Симонов Сергей Цвет сверхдержавы — красный Место под солнцем

1. ХХ съезд партии

В конце января Президиум ЦК КПСС готовил отчётный доклад для съезда. В нём Хрущёв решил развить тезисы, уже высказанные при обсуждении военной доктрины СССР. Это касалось отказа от политики «экспорта революции» и перехода к политике мирного сосуществования с капиталистическими странами.

— С какой стати нам воевать за лучшую жизнь для англичан, американцев или французов? Мало мы положили жизней в прошлой войне? Когда они увидят, что мы зажили лучше их, то они сами выберут себе приличного президента и присоединятся к нам, — вслух рассуждал Никита Сергеевич. — Пока же они живут лучше нас. Надо перестать истощать себя, тратить ресурсы на подготовку к войне, пусть и самой справедливой, напротив, следует сокращать расходы на оборону, сосредоточиться на развитии экономики. Победит тот строй, который предоставит людям лучшие условия жизни.

В Президиуме ЦК обстановка уже изменилась. Своевременно поменяв состав Президиума, Хрущёв добился практически полной поддержки своих предложений. Косыгин, Микоян, Шепилов, Жуков, Первухин и Сабуров при обсуждении отчётного доклада голосовали «за». Кандидаты в члены Президиума: Пономаренко, Шверник, Кириченко, Фурцева, Устинов — голосовать не могли, но при обсуждении поддерживали позицию Хрущёва.

В стане сомневающихся оставался лишь Ворошилов, но и он присоединился к большинству.

Окончательно одобрили положения доклада 30 января 1956 года, когда Хрущёв представил на рассмотрение Президиума ЦК готовый текст.

— Мы отталкиваем массы, твердя: «Вот придем и начнем вас резать», — сказал Микоян. — Если не с социал-демократами, то с кем держать единый фронт? О не неизбежности войны правильно сказано.

— Считаю постановку вопроса правильной, — Сабуров.

— На старые формулы ссылаться нельзя, вопросы изложены правильно, — Первухин.

— Согласен с основными положениями доклада. Фатализм войны отвергаем. — Шепилов

— Легче всего повторять старое. Это духовное убожество, — резко заявил Кириченко.


Микоян предложил доклад «в основе одобрить, если есть замечания, передать их докладчику», то есть Никите Сергеевичу. Это была обычная практика и перед XVIII съездом до войны, и перед XIX съездом 1952 года.

Партийные чиновники всех уровней такую перемену позиции поначалу не приняли. Но и открыто выступить против не решились. Работники и руководители отделов, секретари ЦК по существу вопросов с Хрущёвым не спорили. Они лишь крайне осторожно выражали сомнение в точности формулировок, в их соответствии ленинским постулатам.

Хрущёв, разумеется, теорию уважал, но лишь до тех пор, пока она подтверждалась практикой и не расходилась со здравым смыслом. А в этот момент расхождение было заметно невооружённым глазом.


Утром 13 февраля собралось предсъездовское заседание Президиума ЦК. Решались организационные вопросы: регламент съезда, кого выбрать в Президиум, кого в Секретариат.

Именно тогда и решался вопрос с докладом о культе личности. С 9 февраля — дня обсуждения записки секретаря ЦК П.Н. Поспелова, Никита Сергеевич размышлял, в какой форме опубликовать эту взрывоопасную информацию.

Чисто по-человечески он ощущал желание высказать всю страшную правду, очистить совесть, положившись на принципы внутрипартийной демократии. Не знай он, к чему приведёт это очищение через 50 лет, он именно так и сделал бы.

Но теперь у него была полная информация о будущем развитии событий. Теперь он знал, как отреагируют на разоблачения члены ЦК, партийный аппарат, рядовые члены парторганизаций, народ, братские компартии стран народной демократии, Китай, западные страны. Всё это знание давило на него тяжким грузом. Все нюансы приходилось учитывать.

Перед Никитой Сергеевичем неосознанно маячил пример из «той истории», где китайцы в сходной ситуации поступили иначе. «Там» проживший значительно дольше Мао фактически отбросил страну на несколько десятилетий назад в историческом развитии. Тем не менее, портрет Мао продолжал висеть на центральной площади Пекина и в 21 веке, хотя страна развивалась уже другим, совершенно не маоистским курсом. Деятельность Мао в «том» Китае оценивалась по формуле «70 % хорошего + 30 % плохого» — просто и ясно.

Хрущёв думал. И чем дольше он думал, тем больше осознавал себя кем-то вроде врача у постели больного пациента. А врач обязан руководствоваться принципом: «Не навреди».

Никита Сергеевич, обладая «Тайной», информацией на 60 лет вперёд, быстро избавился от некоторой свойственной ему политической наивности и идеализма. Можно сказать, получив эту информацию, он повзрослел как политик, понял, что на его должности недопустимы эмоции. В политике выигрывает холодный расчёт. Потому правы были китайцы, не развенчавшие до конца Мао.

Ему предстояло решить ключевой вопрос: что говорить съезду, а о чём временно умолчать. Но решать подобные вопросы единолично, без одобрения Президиума ЦК Первый секретарь не имел права. Поэтому Никита Сергеевич вынес вопрос на обсуждение.


В изменившемся составе Президиума активно протестовал против доклада лишь Ворошилов:

— Что ты? Как это можно? Разве можно все рассказать съезду? Как это отразится на авторитете нашей партии, на авторитете нашей страны? Это же в секрете не удержишь! И нам тогда предъявят претензии. Что мы можем сказать о нашей роли?

Главных «фигурантов по делу» — Молотова, Кагановича и Маленкова предупреждённый Хрущёв устранил заранее. Микоян, Первухин, Сабуров его поддержали, остальные члены Президиума уже были выдвиженцами Хрущёва.

Но теперь уже сам Никита Сергеевич не был уверен в целесообразности полного разоблачения. «История всё поставит на свои места». Известная поговорка, к которой прибегают в подобных случаях. Разница состояла в том, что теперь Хрущёв знал, как повернётся история.

И тогда он, сам внутренне не соглашаясь с голосом совести, всё же предложил сформировавшийся у него компромиссный вариант:

— Товарищи… Ничего не сказать съезду — невозможно. Но сразу вскрывать этот страшный нарыв — опасно. Это вроде как лечение тяжелораненого — лечить надо, но если действовать неосторожно, он может умереть от болевого шока.

— Предлагаю сделать так. О репрессиях съезду скажем. Признаем ошибки. Признаем, чтоб было много невинно осуждённых. Назовём непосредственных виновников. Тем более, что большинство из них уже своё получили. Затем сообщим, что будет создана комиссия по реабилитации, и комиссия Комитета партийного контроля, которая установит степень ответственности виновников.

— О Сталине что скажем? — прямо спросил Ворошилов. — О его роли?

— Так и скажем — комиссия разберётся, всесторонне учитывая тогдашнюю политическую обстановку, — буркнул Хрущёв.

У Ворошилова явно отлегло от сердца. Он понял, что Никита Сергеевич почему-то в последний момент то ли передумал, то ли испугался, но всё же решил спустить вопрос на тормозах. Климент Ефремович не знал, что перед Хрущёвым стоит сейчас куда более насущный вопрос — как удержать страну от неуправляемого сползания в демократический хаос, и в то же время не стать мишенью для проклятий потомков.

В этот момент Никиту Сергеевича неожиданно поддержал Устинов:

— Товарищи! Великое видится на расстоянии. Взвешенно и всесторонне оценить роль Сталина в развитии страны мы не сможем. Это смогут сделать лишь наши дети и внуки. А если так — пусть они и решают, насколько он виновен. Чтобы нас не сравнивали потом с шакалами, лающими на мёртвого льва.

Вечером того же дня, 13 февраля, состоялся Пленум ЦК. Председательствовавший на Пленуме Хрущёв задал стандартный для предсъездовского Пленума вопрос:

— Президиум рассмотрел отчетный доклад ЦК съезду и одобрил. Будет ли Пленум заслушивать доклад?

— Одобрить. Завтра услышим! — ответ Пленума был таким же стандартным.

— Есть еще один вопрос, — Хрущёв на мгновение запнулся, — Президиум Центрального Комитета после неоднократного обмена мнениями, изучения обстановки, материалов после смерти товарища Сталина чувствует и считает необходимым поставить на ХХ съезде партии, на закрытом заседании, видимо, это произойдет в то время, когда закончится обсуждение докладов и утверждение кандидатов в руководствующие органы Центрального Комитета, членов и кандидатов в члены ЦК, членов Ревизионной комиссии, а гости все разъедутся, доклад от имени ЦК о культе личности, На Президиуме мы условились, что доклад поручается сделать мне, Первому секретарю ЦК. Не будет возражений?

— Нет, — уверенно ответил зал.

Уставшие к вечеру члены ЦК вопросов не задавали.


14 февраля 1956 года открылся XX съезд КПСС. Отчётный доклад зачитал Хрущёв. Доклад занял целый день.

Никита Сергеевич с гордостью рапортовал съезду о достигнутых успехах в народном хозяйстве, в животноводстве, освоении целинных земель, улучшении снабжения населения. Делегаты съезда уже и сами видели результаты — поголовье скота увеличилось в несколько раз, снабжение улучшилось. В магазинах появились все основные продукты, начали появляться и современные промышленные товары. (Это не АИ, это реальная история)

Говорилось в докладе и о внешнеполитических успехах — они тоже говорили сами за себя. Была прорвана американская экономическая блокада. Четырёхсторонняя встреча на высшем уровне в Женеве ясно показала, что Запад боится современной атомной войны не меньше, чем Восток, и предпочтёт решить дело миром, если не будет загнан в угол. Или не почувствует слабость Советского Союза.

Был подписан мирный договор с Германией. Варшавский договор стал противовесом НАТО в Европе. Совет Экономической Взаимопомощи становился действенным инструментом восточноевропейской интеграции. Нормализованы отношения с Югославией. И, одновременно, западные державы выразили готовность к экономическому сотрудничеству.

В этих условиях тезис о неизбежности военного столкновения двух систем был скорее вреден, чем полезен, о чём и было заявлено в докладе.

Также было заявлено, что революция более не считается единственно возможным способом смены политической власти. Участие социалистических и коммунистических партий в работе буржуазных парламентов теперь не будет считаться предательством дела социализма. Важен результат, и переход к социализму, совершённый в результате парламентских выборов, так же хорош, как и совершённый в результате социалистической революции.

Съезд, как высший форум партии, своим решением закрепил новый подход к отношениям между социалистическим и капиталистическим миром.


Прения по отчётному докладу начались утром 15 февраля. Секретари обкомов рапортовали об успехах своих областей. Министры — о достижениях своих министерств. Делегаты рассказывали о личных достижениях. Говорили и о недостатках, но в меру, не увлекаясь. Микоян, заранее зная о предстоящем докладе Хрущёва, в своём выступлении осмелился слегка покритиковать прежнее руководство, заявив о необоснованности некоторых эпизодов репрессий.

Хрущёв выступил и в прениях. На этот раз он не распространялся о достигнутых успехах. Всё, что считал нужным, он уже сказал в отчётном докладе. Никита Сергеевич поставил вопрос о необходимости разработки нового Устава и Программы партии, а также новой Конституции СССР, и нового Уголовного Кодекса. (В реальной истории вопрос об Уставе и Программе был поставлен на 21 съезде, приняты они были на 22 съезде, Конституцию Хрущёв разрабатывал в 1964 году, но принять её не успели из-за государственного переворота. Уголовный Кодекс в новой редакции приняли в 1960-м)

Поскольку Никита Сергеевич получил фактически готовые Программу, Устав и Конституцию и Уголовный Кодекс среди прочих «документов 2012», он решил ускорить события. Конституцию, Программу и Устав ещё нужно было доработать, с учётом того, что построение коммунизма оказалось не столь быстрым делом, как он рассчитывал. Уголовный Кодекс следовало всесторонне проверить.

(https://ru.wikisource.org/wiki/Проект_Конституции_СССР_(1964))

Предложения о новом Уставе и Программе партии, а также о новой Конституции и Уголовном Кодексе съезд встретил с интересом. Каких-либо серьёзных возражений не возникло. Решением съезда постановили создать соответствующие комиссии ЦК по разработке Программы и Устава, а также выйти в Верховный Совет СССР с предложением разработки новой редакции Конституции.

Пока шли прения, Никита Сергеевич готовил свой доклад. Поначалу он собирался прочитать съезду слегка отредактированную записку Поспелова. Но затем он решил сместить акценты доклада в сторону необходимости соблюдения социалистической законности.

24 февраля, в конце дня было объявлено о расширении повестки съезда. Делегатам было предложено заслушать доклад Первого секретаря ЦК на закрытом заседании 25 февраля.

Выйдя на трибуну, Никита Сергеевич заметно волновался. Поначалу он слегка кашлял, говорил неуверенно, опасаясь бурной реакции делегатов съезда. Но реакции не было. В зале стояла мёртвая тишина. Делегаты слушали с напряжённым вниманием, ловя каждое слово.

Почувствовав это, Никита Сергеевич заговорил уже уверенно. Он часто отвлекался от текста доклада, выступал в своей манере, приводил множество примеров.

Но, как он и решил, он полностью перекроил свой первоначальный замысел, сосредоточив критику на беззаконных действиях НКВД / МГБ, Главного управления лагерей, и особо упомянув фактическое устранение прокуратуры и судебных органов от соблюдения закона.

Он особенно подчеркнул необходимость перекрёстного партийно-общественного контроля над органами безопасности, контроля органов безопасности над работниками партийно-хозяйственного аппарата, и контроля прокуратуры над теми и другими при безусловном соблюдении социалистической законности.

— У нас, товарищи, — сказал Хрущёв, — то одна, то другая сторона постоянно пытается встать над законом, освободиться от общественного контроля, стать неприкосновенными. Что из этого получается — я вам уже рассказал. Поэтому я считаю необходимым чётко разграничить права и обязанности всех трёх ветвей государственной власти — законодательной в лице Верховного Совета, исполнительной — в лице Совета Министров, и судебной, в лице Верховного Суда.

— При этом, товарищи, нам необходимо вернуться к той роли Коммунистической партии, которую она выполняла при Владимире Ильиче Ленине, — продолжил Никита Сергеевич. — Вспомните, как представлялся в то время коммунист? Это был комиссар, ведущий за собой массы, зорко следящий за происками контрреволюции и пресекающий их. Вот образ настоящего коммуниста!

— А что мы имеем сейчас? Сейчас, товарищи, помимо коммунистов в первичных организациях, именно таких комиссаров трудового фронта, неформальных лидеров коллектива, у нас появилось много других коммунистов. Они, товарищи, сидят в удобных креслах, ездят на служебных машинах, пишут бумажки… Зачастую подменяют собой хозяйственных руководителей. А зачем? Их задача — вести за собой массы! А не переподсчитывать за хозяйственниками урожаи зерна и надои молока.

Хрущёв прекрасно понимал, насколько опасна для него самого подобная критика партаппарата. Именно потому он выступил с этими предложениями на съезде, где не действовали обычные правила партийной дисциплины, и каждый делегат имел возможность обратиться к съезду. Только съезд, в составе делегатов которого было много рядовых членов партии, мог поддержать взрывоопасную инициативу Первого секретаря ЦК. Поднимать этот вопрос на Пленуме ЦК было бесполезно. Центральный комитет был прибежищем махровых аппаратчиков. Подобное выступление они восприняли бы как покушение на святое, на привилегии партаппарата.

Потому он и не заикнулся о каком-либо сокращении привилегий на съезде. Никита Сергеевич говорил только о безусловном соблюдении социалистической законности, и об абсолютном равенстве власти, партии и народа перед Законом.

Затем Никита Сергеевич сообщил, что реабилитацией будет заниматься специальная комиссия. При этом он подчеркнул, что не может быть и речи о пересмотре дел и амнистии лиц, запятнавших себя сотрудничеством с немецко-фашистскими оккупантами на оккупированных территориях во время Великой Отечественной войны

— Преступления фашистских захватчиков и их пособников против народа нашей страны огромны, — сказал Никита Сергеевич. — Подобные преступления не имеют и не будут иметь срока давности. Было бы серьёзной политической ошибкой ставить на одну доску честных людей, пострадавших от политического доноса, и последовательных врагов Советской власти, активно помогавших нацистам.

После такого заявления с трибуны съезда никакой речи о реабилитации нацистских пособников быть не могло. Военнопленных решили отпустить из соображений гуманности, но предатели из числа народов СССР должны были ответить по полной.

Также Хрущёв отказал в праве на реабилитацию уголовникам и лицам, осуждённым за хозяйственные преступления. Об уголовниках Никита Сергеевич сказал особо:

— Тезис о классовой близости пролетариата и уголовных элементов сыграл свою положительную роль в ходе борьбы с царским режимом. Но, в условиях победившего социализма уголовные элементы не имеют никакого отношения к пролетариату, поскольку они не участвуют в процессе созидательного социалистического труда. Потому данный тезис следует признать устаревшим, и, в современных условиях — вредным.

Далее Хрущёв сказал:

— Советский Союз, товарищи, прошёл долгий и тяжёлый путь, чтобы достичь нынешних успехов. Время было сложное, и мы прошли этот путь первыми. Не на кого было равняться. Все свои ошибки мы совершили сами. Мы должны помнить не только чёрное, но и красное, не только ошибки, но и заслуги.

В этот момент в зале послышался коллективный вздох облегчения. В составе партийно-хозяйственного актива на тот момент было множество людей, которые в результате репрессий заняли освободившиеся номенклатурные места. Заняли зачастую незаслуженно. Иногда — в результате собственноручно написанного доноса.

Признание частичной незаконности репрессий вызывало у многих из них животный страх разоблачения. Потому слова Первого секретаря «не только ошибки, но и заслуги» были восприняты ими как индульгенция.

Преждевременно.

Когда Никита Сергеевич закончил говорить, в зале было тихо. Настолько тихо, что слышен был бы полёт комара, будь в тот момент более подходящий сезон.

Хрущёв собрал бумаги и повернулся, чтобы спуститься с трибуны.

В этот момент кто-то крикнул из глубины зала:

— А почему вы молчали?

Никита Сергеевич был готов к такому повороту событий. Он обернулся к залу и спросил:

— Кто спрашивает?

Ответом ему было молчание. Кричать из толпы всегда проще и безопаснее, чем встать на виду у всех и спросить.

— Кто спрашивает? — повторил Хрущёв.

В зале съезда, казалось, заклубилась зловещая тишина.

— Молчите? — сказал Никита Сергеевич. — Вот и мы молчали.

В этот момент в зале раздались неуверенные аплодисменты. Хрущёв, держа в руке текст доклада, сошёл с трибуны. (В реальной истории это — известный анекдот. В АИ — почему бы и не случиться в действительности.)

Оваций не было, зал не вставал. Слышались лишь довольно жидкие аплодисменты, относившиеся, скорее, не к докладу, а к ответу Первого секретаря на вопрос. Шок был слишком велик. Делегаты уходили из зала, низко наклонив головы, не глядя друг на друга.

5 марта 1956 года Президиум ЦК постановил:

«1. Предложить обкомам, крайкомам и ЦК компартий союзных республик ознакомить с докладом Хрущёва Н. С. «О нарушениях социалистической законности в ходе внутрипартийной борьбы 1937-38 годов и в первые послевоенные годы» на ХХ съезде КПСС всех коммунистов и комсомольцев, а так же беспартийный актив рабочих, служащих и колхозников. (АИ — название доклада изменено)

2. Доклад тов. Хрущёва разослать партийным организациям с грифом «Не для печати», сняв с брошюры гриф «Строго секретно»». (Исторический факт)


Следом за выступлением на съезде началась повсеместная реабилитация незаконно осуждённых. Собственно, началась она ещё 4 мая 1954 года, когда Президиум ЦК КПСС создал центральную и местные комиссии по реабилитации. Рассмотрение дел производилось в судебном порядке, для чего судейский корпус и количество народных заседателей были временно увеличены. (АИ. В действительности реабилитация проводилась комиссиями — «тройками», второпях, без сколько-нибудь подробного рассмотрения дел)

Решением Президиума во главе центральной комиссии по реабилитации поставили Микояна, членами комиссии стали секретари ЦК Аверкий Борисович Аристов и Алексей Илларионович Кириченко, а также Генеральный прокурор СССР Роман Андреевич Руденко, и вновь назначенный на том же заседании министр внутренних дел СССР Николай Павлович Дудоров. (Исторический факт)

Доклад Хрущёва произвёл переполох среди чиновников аппарата ЦК. Подавляющая часть партноменклатуры отнеслась к нему отрицательно, хотя открытого осуждения не было. Ограничились разговорами в курилках и углах: «Не разобрался Никита. Такой удар партия может и не пережить». В худших традициях Людовика XIV под партией аппарат имел в виду себя. Партноменклатура с ходу начала саботировать решения съезда.

Но на этот раз Никита Сергеевич был к этому готов. Одновременно с комиссией по реабилитации он создал ещё одну комиссию — по расследованию фактов доносительства, оговоров и клеветы, приведших к репрессиям. (В реальной истории такой комиссии не было, а зря. Партаппарат по своей природе нуждался в периодических перетрясках.)

Комиссия работала в рамках Комитета Партийного Контроля, возглавил её Николай Михайлович Шверник, вошли в комиссию секретарь ЦК Петр Николаевич Поспелов, и от Комитета Госбезопасности — Иван Александрович Серов. Непосредственно изымали дела из КГБ и работали с документами сотрудники Комитета Партийного Контроля.

Работа этой комиссии была строго секретной, именно потому, что этой части реабилитации наиболее опасались все мерзавцы, окопавшиеся в партаппарате. Каждое дело проверялось заново, расследовался каждый донос, каждое признание, каждый факт оговора или самооговора. Разумеется, некоторую часть дел успели уничтожить, заметая следы, но основная масса сохранилась.

Никита Сергеевич, зная, к чему привели его нерешительность и попустительство в «той истории», принял все меры, чтобы наиболее гнилая часть партноменклатуры этого удара действительно не пережила. Таким образом он собирался и обезопасить себя, и сломить сопротивление партаппарата своим реформам.

Операция была задумана централизованной. На первом этапе, начавшемся с 1 марта 1956 года, шло накопление фактологического материала, сбор улик, вычисление доносчиков. Наибольшую проблему составляли анонимные доносы. В организациях ещё удавалось выявить доносчиков сличением почерков доносов и обычных документов. Если же доносы были написаны по месту жительства, задача многократно усложнялась, особенно по довоенным делам, так как в войну многие фигуранты погибли, а большая часть архивов оказалась утрачена. Тем не менее, комиссия работала, без шума, без огласки, спокойно и методично.

Точно такое же расследование комиссия проводила в отношении следователей и работников НКВД / МГБ, проводивших аресты и дознания. На первом этапе изымались и изучались только дела, опрашивались реабилитированные. Никаких контактов комиссии с фигурантами не поддерживалось, чтобы никого из них заранее не спугнуть.

Было ещё одно, очень существенное отличие от работы комиссии в «той истории». Различные «маленькие, но гордые народы», во время Великой Отечественной войны отметившиеся массовым сотрудничеством с оккупантами, незаконно пострадавшими не признавались.


5 марта в газетах появились традиционные фотографии и статьи, посвящённые дню памяти Сталина. Хрущёв сам настоял на этом. Прежде всего, такие публикации должны были подтвердить, что, несмотря на партийную критику репрессий, сама фигура Сталина и его роль в развитии страны не демонизируется.

Также Никита Сергеевич знал о просталинских выступлениях в Грузии, произошедших в «той истории». Публикации и траурные мероприятия, проходившие как обычно, помогли эти выступления предотвратить. В Грузии было спокойно.


Сразу после ХХ съезда началось сокращение привилегий партийных и государственных чиновников. Прежде всего, отменили дополнительные выплаты «в конвертах», не облагавшиеся никакими налогами. (Исторический факт)

Вместо них, чтобы поначалу не слишком злить аппаратчиков, ввели некоторые дополнительные надбавки и коэффициенты к зарплате, однако их сумма была заметно меньше, к тому же эти надбавки облагались налогом наряду с основной зарплатой. (АИ).

Количество служебных автомобилей резко сократили. Часть автомобилей из обкомовских и министерских гаражей продали в личное пользование работникам этих обкомов и министерств — чтобы они сами их содержали и водили. (Исторический факт)

С весны 1956 года мечтой каждого чиновника и партаппаратчика должностью ниже министра / секретаря обкома стало обладание служебным «Ситроеном DS». Массовый выпуск этих машин ещё не был налажен, автомобили собирались малыми сериями, а потому были статусными. (АИ)

Министры и секретари обкомов на такие мелочи не разменивались, им по должности полагались машины посерьёзнее.

Но прямым распоряжением Хрущёва «Ситроены» в обкомовские и министерские гаражи не попадали. Они поначалу были доступны только для передовиков производства, а затем, по мере наращивания выпуска модели DS и более дешёвой ID, начали продаваться населению через повсеместно открывающиеся автомагазины.

Расставаться с привилегиями «ответственные работнички» упорно не хотели. «Хрущёву, конечно, докладывали, что все уже проведено в жизнь, поездки на казенных машинах по магазинам и базарам жен ответственных товарищей пресечены, отдых оплачивается теми, кто годами привык ничего за это не платить» (Источник — А. Аджубей, «Те десять лет»)

Никита Сергеевич понимал, что его нагло обманывают. Он вызвал председателя Комитета Партийного Контроля Николая Михайловича Шверника, и поручил ему наладить регулярные проверки исполнения принятых решений.

Вскоре с мест начали поступать сообщения работников КПК о множественных нарушениях. Хрущёв приказал передавать эти сообщения напрямую в прокуратуру.

Областные партийные функционеры, привыкшие в прежние времена вертеть прокуратурой как угодно, были крайне удивлены, когда их вдруг начали вызывать к прокурору для допроса. Многие пытались запугивать работников прокуратуры, по привычке «брать горлом».

Хрущёв выступил по радио с разъяснением полномочий прокуратуры, а также прямо приказал местным партийным организациям: при выявлении фактов злоупотреблений — проводить внеочередные отчетно-выборные заседания областных, городских и местных парторганизаций, безжалостно снимать зарвавшихся руководителей.

Но основной удар по привилегиям был нанесён, когда закрыли продуктовые спецбазы, спецмагазины и спецраспределители для номенклатуры. (АИ)

Хрущёв рассудил просто: если заставить зажравшихся партийных чиновников или, хотя бы, их жён, ходить в обычные магазины вместе с народом, стоять в тех же очередях, номенклатурные жёны быстро вынесут мозг своим благоверным, заставив их улучшить снабжение.

Чиновники поначалу взвыли. Привыкнув к дешёвым деликатесам, доставляемым прямо на дом, стоять в очередях вместе с «пролетариатом» они уже считали ниже своего достоинства. Вначале у них теплилась надежда, что «безумная затея Хрущёва» — не более чем очередная громкая кампания, явление временное, перебесится и само пройдёт.

Не прошло.

Никита Сергеевич проявил твёрдость. В своих летних поездках по сельскохозяйственным районам он лично проверял наличие спецраспределителей и спецмагазинов. Нескольких секретарей обкомов он моментально, не тратя времени на разносы, снял с должности, обнаружив, что их подчинённые отовариваются отдельно от простого народа.

Тогда партийные чиновники призвали на помощь советскую торговлю — самую гнилую и продажную организацию Советского Союза. Они начали отовариваться с чёрного хода. Торговля была рада стараться. Самые лучшие товары стали откладывать для чиновников. Чиновничьи жёны подъезжали к магазинам в рабочий день, со двора, и нагружали полные сумки деликатесов, которые в торговом зале даже не появлялись.

Хрущёв узнал об этом во время августовской поездки по шахтёрским регионам Украины. Общаться с народом Никита Сергеевич любил. А с началом преобразований, когда после улучшения снабжения в 1954-55 году его популярность взлетела вверх, с народом он старался общаться регулярно.

Пока он жил в квартире на улице Грановского, Хрущёв часто выходил вечерами погулять по Москве. Брал с собой семью, а то и приглашал Анастаса Ивановича Микояна с семьёй. Охрана, разумеется, сопровождала Первого секретаря, но если Никита Сергеевич вдруг решал поговорить с кем-то из москвичей, охранники не препятствовали народу общаться с властью напрямую. (Исторический факт)

Народ поначалу удивлялся: «Смотрите, никак Хрущёв идёт?!». Потом привыкли, здоровались, но, понимая, что руководителю тоже надо периодически отдыхать, особо не надоедали.

Когда открыли для посещения Кремль, Никита Сергеевич в течение рабочего дня запросто мог выйти во внутренний двор и пообщаться с посетителями. А уж в поездках он, само собой, обязательно встречался с людьми. Такие встречи помогали держать руку на пульсе, так как никакое областное начальство никогда всей правды не сообщало.

Вот и о ситуации с торговлей с чёрного хода Хрущёв узнал во время выезда в одну из областей. Секретарь обкома был им немедленно вздрючен.

По возвращении в Москву Никита Сергеич вызвал министра торговли Дмитрия Васильевича Павлова, главу Комитета Партийного Контроля Николая Михайловича Шверника, и министра внутренних дел Николая Павловича Дудорова. Рассказал им о ситуации в торговле, и поставил задачу:

— Делайте что хотите, но этот #баный бардак должен быть прекращён. Народ и партия должны быть едины не только на кумачовых транспарантах, но и в жизни. Иначе, рано или поздно, вместо транспарантов на фонарях будут вешать нас.

— На размышления вам — две недели, — сказал, как отрубил Хрущёв. — До конца года ситуацию с соблюдением правил торговли вы должны исправить. Если на местах мне кто-то ещё раз пожалуется, что торговля прячет товары и отоваривает «нужных людей» с чёрного хода, всех троих освобожу от занимаемых должностей и загоню младшими районными партинструкторами за Урал. До самой пенсии.

Однако, несмотря на принимаемые крутые меры, партийная номенклатура и советская торговля продолжали то и дело изыскивать лазейки для взаимоудовлетворения. Например, в Ленинграде партийные работники начали отовариваться в Елисеевском магазине, посылая туда «гонцов» из числа технического персонала. Такая же схема, как выяснилось, действовала и в Москве. Вскрылось это значительно позже.


Вечером в Свердловске, в обычной, ничем не примечательной квартире, раздался звонок в дверь. Хозяин и хозяйка переглянулись. Они уже привыкли, что неожиданные звонки не приносят ничего хорошего. Однако был вечер, а не раннее утро. Выглянув в окно, они увидели, что у подъезда стоит чёрный «ЗиМ»

Вздохнув от предчувствия неизбежного, хозяин квартиры пошёл открывать.

— Кто там? — спросил он через дверь

— Откройте, милиция.

Жена и мать выглядывали из комнаты в прихожую.

Ещё раз вздохнув, хозяин открыл дверь. И оторопел.

Отодвинув в сторону участкового милиционера, в полосе света появилась высокая фигура в форме генерал-полковника. Сердце упало. Неужели опять? Но почему — Сам? Слишком уж мелкая сошка хозяин квартиры, чтобы арестовывать его приехал в Свердловск сам председатель КГБ.

— Здравствуйте, Серго Лаврентьевич. Позвольте войти? — вежливо сказал Иван Александрович Серов.

— П-прошу… — хозяин квартиры отступил назад, пропуская нежданного гостя.

Серов вошёл, не слушая возражений, снял форменные ботинки. Участковому велел быть свободным.

— Пройдёмте на кухню, — пригласил хозяин квартиры. — Дети спят.

Присели на кухне. Жена и мать, ни живы не мертвы, стояли в дверях.

— Рад сообщить вам, Серго Лаврентьевич, что вы и ваша семья полностью реабилитированы, — сказал Серов. — Советское правительство и Комитет Государственной Безопасности приносят вам свои искренние извинения. Вам возвращаются ваши документы на фамилию Берия, хотя, если вы сочтёте нужным, можете оставаться под нынешней фамилией Гегечкори. Решать вам. — Серов выложил из внутреннего кармана на стол стопку из трёх паспортов. — Также вам возвращается звание инженер-полковника, — Серов вытащил из кармана и положил поверх паспортов погоны, — и звание доктора технических наук.

— Партия и правительство просят вас как можно скорее вернуться к основной работе, — продолжил Серов. — Если хотите, можете вернуться в Москву, но для вашей матушки более полезным был бы, к примеру, климат Киева. Там как раз имеется организация п/я № 24 по вашему профилю. Решать опять-таки вам.

— У вас, насколько помню, детей трое? — припомнил Серов. — Тогда, как всё решите и будете готовы к переезду, сообщите в местное отделение Комитета, они всё организуют, а мы, со своей стороны, подготовим квартиру. Шестикомнатную, в старом фонде, конечно, нынче таких не строят. Также вам выделены подъёмные в сумме 10000 рублей (старыми, но сумма, тем не менее, ощутимая — Прим. авт.) По приезде на место будет выделена служебная машина.

Серов поднялся, прошёл в прихожую, обулся. Серго Берия, ещё не веря в реальность происходящего, вышел его проводить. В дверях Иван Александрович на секунду задержался:

— Надеюсь, Серго Лаврентьевич, вы понимаете… Я — человек военный, выполнял приказ. А чисто по-человечески — прошу у вас прощения.

— Это всё так неожиданно… — пробормотал Серго.

— На такой процедуре реабилитации настоял лично Хрущёв. Честь имею! — Серов козырнул и пошёл вниз по лестнице.


Реабилитацией Серго Берия дело не ограничилось. Вскоре был освобожден из заключения Василий Иосифович Сталин. Однако с ним всё оказалось сложнее. Оказавшись на свободе, он запил, и прожил, к сожалению, недолго.

Загрузка...