Полгода спустя
Иван проснулся от звука будильника и первым делом посмотрел на Майю. Девушка лежала рядом, но сон у нее был беспокойным — она ворочалась, что-то бормотала во сне. Наверняка снова снился тот мир, который они покинули.
За окном серого утра виднелись знакомые многоэтажки родного города. Его мир, где он родился и вырос. Мир без магии, летающих автомобилей, домовых и русалок. Обычный, серый, привычный мир.
— Опять кошмары? — тихо спросил он, когда Майя открыла глаза.
— Не кошмары, — грустно улыбнулась она. — Хорошие сны. Снилось, что мы дома, в библиотеке у Ольги Андреевны. Пили чай, обсуждали планы…
Иван обнял ее крепче. Рана от проклятого кинжала зажила сразу же, как только они оказались в мире без магии. Но другие раны — душевные — оставались болезненными.
— Хочешь позавтракать? — предложил он. — Могу приготовить те блинчики, которые ты любишь.
— Хочу зажечь огонь на ладони, — тихо ответила Майя. — Хочу увидеть хотя бы искорку. Полгода уже пытаюсь, но ничего не получается.
Иван ничего не ответил. Что он мог сказать? Что и сам иногда по ночам пытался создать магический свет? Что тоже скучал по тому ощущению силы, которое было в том мире?
Они молча встали с постели и направились на кухню. Квартира была небольшой — однокомнатная, на окраине города. Ивану удалось устроиться на завод токарем, Майя работала в библиотеке. Простая, тихая жизнь обычных людей.
— Смотри, — Майя указала на телевизор. — Опять новости про беспорядки.
На экране показывали кадры из разных стран. Протесты, митинги, столкновения с полицией. Мир менялся, но не так, как они надеялись в том, другом мире.
— Иногда думаю, — задумчиво сказала Майя, наливая чай, — может, нам стоило остаться? Помочь им справиться с трудностями?
— Интересно, как они там без нас? — Иван задумчиво прикоснулся к медальону на шее.
В это же время, в мире, который они покинули, Ольга Андреевна стояла у окна библиотеки и смотрела на дымящийся город. По улицам бегали люди с мешками награбленного добра. Где-то вдали полыхал пожар — видимо, снова подожгли правительственное здание.
— Как дела с продовольствием? — спросила она, обращаясь к Карцеву.
Полковник мрачно покачал головой:
— Плохо. Крестьяне отказываются везти зерно в город. Говорят, что за деньги им нечего покупать, а на продукты обменивать не хотят.
— А заводы?
— Половина остановилась. Рабочие требуют немедленного повышения зарплат, а директора говорят, что денег в казне нет.
Ольга Андреевна вздохнула. Полгода назад, когда пал режим Дзержинского, всем казалось, что наступит золотой век. Люди ликовали, магические существа вернулись в города, началось строительство нового, справедливого общества.
Но оказалось, что разрушить старое намного проще, чем построить новое.
— А как дела в других городах? — спросила она.
— В Москве — анархия. Петр Кулешов попытался объявить себя новым генсеком, но его свергли через неделю. Теперь там правит совет из семи человек, которые не могут ни о чем договориться.
— В Киеве объявили независимость от Союза, — добавил подошедший Громов. — Говорят, создают собственное государство.
— А Сибирь вообще от всех отказалась, — мрачно заметил водяной. — Там теперь правят местные кланы.
Ольга Андреевна прикрыла глаза. Когда рядом был Иван, все казалось возможным. Он умел объединять людей, вдохновлять на подвиги, находить компромиссы. А теперь…
— Может, попробуем связаться с ним? — робко предложил кто-то. — Домовые говорят, что можно попытаться открыть портал…
— Нет, — твердо сказала Ольга Андреевна. — Там он жив и здоров. А здесь его может убить первая же попытка применить магию. Мы не имеем права его звать.
В дверь постучали. Вошел гонец — молодой парень с перебинтованной рукой.
— Из лесов плохие новости, — запыхавшись, доложил он. — Волки объединились в стаи. Нападают на деревни. Говорят, их ведет какой-то волшебник.
— Еще один самозванец, — устало сказал Карцев. — Третий за месяц.
— А из-за океана телеграмма, — продолжил гонец. — Америка официально закрывает границы. Их поддерживает Канада и Мексика.
— Ну и пусть, сейчас проблем и без них хватит, — констатировала Ольга Андреевна. — После будем разбираться. Может, оно и к лучшему.
Она подошла к карте мира, висевшей на стене. Красные звезды, обозначавшие страны Союза, казались теперь насмешкой. Половина из них уже погасла.
— Что будем делать? — спросил Громов.
— Выживать, — ответила Ольга Андреевна. — И надеяться, что когда-нибудь мы сможем исправить то, что натворили.
А за океаном, в Вашингтоне, в Овальном кабинете Белого дома, происходил совершенно другой разговор.
Президент Соединенных Штатов Америки Джеймс Патрик О'Коннор сидел за своим массивным дубовым столом и внимательно изучал доклады разведки. Мужчина средних лет, с проседью в темных волосах и усталыми глазами за очками в тонкой оправе, выглядел измотанным. Последние месяцы выдались особенно тяжелыми — решение о начале открытого противостояния Союзу далось очень нелегко.
— Итак, Феликс, — сказал президент, обращаясь к человеку, сидящему напротив него, — вы утверждаете, что ситуация в Союзе критическая?
Собеседник О'Коннора производил тягостное впечатление. Феликс Дзержинский — а это был именно он, хотя президент знал его под именем Фредерик Стил, — мало походил на того элегантного и властного человека, каким являлся всего полгода назад. Левая сторона его лица была изуродована шрамами, оставшимися от взрыва под водой. Глаз на этой стороне был молочно-белым, мертвым. Левая кисть отсутствовала — на ее месте висел механический протез из полированной стали, который он прятал под темной перчаткой.
Когда Дзержинский говорил, было заметно, что его голос тоже пострадал — он стал хриплым, с металлическими нотками. При ходьбе он заметно прихрамывал на левую ногу.
— Не критическая, мистер президент, — хрипло ответил Дзержинский, — а катастрофическая. Центральная власть рухнула. В стране царит хаос. Это наш шанс — единственный шанс освободить мир от коммунистической угрозы навсегда.
О'Коннор снял очки и потер переносицу. За последние месяцы этот странный человек, назвавшийся экспертом по советским делам, стал его главным советником по вопросам Восточной Европы. Фредерик Стил появился из ниоткуда, но его знания о внутренней структуре Союза поражали даже опытных разведчиков ЦРУ.
— Вы понимаете, что речь идет о ядерной державе? — осторожно сказал президент. — Даже в состоянии хаоса они остаются крайне опасными.
— Именно поэтому нужно действовать быстро, — настаивал Дзержинский, механическими пальцами протеза перелистывая документы. — Пока у них есть время консолидироваться под новым руководством.
Кабинет, в котором они беседовали, был оформлен в классическом американском стиле. Темные деревянные панели на стенах, флаги США и президентский штандарт, портреты отцов-основателей. За спиной президента висела большая карта мира, на которой красным цветом были отмечены страны социалистического лагеря. За последние месяцы красных пятен стало заметно меньше.
— Послушайте, Фредерик, — президент встал и подошел к окну, выходящему на Южную лужайку, — я понимаю вашу обеспокоенность. Но военное вмешательство в дела суверенного государства…
— Какого суверенного государства? — перебил его Дзержинский, с трудом поднимаясь со стула. — Союз уже не существует как единое целое. Там идет гражданская война между различными фракциями. Мы просто поможем победить тем, кто разделяет наши ценности.
О'Коннор повернулся к нему. В глазах Стила горел странный огонь — смесь ненависти и фанатизма, которая порой пугала президента.
— А что вы предлагаете конкретно?
Дзержинский, хромая, подошел к карте и механической рукой указал на Восточную Европу.
— Прибалтика уже готова к восстанию. Им нужно только оружие и инструкторы. Украина колеблется — там можно поддержать сепаратистов. Кавказ всегда был пороховой бочкой.
— Вы говорите о расчленении огромной страны.
— Я говорю об освобождении угнетенных народов! — в голосе Дзержинского прозвучали металлические нотки. — Эти территории были захвачены коммунистами силой. Теперь у нас есть шанс вернуть им свободу.
О'Коннор вернулся к столу и сел. Он долго молчал, обдумывая слова советника.
— А что с ядерным оружием? Если Союз начнет распадаться, кто будет контролировать боеголовки?
— Именно это должно нас беспокоить больше всего, — согласился Дзержинский. — Представьте: ядерное оружие в руках местных полевых командиров, сепаратистов, террористов. Мы обязаны вмешаться, чтобы предотвратить катастрофу.
Президент снова надел очки и посмотрел на документы на столе. Сводки ЦРУ подтверждали слова Стила — ситуация в Союзе действительно была критической.
— Конгресс никогда не одобрит открытую военную операцию, — сказал он наконец.
— А кто говорит об открытой операции? — усмехнулся Дзержинский. — Есть множество способов повлиять на ситуацию, оставаясь в тени. Поставки оружия оппозиции через третьи страны. Экономическое давление. Информационная война.
— Вы предлагаете развязать новую холодную войну?
— Я предлагаю закончить старую — нашей победой.
В кабинет тихо постучали. Вошла секретарь президента, миссис Джонсон.
— Мистер президент, у вас через десять минут встреча с министром обороны.
— Спасибо, Маргарет. — О'Коннор посмотрел на Дзержинского. — Фредерик, подготовьте мне подробный доклад по этому вопросу. Рассмотрим все варианты.
— Конечно, мистер президент. — Дзержинский встал и направился к двери. — Но помните — времени у нас мало. Каждый день промедления укрепляет позиции наших врагов.
Когда советник вышел, О'Коннор остался один в кабинете. Он подошел к окну и долго смотрел на зеленую лужайку, где играли дети сотрудников Белого дома.
Что-то в Фредерике Стиле его беспокоило. Человек знал слишком много о внутренних делах Союза, слишком точно предсказывал развитие событий. И эта жажда мести в его глазах… Словно это было для него личным делом.
Президент вернулся к столу и набрал номер директора ЦРУ.
— Роберт? Это О'Коннор. Мне нужна дополнительная информация о Фредерике Стиле. Проверьте все еще раз, более тщательно.
А тем временем Дзержинский шел по коридорам Белого дома, планируя свою месть. Он потерял все — власть, армию, даже собственное тело было изуродовано. Но у него оставался острый ум и безграничная ненависть.
Тот мир, который он пытался создать, рухнул. Но он мог уничтожить мир, который его предал. Он мог стереть с лица земли страну, где восторжествовали его враги.
Америка стала бы идеальным инструментом для этого. Богатая, сильная, амбициозная. И очень наивная в своем стремлении к мировому лидерству.
Дзержинский зашел в свой кабинет — небольшую комнату на втором этаже западного крыла. На столе его ждали новые донесения агентов, которых он внедрил в различные антиправительственные группировки Союза.
Он сел за стол и начал писать доклад для президента. Каждое слово тщательно подбирал, чтобы подтолкнуть американцев к нужному решению.
«Уважаемый мистер президент, — писал он механической рукой, которая оставляла на бумаге странные царапины, — анализ последних событий в Советском Союзе показывает…»
Он писал о хаосе в Москве, о голоде в провинциях, о том, что ядерные объекты остались без надлежащей охраны. Он писал о страданиях угнетенных народов и о необходимости срочного вмешательства.
Но между строк читалось совсем другое. Читалась жажда мести человека, который потерял все и готов был уничтожить мир, лишь бы отомстить тем, кто его победил.
За окном кабинета садилось солнце, окрашивая Вашингтон в красные тона. Дзержинский поднял голову от документов и усмехнулся. Скоро весь мир окрасится в красный цвет — только не от знамен революции, а от крови войны.
— Ты думал, что победил меня, межпространственный выродок? — прошептал он в пустоту. — Ты думал, что твоя революция что-то изменила? Сейчас я покажу тебе, что такое настоящая сила.
Механические пальцы протеза сжались в кулак, и металл заскрипел под давлением. В мертвом глазу отразился закатный свет, делая лицо Дзержинского еще более зловещим.
Война была неизбежна. И на этот раз он не оставит своим врагам ни единого шанса на победу.
А в мире без магии Иван и Майя сидели в небольшом кафе, попивая кофе и читая новости в интернете.
— Смотри. — Майя показала ему заметку на экране планшета. — В России снова протесты. Люди требуют политических реформ.
— Может, и в нашем мире что-то меняется к лучшему, — осторожно предположил Иван.
— Может быть, — согласилась Майя. — Но так медленно. Там, в том мире, мы могли изменить все за несколько месяцев.
— И чуть не угробили все за несколько дней, — напомнил Иван.
Майя грустно улыбнулась. Она знала, что он прав. Революции редко приводят к тому, чего хотят революционеры.
— Знаешь, о чем я думаю? — сказала она, откладывая планшет. — Может, мы просто не там искали. Может, настоящие перемены начинаются не с магии и революций, а с… обычных людей?
— Как это?
— Ну, смотри. Ты работаешь на заводе, я — в библиотеке. Мы помогаем людям, честно делаем свою работу. Это же тоже способ менять мир, правда?
Иван задумался. Действительно, за полгода работы на заводе он многое изменил. Предложил несколько рационализаторских идей, помог наладить отношения между рабочими и администрацией, организовал кружок для молодежи.
— Дедушка бы сказал, что самая важная революция — это революция в сознании, — медленно произнес он.
— Точно! — оживилась Майя. — И для этого не нужна магия. Нужны только люди, которые хотят сделать мир лучше.
Они замолчали, думая каждый о своем. За окном кафе шла обычная жизнь обычного города. Люди спешили по своим делам, дети играли во дворах, где-то звучала музыка.
— А что, если мы попробуем? — вдруг сказала Майя. — Что, если мы начнем здесь то, что не успели закончить там?
— Что именно?
— Строить справедливое общество. Не через магию и революции, а через… образование, просвещение, помощь людям.
Иван посмотрел на нее с удивлением и восхищением. Даже без магии Майя оставалась той же девушкой, которая была готова изменить мир.
— У тебя есть план? — спросил он.
— Есть начало плана, — улыбнулась она. — Помнишь деревню Медвежий угол? Как там люди сами организовали справедливую жизнь?
— Помню.
— Почему бы не попробовать то же самое здесь? Не в деревне, конечно, а в городе. Создать сообщество людей, которые хотят жить по-другому.
— Кооператив?
— Больше, чем кооператив. Сообщество, где люди помогают друг другу, где решения принимают вместе, где каждый работает по способностям и получает по потребностям.
Иван почувствовал, как внутри разгорается старый огонь. Тот самый, что горел в нем в том, магическом мире. Только теперь это был огонь надежды, а не революционной ярости.
— Знаешь что? — сказал он. — Попробуем. У нас есть время, есть опыт, есть понимание того, как не надо делать.
— И есть любовь, — добавила Майя, взяв его за руку.
Они сидели в маленьком кафе, планируя новую революцию. Тихую, мирную, без магии и драконов. Революцию, которая могла изменить мир, не разрушив его.
А в другом мире Ольга Андреевна стояла у окна и смотрела на звезды. Где-то там, в бесконечности параллельных вселенных, жили Иван и Майя. Строили ли они новую жизнь? Были ли счастливы?
— Простите нас, — тихо прошептала она. — Мы не смогли сберечь то, за что вы боролись.
Но в глубине души она знала — борьба не окончена. Когда-нибудь, может быть, в этом мире снова появятся люди, способные объединить всех ради общего блага. А пока надо просто выживать и верить.
Ветер донес звуки далекой музыки. Где-то в городе кто-то играл на гармошке старую песню о том, как «вместе весело шагать по просторам». Ольга Андреевна улыбнулась сквозь слезы.
Может быть, еще не все потеряно. Может быть, людям просто нужно время, чтобы научиться быть свободными.
Настоящий коммунист — настоящий оптимист. Так говорил дедушка Ивана. И, может быть, он был прав.
А где-то за океаном, в Белом доме, искалеченный человек строил планы войны, не подозревая, что его жертвы давно нашли более мощное оружие — надежду.