Медицинская академия им. Макоши. Спецкурс

12.4

В проем то и дела залетали языки огня. Что-то большое каталось и гремело, ударяя о надстройки. Пахло дымом и горящим гудроном, глаза слезились и нечем было дышать.

— Сейчас угомонится, — в голосе поймавшего птицу мужчины слышалось самодовольство. — Устанет и угомонится.

— Хозяин, — отозвался помощник, — не сгореть бы. Пока она успокоится.

— И то верно. Ну, идем?

Все трое вышли прямо в самое пекло. Я выглянула наружу, стараясь не касаться горячих кирпичей.

Воздух нагрелся и дрожал, как над асфальтом в жаркий день. Мужчины, вооружившись железными палками, перекатывали обмотанную сетью птицу в корыто. Блестело разбросанное зерно. Что-то слишком сильно блестело… Я решилась подобраться поближе.

Вокруг расплавленных капелек желтого металла уже проглядывали язычки пламени. А там, где лежала птица — они вовсю полыхали, как охотники только бороды сохранили! Показалось, я слышу треск собственных волос, а этим хоть бы что! Переговариваются, да накрывают птицу вторым корытом, стягивая поверх железной цепью.

Стоп!

— А почему дерево не горит? — простой вопрос ввел мужчин в ступор. Они переглянулись, а потом пояснили, как маленькой:

— Потому как дерево не простое, а железное! В огне не горит, а в воде тонет. Ну, чего встала? Руки в ноги и деру, если не хочешь испечься, как молочный поросенок!

Они подхватили корыта и, сипя от натуги, потащили к лестнице. Я поспешила следом — крыша начала заниматься, еще немного, и этот дом сгорит, как остальные. И, торопясь за кромешниками, удивлялась, какой же маленькой оказалась птица на самом деле: на свободе, паря в небесах, она выглядела огромной.

А вот вес судя по коротким репликами и натужному сипению носильщиков, не уменьшился. Цепляя за стены, перила, собирая по пути все угля, корыта кое-как спустили на первый этаж.

Там уже ждали. У самого подъезда, почти наехав на крыльцо, замер серый грузовой «Ларгус». Открытые задние двери казались створками в преисподнюю, так темно было внутри. Но для меня этот мрак показался раем: там не полыхал огонь.

Птица затихла в корытах, даже страшно стало, что она умерла — задохнулась, погасла, или еще что. Но сильный удар чуть не порвал цепь, едва не заставив мужчин уронить ношу. Из щели высунулся язык огня, лизнув руки. Но носильщики даже не поморщились. А я, вглядевшись, поняла: это у них не кожа мозолистая. Это… нечто другое. Что-то среднее между корой и чешуей.

— Чего уставилась? Лесовиков не видела? — Баба Яга заперла дверцу за нырнувшими в кузов существами. — Ты зачем здесь? Велено было дома сидеть!

— Я… — Степанида Петровна была по-настоящему зла, даже стало страшно.

— Я разберусь, — остудил ее гнев Павел Семенович, высунувшись в водительское окно. — Тоня, дуй в сортировочный центр, найдешь там Дашу, Майю или еще кого со спецкурса, скажешь, я прислал на усиление. Санитаркой.

Перед глазами встало ведро с водой и швабра. Вспомнились тетки в поликлиниках, до блеска натирающие полы и ругающиеся на тех, кто не надел бахилы. Вот счастье-то привалило!

— А можно с вами?

— Мест нет! — отрезала заведующая и хлопнула дверью. — Поехали, дел невпроворот.

Я дождалась, пока машина покинет двор и направилась к площади — ослушаться даже в голову не пришло.

Дым по-прежнему мешал смотреть. С тоской вспоминались уроки НВП и противогазы, которые военрук заставлял надевать и снимать о посинения. Ну и где это средство защиты органов дыхания?

Видно было на расстояние вытянутой руки, дома и деревья прятались в дыму. Несколько раз я натыкалась на людей, извинялась и шла дальше. Радовало одно: оранжевые сполохи все меньше прорезали серую марь. Лишенный поддержки пожар медленно угасал.

Но пострадавших было море. Между ними сновали фигуры в перемазанных кровью и сажей халатах, медицинских и пожарных комбинезонах — все старались хоть как- то помочь. Найти знакомых казалось нереальным: лица скрывали если не противогазы, то респираторы, или медицинские маски.

Майю узнала по взъерошенной огненной шевелюре.

— Меня…

— Держи! — в руках оказался потрепанный целлофановый пакет. — Дуй к машине за противоожоговой! Живо!

И я побежала. Куда — сама не знала, но сориентировалась быстро: на краю площади светилась алой иллюминацией машина «Скорой». С нее раздавали лекарства.

— Противоожоговая нужна, — протянул я пакет.

— Физраствор? — не глядя, спросила измученная женщина.

Про физраствор Майя ничего не говорила, но на всякий случай я кивнула. И тут же получила несколько пузатых флаконов из толстого стекла и коробку больших тюбиков с мазью.

— Следующий!

Прижимая к себе добычу, я кинулась обратно. Майя молча полезла в пакет, одобрительно кивнула и велела:

— Набери в шприц. В двадцатку!

Я не сразу поняла, что она хотела. А потом нашла большой шприц, неловко разорвала упаковку и замерла, не зная, что делать дальше. Вот как открыть флакон? На нем же металлическая пробка!

Я бы разобралась, будь в запасе хоть пять минут. Но их не было.

— Дай! — Майя вырвала флакон, легко отогнула нашлепку и воткнула иглу в резиновую пробку. Шприц начал наполняться.

Промыв рану, она велела:

— Езжай в больницу. Там ты будешь полезнее.

Возразить было нечего. Прыгнув в ближайшую «Скорую», я поехала «на усиление».