— Тебе б в артисты. — Скупо прокомментировал мои выкрутасы, просовывающий табурет между канатами, Олег Авдеевич. И, поскольку я совсем не вспотел, и обмахивать полотенцем «уставшего воина» не было никакой нужды, набросил его мне на плечи и, то ли осуждающе а, скорее просто для красного словца, прокомментировал. — Хотя, ты и так, певец, музыкант и, как говорят, «подающий очень большие надежды» молодой композитор.
— Есть немного. — Вяловато пожимая плечами, согласился я.
И, так как после этого индифферентного замечания возникла небольшая пауза, ненадолго задумался. Как раз о том, а не разыграть ли мне эту, дистанцирующую меня от бокса и относящую к «творческой интеллигенции» и «людям искусства», карту.
Впрочем, размышлял я об этом мимоходом и не всерьёз. Так как, в любом случае, придётся дотянуть до конца соревнований. И, если надеюсь рассчитывать на помощь, как показалось, весьма впечатлительной и очень импульсивной и, не знаю с чего а, скорее по недосмотру Создателя, заинтересовавшейся моей скромной персоной Юли, то, хочешь или не хочешь, а придётся выигрывать.
Девочки не любят лохов и аутсайдеров. А чувство жалости — не та эмоция, которая заставит, молодую и увлекающуюся особь женского пола, помогать неудачнику.
Тут, не знаю уж, к беде или, наоборот, к моему спортивному счастью, прозвучал гонг и Травников, одобряюще хлопнув по плечу, скорее по, намертво укоренившейся в сознании привычке чем по действительной необходимости, напомнил.
— Твой выход!
«Ага, блядь»! — Отчего-то, в очередной раз начиная раздражаться, поймал себя на злых и, как следствие, совершенно непродуктивных мыслях, я. — «Как будто, есть куча разнообразных, бередящих воображение и захватывающих дух, вариантов».
Ежу понятно где и, главное когда, я нахожусь. Ведь сижу в отведённом мне углу ринга. А временной отрезок, называющийся перерывом между раундами, не оставляет других шансов, кроме как выйти на середину этой, покрытой канвасом и огороженной толстыми канатами, площадки. По какому-то недоразумению а, скорее вследствие чьей-то неуёмной фантазии и «исторически сложившихся» затем событий, в переводе с английского, называемой «кругом».
И выбор, в общем-то, не велик. Побить названного противником бедолагу. Ну, или быть отмудоханным самому.
Правда, всегда есть возможность «прикинуться валенком». Эдаким недалёким «Иванушкой дурачком». Который, отступая и ежесекундно запинаясь, бегает по рингу и, при этом, не даёт сопернику нанести ни одного, не то что нокаутирующего, но вообще, мало-мальски точного, удара.
В общем, занятый всей этой ерундой, я поднял свою задницу с моментально исчезнувшего табурета и, позёвывая и одновременно стараясь прикрыть это, совсем неподобающее действие перчаткой, выбрался на середину ристалища.
Судья снова пробормотал положенное напутствие и, дав отмашку, начал третий раунд.
Вопреки тайно лелеемым ожиданиям и начавшей умирать надежде на осторожность оппонента, визави, то ли основательно вздрюченный тренером а, может, просто-напросто по простоте душевной, именуемой в определённых кругах «слабоумием и отвагой», не стал «осторожничать» а сходу попёр буром.
«Что ж, воля к победе у тебя есть». — Убирая не желающую знакомиться с кулаком, упакованным в набитую конским волосом кожу собственный фейс, мысленно похвалил неприятеля я. — «Да трусом тебя назвать я бы поостерёгся».
Хотя, ежели разобраться, то зачем и для каких целей «все мы здесь, сегодня собрались»? Правильно, для того, чтобы под присмотром взрослых, подрихтовать друг дружке морды. А так же выпустить пар и, растратив дурную энергию, довольными и счастливыми, разойтись «по месту прописки».
Ну или, если речь пойдёт о счастливчиках, занявших призовые места, кое-кто отправится ночевать к глядящим на победителей первого тура восторженными глазами, верным и любящим, подругам.
При мысли о девчёнках я, разумеется не выпуская из виду упорно продолжающего наседать на меня соперника, поискал глазами Юлю. И, чего греха таить, немного расстроившись и сглотнув слюну, слегка пожалел о своей, кажем так, «осторожной щепетильности».
«Так, может именно здесь собака зарыта»? — Пригнув голову и, тем самым пропуская просвистевший над макушкой и даже немножко задевший волосы, размашистый хук, мучительно размышлял я — «Нет причины и, как следствие, убедительной мотивации, непременно „быть первым“ в этом, не в шутку а, прямо таки всерьёз, считаемым мною пустой тратой времени, балагане».
Ведь, имей я чуть более нетрезвую голову и, попавший под влияние оккупировавших тело и затуманивших сознание гормонов, и тоже начал бы скакать перед зрителями молодым и восторженный козликом. Желая непременно выиграть этот дурацкий «поединок» и, получив «красивую бумажку», «выкрашенную в бронзовый цвет кружку» и «собачий жетон на ленточке», покрасоваться перед избранницей.
А, так как «влюбиться», по причине отсутствия этого, очень сильно способствующего продолжению рода, чувства и вследствие невесть откуда взявшейся меркантильности я пока не сумел, то и бить морды «во славу прекрасной дамы», острой необходимости не было.
Кстати, когда говорю про практичность и озабоченность безоблачностью собственного бытия, ни в коей мере не имею материальную составляющую. Хотя этот аспект тоже необходим любому, живущему под Солнцем, индивидууму.
В моём же случае, идёт лишь о выстраивании ровных и, не ведущих к эмоциональным и, как следствие, портящих окружающим жизнь срывам, хороших и дружеский отношений.
А так как ни вбившая себе невесть что в хорошенькую головку Верочка (по причине молодости и милой и какой-то детско-восторженной, наивности), ни свалившаяся, словно снег на мою дурную голову, московская штучка (вследствие очень уж высокого и, чего греха таить, ни сейчас ни, даже в невообразимом и очень отдалённом, будущем, недостижимого для вашего покорного слуги, социального статуса), для этого не подходили, то и выпендриваться, собственно, было не перед кем.
Имелась, правда, судя по искрящимся и очень лукавым глазам и весьма многообещающей улыбке, захватившая толику моего внимания, Катя. Но тут уж — не смешите мои тапочки! — ни о каких «высоких» чувствах, не шло и речи!
И, подозреваю, даже если бы на эти дурацкие соревнования, в наглую не напросилась Юля то, пригласи я продавщицу из ювелирного полюбоваться на великовозрастных и, невесть с какого перепуга, вяло молотящих друг друга, придурков, она бы просто не пришла.
Сославшись, иронично при этом позёвывая и отводя смеющиеся глаза, на общую занятость и полное, прямо таки катастрофическое отсутствие свободного времени.
В общем, с выпендрёжем перед прекрасной дамой выходил полный облом. А, необходимость победы, для поддержания, созданного моим интервью и усиленного впечатлением от прекрасно сыгранного нами концерта, положительного образа в глазах Юли, как оказалось, на подвиги не вдохновляло.
Ну, по крайней мере, острого и совершенно невыносимого желания, всенепременно быть первым и любой ценой превратить ненавистные морды противников в сочащиеся кровью свежеотбитые куски мяса, не наблюдалось.
Так что я, в общем и целом, лениво и вяловато «отрабатывал номер». И, памятуя об данном тренеру обещании, за несколько секунд до, прекращающего этот шутовской «поединок» гонга, снова нанёс строго выверенный удар.
Отправляя его в нокдаун. С таким расчётом, чтобы тот успел подняться на ноги но времени для восстановление пошатнувшегося реноме и, как все считали, уже лежавшего у него в кармане выигрыша по очкам, не случилось.
Слишком сильно бить тоже не стал. Так как снятие второй за сегодня кандидатуры будет, по моему конечно же, острожному и трусоватому мнению, выглядеть слишком уж подозрительно.
А так, пропустил парень в конце раунда. С кем не бывает! Расслабился и, недооценив «ленивого и безынициативного» меня, слегка получил по морде. Сосем не сильно и, если бы не установленные и общепринятые, прекратившие на «самом интересном месте» бой, правила то с таким вот, «робким и нехорошим» мною, обязательно было бы покончено.
— Молодец. — Скупо и, как отчего-то показалось не совсем одобрительно, похвалил Травников. Набросив, при этом на мои, абсолютно не вспотевшие плечи, полотенце. И, сунув в зубы бутылку и дав прополоскать рот, резюмировал. — Тебе видней.
— Всё, что могу. — Постаравшись, чтобы в моём индифферентном ответе не прозвучало слишком уж откровенной издёвки, повернув в его сторону голову, пробормотал я. И, пресекая совсем уж не нужную никому ответную иронию, успокаивающе кивнул. — Не волнуйтесь. Сделаю.
Мудрый Олег Авдеевич (спасибо ему большое за это!) в очередной раз промолчал. А, затем, облокотившись на канаты, замер в этой, простой и естественной позе. И, вместе со мной, принялся ожидать решения судейской коллегии.
В это же время где-то на задних рядах трибун, стараясь не привлекать лишнего внимания, тихо разговаривали двое крепких мужчин. Обоим было «чуть за сорок», а строгие костюмы и неуловимо сосредоточенный вид давали понять о принадлежности к определённому ведомству.
— Не похоже, что это он. — Словно сомневаясь в своих словах покачал головой первый. — Да и, зечем, скажи пожалуйста, такому, во всех отношениях положительному молодому человеку, ввязываться во всю эту мерзость? — Тут он, снова бросил недоумённый взгляд на ринг, где заинтересовавший их юноша, довольно успешно уклонявшийся от резких и быстрых ударов соперника, демонстрировал, пусть и немного непривычную но, тем не менее, очень действенную и, надо признать, весьма эффективную манеру боя. — Сам посуди. — Принялся перечислять он. — Спортсмен. Далее, как говорят, подающий очень хорошие надежды музыкант. И, к тому же, сотрудник милиции. А это, — здесь он многозначительно поднял указательный палец вверх, — пусть и конкурирующее с нашей организацией но, всё-таки, одно из самых влиятельных в нашей стране, ведомство.
— Так-то оно так… — Лёгким и каким-то, можно сказать, ласковым движением погладив чисто выбритый подбородок, внешне согласился собеседник. Но, по тону и, последовавшей за этими словами выразительной паузе было понятно, что второй, несмотря на все приведённые выше аргументы, всё-таки остаётся при своём, диаметрально противоположном мнении. — Но, по словам свидетельницы, именно этот парень, той ночью выходил со двора загородного дома зверски убитого Альберта Трифоновича.
«Мда-а… Принесла ж эту дуру нелёгкая…» — Поиграв желваками, немного раздражённо подумал первый. Как будто не могла, как все нормальные девки, найти себе ёбрая где-то неподалёку! И, вместо того, чтобы шляться по ночам где попало, заниматься устройством собственного женского счастья на ближайшем сеновале"!
Сутью же создавшейся, прямо скажем, выходящий за все мыслимые рамки, нелицеприятной ситуации было то, что в, казалось бы, ясном и понятном деле, где пара урок, позарившись на богатства, накопленные партийным деятелем средней руки, совершила двойное убийство. И, ограбив состоятельных жертв, скрылась в неизвестном направлении.
Все улики прямо и недвусмысленно указывали на то, что криминальный дуэт, сделав своё чёрное дело, тут же залёг на дно. Многочисленные отпечатки пальцев, оставленные на месте преступления, давали полное представление о личностях супостатов. А исчезновение обоих и пропажа, зарегистрированного на отца одного из предполагаемых преступников, автомобиля, прямо указывали, кого нужно искать.
Так как убит был сотрудник Городского Комитета Коммунистической Партии, дело, как и положено в таких случаях, сразу же засекретили. И, отодвинув в сторону нашу доблестную милицию и не менее бравых и весьма дотошных сотрудников советской прокуратуры, все материалы взял в разработку КГБ.
«Люди в штатском» оперативно опросили всех жителей близлежащих населённых пунктов. И, как и «по старой доброй традиции», оставляли номера телефонов. По которым возможные свидетели могли позвонить, в случае ежели вспомнят любую, мало-мальски значимую, информацию.
Впрочем, делалось это без особой надежды. Так как люди, ну, по крайней мере, в большинстве своём, предпочитали держаться от таких мутный и, прямо скажем, очень опасных, ситуаций, как можно дальше.
Но, вопреки ожиданиям а, вернее, полному отсутствию оных, после успешного и имевшего очень большой резонанс концерта, устроенного кандидатом в подозреваемые и наспех собранной им музыкальной банды, в День Космонавтики, по дежурному номеру позвонили.
И молодой девичий голос, запинаясь и, чуть ли не заикаясь, сообщил, что имеет сведения, может быть, касающиеся «незнакомых и подозрительных лиц, шаставших в последнее время в окрестностях их деревни».
Во время проведения оперативно-розыскных мероприятий, ни о каком убийстве, населению, естественно, не сообщалось. Ибо незачем распространять лишние и, совсем ненужные никому слухи о том, что одного из партийных бонз, вместе с непутёвым сыночком, разделали как свиней.
Девушка же, чьи родители а, в не таком уж и далёком прошлом и она сама, жили не сказать чтоб совсем уж неподалёку но, так сказать, «в пешеходной доступности» в тот вечер поругалась с кандидатом в будущие мужья, обитавшем в соседнем селе. И, отринув а, вернее, не получив от «придурошного женишка» предложения проводить, выдвинулась на ночь глядя к в отчий дом. Проходя мимо злополучной загородной усадьбы покойного партийного бонзы, мельком увидела этого, по всем параметрам ну никак не подходящего на роль кровавого маньяка и безжалостного убийцы, парня.
Которого опознала, присутствуя на данном им и компанией концерте, состоявшемся на площади, перед Свердловским Домом Офицеров.
Ведь, несмотря на сельское происхождение, свидетельница уже пару лет, как жила в городе. Занимая, как и многие приехавшие «искать счастья» в современный мегаполис, койко-место в общежитии одного из многочисленных предприятий. Выбираясь на «малую родину» в выходные и, во время заслуженных сверхурочной работой, и дозовленных руководством, отгулов.
«Лучше бы это был не он…» — Несмотря на то, что являлся стопроцентным атеистом, бормотал что-то вроде молитвы, первый.
И на то, впрочем, как всегда и в любом возникающем между людьми деле, были свои причины.
Начиная с того, что возможный «фигурант» принадлежал к, скажем так, «не совсем дружественному» и, где-то даже конкурирующему в борьбе за влияние и, как следствие, благосклонность вышестоящих товарищей, ведомству.
Те, борясь за «честь мундира» в обязательном порядке будут обелять своего человека. При каждом удобном случае вставляя палки в колёса и строя все возможные препоны расследованию.
Осложняло ситуацию и то, что этот, весьма пронырливый и, прямо скажем, очень удачливый мальчишка, ухитрился спасти младшую дочь «Самого». Был приглашён им в гости, что без обиняков давало понять то, что взят под негласное покровительство.
Ну и, вишенкой на торте, стала неожиданная популярность внезапно выскочившего, словно чёртик из табакерки со своими песнями, пронырливого юноши. И, даже не «возьми они его за жопу» а, просто вызови на допрос в Контору, слухов и домыслов не оберёшься.
Никто же, ну, по крайней мере, в здравом уме и твёрдой памяти, не станет обнародовать такую, в буквальном смысле слова, убийственную и, где-то даже порочащую советскую власть, информацию.
И, следовательно, начнутся, сначала робкие шепотки, а затем всё более смелые и громкие, разговоры о «душителях свобод» и «кровавой гэбне».
Ну и плюс, возникшие «по ходу пьесы», казалось бы, совсем незначительные «мелочи», вроде, неизвестно за каким хреном, именно сейчас припёршейся в Свердловск внучкой Подгорного. Которые на поверку и, при совсем небольших мозговых усилиях и сопутствующим им здравым размышлениям, оказываются не столь неважными и не заслуживающими внимания.
Девушка явно запала на смазливого обаятельного пацана. И, словно мартовская кошка, тёрлась поблизости. То и дело норовя задеть объект вожделения своими нахально точащими сиськами и не давая спокойно работать.
«Вот, тронь мы при ней этого шалопая и, очень может быть, что нажалуется, практически всесильному, деду». — Тоскливо раздумывал поставленный разобраться в этой, прямо скажем, трудной и совсем неоднозначной ситуации, первый. — «А это, как ни крути, будет тем самым пресловутым и никем не любимым „выносом мусора из избы“. Который очень, очень плохо отразится на карьерном росте прямо сейчас и неизвестными но, не сулящими ничего хорошего, печальными последствиями в обозримом будущем».
Парень же, легко и непринуждённо танцующий на ринге, словно в насмешку, перед самым ударом гонга опять «уронил» противника на канвас. И, с совершенно равнодушной мордой, цинично информирующей всех и каждого, что «он здесь не при чём», дождался решения судейской коллегии и также индифферентно воздел вверх поднятую рефери руку.
«И, что со всем этим делать, бля-а»? — Тоскливо подумал первый.
Но, поскольку боёв у возможного чемпиона сегодня больше не было, вместе с коллегой встал со скамьи и направился к директору спортивного комплекса. Разговор лучше провести в его кабинете. Подальше от лишних, не в меру любопытных, глаз и — помоги, пожалуйста, Господи! — без участия сующей куда можно и, главное, куда нельзя, свой любопытный и нахальный носик прилетевшей из Москвы, сосем непростой и, главное, никому из них не нужной, гостьи.