Медицинская академия им. Макоши. Спецкурс

4.2

Но прогулять просто так занятия… Мне уже рассказали, чем такое чревато: замучаешься допуск добывать. И это в училище! В Академии, наверное, еще строже. Пришла пора включать фантазию! А она у меня безграничная!

Ну, и хронический тонзиллит помог. В детстве я много и часто простужалась, горло болело почти всегда, результат — увеличенные миндалины. Они особо не беспокоили, поэтому удалять их не стали. А классе в пятом я сообразила, что простуда — прекрасная отмазка для школы.

Может, и здесь прокатит?

Заглянув в горло, фельдшер ахнула:

— Сильно болит?

Я покивала, привычно делая вид, что не могу говорить. Результатом была справка- освобождение от сегодняшних занятий и приказ немедленно обратиться в поликлинику.

Получилось!

Я занесла справку в деканат и позвонила маме. Удивительно, что она до сих пор не раскусила обман.

Вот и теперь — примчалась немедленно. И забрала домой — лечиться.

— Вот и оставь тебя одну на несколько дней! Ледяную воду пила? Или мороженым объелась? А, может, ночью окно не закрыла, продуло?

Я только кивала, радуясь, что «больное горло» спасает от ответов.

Дома мне развели полоскание и велели лечиться. Противный привкус лекарство я считала платой за свободу от занятий.

Зато можно было не думать об Академии. И разработать план побега. Надо только мамин настрой прощупать! Может, отыщу слабое место.

— Ничего себе! — послышалось из большой комнаты, папа как раз включил телевизор.

По всем каналам передавали одну и ту же картинку — на перегоне столкнулись пассажирский и товарный поезда. Последний вез мазут, который разлился. Пожар признали беспрецедентным.

Стена огня, пожирающего деревья и валяющиеся на боку составы, вызвало острое чувство дежавю. А мечущиеся фигуры только его усилили.

Врачи, пожарные, МЧС… теперь я видела в их работе упорядоченность. И знала, кого будут спасать в первую очередь — людей с красной и желтой нитками на запястьях.

Это было страшно.

— Тоня? Тонечка? Тебе плохо? — мама пощупала лоб. Ее рука была холодной. — Температура, так и знала! Марш в кровать!

Я не сопротивлялась. Но, свернувшись калачиком под одеялом, видела плачущих людей, крики обожженных звучали, как наяву. А еще я знала: тот мужчина, который только что давал интервью — погибнет. Потому что я видела его, неподвижно лежащего на деревянных носилках, с черной ниткой на запястье, и берегиня осторожно закрывала его лицо белой тряпицей.

Но ведь были и другие! Были те, кто выжил! И, если Баба Яга права, они уцелеют и в этом аду!

Думать, а тем более вспоминать не хотелось. И организм ответил на нежелание тяжелой, затяжной болезнью: ангина перешла в бронхит, я провалялась в кровати почти месяц. И окончательно решила, что не вернусь в Академию. Все эти походы на Кромку, геройства ради спасения чужих жизней не для меня. Если останусь, о спокойствии можно забыть.

Главной проблемой оставалась мама. Теперь, после поступления, она окончательно видела меня в медицине.

Ну да ладно! В конце концов, не всем быть спасателями! И на «Скорой» не всем работать. Устроюсь куда-нибудь в кабинет, и буду жить тихо мирно, без катастроф и ужасов.

Но в академии считали иначе.

— Ты много пропустила, — первое, что сказал при встрече Павел Семенович. — Надо нагонять. Готова работать?

— Нет, — я ошалела от собственной наглости и не представляла, чем может закончиться этот бунт. — Я не хочу на Кромку. Я не хочу учиться в академии. Хватит и училища!

Куратор помрачнел:

— Рекомендую подумать. С твоим Даром…

— Что мне с того Дара? Помогает кому угодно, только не мне. Подруги ржут, прозвища придумывают. Даже не уговаривайте, я все решила!

— И все-таки, не торопись!

Спецкурсники были не столь деликатны:

— Дура ты, Тоня, — сходу залепила Майя. — Другие бы душу за такую возможность отдали…

— Готова поменяться!

— Ну чего пристала к человеку? Не видишь — не на своем она месте, — Кирилл поставил на плиту чайник и сунул в микроволновку всегдашние бутерброды. — Хуже нет, чем заниматься тем, что ненавидишь.

— Но ее Дар…

— Ее Дар — ее личное дело. Но все же, — он повернулся ко мне, — рекомендую сходить на пару занятий. Может, узнаешь что-то интересное.

— Даже не подумаю! Не хочу время терять — мне по основным предметам класс догонять!

— Как знаешь! — забрав бутерброды, Кирилл скрылся в своей комнате.

— Тебя будет не хватать, — робко вклинилась в разговор Даша.

— Почему это? Я же всего один раз с вами работала, и то — в сторонке просидела.

— Баба Яга тебя хвалила. Говорит, берегини благодарили, да и спасти благодаря твоему Дару сумели многих.

— Дару, не мне, — вот это было обиднее всего. И я только укрепилась в своем решении.

В этот день на спецзанятия так и не пошла. Зубрила в комнате анатомию — мне уже сообщили, что преподавателю плевать, болел ты или нет — пройденный материал должен от зубов отлетать.

Последствий не было, разве что Прокуда громко вздыхал и время от времени скидывал что-то с полок. Я делала вид, что не замечаю.

Через несколько дней стало ясно: никто никого силком на Кромку не потащит. Спецкурсники со мной почти не разговаривали — здоровались, и только, а в остальное время делали вид, что студентки Антонины Бересклетовой не существует.

Куратор был другого мнения:

— Тоня, твой Дар — редкостная находка! Ты не представляешь, скольким людям он

может спасти жизнь.

— Павел Семенович, — я решилась на прямой разговор. — Меня в это училище запихнули насильно, мама воплощает свою мечту. Будь моя воля — давно бы документы забрала. И так несладко, а тут еще вы со своей Кромкой…

— Понимаю, — куратор сник. — Очень жаль, что…

— Подождите! — встрепенулась я. — Меня что, на самом деле отпустят? Вот просто возьмут и… отпустят?

— Почти. Конечно, переведут на обычную форму обучения, да и из комнаты придется переехать, но это детали.

— А… вы не боитесь, что я кому-нибудь расскажу?

Он засмеялся. Искренне, открыто:

— И тебе поверят? Подумай: какая-то Кромка, Баба Яга, другой мир… Сама бы поверила?

— Ни за что!

— То-то! Но на всякий случай отказавшихся поят отваром забудь — травы.

— Я потеряю память? — стало страшно.

— Нет. Забудешь Кромку и все остальное. Разве что во сне вспомнишь. Так что не бойся, ничего опасного. Не ты одна через это прошла — никаких побочных действий, леший свое дело знает.

— Кто?

Вот теперь мне точно стало плохо.

— Считаешь, приготовление такого важного отвара можно доверить простой травнице? Ладно, пойдем.

— Куда?

— За травой. Ты же все решила, зачем тянуть?

— Вот так… сразу?

Павел Семенович пожал плечами и вышел из комнаты. Я заторопилась следом.

— Решилась? — грустно спросила заведующая. — Ну, как хочешь…

В подвале ничего не изменилось. Те же парты вдоль стен, облупившаяся краска, серая от старости побелка… И пустой класс. Но не успели двери закрыться, как раздался тонкий писк и часы на руке куратора замигали красным.

Заведующая встрепенулась. Рядом материализовался Прокуда и запрыгал на месте, тараторя что-то о рыкаре, скале и волколаках. Баба Яга и куратор переглянулись, а через минуту в класс ворвались остальные спецкурсники.

— Сегодня у нас Кирилл с…

— Можно с Дашей?

Куратор кивнул и Артем с Майей вышли в коридор.

— Тоня, ты пока тоже… подожди.

— Постой, — Баба Яга закусила губу, что-то обдумывая. — Можно попросить тебя помочь?

— Нет! — ответила сразу же. — Хватит с меня вашей Кромки.

— Один раз! А после возвращения выпьешь отвар. Ну, пожалуйста! Я бы не просила, но рыкарей не так много, если с ним что-то случится…

Судя по тому, как Баба Яга побледнела, дело и вправду было серьезным. Захотелось помочь, но, помня о прошлой катастрофе, возвращаться в тот ад желания не было.

— Тебе ничего не надо делать! Просто быть рядом с раненым.

— И все?

— И все. Тебе ничего не грозит! Ну, и сможешь остаться в спецкрыле, я договорюсь.

А вот это было уже интересно.

— Один раз.

— Спасибо! — выдохнула Баба Яга и закрыла дверь.

Лампочки под потолком стали привычно гаснуть, но я успела поймать неодобрительный взгляд Кирилла. Он что-то неслышно прошептал, но было уже слишком темно для того, чтобы читать по губам.

В этот раз не было ни зарева, ни суеты. Баба Яга вывела нас на улицу, где у крыльца лежал потрепанный, но все еще яркий ковер. Рядом стояла пара врачей. На их халатах я увидела вышитый алый знак — странное переплетение линий.

— «Жучок», символ Макоши. Используем вместо красного креста; он еще и защитой служит, — заметил мой взгляд Павел Семенович. — Ну, удачи!

Врачи и мы уселись на ковре. Я чувствовала себя неловко — взрослые вроде люди, а поведение какое-то детское. Баба Яга что-то прошептала, хлопнула в ладоши и украшенные бахромой края приподнялись, образуя бортик.

— Поехали! — рассмеялся один из мужчин, заметив мое удивление, и ковер взмыл в воздух.

— Нравится? — врачи полулежали, видно было, что этот способ передвижения им не в новинку. — Такая вот «Скорая помощь».

Оглядев нас, он посерьезнел:

— Так, студенты, слушайте вводную: рыкарь повздорил с волколаком, не учел, что у того стая поблизости. Скинули его в овраг, да так, что парень, похоже, все кости переломал. Так что готовимся к серьезной работе. Ты, — его палец уткнулся в меня,

— какой курс?

— Первый.

Мужчина замолчал, что-то посчитывая, и нахмурился:

— Зачем тебя сюда отправили? Рановато.

— Из-за Дара, — вмешался Кирилл. — Для нее этот выезд последний, сказала, уходит из Академии.

— Понятно, — врач потерял ко мне интерес, — Значит, сиди рядом и не высовывайся!

Овраг оказался в лесу. Переплетенные ветки не позволяли ковру-самолету лететь даже вдоль тропинок, и нас пересадили в телегу. Тряскую и жесткую, так что не спасало даже сено, на которое наш ковер и приземлился. Лошадка мчалась во весь дух, пришлось вцепиться в борта, но коврик вовремя приподнимал то один свой край, то другой, словно оберегая.

Раненого уже вытащили. Увидев это, врач заругался и кинулся к распростертому на земле телу:

— А фиксировать кто будет? А если позвоночник сломан?

Осмотрев раны, помрачнел:

— Несколько переломов и явно пневмоторакс. Фиксируем и транспортируем в больницу! Ты, с Даром… не отходи от него!

Я опустилась на колени в изголовье. Рядом, напевая какие-то заклинания, застыли две берегини. Одна из них о чем-то докладывала врачу, и с лица того уходило недовольное выражение:

— Ладно хоть, вас позвать догадались! Даша, повязку на грудную клетку! Кирилл — на тебе ноги.

Они оказались переломанными. Парень ловко зафиксировал их с помощью досочек, которые уже притащили помощники — людей здесь набралось достаточно. Вот тебе и глушь лесная!

А Даша, разрезав рубаху рыкаря, священнодействовала.

Вскрыла какой-то пакет, наложила на рану ворох марли, а сверху закрепила толстый полиэтилен, оставив один уголок повязки свободным.

— Зачем?

— Чтобы воздух из плевральной полости выходил. Видишь, приподнимается на выдохе. А на вдохе пленка мешает. Поняла?

Смотреть на окровавленное тело было неприятно, но результат на самом деле впечатлял! Я покрепче ухватила руку мужчины, а врачи продолжали суетиться: фиксировали шею специальными лангетами, прослушивали дыхание, измеряли пульс и давление.

— Надо было вместо девчонки другого парня брать… диагноста, — пробормотал один.

— Ничего, справимся, — ответил второй. — Зато руки нелишние, после Дарьи раны не гниют. Верно? — он подмигнул, и Даша залилась пунцовым румянцем.

Ковер-самолет приподнялся над телегой так, чтобы за раненым было удобно наблюдать. В себя он так и не пришел, и, как считали остальные — к счастью, иначе мог не пережить болевого шока.

Но на полпути рыкарь вдруг начал задыхаться.

Кирилл встрепенулся, схватил фонендоскоп. Остальные замерли, чтобы не помешать.

Закончив прослушивать, Кирилл начал простукивать грудь рыкаря, после чего сообщил:

— В плевральной полости скопилась жидкость. Думаю, гемоторакс.

— Откуда такие выводы? — врач ловко взобрался на ковер и тоже простукал грудную клетку.

— Данные перкуссии, анамнеза, давления. Кожные покровы…

Его прервали:

— Делай. Ты же умеешь?

Кирилл кивнул:

— В морге получалось.

— Отлично. И не бойся — я не дам тебе ошибиться.

Снова кивнув, Кирилл открыл укладку.

— Не трать время на анестезию — он все равно ничего не чувствует.

Толстая игла с трубкой, большой шприц… У меня от одного их вида по спине холодок пробежал. И в то же время я не могла оторвать взгляда от происходящего.

Даша взялась помогать сама, что сразу сделало ее в моих глазах героиней. Я бы и близко не подошла! Да что там, уже жалела, что согласилась на эту авантюру. Но деваться было некуда, и я наблюдала.

Смыли кровь, обработали кожу йодом, да не один раз. Кирилл снова простучал грудную клетку, а потом очертил пальцем зону:

— Вот здесь. Иглу!

Даша подала требуемое. Мне опять стало плохо, но я только крепче сжала ладонь рыкаря, стараясь думать о чем-то постороннем. Получалось плохо — любопытство оказалось сильнее.

Плавное движение, игла медленно проткнула кожу, утонула в теле… Я едва сдержала рвотные позывы, а уж когда шприц наполнился кровью…

— Дыши глубже! — раздалось над ухом.

Второй доктор только наблюдал. И заметил, что мне нехорошо.

— Может, нашатыря? Что, крови боишься?

Ох, не крови я боялась, а боли. Это не рыкаря кололи толстой иглой, а меня — даже заболело в том месте. Мама любит повторять, что ее дочь слишком впечатлительная. Наверное, так и есть.

Но, вместо того, чтобы засмущаться, разозлилась: сама ведь все знает, ну куда отправляет с такими нервами в медицину?

— Наверное, все-таки нашатырь… — в нос ударил едкий запах, я даже задохнулась. — Держи, — в руке оказалась вонючая вата. — Протри виски. И крепись — скоро приедем.

Лес действительно расступился. Оба врача и Кириллом умчались на ковре- самолете. Мы с Дашей продолжили путь на телеге.

Лошадь уже не летела напролом, а тихонько трусила, отчего и тряска почти исчезла. Даша растянулась на сене и закусила травинку:

— Красота! Отдыхай, пока можешь!

Пахло зеленью, немного землей и… покоем.

Настроение не портил даже конвой из двух всадников. Едут себе и едут, к нам не лезут. И все-таки…

— Даш, а кто эти самые волколаки? Оборотни? — вспомнились русские народные сказки.

— Оборотни. Да не дергайся, не нападут — у нас охрана.

Но мне теперь двое мужчин надежной защитой не казались: а ну, как целая стая? Вон, на рыкаря же напали! Кстати, а кто это такой?

— Рыкарь? — приподнялась Даша. — Ты о берсерках слышала?

— Это которые мухоморы ели и с ума сходили?

— Сама ты… с ума сходишь. Но что-то вроде, да. Так вот, рыкарь — это нечто подобное, только мозги не отключаются. Сила в воине просыпается, а разум остается чистым.

— Поняла, — я покивала, хотя на самом деле лишь окончательно запуталась.

Даша хмыкнула и снова откинулась на сено:

— Смешная ты, Тоня. Жаль даже что уходишь — с тобой легко. Хочешь, останемся подругами?

— Так, я же память потеряю!

— А я — нет. Так что познакомимся заново. Хочешь?

— Хочу.

— Ну и дуры! — над головами завис ковер-самолет. Кирилл попросил его опуститься ниже, чтобы можно было перебраться с телеги. — Между спецкурсниками быть дружбы! Мы — конкуренты. Только лучшие окажутся в Больнице Макоши. Остальные…

— Уговорил, — хихикнула Даша. — Не буду с тобой дружить. А вот с Тоней — буду. Она же уходит из академии.

— Правильно делает! Баба с возу… — пробормотал Кирилл и тут же ойкнул оттого, что Даша ткнула его кулаком в бок. — Прекрати! И береги руки, хирург недоделанный!

— Сам-то, — обиделась Даша, но до конца пути не сказал больше ни слова.

y крыльца нас встречала сама Баба Яга.

— Не передумала?

Я оглянулась на телегу, на безразличного Кирилла, на смущенную Дашу и замотала головой:

— Нет. Давайте свое зелье!

Баба Яга вздохнула:

— Ну, знать, так лучше будет. Как выпьешь, не пугайся — голова закружится, в сон начнет клонить. Заснуть — заснешь, а как проснешься, про Кромку и не вспомнишь. Ну, готова?

Я кивнула.

С крыльца спустился невысокий, смутно знакомый мужичок. В руках он бережно нес расписную посудину, напоминающую изогнувшего шею лебедя.

— Вот, держи. Залпом!

Вкус оказался неприятным, сладковатым и очень вяжущим. Я осушила чашу до дна и только тогда поняла, где видела мужичка: в прошлый раз он искал бабу Ягу, чтобы огневушек успокоила. Так вот, значит, ты какой — леший.

Голова закружилась. Я улыбнулась — все, как предупреждали. Появилась какая-то легкость, предметы потеряли резкость, их очертания поплыли, как будто на бумагу с акварелью плеснули воды.

Последнее, что запомнилось перед провалом в пустоту — испуганные лица и кричащая что-то Баба Яга.