Я последовала совету профессора. Переоделась, собрала вещи, сбегала к Крису и к вечернему обходу была полностью готова к выписке, чем немало удивила дежурного врача, привыкшего к проблемной пациентке. Эйр растерялся настолько, что даже сам вызвался отвезти меня после смены к главным университетским воротам.
Так я вновь оказалась в кампусе в комнате семейного общежития. Одна.
Вернуться туда, где все – от пиджака в шкафу до рыжих волосков между зубцами лежавшей в ванной расчески – напоминало о Кристере, было тяжело. Хотелось сжаться в клубочек на кровати, слишком большой для меня одной, и тихо скулить в подушку, вспоминая, как мы с мужем целовались в последнюю спокойную ночь. Но я заставила себя сосредоточиться. Выкинула из головы лишние мысли, достала бумагу и села писать.
Начала с извинений.
«Папа, мама, простите, что так долго молчала…»
Закончила за полночь. Спала плохо, несмотря на пакет успокоительных и снотворных, заботливо выданных доктором. Зато встала вовремя безо всякого будильника – за время, проведенное в больнице, организм успел привыкнуть к ранним подъемам и обязательным физическим процедурам.
Лекция по основам техномагии прошла спокойно. Я ожидала, что эйр Юргенс как-то отреагирует, увидев меня, но нет – профессор кивнул спокойно и равнодушно и, кажется, совершенно не удивился, что его слова оказали на мою больную голову столь чудесный терапевтический эффект. Зато на сокурсников мое явление произвело впечатление, сравнимое с взрывом двухпотокового кристалла.
Каким-то невероятным образом слухи о нашем с Крисом непосредственном участии в спасении Грифдейла от извержения Флейде просочились к студентам и разлетелись по кампусу со скоростью морового поветрия. Во время перерыва вокруг меня собралась немаленькая толпа. Все гудели, наперебой выспрашивая подробности, хвалили, восхищались, хлопали по плечу, совали в кармашки сумки приглашения на спектакли, клубные собрания и дружеские ужины в модной кондитерской «Виссена». В один момент я стала центром внимания, самой популярной эйрой и желанной подругой. Была даже пара предложений начать встречаться – и то, что у меня вообще-то был любимый муж, о котором знал весь Техномагический, молодых людей никак не смущало.
Кое-как вырвавшись из оцепления, я нашла тихое место лишь в компании Неудачника. И, что меня немало удивило, Абнер.
Автоматон сегодня был в ударе. Заглотив монеты Бьянки, он радостно зафырчал и выдал в окошечко стаканчик ароматного кофе. Я тихо сглотнула слюну – в больнице тонизирующие напитки пациентам не полагались. И немало удивилась, когда Абнер вдруг повернулась ко мне.
– Держи, – буркнула она, протягивая стаканчик. – Мне эта черная бурда никогда не нравилась, а тебе еще лет двадцать придется тарелки мыть, пока закроешь кредит на лечение. Если, конечно, город не выплачивает какую-нибудь геройскую премию за великие заслуги перед Флаймом. Хотя постой, твоих-то заслуг там нет. Всю работу, как всегда, сделали муж и умерший триста лет назад старик, а шустрая Рианнон Росс лишь вовремя подсуетилась, чтобы получить лавры спасительницы Грифдейла и заглавную статью в «Флайм Таймс».
– Завидуешь, Абнер? – усмехнулась, забирая предложенный кофе. Если честно, привычные подколки Бьянки нравились мне куда больше, чем внезапное обожание тех, кто еще две недели назад не упускал случая задеть «взрывоопасную Росс». – Тоскуешь об изрядно поредевшей армии поклонников?
– Вот еще, – передернула плечами сокурсница. – Не пройдет и месяца, как всем надоест за тобой бегать. А то и быстрее, если подвернется что-нибудь поинтереснее.
– Не переживай. Если не подтяну хвосты по учебе, меня отчислят раньше. Сможешь устроить праздник по этому случаю и выписать клоунов из ближайшего цирка.
– И вас с мужем приглашу, не сомневайся, – оскалилась в ответ Абнер. – Кстати, это я сдала службе безопасности и Россу твою интрижку с Кордом. Не благодари.
А потом вдруг полезла в сумку. На свет показалась исписанная тетрадка с заголовком «Основы магомеханики» на кожаном переплете.
– Вот. Лекции Виллер, по которым она принимала промежуточный экзамен. Не переживай, не мои. Брат Уве дал, он на два курса старше.
– Спасибо…
Сказать по правде, я растерялась. Но и сама Бьянка, услышав благодарность, казалось, растерялась не меньше.
– Не обольщайся, Росс, все равно завалишь, – бросила она, пряча смущение за резкостью. – И… ты все еще меня бесишь, ясно? Просто… без тебя придется искать другую неудачницу, а я уже привыкла к твоим дырявым платьям и дремучему южанству.
– Смотри не лопни, Абнер, когда увидишь верхние строчки таблицы рейтинга через пару недель, – от души пожелала я.
Хотя на самом деле имела в виду другое.
Но Бьянка поняла.
– Сначала поднимись выше последнего места, Росс, а потом поговорим. И ты должна мне три рена за кофе.
Я молчаливо отсалютовала ей стаканчиком.
Все-таки хорошо, что что-то в новом мире осталось неизменным – пусть даже этим чем-то оказалось заклятое соперничество с Бьянкой Абнер.
Учебная жизнь после почти двухнедельной болезни оказалась тяжелым испытанием. Но это было именно то, в чем я нуждалась для душевного восстановления. Лекции, практикумы, домашние задания, дополнительные отработки и горы литературы в библиотеке отвлекали от мрачных мыслей и давали стимул двигаться вперед. Приближались первые семестровые экзамены, от которых напрямую зависело мое дальнейшее обучение, и я была решительно настроена получить не самый провальный балл.
Вернулась я и в столовую – учеба учебой, а необходимость зарабатывать на столичную жизнь никто не отменял. Отрабатывать полную смену, увы, не получалось – я еще не до конца оправилась от сотрясения и быстро уставала. К тому же, каждый день к пяти я сломя голову неслась в больницу, чтобы все приемные часы провести с Крисом.
Два часа я говорила, не переставая, пусть муж и не мог меня слышать. Рассказывала об учебе, новом декане и готовящемся назначении профессора Марген Виллер на пост ректора Университета Техномагии. Жаловалась на Шелтона, который с упорством, достойным лучшего применения, таскался в столовую и требовал, чтобы я составляла ему компанию за обедом – как я подозревала, исключительно для того, чтобы убедиться, что я вообще хоть что-то ем. Хвасталась, что почти догнала сокурсников по пропущенным темам, и обещала хорошо сдать экзамен, чтобы поехать в Понтерру на зимние каникулы, как мы и хотели. Эйр Штейн сказал, что судебное разбирательство по делу Дона Корда к тому времени должно закончиться, а значит, нам не нужно будет оставаться в Грифдейле, чтобы присутствовать на заседаниях.
Главное, чтобы он, Крис, к этому времени успел поправиться.
А остальное неважно.
Всего-то пара дней – и…
Я ждала пробуждения Криса как самого большого праздника. С тех пор, как врач объявил, что терапия почти закончена, я прибегала в приемный покой на полчаса раньше, лишь бы не пропустить ни секунды из отведенных для посещения двух часов. Сидела как на иголках, гипнотизируя взглядом минутную стрелку, чтобы первой ворваться в распахнутые двери, добежать до заветной двести третьей палаты и наконец увидеть Криса, по которому скучала каждую одинокую секунду длинного-длинного дня.
Семь минут… шесть…
На пол передо мной легла тень. Я повернулась, удивленная внезапным соседством.
– Эйра Росс? – высокий мужчина в потертой кожаной куртке коротко улыбнулся мне поверх букета цветов. Безымянный палец эйра украшало простое золотое кольцо. – Майор Алеф Блинкер. Штейн довольно живо описал тебя, так что узнать оказалось нетрудно. Рад знакомству.
– Взаимно, – я машинально пожала протянутую руку. Бывший начальник Криса оказался приятным мужчиной средних лет, немного похожим на Эриха Штейна выправкой, разворотом плеч и взглядом, усталым, но цепким. Он был примерно вдвое старше Криса – наверное, почти ровесник моего отца – но было в нем что-то подсознательно располагающее, отчего разница в возрасте отступала на второй план. То ли улыбка, то ли выдававшая искреннее волнение неловкость, с которой майор вертел в руках большой букет рыжих лилий. Чувствовалось, что эйру Блинкеру куда привычнее было обращаться с бумагами, рычагами магомобиля или табельным оружием.
– Приехал, как только смог, – тяжело вздохнул он, опускаясь на соседнее кресло. – Дела. После ареста Дона Корда пришлось немало побегать, восстанавливая наши с Эрихом архивные наработки. Но теперь все завертелось, как надо. Обвинения предъявлены, свидетельских показаний на три тома – и это не считая того, что расскажут выжившие, когда придут в себя. Почти две недели в Грифдейле, а вырваться удалось только сейчас. Как Кристер?
– Скоро должен очнуться. Обещают, что он полностью восстановится. Его зацепило не так сильно, как…
«Как тех, кто пробыл в стазисе не один месяц», – чуть не сказала я, но вовремя прикусила язык. Я не знала, как говорить с эйром Блинкером про Херманну. Врачи давали осторожные прогнозы и пока не торопились называть дату вывода эйры Диллинджер из медикаментозного сна. Так что и визит, и букет, и выглаженную – явно специально – рубашку Мэнни вряд ли оценит.
Но майор Алеф Блинкер лишь коротко кивнул.
– Рад слышать.
На несколько минут в приемной воцарилась тишина. Я вернулась к тоскливому созерцанию минутной стрелки, а эйр Блинкер задумчиво разглядывал узор на пятнистых лепестках лилий. И вдруг повернулся ко мне.
– Спасибо.
Вот так просто, без витиеватых фраз и объяснений. Но невозможно было не ощутить бездну чувств, прячущихся за коротким словом. Боль, вина, тоска, и поверх них – робкие ростки надежды…
– Благодарите Кристера, эйр Блинкер. Это он придумал, как преодолеть стазис. Без него ничего бы не вышло.
– Непременно поблагодарю.
До открытия медицинского центра для посетителей оставалось меньше минуты. Я встала, чтобы пройти в числе первых, майор поднялся следом.
– Возьми, – попросил он, протягивая мне букет. – Сам не знаю, зачем купил. Мэн терпеть не может цветы и прочие сентиментальные глупости, а я вот… – он усмехнулся. – Нервы, наверное. Или старость.
– Когда вы улыбаетесь, совсем не кажетесь старым, – ляпнула я.
Майор расхохотался.
– Вот уж комплимент так комплимент! В семейном стиле Россов. Хотя, знаешь, Мэн говорила так же. Разглядела ведь что-то во мне…
– Она поправится, вот увидите.
Майор кивнул. А я, принимая букет, решилась спросить о волнующей меня вещи.
– Эйр Блинкер, вы… вы примете Криса обратно?
– Только если он сам захочет. Но, – улыбнулся эйр, бросив на меня хитрый взгляд, – что-то мне подсказывает, что этого не случится. Вряд ли он решит оставить Грифдейл ради скучной службы в провинциальном отделе расследований. Но я всегда буду рад встрече с вами обоими. И Мэн, уверен, тоже.
– Обязательно.
Двери раскрылись, пропуская нас с майором к центральной лестнице. А когда я, взбежав на второй этаж, повернула ручку двести третьей палаты, то едва не выронила из рук объемный букет.
На меня смотрели яркие синие глаза, лучащиеся радостью и узнаванием.
– Крис!
В первое мгновение меня накрыла волна эйфории – очнулся, он очнулся! Но радость резко сменилась сожалением и стыдом, что в такой важный момент меня не оказалось рядом.
Что Крис подумал, когда пришел в себя в полном одиночестве? Вдруг он решил, что я бросила его, как бывшая любовница ректора Лергена, про которую рассказывал Шелтон? И еще букет этот…
Я застыла, не зная, что делать дальше – то ли ставить цветы в вазу, то ли бросаться на шею к Крису. Хотелось плакать и смеяться одновременно, нырнуть в кольцо нежных рук, целовать любимое лицо, гладить отросшие рыжие волосы, а получалось лишь стоять, глупо хлопая глазами, и кусать от неловкости губы.
– Эй, Ри, – вывел из ступора голос мужа. – Чего ты такая нерадостная?
– Крис, я…
– Ты, – усмехнулся он, не сводя с меня взгляда. – И это прекрасно. Что не так?
Из груди вырвался беспомощный всхлип.
– Крис, я… я так хотела быть здесь, когда ты откроешь глаза! А теперь… Мало ли, вдруг ты подумаешь, что мне совершенно наплевать? Решишь еще, что я к тебе ни разу не приходила. И вообще…
Крис мягко усмехнулся. Похлопал рукой по кровати, подвинулся, освобождая место рядом с собой – и я наконец вернула контроль над собственным телом. Отложила на тумбочку букет, села к мужу – а потом и вовсе прижалась всем телом, вдавливая Криса в подушку. Боги, какое же это было счастье – снова прикасаться к нему, чувствовать горячее дыхание на коже, видеть насмешливый взгляд, улыбку.
– Не переживай, все это время я тебя отлично слышал, – признался Кристер, скользнув ладонью по моей спине. – И надо сказать, чем дальше, тем больше вещей требовало прояснения. Вот, например, правда, что ты завещала свое тело Шелтону на опыты? И пообещала Алефу, что мы обязательно будем на их с Мэнни свадьбе? А Бьянка Абнер, которую ты всегда на дух не переносила, показалось, или ты и ее назвала вполне нормальной эйрой?
– Ну, – фыркнула я, – пока ты спал, я многое в жизни пересмотрела.
– Что, прямо все-все? А «не умирай, любимый» еще актуально? Если честно, меня это волнует больше всего. Думаю, нам надо все переиграть. Давай я снова лягу изображать труп, а ты скажешь: «Не умирай, любимый и единственный эйр муж мой, поганка в супе – это не специально было». И тут я такой открываю глаза…
Не сдержавшись, я треснула мужа кулаком – а нечего издеваться! Конечно, не во всю силу – так, ткнула для вида, но Крис заохал настолько натурально, будто я только что пустила ему стрелу в колено.
– Нельзя бить больного! Нельзя! Вон, на двери табличка висит!
– На голову ты больной, любимый и единственный эйр муж мой! – вспылила я. – На голову!
– Ну, зато любимый.
– Любимый.
На мгновение в палате стало очень тихо. Я замерла, боясь пошевелиться, чтобы не разрушить хрупкое волшебство момента, когда я впервые сказала вслух о своих чувствах. И вдруг ощутила прикосновение к руке. Муж погладил мою ладонь, переплел наши пальцы.
– Я тебя люблю, Рианнон Фелтон, – тихо произнес он. – Серьезно. Без шуток. Люблю.
И потянулся ко мне…
Этот поцелуй должен был стать наградой за три с половиной мучительных недели, что я ждала, пока Крис очнется. Долгожданный, горячий, еще хранивший на губах вкус только что произнесенных признаний…
Но он не состоялся.
Дверь бесцеремонно распахнулась, и наше уединение нарушили медсестра и трое врачей, прибывших, чтобы осмотреть очнувшегося пациента и убрать датчики, которые я, совершенно ошалев от счастья, не заметила и случайно пережала, устроив Крису мнимую смерть. Меня нещадно оттеснили в сторону, а потом и вовсе изгнали, сообщив, что собираются проводить полную проверку с раздеванием.
Тоже мне, удивили. Голого Кристера я уже видела – пусть пока мельком и не во всей красе. Но я была решительно настроена исправить это упущение при первом же удобном случае и рассмотреть все-все-все. Мы муж и жена, в конце концов, и имеем полное право… стучать кроватью о стену! Вот!
Но все мои «вот» для врачей были все равно что пустой звук. Кристера увезли на анализы, а мне было велено явиться завтра. Хорошо хоть попрощаться разрешили.
А впрочем, неважно. Мне все равно было хорошо, как никогда прежде, ведь главное уже случилось. Крис очнулся. И он любит меня.
Любит!
Боги, как же прекрасно!
Счастливая и окрыленная, я летела домой, уже предвкушая, как приду завтра и расскажу Крису об успехах в подготовке к экзамену, первой встрече рабочей группы по изучению стабилизаторов и Шелтоне Лергене, который за обедом вдруг заявил, что после отставки отца собирается плюнуть на карьеру ученого и открыть театр автоматонов. Как наконец поцелую мужа по-настоящему. А еще тайком принесу в сумке пирожные от «Виссена» и термос сейлиннского чая вместо той едва подкрашенной водички, которую давали в столовой медцентра.
Два часа, до краев наполненные счастьем! А потом будут еще два. И еще…
Но сладкие грезы разбились о реальность, когда я увидела, кто стоял у главных ворот Техномагического, ожидая разового пропуска от охранника.
Папа.
Он словно почувствовал, что я рядом. Обернулся, встретившись со мной глазами, шагнул навстречу. Взгляд, привычно суровый, оценивающе скользнул по моей фигуре – фривольной юбке, коротким волосам, модным сапожкам на каблучке, куртке, слишком легкой для конца осени, голой шее без шарфа.
Видеть отца в Грифдейле посреди университетского кампуса было… странно. Крупный широкоплечий горняк с темными волосами и жесткой колючей щетиной на массивном подбородке, Уоррен Фелтон отличался от типичных столичных франтов как земля от неба. Потрепанная кожанка, которую он носил, кажется, уже лет пятнадцать, широкие рабочие штаны, кожа с едва заметным золотистым оттенком от въевшейся за долгие годы магорудной пыли, короткая стрижка – буквально все выдавало в нем уроженца южных островов. Это смущало, напоминая о провинциальном прошлом, от которого я всеми силами старалась сбежать. И вместе с тем, при виде отца – такого родного и знакомого до последней родинки, черточки, протертой кожи на рукавах старой куртке – сжалось сердце. Я не должна была убегать так, позорно и тихо, а потом молчать почти всю осень. Единственное письмо, которое не объясняло и десятой части всего, что произошло со мной, я и то решилась написать лишь три месяца и сотрясение мозга спустя…
– Рианнон.
Я замерла, опустив взгляд, не зная, чего ждать от этого негромкого твердого «Рианнон». Обычно это не предвещало ничего хорошего. И если бы не перемены, произошедшие во мне за последний месяц, я бы, наверное, не нашла бы сил ответить. Но сейчас я была готова сделать шаг навстречу.
Хотя бы попытаться.
– Добрый вечер… папа.
– И тебе, Рианнон.
Я медленно подняла голову, встретившись взглядом с отцом.
– Что ты делаешь в Грифдейле?
– Получил твое письмо, – он похлопал широкой ладонью по нагрудному карману. – Не могу сказать, что понял все, что ты пыталась объяснить, но некоторые новости доходят и до провинциальных газет, так что историю с проснувшимся вулканом и разоблачением похищений в кампусе я в общих чертах уже знаю.
Щеки вспыхнули от стыда.
– Прости… надо было раньше…
– Надо, – кивнул отец. – Как минимум после того, как ты съехала от Фонтенов.
Я только глазами хлопнула. И это все, что отец мог сказать?
А потом до меня дошло.
– Пап, ты… ты знал, что я жила у Авелинн?
Темная бровь скептически выгнулась.
– Рианнон, ты что, действительно полагала, что мы не в курсе, где ты? Да Фонтены известили нас на следующий же день после того, как ты заявилась к ним на порог с чемоданом наперевес. Тильда написала Бернсу, тот понял, что дело нечисто, и, не теряя ни минуты, отправился к нам.
– И… что ты сделал?
Отец неопределенно хмыкнул.
– Послал Тильде пятьсот ренов банковским переводом на твое содержание, разумеется. Мы же понятия не имели, сколько у тебя с собой денег.
Я уставилась на него, не находя слов. Я ведь считала, на полном серьезе считала, что после побега родные возненавидят меня. Отрекутся, забудут – или, наоборот, сделают все, чтобы вернуть заблудшую девицу в лоно семьи. Но вместо того, чтобы броситься в Грифдейл в ту же секунду, как эйр Бернс доставил письмо, и отправить меня и Кристера на принудительное расторжение брака к регистратору, наверняка уже до полусмерти запуганному бабулей, отец просто взял… и поехал в банк. И выслал мне деньги на жизнь в столице.
– Почему?
Он посмотрел на меня сверху вниз.
– Хочешь узнать, почему мы не отправились за тобой сразу же, как только увидели записку и отрезанную косу на подушке? Да, первым моим порывом было поступить именно так. Марджери впала в истерику, твоя мать требовала, чтобы я срочно кинулся на вокзал и за ухо притащил тебя домой. Но потом мы получили письмо от Бернса, где он писал, с каким энтузиазмом ты взялась за учебу в Университете, и тогда я сказал, что если ты захочешь, то вернешься. Сама.
– Но… как? Почему?
– Если бы мы забрали тебя насильно, ты была бы рядом, да, но относилась бы к нам как к тюремщикам. И, вероятно, всю жизнь жалела бы об упущенных по нашей вине шансах. А мы этого не хотели. Оставалось только принять твой выбор и помочь… по мере сил.
Мир перевернулся. Это противоречило всему, что я знала… думала, что знаю о своей семье. Образ строгого, отказывающегося меня слушать отца рушился на глазах, и все, что я могла – лишь растерянно хлопать глазами, не зная, во что верить.
– Спасибо.
Отец кивнул, и тогда я решилась задать самый важный вопрос, беспокоивший меня с первой секунды нашей встречи.
– Так значит, ты не будешь пытаться забрать меня из университета?
– Ты же теперь замужняя эйра. Никто, кроме мужа, не может влиять на твои решения. Но я оставлю тебе разрешение на учебу. Просто чтобы ты знала, что у тебя всегда есть выбор. Жить здесь или вернуться домой, учиться или нет, оставаться в браке или развестись, если разрешение на посещение занятий было единственным, что держало вас вместе.
– Это не так, папа! – воскликнула я горячо и пылко. – Я люблю своего мужа! И наш брак… это все по-настоящему. Честно.
Он улыбнулся с какой-то особенной теплотой.
– Рад это слышать, Рианнон. Значит, хоть чему-то мы с мамой тебя научили. Вот разрешение, – отец протянул мне бумаги. – На всякий случай.
Я долго не решалась взять лист из отцовских пальцев. Казалось, стоит мне это сделать, и хрупкая нить понимания между нами разорвется, сменившись знакомой глухой стеной. Потребовалось немало мужества, чтобы забрать бумаги и, свернув, положить их в сумку.
– И теперь ты… уедешь?
Отец посмотрел на меня без улыбки.
– А ты хочешь, чтобы я уехал?
– Нет. Не сразу.
Он молча притянул меня к себе, и я благодарно уткнулась носом в мягкую кожу куртки, пахнущей домом. Широкая ладонь погладила по спине, совсем как в детстве.
– Обратный билет через неделю, – проговорил отец, не разжимая объятий. – Я остановился у Тильды. Буду рад, если мы с тобой сходим куда-нибудь. Покажешь Грифдейл, расскажешь о муже. Должен же я познакомиться с зятем хотя бы через три месяца после свадьбы.
Я покраснела.
– Прости.
Он усмехнулся.
– Мне и с тобой придется знакомиться заново, Рианнон. Как-то упустил момент, когда ты успела вырасти. Казалось, еще недавно ты едва доставала мне до колена, как вдруг оказалось, что моя дочь уже самостоятельная молодая эйра.
«А я вот… узнала отца с совершенно неожиданной стороны», – подумала я, но вслух говорить не стала, вложив пальцы в шершавую ладонь.
– Тогда завтра. Здесь же. В семь. А в выходные сможем навестить Криса в больнице.
– Договорились, – улыбнулся краешками губ эйр Фелтон.
И эта спокойная улыбка поставила в истории моего побега, спонтанного замужества и приключениях с лабораторией Дер-Эйка окончательную точку. Я больше не была наивной, идеалистичной Рианнон Фелтон, готовой на все ради придуманных мечтаний. Я выросла, повзрослела и, хочется верить, выучила несколько важных жизненных уроков. Настало время исправлять совершенные по глупости ошибки. Помириться с отцом, познакомить его с Кристером. Начать новую жизнь – безо лжи, обмана и всяких «понарошку».
А дальше… будет видно.