А то! Ярмарка же, красотишша! Чего только не увидишь и не услышишь! А этот, — кивнув на лежащего Казимира, скривил рожицу парнишка, — спит! Вставай, дурья башка! Девку проспишь!

— Ну, помело, — подгибая колени, произнесла Сколопендра. — Мели дурья башка, да не зарывайся.

— А што так? — Искренне удивился Жданек. — Меж нами решетки крепкие. Или боишься? Не дрефь, хмерска вольница без вины не обидит! Ярмарка, рыжик, она для всех. Как одна огромная, ласковая буренка — знай дои.

— А ну, заткнитесь оба! — Не поворачивая головы, рявкнул пресветлый комес, безуспешно пытаясь удобно умостить голову на локте. Сидящие поодаль уже заметно протрезвевшие ярмарочные буяны, по виду — доравшиеся до веселья крестьяне из далеких сел, испуганно дрогнули, давно еще без труда угадав в сокамернике рыцаря. — Умна она, как же! Только ума и хватает, чтобы языком вихлять! Поспать дай хоть тут, раз постоялый двор тебя не устраивал!

Жданек округлил глаза, выразительно вытягивая губы трубочкой.

— И что ж ты мне сделаешь? — Издевательски поинтересовался он. — Ты в одной камере, я в другой. Вряд ли встретимся. Ко мне, отчего-то, гостев не водят. Бояться чегой-та.

— Истинно так, — подтвердил из другого угла мужичонка, сосредоточенно ковырявший между пальцев на ноге. — Сопрет все, что плохо лежит. И ключ к замку, и сам замок.

Казимир скрипнул зубами, наливаясь краснотой до самой шеи.

— Ну, так чиво, благородный? — Подзуживал Жданек. Цепь на поясе погромыхивала в такт каждому движению паренька, переминавшегося с ноги на ногу так, словно по горячим углям босыми ногами отплясывал. — Меня не достать, это мы выяснили. Так что делать будешь? Мож девицу свою поколотишь, ась?

Комес смолчал и тут, рывком садясь, и после поднимаясь на ноги. Крестьяне как один шарахнулись к стенам подальше от опасного соседа. Подойдя к решетке и зачем-то попробовав ее прутья на крепость, Казимир вперил хмурый взгляд в лучащуюся наглостью мордочку щипача.

— Ее мне еще успеется, крысья харя, — раздельно и негромко проговорил он, прищурившись в нахальные глаза. — А только странно думать, да еще тебе, что тебя так уж и достать нельзя. Заткнись сам, добром прошу покудова, да в лицо мне хорошенько глянь. Как думаешь, ежели прямо теперь тебя порешить, наместник хоть виру возьмет с благородного за убивство такой швали, как ты?

Жданек послушно и даже чрезмерно усердно вытаращился на Казимира, стискивая прутья решетки так, что тощие пальцы побледнели.

— Доберись сперва, — хихикнул воришка, — а то на словах все грозные. Хо, — вдруг просиял паренек, — а ты, рыжая, знала, что тебя поколачивать будут? Или ты ему должна чего? Странственно, — вздохнул Жданек, — вроде вы как заодно под замок загремели, ан сидите порознь, да волком друг на дружку зыркаете.

Сколопендра бросила на шляхтича быстрый взгляд, и что совсем уж неожиданно, вдруг покраснела.

— Уймись, — прошипела она.

Жданек беззвучно распахнул род, прикрывая его узкой ладонью.

— И ты, рыжая? — Потрясенно вздохнул он, что при улыбающихся глазах выглядело совсем уж никудышной игрой. — Ииииэххх… Житья моя непутевая! Слышь, благородный, ты все-таки подумай, как мне шею будешь мылить, а уж веревочку и без тебя подберут.

— Тьфу, — в сердцах сплюнула Каля, по прежнему не глядя на Казимира, — дурья башка.

— Зато глаза вострые, — полмигнул Казимиру Жданек. — Ты не против, любезный, мы тут еще немножечко поболтаем о своем, вольном?

Каля развернулась к шляхтичу.

— На месте василиска могла бы и я быть! — Спокойно произнесла она. — Или любая из чуд. Все еще думаешь, не следовало мне энтих наемничков окорачивать? Что нелюдей не любишь, то знаю, ну а как не убивать, а мучить на потеху, это, по-твоему, добро будет? Кто, кроме человека, убивает не заради еды, а заради забавы?

Не удостаивая вниманием последние слова Сколопендры, рыцарь лишь тяжело вздохнул, прислоняясь лбом к холодным прутьям. Отняв голову, он зачем-то поставил стопу одной ноги на колено другой и взялся за шнуровку на внутренней стороне бедра. Несколькими мгновениями позже на ладони шляхтича лежал узкий гнутый нож.

— С пяти лет метать обучен, — устало пояснил комес щупачу. — С завязанными глазами по движущимся мишеням.

Глаза у воришки загорелись, чуткие, подвижные пальцы дрогнули, словно уже у себя в руках держал он комесов нож.

— Метни! — Закивал он. — Мне как раз нужного инструменту не хватает, чтоб скрасить пребывание в сей мрачной келье.

— Метну, — внезапно оживился Казимир, прищурившись на Жданека с иным, нежели ранее, выражением. — А ты мне что взамен?

— А што хошь, — осклабился парнишка, — историю, добрый совет, колкую шутку. Иль, — прижавшись лицом к прутьям, торопливо зашептал он, — как с женщинами обращаться.

Шляхтич дрогнул от неожиданости.

— А как? — С неожиданным интересом вопросил он, подбрасывая нож на ладони.

Жданек выразительно шевельнул бровями, указывая комесу за спину. Сколопендра явно заинтересовалась. Уж больно вид у неё стал скучный и невыразительный.

— При ей говорить? Портить сурприз?

— Ничего не надо портить, — уверенно решил комес, присаживаясь около решетки. — Хочешь нож? Ну, так извертись так, чтобы и я понял, и она не обиделась. А то — сиди там, палача дожидаючись. Чай, не первый раз тебя уж ловят, раз такое украшение надели?

Парнишка в деланном испуге замотал головой.

— Э, нет, могучий рыцарь, — улыбнулся он во все свои целые зубы. — Мне такого не надоть. Вдруг я расскажу, и она все ж таки возьми да обидься? И тебе — сплошное разочарование, и девица второй Вышцкой ведьмой обернется, секреты наши мущинские вызнав. С чегой-то девки от них как одна лютеют, ежели где подслушать придется.

Комес опустил голову, прокручивая нож меж пальцев.

— Какая-такая Вышцкая ведьма? — Спросил он с видимым интересом.

— Ну, знаешь ли, — щипач, казалось, был в восторге. — Ты, видать, вовсе нездешний, да темный, как пень, хоть и благородная морда. В здешних-то краях все про нее, паскуду, наслышаны. Жила два года назад в вышцких лесах ведьма, да такая лютая — не подойдешь! Трех мракоборов со свету сжила, что с нею совладать пытались. Да не в их, нелюдях суть, а в том, что шибко ведьма та была на род мущинский обижена, а пуще того — на благородных господ. Ну, вроде тебя.

Казимир играл с ножом, не поднимая головы.

— Ну и что с того-то? — Подогнал он, не отрываясь от своего занятия.

— А то. Обидел ее какой голубокровный неуч, да и сотворил из женчины фурию, — хмыкнул Жданек, сам не отрывая жадных глаз от взблескивающего ножа. — Вот что оно, невежество, творит-то! А сколько мужиков из-за того пострадало — не счесть. Особливо тех, кто сам по дури лез на рожон — от нечисти лес освобождать. Много рыцарей, мракоборцев, да простых наемников к ней ушло-то, да немного назад возвращалось. На моей памяти только один и возвернулся, и тот — человечий облик потерял. Тожить, кстати, благородный. Как ты, слышь-ка, рыцарь?

— Слышу, — глухо отозвался Казимир. Каля приблизилась, усаживаясь рядом.

— Что ж на такую мерзость и управы все не найдут, — вздохнула она, кладя локти на колени.

— Как не найдут? — удивился воришка, уже начиная приплясывать от нетерпения. — Давненько уж нашли! Почитай, еще той зимой явился к ней мракоборец из неизвестных. И ужо не знаю, как исхитрился, а выманил паскуду из логова ее колдовского. Бают, собой был оченно хорош, ну да я сам его не видал. Заманил в ловушку, да там же и порешил. Ох и долго ж пепел черный от туши ее поганой над лесом-то летал!

Рука Казимира, крутящая нож, дрогнула. На широкой ладони раскрылась длинная кровавая полоска.

— Так все ж таки порешили ведьму? — Переспросила Каля, поглядывая на Казимира, по-прежнему державшего голову низко опущенной. — Не путаешь ниче? И тело пожгли?

— Да уж больше года прошло, — подтвердил Жданек, все еще не терявший надежду получить заветный нож. — А как по мне, давно пора было. Той-то единый наемник, что чудом от нее сбежать сумел, да еле до людей добрел, рекут, смотрелся так, будто не одна баба, а стадо жеребцов за сколько-то месяцев его изъездили. Живого места не было, как из пыточной выбрался. Ниче сказать не мог, ржал только неумно, да и так все было видно тем, у кого глаза-то были, что с ним там сталося. А скольких до него, да после замучила зловредная баба? Колдовством своим притянула да до смерти довела? То-то и оно, благородная морда, что женчина — творение бесовское, и к ней особый подход нужон. Чуть что не так — и на, получи тебе ведьму! Уразумел ужо, наконец?

— Уразумел, — едва слышно прошелестел Казимир, дергая рукой. — Только ножа я тебе не дам. Добро бы так сбежал, а порешишь кого из стражи, кровь будет на мне. Сиди уж.

Жданек в запальчивости даже подпрыгнул, послав в адрес обманщика изощренное ругательство. Рыцарь не ответил. Тяжело поднявшись и, ни на кого не глядя, он вернулся на облюбованное место, и снова улегся ко всем спиной.