Магнификат

28 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

После разговора с Синдией я, едва волоча ноги, вернулся на кухню, где Малама уже приготовила скромный ужин — консервированную колбасу под ананасным соусом, рис в горшке, салат. Что еще надо двум старикам? Солнце только что село, и над океаном еще пылали малиновые облака. Как всегда, очень красиво и живописно, только от этого великолепия у меня окончательно испортилось настроение. Тем не менее поужинал я с удовольствием — так навалился на рис и колбасу, что Малама одобрительно проворчала:

— Хорошо, что хотя бы аппетит у тебя не пропал. Я ответил ей с набитым ртом:

— Стараюсь не обращать внимания. Надо же такое придумать — колбасный фарш из банки, да еще залит ананасным соусом.

— Ты же знаешь, что это традиционное гавайское блюдо. Как ты себя чувствуешь? Смотрю, уже огрызаться начал. Значит, все в порядке.

Я был вынужден с ней согласиться. Больше того, от всего сердца поблагодарил ее за то, что она поставила меня на ноги. Весь долгий следующий день после гибели Дени я был готов последовать за ним. Вообще, если проследить, как я действовал после сцены в ангаре, то неизбежно можно прийти к выводу, что я двужильный. Это совсем не так, и объяснить, какая сила погнала меня; вела, направляла, не давала рухиуть, я не могу. Только, поверьте, не эта небезызвестная сила воли, с помощью которой человек способен разрушать горы, орошать пустыни и воздвигать города. Я брел по наитию, спотыкался, падал — ребята из спасательной службы подобрали меня метрах в ста от сарая. Спросили, куда и зачем я пошел. Я ничего не мог им ответить. Они же и доставили меня на стоянку. Там по моей настойчивой просьбе один из них довез меня до Хановера, где я передал пепел прибежавшей на посадочную стоянку Люсиль. Попросил позаботиться о моем коте… Люсиль заплакала — призналась, что сразу же почувствовала, что ее мужу пришел конец. Словно ударило… Все члены семьи, которые в тот момент находились на Земле, тоже ощутили этот удар. Они все собрались возле рокрафта — прилетели поддержать мать. Никто из них и не спросил о том, как же все случилось. Я тоже помалкивал. Достаточно того, что им теперь точно известно, что отец почил с миром.

Только одному человеку я имел право поведать всю эту историю. Джеку… Только он должен знать правду о Дени/Фурии. Остальные? Ваше дело — сторона. По крайней мере, для большинства из вас.

Добравшись до Гавайев, я отпустил парня из спасательной службы и свалился без памяти прямо на руки Маламе. Она сутки не отходила от меня. Такая заботливая, а кормит черт знает чем! Консервированная колбаса под сладким соусом… Что я, туземец?..

После ужина я отправился в Лаваи-Каи на ее стареньком «судзуки». Как сообщила Малама, Джек уже второй месяц безвылазно сидел в своей резиденции — что-то делал там необыкновенно научное.

Ехать было всего несколько километров, и за это время я немного остыл. Пустяками показались и консервированная колбаса, и разговор с Синдией — что там она задумала? — и очередная авантюра Марка. Как ни крути, а главное было сделано: Фурии и Гидры больше нет. Гидры — точно, а вот насчет Фурии я несколько сомневался. Как она сказала? Придет срок и она возродится? Ну-ну, посмотрим.

Извещенный о моем приезде, Джек отключил охрану и систему сигнализации вокруг своего поместья. Я затормозил возле пальм. Джек сам вышел встретить меня и помог вылезти из кабины грузовичка. Мы обнялись — так и пошли в обнимку к черному ходу. Он тоже услышал последний вскрик Дени, но, как и другие, не ведал, что же случилось там, на горе Вашингтон.

— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросил он. — Может, сходим на берег? Там ты мне все и расскажешь?

Я согласился. Мы свернули на прохладную тропинку, где дул ветер с моря, и двинулись вокруг лагуны. Наконец мы нашли замечательное местечко… Когда-то здесь возвышался большой особняк, который назывался «Королева Эмма», теперь вокруг расстилался живописный, радующий глаз пейзаж. Слава Богу, что стемнело, и местная красота не так отвлекала от разговора. Мы сели бок о бок на песок. Волнение на море было слабым — вода чуть шевелилась у ног. Здесь я Джеку все и рассказал, умолчал только о предостережении Фурии насчет ее скорого возвращения в виде многоликой Гидры, составленной из Ментальных людей.

Когда я закончил, Джек спросил:

— Значит, это Дени настоял, чтобы ты передал мне карбункул?

Я вытащил из кармана брелок, снял ключи и отдал карбункул ему. Едва заметная малиновая искорка вспыхнула в глубине камня.

— Вот, возьми. Почему он хотел, чтобы карбункул был у тебя, он не объяснил.

Джек долго рассматривал камень в серебряной оправе — я думаю, он сканировал его дальновидящим взглядом. Я сам так делал много раз. Что-то там внутри определенно было. Потом Джек взглянул на меня.

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил он и показал мне камень.

— Это какой-то прибор, способный мгновенно связать своего владельца с лилмиком. Либо подавать сигнал тревоги… Я так понимаю, что моя миссия на этом закончена, теперь пришла твоя очередь. Можешь проверить…

— Я проверю, — кивнул Джек. Он поднялся, стряхнул песок с джинсов. — Обязательно проверю. Он будет у меня в целости и сохранности.. Я верну его тебе, как только смогу. Давай-ка вернемся в дом. Мне надо связаться с Дэви Макгрегором — он на Орбе. Ему следует первому узнать о Фурии и Гидре. За его жену теперь отомстили. Не беспокойся, никто о нашем разговоре не узнает. Мы с ним умеем хранить секреты. Кроме того, в этом деле и Содружество заинтересовано. В частности, в вопросе идентификации личностей Фурии и Гидры.

— Потом ты поделишься новостью с Марком?

— Нет, — решительно ответил Джек. — Я собираюсь на Ока-нагон и лично поговорю с ним. Я еще не решил, стоит ли сообщать Марку, что Дени являлся Фурией. Он способен ис пользовать это в пропагандистской войне против семьи.

— Если хочешь, я тоже ничего не скажу ему об этом, — заявил я. — И к черту верность оппозиционным убеждениям, они здесь ни при чем. Семья на первом месте. Чем меньше людей знают о том, кем был Дени, тем лучше. Можешь рассказать Марку, что эта тварь приходила по мою душу, однако мне хватило сил разнести ее в клочья. Он поверит… После того случая с Парни он обязательно поверит. Знаешь что? Будет лучше всего, если я полечу с тобой. У меня на Оканагоне есть очень важное дело. Что-то исключительное. Мне следует поговорить с Синдией.

Джек сначала поразмышлял над моей просьбой.

— Я собирался лететь с максимально возможным Дф… Разве что засунуть тебя в камеру забвения?..

Я засмеялся:

— Забвение! Это забавно звучит, особенно после схватки в ангаре. Там для меня самое место. Я согласен.

Планеты, заселенные выходцами со всех концов Земли, куда меньше внимания уделяли туризму, чем «национальные» планеты. Там, собственно, и смотреть было нечего. Большинство из них были густо заселены. Жители, казалось, были озабочены только одним — как можно скорее стереть все экзотические черты и превратить новые миры в подобие Старого Света. Их в шутку так и называли — космополитанцы. В этом смысле характерны были их города: гость, разгуливая по их улицам и площадям, не мог избавиться от ощущения, что перед ним старый Кливленд, Манчестер, Осака или Волгоград. Все эти города мало походили на те фантастические поселения, которые так любят показывать в тридифильмах.

На мой взгляд, единственным исключением из этого правила была планета Оканагон, на которой я побывал несколько лет назад. Это было потрясающее зрелище!..

За исключением плато, где располагалась главная база Двенадцатого флота, весь остальной гигантский, вытянутый в экваториальном направлении континент был покрыт горными хребтами со снежными пиками. Пейзажи в тех краях были завораживающие… И вот что удивительно — казалось, переселенцы куда больше заботились о диких девственных краях, чем об уже освоенных землях. Правда, почвы на Оканагоне исключительно богатые: стоило перестать обрабатывать участок, и уже на следующий год джунгли поглощали всякие следы культурной деятельности. Вплоть до огромных построек… Их стены моментально обвивали бесчисленные лианы и другие вьющиеся растения. Но это, в общем, было характерно для всех планет подобного типа. Изумляло другое. Постоянные землетрясения без конца раскалывали кору, на ней были заметны исполинские, в несколько километров глубиной провалы — они тоже практически мгновенно зарастали. Только в горах, где обильно изливалась лава, имелись обширные, не покрытые растительностью участки. Они могли продержаться три, от силы четыре года. Прибавьте сюда широкие реки, которым было не привыкать менять русла.

Все эти красоты мы наблюдали из космоса; с борта «Скуры-2». Джек был такой важной персоной, что мог позволить себе, не совершив посадки в одном из космопортов планеты, проследовать прямо к Марку и Синдии домой. Они разместились на берегу реки Осойя, в четырехстах километрах от столицы.

Мы прибыли в полдень, сразу после сильного дождя, который освежил воздух. Дом строили на скорую руку, он был огромен и чем-то напоминал вагончик, где временно посе лился какой-то чудак. Вроде бы все здесь было устроено, как надо — были даже две веранды и ухоженный сад, и все равно что-то временное, ненадежное чувствовалось во всем. Возмож но, я не совсем разбирался в ситуации — дом специально был спроектирован так, чтобы в случае очень сильного землетрясения конструкция могла сложиться, не повредив его обита телям. С этим чувством ожидания пришлось смириться, привык я к нему не сразу. Как выяснилось позже, СЕРЕМ оказался расположен в горах, туда можно было быстро добраться на автомобиле. Комплекс был сооружен в теле древней гранитной плиты, которая не могла расколоться, даже если бы произошла катастрофа.

На подлете к дому мы не обнаружили ни защитного купола, ни автоматической навигационной системы НАВКОН, так что сажать корабль пришлось вручную. Видимость была отличная, ветер умеренный, и Джек лихо посадил звездолет возле теннисного корта. Встретил нас всегдашний эконом Марка Тьери Лашен. Он распахнул дверь и сказал: «Bonjour». Мы с Джеком много раз встречались с ним на острове Сан-Хуан и разговорились с ним. Он провел нас по сумрачному коридору, отделанному зеленоватыми деревянными панелями, который огибал залитый солнечным светом внутренний дворик. Посреди дворика был разбит цветник с роскошными местными растениями. Цветы их были удивительны по форме и переливались всеми цветами радуги. Рядом с клумбой, на полированных каменных плитах, высилась горка выкопанной земли и валялся детский совок из матово-желтой пластмассы — видно, Хаген постарался. Тьери только рассмеялся, увидев беспорядок. По том объяснил, что дети есть дети.

— Как тебе Оканагон? — спросил я.

— Скучно, — ответил Тьери. — Никакой ночной жизни в этом Челане. Они здесь даже не слышали о хоккее. Но мне грех жаловаться — все-таки тройной оклад может скрасить многие неудобства.

— Землетрясения не беспокоят? — поинтересовался Джек.

— Это точно, трясет постоянно. Будьте уверены… Бывает, аж с ног валит. Однако дом стабилизируется силовым полем — как, впрочем, и СEPEM, и правительственные здания в Челане, так что я не особо волнуюсь::. Сюда, Пожалуйста. Мадам в своем ателье.

Мы свернули во внутренние покои, прошли по крытому переходу, за окнами которого открывался прекрасный вид на реку, и добрались до небольшого домика, который примыкал к гаражной стене. Я решил, что ателье — это что-то вроде сада, где Синдия выращивает цветы, однако в пристройке располагалась настоящая механическая мастерская. Ее оборудование сделало бы честь какой-нибудь заводской лаборатории. Сама хозяйка в рабочем комбинезоне, в перчатках и в шлеме с помощью манипуляторов собирала в специальной камере что-то микроскопическое.

— Синдия! — позвал ее Тьери. — Гости!.. — И тут же ушел. Синдия бросила в микрофон: «Сохранить в том же положении», — стянула перчатки и протянула нам руку.

— Я так рада! Поверьте, очень, очень рада… — Затем она чмокнула меня в щеку. С Джеком она повела себя более сдержанно.

Чтобы не доставлять Синдии и Марку лишних хлопот, мы сообщили о своем прибытии только после того, как звездолет вынырнул в трехмерное пространство неподалеку от планеты. Джек опасался, что брат, узнай он о его приезде заранее, решит избежать встречи и улетит с Оканагона. Уже на планетарной орбите Джек попытался мысленно связаться с Марком, однако тот не ответил. Тогда мы запросили Синдию — она объяснила, что муж безвылазно сидит в СЕРЕМе[157]. Она обещала тут же связаться с ним и предупредить о нашем прибытии. Она уверила, что он будет очень рад повидаться с нами.

Мошенница!

— Простите, — сразу призналась она. Лицо ее залилось краской. — Марк отказался приехать домой. Он сказал, Джек, что увидится с вами в СЕРЕМе. Если, конечно, вы желаете поговорить с ним. Он всю эту неделю… ходит сам не свой.

Я ворчливо выругался, однако Джек, казалось, вовсе не был расстроен.

— Хорошо, — сразу согласился он. — Я прямо сейчас и отправлюсь. Я слышал, что у вас с дядей Роджи есть серьезный разговор? Не буду вам мешать.

Было видно, с каким облегчением Синдия выслушала эти слова.

— Вы, верно, не знаете, как добраться до СЕРЕМа? — спросила она.

— Не беспокойтесь, — ответил Джек, — я найду. Он ушел.

Я подтащил табуретку поближе и сел на нее. Синдия глядела куда-то в сторону, нервно поигрывала одной из перчаток. Молчание затянулось.

— Чем ты занимаешься? — наконец спросил я.

Она пожала плечами и ответила испуганно, словно я застал ее за каким-то предосудительным занятием:

— Так, пустячок. Ничего особенного… Хотела собрать сонарную насадку. Чтобы музыку слушать…

— Это все не по мне, ваши новомодные штучки. Мне хватает наушников или — что еще лучше — стереофонической системы, установленной в комнате. Разожжешь огонь в камине — поленья потрескивают, — нальешь себе виски… Вот это по-человечески.

Она как-то жалобно глянула на меня и медленно покачала головой, словно отвергая такой древний вид досуга. Слезы навернулись у нее на глаза. Не знаю, говорил ли я — глаза у Синдии были необыкновенные. Чудо что за очи!

Я принялся успокаивать ее:

— Что теперь плакать! Фурия мертва, и тот несчастный человек, который приютил ее, — тоже. Гидры больше нет… Если хочешь, я расскажу тебе эту историю — по крайней мере то, что я знаю.

— Да, пожалуйста. — Она вытащила ящик, встроенный в стол, достала оттуда платок и вытерла слезы.

Час я рассказывал ей об этих монстрах — об их рождении, о «подвигах», о бесславной кончине каждой твари. Всех их ждала, оказывается, незавидная участь. Синдия ни разу не прервала меня, только однажды встала и набрала нам обоим воды из фонтанчика у стены. Заканчивая, я сообщил ей то, что скрыл от Джека:

— Фурия призналась, что Гидра — вся, в целом — мертва. Не только те пятеро соблазненных Ремилардов, но и все «новые единицы». В тот момент я не обратил на эти слова внимания, но потом осознал их важность, потому что она добавила: «Но Гидра возродится. Придет новое поколение, и мы все явимся вновь. Я тоже! » Я до сих пор не могу понять, почему эта тварь так сказала. А ты, Синдия?

Она кивнула, потом добавила вслух:

— Да. Марк сумел утаить от дознавателей из Магистрата больше сотни оплодотворенных клеток, из которых с большой долей вероятности должны были получиться блистательные… — Она не договорила, снова всхлипнула, однако сумела взять себя в руки. — Я сама похитила их и поместила в секретный гистаториум под нашим домом. Там ими занялись эти мясники Морита и Джеф Стейнбренер. Роджи, Ментальный человек может быть восстановлен!

— Только этого и не хватало! — прошептал я.

— Потом мы привезли зародыши на Оканагон. Теперь они упрятаны в новом здании, в СЕРЕМе. Марк собирается вооружить их ЦГ 600Х и затем использовать для демонстрации наших намерений. Он жаждет сыграть по-крупному — заставить Содружество разрешить нам уйти мирно. Я точно не знаю, что он планирует. Этот вопрос обсуждался на недавнем расширенном пленуме, который состоялся здесь, на Оканагоне. Они уже готовят какие-то ментальные программы, определяют конфигурацию метаконцерта. Марк очень увлечен этой идеей. Ты понимаешь, младенческий мозг развивается в сверхчувственном отношении намного быстрее, чем во всем остальном…

— Вот о чем предупреждал Дени, — прошептал я.

— Не знаю, каким образом, но Дени оказалось под силу преодолеть защитный барьер вокруг СЕРЕМа. Он убил их всех разом — больше сотни… ну, этих особей. Повысил давление на их мозг. Я была в тот момент в лаборатории. Он заявил, что дети уже стали составными частями Гидры, что все они метапсихические вампиры. Во всем была виновата Мадлен. Она решила действовать самостоятельно и заложила в бессознательное зародышей программу подчинения только ее командам. Ничьим больше… С их помощью она хотела основать Второе Содружество и поработить человечество. Когда Дени объяснил мне все это, он вдруг исчез. Бесследно, как будто растворился!.. Я ничего не сказала Марку — на то у меня есть свои причины…

— Дени был способен телепортировать себя или совершать так называемый d-переход, — сказал я. — Он умел с помощью усилия мысли генерировать ипсилон-поле. Он был блиста-тельный мастер, причем никогда его не подвергали калибровке, и что он там таил, внутри своего мозга, навсегда останется загадкой. Но понимаешь, Синдия, твой рассказ трудно признать ответом на заявление Фурии насчет ее возвращения. Понимаешь, если и Гидра — то есть Мадлен — и Фурия мертвы, то как она может возродиться вновь? Это просто невозможно.

Она немного помолчала, потом все-таки решилась:

— Я знаю, что Марк решил повторить свой опыт. И на этот раз вовсе не для того, чтобы обеспечить успех восстанию. Время упущено — дети не успеют подрасти. Мне кажется, что Марк хочет заполучить Ментального человека исключительно для себя. Чтобы он был его собственностью, хотя это гадко, гадко! Это аморально, это немыслимо!

Последние слова она уже выкрикивала. Она словно стегала меня, обрушивая на мою голову все эти обвинения. Понятно — я случайно подвернулся ей под руку. Потом она зарыдала — громко, с причитаниями… Я вскочил, бросился к ней. Синдия продолжала колотить кулачками по поверхности лабораторного стола. Я прижал ее к себе. Сознание ее на мгновение раскрылось, и там я увидел такое!.. Правда о Ментальном человеке была не то чтобы ужасна — она была отвратительна. То, что мой внучатый племянник собирался делать с невинными детишками, в каких монстров он хотел их превратить, вся эта машинерия тщательно лелеемого зла выходила за рамки допустимого. В любом смысле! В моральном, техническом, философском… В любом!.. Ибо своими руками ковать оружие дьявола — это великий грех. Если же прикрывать его налетом лицемерия, неблагодарности к роду человеческому и непомерной гордыни, то этот грех неискупим.

Так же внезапно Синдия успокоилась. Рыдания прекратились, она вытерла глаза.

— Все в порядке, — сказала она. — Простите за эту выходку.

— Синдия, ради Бога! Скажи, что имел в виду Дени? Она шмыгнула носом, отрицательно покачала головой и твердо заявила:

— Только я могу покончить с этим. Тут ваше вмешательство не потребуется. Я прошу вас никому и ничего об этом не рассказывать. Особенно Джеку!

— Ты в своем уме? — воскликнул я. — Марк намеревается восстановить Ментальных людей, и Дени предупредил, что все они являются составными единицами Гидры, и я должен молчать об этом? Мы должны все рассказать Джеку! И не только ему, но и Доротее, и Дэви Макгрегору, и Галактическому Магистрату, и все этим лилмикам, черт их дери! Мы должны предостеречь твоего отца и весь Исполнительный комитет, чтобы они исключили этого бандита…

— Послушай меня, дядя Роджи. Ты неверно понял Дени, когда он заявил о возможности возрождения Гидры. Он выразился метафорически — подобное развитие событий невозможно. Гидра здесь ни при чем — Ментальный человек опасен сам по себе. Без всякой связи с Гидрой… Я сама только недавно догадалась об этом. Меня осенило в момент, когда души этих несчастных младенцев отлетали… не знаю куда. К небесам? В преисподнюю?.. В этом проекте есть такие детали, о которых я не могу рассказать тебе. Поверь мне на слово, что только я могу положить этому конец. Если все получится как надо, то больше никогда не будет ментальных детишек. Их просто неоткуда будет взять.

— Вот глупая курица! — не удержался я. — Дело идет о существовании Галактики, а ты!.. Не слишком ли много на себя берешь? Ты что, способна внушить этому подонку мысли о греховности задуманного им? Он и сам об этом знает. Он вырос на моих глазах. Признаюсь, мне Дени еще кое-что поведал. Он заявил, что за всю историю человечества не по являлось более опасных людей, чем он и Марк. Он предупредил меня, что Марк способен сотворить что-то ужасное с Хагеном. С твоим собственным сыном!

Кровь прихлынула к ее лицу.

— Я знаю, — кротко ответила она.

— Что имел в виду Дени? — Я решительно потребовал объяснений.

— Это не важно.

Она отвернулась и сказала, уже обращаясь к противоположной стене — словно клялась:

— С Хагеном ничего не случится. С Клод тоже. Я положу конец Ментальному человеку. Тебе не надо вмешиваться, дядя Роджи. Или Джеку, или еще кому-нибудь. Никто из вас не способен остановить Марка. Только я.

— Если ты рехнулась, — я смачно выругался, — то тебе уже не поможешь.

Она резко повернулась ко мне. В глазах ее пылали упрямые огоньки.

— Кто лучше меня знает моего мужа? Только я понимаю его до конца, следовательно, только мне знать, как покончить с этим раз и навсегда. Я люблю Марка, и я сделаю это. Вы должны верить мне на слово.

Это было логично. К тому же, следует признать, убедительно. Видно было, что решение далось ей нелегко — она долго его обдумывала. Переубедить ирландку, вбившую себе в голову бредовую идею? Я за это не возьмусь… Я направился к двери и на ходу бросил:

— Черт с тобой, поступай, как знаешь. Я улетаю. Подожду Ти-Жана на крыльце — и в путь.

— Вы ничего больше не хотите мне сказать? — жалобно спросила она.

Я махнул рукой:

— Нет. Что я могу сказать! Клянусь именем Божьим, что если Марк решил восстановить Ментального человека, он сделает это. Его невозможно переубедить.

— Убеждение, — тихо ответила Синдия Малдоуни, — не входит в мои планы.

Пылая от гнева, я направился назад и уже в доме встретил няню Мицуко с детьми. Хаген важно вышагивал и тащил за собой на буксире вагончик, в котором восседал какой-то древний динозавр. Клод была совсем маленькая, и нянька держала ее на руках. Я было остановился возле них, однако дети, видимо, почувствовали мое состояние и сразу набычились. Хаген спрятался за няньку.

Вновь я с ними увиделся спустя тридцать один год, когда они оба вернулись из плиоцена. Только так им удалось избежать судьбы, которую им уготовил отец.

Тьери, заметив меня сидящим на крыльце, уговорил пройти в дом. Там он меня накормил. Ти-Жан вернулся через три часа, настроение у него было безмятежное. По секрету он сообщил, что встреча с Марком закончилась печально. Я не стал расспрашивать его о подробностях. Мне показалось, что и у них разговор вертелся вокруг Ментального человека. Думаю, Марк открыл ему правду — возможно, в расчете привлечь брата на свою сторону, поразить его грандиозностью и трудностью задачи. Вот в чем я совершенно уверен — для этого у меня есть веские основания, — что именно в тот день братья стали врагами. Раскол в обществе прошел уже по семьям, и разрешить его могло только восстание.

Оно неумолимо приближалось.