Вставать с дивана решительно не хотелось. Иван прокручивал в голове сотни причин, почему ему этого делать не нужно, но все же порядочность и чувство долга взяли верх, и он, проклиная все на свете, поднялся с места и начал собираться.
Вот тут парень столкнулся с первой проблемой. Он ведь никогда не ходил с дедом ни на какие митинги и мероприятия, что ему надеть?
Словно капризная барышня перед свиданием, он замер у шкафа. Надеть брюк и пиджак? Нет, слишком официально и пафосно, шорты и футболку? Слишком уж по-разгильдяйски! Иван выкинул из шкафа кучу одежды и наткнулся на старые линялые джинсы, которые не страшно измазать в грязи и потертую толстовку с выстиранным рисунком.
Одевшись, он понял, что не ошибся с выбором: и джинсы, и толстовка сидели на нем, как влитые, создавая ощущение комфорта и какого-то уюта.
Он влез в старые кроссовки и вышел из квартиры.
Погода стояла просто великолепная. В высоком небе светило теплое солнце, пока еще не превратившееся в пылающий огненный шар, исторгающий такой жар, что плавится асфальт, наполненная свежестью зелень источала терпкий бодрящий аромат, легкий ветерок трепал волосы, звал прочь из города, навстречу приключениям.
Иван шел по улицам родного города, тихим и малолюдным, редкие машины проезжали мимо, тихо шелестя шинами.
Плохое настроение и лень унесло вместе с порывом ветра. Иван уверенно зашагал в сторону Дома культуры, он даже стал негромко насвистывать какой-то марш советских времен. Весь мир сейчас казался ему прекрасным, готовым к переменам, таким, каким мечтал его увидеть дедушка, и таким, каким хотел бы его видеть сам Иван.
К сожалению, идиллия эта длилась недолго.
Из распахнутых окон одного из домов вдруг раздалась громкая музыка. Иван вздрогнул от неожиданности, когда до него донеслись тяжелые удары барабанов, рев гитар и неприятный голос певца. Иван невольно вслушался в слова и поморщился, похабщина в тексте перемежалась с нецензурной бранью в таком количестве, что было непонятно: песня больше пошлая или просто матершинная.
— Опять этот тип со второго этажа всем спать мешает! Так каждое утро! — Из подъезда появилась низенькая старушка в вязаной жилетке. — Врубит свою волынку, а весь двор должен слушать эти непристойности!
Старушка с неодобрением покосилась на распахнутые окна на втором этаже и направилась к мусорным бакам, неся увесистый пакет.
— Давайте я вам помогу. — Иван подскочил к старушке и взял из ее рук пакет с мусором.
— Вот спасибо тебе, сынок, — улыбнулась старушка, — а то вишь, и подъезд к бакам загородили!
У контейнеров, доверху набитых мусором, стояла черная большая машина, отбрасывающая в стороны солнечные блики.
Автомобиль, как нарочно, припарковали таким образом, чтобы доступ к бакам был невозможен для мусоровоза.
— Уже третий день не могут мусор вывезти! — пожаловалась старушка. — Запах такой стоит, да и заразы всякой сколько может расплодиться! А этому шалопаю хоть бы что! Еще бы, если твой папа — начальник полиции, то кто тебе что сделает? Вот так везде у нас — обнаглели некоторые товарищи! Нет на них никакой управы! А простой человек терпеть должен!
Иван размахнулся и забросил пакет с мусором на самую вершину кучи, возвышавшейся над баками.
— Вот спасибо тебе, — старушка поблагодарила Ивана, — сейчас уже не встретишь того, кто вот так запросто может ближнему помочь. Все в себе, все только о своем и думают.
— А чего ж с этим товарищем никто не поговорит? — спросил Иван. — Не попросит не мешать жильцам и машину так не ставить?
— Да где там! — всплеснула руками старушка. — Говорили, грозили участковым, да только я ж говорила, родители у него — шишки большие, так что никакой управы на этого хулигана нет. Участковый как узнал, на кого жалуемся, так прямо сказал, что ему его место дорого и ничего он делать не станет.
Иван почувствовал, как сжимаются от гнева кулаки.
Парень решительно направился к подъезду, но тут мерзкий голосок внутри его остановил.
«Тебе что, больше всех надо? Не твоя проблема! У тебя во дворе такого нет? Ну и радуйся! Иди дальше по своим делам, ты и так уже этой бабуле помог, дальше — не твоя забота!»
Иван остановился. Действительно, ему что, больше всех надо? Какого черта он должен вмешиваться в ситуацию, к которой не имеет никакого отношения? Жители этого дома ему никто — ни друзья и не родственники! Он эту бабку впервые в жизни видит!
— Вот-вот, так и все вокруг — плевать на все хотели, — старушка словно прочитала мысли парня, — не мое дело, говорят, своя рубашка ближе к телу. Моя хата с краю. Всем все равно. Проходят мимо. И ладно такие, как вы, сторонние прохожие, но и соседи по подъезду. Все просто смирились, всем все равно. Каждый сам за себя. Нет сейчас в людях чувства единства, нет идеи и веры в собственные силы. Все мы потеряли. Страх да трусость везде. А если такая разруха царит в головах, то будет она царить и во внешнем мире. Не построить нормального будущего, пока сознание людей не переменится. Иди, парень, по своим делам, ты прав, не твое это дело.
Иван почувствовал, что краснеет. Ему вдруг стало стыдно за себя, стыдно за людей, что жили в этом доме, стыдно за весь мир, что окончательно погряз в эгоизме и желании удовлетворить свои самые низменные желания и потребности. Старушка права, не построить светлого будущего с теми, кто вот так всегда проходит мимо и не старается помочь другим.
Иван вспомнил дедушку. Карп Иосифович ни за что бы не оставил такую ситуацию. Дедушка всегда был готов прийти на помощь соседям, часто говоря, что только таким образом можно приблизить то самое заветное светлое будущее. Начинать строить его нужно с себя. Коммунист, прежде всего, чист мыслями и духом. Он не эгоистичен и всегда готов прийти на помощь, он не оставляет несправедливость и хамство безнаказанными.
Иван тряхнул головой и распахнул двери подъезда.
Громкая музыка, отражаясь от бетонных стен и лестниц грохотала здесь еще сильнее. Из-за запертых дверей квартир слышались возмущенные возгласы, где-то плакал ребенок, но никто не выходил на лестницу, никто не тарабанил по батареям. Все просто смирились и покорно ждали, пока балаган закончится.
Нет, не о такой жизни рассказывал Ивану дедушка, не таким должен быть этот мир! Может, целиком его и не исправить, но сделать то, что в его силах, Иван был обязан. Обязан осадить хама, обязан пойти на этот митинг. Чтобы изменить мир, необходимо начать с себя. Изменить себя, а потом и мир под тебя подстроится. Это трудно, но любое изменение — это тяжелый труд!
Иван остановился у металлической двери, из-за которой доносилась музыка.
Он с силой забарабанил кулаком по железу. Музыка на мгновение затихла, а потом заверещала с удвоенной силой, словно издеваясь!
Иван выдохнул и снова забарабанил в дверь, теперь уже ногами. Через мгновение дверь распахнулась, едва не треснув Ивана по лицу.
— Если ты мне дверь помял, то тебе кранты! — раздался наглый голос. — Я из тебя все деньги выжму! Ты хоть знаешь, сколько она стоит?
Иван смотрел на стоящего перед ним молодого мужчину. На ногах — черные джинсы, сползающие с бедер, а выше пояса парень был обнажен, тело его покрывали татуировки. Хозяин квартиры был хорошо сложен, мышцы играли под раскрашенной кожей, видно, что проблем с питанием у человека никаких, да еще и хватало времени и денег на посещение тренажерного зала и тату-салонов. Иван посмотрел в лицо хулигана. Глаза стоящего напротив него парня были подернуты дымкой опьянения, на губах играла злобная ухмылка.
— Че тебе надо, болван? — парень с презрением смотрел на Ивана. — Про дверь я не пошутил, если увижу на ней хоть царапину, будешь всю жизнь мне на ремонт сбрасывать бабло, понял?
— Не могли бы вы сделать музыку тише? — спокойно, сдерживая ярость, попросил Иван. — В вашем подъезде живете не только вы, проявите уважение!
— Чего проявить? — вытаращил от удивления глаза парень. — Уважение? К кому? К этим нищебродам и отребью? А пошли они, и ты катись отсюда, пока я тебя с лестницы не спустил!
— И еще, пожалуйста, уберите свой автомобиль, он препятствует доступу коммунальных служб к месту вывоза отходов!
— Ты глухо или больной? — Хозяин квартиры смотрел на Ивана с удивлением и злостью. — Да плевать мне на этот мусор! И не только на тот, что в баках, но и тот, что по соседству живет! Че они мне сделают? Знают же, кто мой отец! Пусть и сидят по своим норам, как крысы, и в мусоре копошатся! А ты, если еще хоть на минуту тут задержишься, получишь по роже! А потом за решетку отправишься, понял? Вали отсюда, если не дурак.
Дверь стала закрываться, и Иван быстро просунул ногу в щель, не давая наглому хаму закрыть ее.
— Слышь, ты че, охренел? — сразу же разъярился нарушитель тишины. — Давно по рогам не получал?
Иван был в очень плохом настроении, голова снова начала болеть, а звуки музыки, несущиеся из квартиры, вызывали тошноту и желание разбить колонки, из которых они выходили, причем желательно об голову владельца.
Иван протянул руку и схватил орущего парня за ухо. Пальцы у Вани стали просто железными, он резко выкрутил ухо нарушителя спокойствия.
— Ой, ой, ой, ой! — визгливо заверещал тот. — Больно же! Отпусти!
— Музыку выключи! — жестко сказал Иван, сильнее сжимая ухо.
— Как я ее выключу отсюда? — чуть не плача спросил парень. — Ай! Да отпусти ты!
— А мне плевать! — Иван готов был действительно оторвать наглому засранцу ухо. — Я сказал: выключи!
— Музыка, стоп! — заорал хозяин квартиры, и ревущие звуки в миг умолкли.
Иван невольно повертел головой, ему на мгновение показалось, что он оглох.
— Доволен? — злобно спросил парень. — Теперь отпусти меня!
— Да щас! — Иван потянул хама за ухо, и тот на цыпочках вышел из квартиры.
— Я же не одет! — кричал нарушитель спокойствия на весь подъезд.
— Ничего, на улице тепло, — холодно отвечал Иван.
Так, вдвоем они вышли из подъезда. Иван подтащил свою жертву к автомобилю и от души проехался лицом мажора по черному капоту.
— Вот, видишь, мусорные баки? — спросил он. — А вот тут объявление с просьбой не ставить тут машины? Видишь?!
— Вижу! — скрипя зубами от боли и унижения, ответил парень.
— А читать умеешь?
— Умею! Ай! — выкрикнул хозяин машины.
— А раз умеешь, то почему свой гроб на колесиках тут поставил? — Иван подвел парня к висящему на одном из баков объявлению и, словно котенка в лужу, несколько раз хорошенько приложил того лбом об объявление. Раздался глухой звон. Иван не мог точно поручиться, баки издали этот звук или голова его жертвы.
— Эй, ты! — раздался голос от подъезда. — Ну-ка, отпусти его!
Иван обернулся. У подъезда стояла толпа жильцов.
— В каком это смысле? — удивленно спросил он. — Я же для вас это делаю? Вам что нравится терпеть его выходки?
— Не твоего ума дело, что нам терпеть, а что — нет! — из толпы вперед вышел высокий мужчина с объемным животом, который предательски выглядывал из-под широкой майки и нависал над голубыми джинсовыми шортами, словно утес над морем. — Ты щас уйдешь отсюда и забудешь про это место навсегда, а нам тут еще жить!
— Вот именно! — Иван всплеснул руками и невольно выпустил ухо парня. Тот опрометью кинулся к подъезду.
— Ну, молись, падаль! — прокричал он у двери подъезда и бросился вверх по лестнице.
— Вам что, и правда это все нравится? — Иван не мог в это поверить.
— Может, и не нравится, — ответил пузатый мужчина, — только нам с ним жить дальше, так что лучше уж потерпеть, чем нажить себе врага с такими связями, деньгами и положением.
— Так почему вы ничего не делаете? — воскликнул Иван.
— А что тут сделать? — вздохнул его собеседник и остальные жильцы согласно закивали. — Чуть что он просто папаше звонит и все. Был бы человек, а за что его посадить всегда найдется. Вот и сидим, помалкиваем. А ты давай, вали отсюда и больше никогда тут не появляйся. Давай, давай. Неровен час он с пушкой вернется!
Иван постоял мгновение, сжимая и разжимая кулаки. Затем развернулся на пятках и бросился прочь от подъезда. Внутри него все полыхало и горело. Какой к черту коммунизм? Ничего с такими не сделаешь уже! Рабское мышление настолько прочно укоренилось в них, что вытравить его казалось делом абсолютно безнадежным.
Уже выскакивая из двора, он услышал возмущенные гневные крики от подъезда.
— Я тебя найду, сволочь! — в исступлении орал хозяин джипа. — Лучше тебе сквозь землю провалиться, чем попасться мне на глаза!
Иван выскочил из подворотен на узкую улочку, ведущую прямо к Дому культуры, бросил взгляд на часы. Он уже опаздывал.
Город жил своей жизнью. Собачники выгуливали своих питомцев, мамы с детишками в колясках, неспешно прогуливались под тенистыми деревьями, что росли вдоль тротуара.
Иван ускорил шаг. Сквер уже близок. Рядом с ним уже стояла машина скорой помощи, дежурили пожарные, и, конечно же, половину улицы заняли автомобили полиции, много автомобилей. Иван взглянул на памятник. Возле пятиметровой обшарпанной, но тем не менее, не утратившей величие статуи собралось около дюжины пожилых людей, они стояли, сцепив согнутые в локтях руки, и смотрели на мужчину в деловом костюме, с мегафоном в руках.
Иван вспомнил детство, вспомнил, как гулял в этом сквере вместе с дедушкой, а тот рассказывал ему всякие истории из жизни вождя, как тот сидел в тюрьме, несправедливо осужденный, как писал письма на свободу молоком, чтобы охрана не могла их прочесть, как ел чернильницы, что сам же лепил из хлеба. Маленького Ваню поражали эти истории, поражала та сила ума, что жила в вожде. Он смотрел на высоченную статую, и ему казалось, что именно это и останется в мире незыблемым, что вот оно — настоящее, самая настоящая жизнь.
Чуть в стороне от статуи Иван заметил бульдозер и скучающего рядом с ним водителя спецтехники в оранжевом комбинезоне. Выходит, шишки из администрации уже все решили, а значит, что всем участникам митинга грозит опасность. Из полицейских автомобилей выбирались люди в черной форме, со шлемами на головах и прозрачными пластиковыми щитами в руках.
— Вот же черт! — вполголоса выругался Иван и собирался было уже скрыться в толпе зевак, как вдруг услышал знакомый голос.
— Иван!? Иван, это вы? — Пожилая женщина с похорон махала ему свободной рукой. — Вы все-таки пришли! А тут многие не верили и сомневались! А я знала и верила, что вы придете!
Ивану пришлось пробираться сквозь толпу, чтобы оказаться рядом с женщиной.
— Видите, не так нас и много, — словно извиняясь, произнесла женщина, — но это не значит, что мы отступим! Они хотят снести последнюю статую вождя в городе! Это неправильно! Статуя — не только символ коммунизма, но и памятник истории! Он часть города, часть людей, что жили и живут здесь!
Последние слова женщина почти выкрикнула, и единомышленники подержали ее нестройным гулом.
Иван вздохнул и выбрался из толпы, оказавшись непосредственно возле памятника.
— Да черт с ним! — выругался он и решительно встал в цепь митингующих, сцепившись локтями с пожилым мужчиной в брюках и клетчатой рубашке и своей новой знакомой.
— Татьяна Михайловна это я, — представилась женщина, — спасибо вам, что пришли, что не остались равнодушным.
Раздался хрип и треск помех. Мужчина с мегафоном прокашлялся и заговорил.
— Уважаемые пенсионеры, — его взгляд упал на Ивана, и он ненадолго запнулся, — да, пенсионеры и те, кто к ним присоединился. Пожалуйста, отойдите от статуи! Спецтехника готова приступить к работе. Во избежание травм отойдите в сторону!
— Или что? — выкрикнул кто-то из цепи. — Переедете нас? А, мы старики, но мы еще молоды душой и готовы к подвигам! Каждый из нас готов стоять до последнего! Как стояли наши отцы, деды и прадеды!
— Вы не имеете права сносить статую! — закричала Татьяна Михайловна. — Это последний памятник архитектуры в городе, который связан с Советским прошлым страны! Вам, может, и не нравится наше прошлое, но та статуя символизирует мощь и силу человеческого духа! Мы не уйдем и не сдадимся!
— Черт с вами! — прокричал мужчина в мегафон. — В таком случае, я вынужден вас огорчить! Со мной отряд ОМОНа, и все, кто будет сопротивляться, будут задержаны и отправлены в ближайший полицейский участок!
— Врешь! Не возьмешь! — закричал кто-то в цепи, и все остальные подхватили этот клич.
— Не возьмешь! Не возьмешь! — сканировали митингующие, Иван почувствовал, как его рот открывается, и он присоединяется к хору голосов. Он чувствовал единение с этими людьми. То, чего ему так не хватало в настоящий момент. После происшествия по дороге он совершенно разочаровался в людях и этом мире, но сейчас, стоя в цепи, чувствуя прикосновения совершенно чужих ему людей, он вдруг ощутил душевный подъем, он так бы хотел проснуться в мире, где все люди похожи на Татьяну Михайловну или на его дедушку.
ОМОН выдвинулся из-за спины мужчины с мегафоном и медленно направился в сторону протестующих, стуча дубинками по щитам. Иван почувствовал, как стали подгибаться ноги. Асфальт слово стал мягким и, как болото, постепенно затягивал его.
— Стоим! — кричала Татьяна Михайловна. — Стоим! Пока мы вместе — мы непобедимы!
Первый полицейский выбросил вперед руку в черной перчатке и схватил одного из пенсионеров за руку. Резким рывком он подтащил мужчину к себе. Тот отчаянно сопротивлялся и все норовил ударить здоровенного омоновца. Однако бить закованного в черную броню здоровяка было все равно, что колотить голыми руками по бетонной стене.
Иван надеялся, что такое грубое обращение с пожилыми людьми вызовет возмущение толпы, однако среди десятков жителей, что наблюдали за происходящим, ни у кого не хватило духа или желания, хоть что-то крикнуть в ответ. Напротив, все с интересом наблюдали за происходящим, как будто за спектаклем на сцене.
Позади протестующих громко взревел мотор бульдозера. Огромная машина сдвинулась с места, окутанная клубами сизого дыма. Ковш поднялся над кабиной, словно копье средневекового рыцаря.
— Надо уходить! — прокричал Иван на ухо Татьяне Михайловне. — Иначе нас либо всех посадят, либо нас раздавит обломками статуи!
— Не такой реакции я ждала от внука Карпа Иосифовича! — прокричала в ответ женщина. — Тот бы стоял насмерть!
Она посмотрела в глаза парня, и Иван заметил на ее лице выражение твердой решимости либо отстоять памятник, либо умереть прямо здесь. Безумный огонек в глазах Татьяны и остальных не оставлял сомнений — все уже было решено заранее. Непонятно только, зачем в эту самоубийственную акцию втянули Ивана?
«Нет смысла дергать тигра за усы, — вспомнились вдруг парню слова дедушки, — попав в тюрьму, ты никак не поможешь делу! Померев героически, ты тоже делу не поможешь! Вклад в приближение светлого будущего могут сделать только живые и свободные!»
— Черт подери тебя, дедуля! — пробормотал Иван. — Ты что, знал, что я сюда попаду? И что мне теперь — надо всех этих обезумевших от отчаяния стариков спасти? Только каким образом?
Иван повертел головой, ища способ решения проблемы.
Он заметил человека с мегафоном и, отделившись от цепи, бросился к нему. За спиной он услышал возмущенные крики Татьяны Михайловны, но плевать ему сейчас было на ее крики, он должен всех спасти.
Иван побежал через небольшую площадь, но, сделав пару шагов, вдруг почувствовал, что что-то не так.
Ноги его практически не слушались, он еле-еле мог сделать шаг! Асфальт, словно вязкое болото, засасывал и затягивал его. Весь мир подернулся странной рябью, воздух колебался, как в сильную жару. Ивана бросило сначала в жар, затем в холод. Звуки окружающего мира стали глухими, как будто слышались сквозь толстый слой воды.
Иван обернулся и увидел, что бульдозер уже подъехал к статуе, и теперь огромный ковш упирался в колени вождя. Статуя угрожающе накренилась, огромная голова вождя удивленно взирала на кричащих у ее ног людей.
Иван рванулся обратно, преодолевая сопротивление ставшего вдруг вязким, как кисель воздуха.
Монумент наклонялся все сильнее, раздался треск, оглушительный даже для Ивана, который все слышал сейчас очень плохо. Статуя начала падать. Митингующие замерли на месте, с ужасом глядя на гигантское изваяние, готовое вот-вот рухнуть на их головы.
Иван заскрипел зубами от напряжения и, рванув, оказался рядом с Татьяной Михайловной. Он схватил пожилую женщину в охапку и оттащил ее подальше от статуи. Для Ивана все происходило очень медленно, статуя падала, но как в замедленной съемке. Иван метался от одного митингующего к другому, вынося их практически на руках из зоны поражения. Наконец, последний из пенсионеров оказался в безопасности.
Иван выдохнул, но обернувшись, с ужасом увидел у подножия статуи маленькую девочку. Ребенок с интересом пялился вверх, куда в это время смотрели ее родители, для Ивана оставалось загадкой. Молодой человек снова направился к статуе и из последних сил оттолкнул девочку.
«Все, больше не могу!» — Иван рухнул на асфальт. Тот, словно мягкая перина, прогнулся под ним, принимая в свои объятия. Парень не мог пошевелиться, не мог, не хотел, да и сил уже никаких не осталось. Так что, он с усталым безразличием смотрел, как на него опускается огромная груда камня.
Статуя с оглушительных грохотом рухнула, погребая под своими обломками Ивана. Он ничего не слышал, на и больно ему не было, просто вдруг все вокруг поглотила беспросветная тьма.
Иван почувствовал, что проваливается все глубже и глубже.
— Черт, неужели пожелание того мажора сбылось? — подумал парень. — Я действительно проваливаюсь сквозь землю? Или я лечу в ад? Коммунисты же, по заверениям священников, все должны туда попасть? Дурацкая какая-то смерть! Быть раздавленным статуей вождя мирового пролетариата!
Иван падал и падал, и падение это, казалось, никогда не закончится. Пошевелиться он все так же не мог, оставались только мысли. Иван закрыл глаза, все равно толку от зрения сейчас было не больше чем от зонтика под водой.
Он вспомнил дедушку и мысленно спросил его, достойно ли он прожил жизнь? Сумел ли хоть на минуту приблизить то самое светлое будущее, о котором тот так мечтал? Перед мысленным взором Ивана пронеслись рисунки из старого альбома, все эти огромные здания, монументы, в его голове звучал голос деда, рассказывающего о мире победившего коммунизма, где все равны перед законом, где все трудятся на благо родины, где нет места беззаконию, хамству, безразличию!
Иван невольно улыбнулся. Нет и не будет такого мира! Все это грезы и мечты старого идеалиста, которые он зачем-то вложил в голову и душу своего внука.
Темнота вокруг Ивана вдруг изменилась. Он понял, что может двигаться, непроглядная мгла сменилась странными серо-белыми сумерками. Теперь Иван находился в каком-то густом тумане, он продолжал падать, но теперь это больше походило на полет во сне, когда ты чувствуешь, что падаешь, но понимаешь, что оно окончится в твоей кровати.
А затем все изменилось просто кардинально. В глаза парня ударил яркий электрический свет, в ушах раздался шум голосов и зазвучала музыка. Ослепленный светом Иван никак не мог понять, где он находится. Он почувствовал, как ремень джинсов впивается ему в живот, он повис в воздухе, зацепившись за что-то своими штанами!
Спиной парень ощущал холод металла. Он попытался нащупать, за что же он зацепился, и сумел дотронуться до металлического крюка. Иван извернулся и посмотрела наверх. Прямо перед его глазами оказался потолок, покрытый белоснежной лепниной, из этой самой лепнины и торчал металлический крюк, явно предназначенный не для того, чтобы на нем висели взрослые мужчины. Взгляд Ивана опустился вниз, и парень обнаружил, что висит метрах в пяти над полом огромного зала, наполненного людьми. И здесь явно проходило какое-то торжество. Мужчины в костюмах и парадной военной форме заняли места у стен зала, там же стояли женщины в длинных вечерних платьях. Все они о чем-то оживленно переговаривались. Прямо под ногами Ивана располагался огромный стол, сервированный для торжественного ужина. От блеска начищенных приборов рябило в глазах, бокалы были отполированы до кристальной чистоты. Столы ломились от количества блюд, напитков и закусок, а центр занимал огромный торт, с белым кремом на вершине. Торт больше напоминал гору со снежной шапкой, чем кондитерское изделие.
— Черт! И как мне отсюда спускаться? — пробормотал парень. — Как это незаметно-то сделать? Вишу тут, как Карлсон, который на крыше живет! Хотя нет, тот же с пропеллером был, улететь мог! Я скорее на Винни-Пуха похож, который в норе у кролика застрял, и ни туда, ни сюда!
Раздались звуки торжественного марша, и гости стали занимать места за столом. Никто пока еще не садился, просто все, как по команде, подошли к стульям и встали рядом с ними, вытянувшись по стойке «смирно». Иван постарался стать, как можно более незаметным, хотя в его положении это было бесполезно.
Когда гости подошли к своим местам, в зал ступил небольшого роста пожилой мужчина с объемистым брюшком, которое выпирало из застегнутого мундира, покрытого галунами и позолотой, на груди мужчины не было свободного места от количества орденов и медалей. Мужчина был низок ростом, от обширной лысины, обрамленной редкими рыжими волосами, в разные стороны метались световые блики.
Мужчина шел к столу в сопровождении здоровенных мужчин в строгих черных костюмах, зыркающих по сторонам цепкими внимательными взглядами. Охранники не просто осмотрели, а прямо-таки отсканировали всех, кто находился в зале, словно рентгеном пройдясь по лицам и фигурам.
Рыжий толстяк подошел к креслу во главе стола и официант, согнувшись в поклоне, придвинул ему стул. Глава мероприятия сел и милостивым жестом разрешил садиться всем остальным. Послышался скрип стульев, приглушенные вздохи и негромкое звяканье столовых приборов.
До Ивана только теперь донесся запах еды. Его живот недовольно заурчал. Действительно, кроме легкого завтрака Иван ничего не ел! Живот заурчал громче. Этот звук эхом отразился от потолка и стен, и Иван невольно зажмурился, уверенный, что это услышат все за столом, и он будет немедленно обнаружен.
Висящий под самым потолком Иван мог видеть все, что происходило как за столом, так и за его пределами. Он видел, что многие гости ничего не ели, а лишь делали вид. Зато вот на алкоголь налегали со страшной силой, словно стараясь утопить в вине какие-то страхи и чувства. Охранники толстяка, что сидел за столом, бдительно следили, чтобы все оставалось в рамках протокола.
Все проходило чинно и благородно. Звякала посуда, негромко переговаривались гости.
Иван решил, что если он провисит так до конца торжества, то сможет спуститься незамеченным, а там выберется отсюда и сумеет разобраться, что вообще происходит?
Так и висел бы Иван под потолком, словно новенькая люстра с оригинальным дизайном, но тут случилось непредвиденное — у Ивана дико зачесался нос!
Осторожно, чтобы не грохнуться с высоты, Иван поднес к носу руку и с остервенением его почесал. Зуд прошел, но теперь дико захотелось чихнуть. Иван сдерживался, как мог, но спустя мгновение он оглушительно чихнул.
Все головы, словно по команде, повернулись к потолку. Тут Иван чихнул второй раз. И следом услышал треск разрываемой ткани.
— Только этого не хватало! — только и успел подумать он, как джинсы и толстовка его разошлись по всем швам, и он рухнул с высоты прямо на стол. Падать было достаточно высоко, Иван исхитрился перевернуться в воздухе и упал на стол спиной. Падение с такой высоты могло бы закончиться плачевно, но на счастье Ивана прямо под ним и стоял огромный торт. Именно в этого кулинарного монстра и рухнул Иван.
Вмиг все вокруг для Ивана стало белым, липким и пахнущим ванилью.
Он услышал женские крики, раскаты которых метались по залу вместе со своими хозяйками. Иван пытался выбраться из кремового плена, но у него ничего не выходило. Воздух из легких парня выбило ударом от падения, и он все никак не мог нормально вздохнуть, чтобы закричать и попросить о помощи. Он был ошеломлен падением, озадачен самим фактом своего появления здесь! Кстати, а где же он, собственно, очутился?
Несколько пар рук схватили Ивана и выдернули из торта. Лицо парня испачкалось в креме, он покрывал его словно маска, крем залез даже в нос и в уши Ивана.
Молодому человеку наконец удалось разлепить веки. Мужчины в черных костюмах с подозрением и ненавистью смотрели прямо на него. В руках их были черные пистолеты. Позади охранников собралась целая толпа. Толстяк стоял в сторонке и с интересом выглядывал из-за спины еще двоих охранников.
— Ты кто такой? — орал ему прямо в ухо один из охранников, тыча в лицо дулом.
Иван задрожал от страха, да к тому же крем оказался холодным, а парень остался в одном нижнем белье, так что его трясло и от страха, и от холода.
— Отвечай! — продолжал орать охранник.
Секьюрити размахнулся, и Иван увидел, что на его голову опускается рука с пистолетом. Иван сжался в ожидании удара и невольно выбросил вперед правую руку в попытке защититься.
Охранника, словно сухой лист, порывом урагана отбросило в сторону. Он пролетел по воздуху несколько метров и врезался в противоположную стену.
— Ах ты сволочь! — заорал второй и навел на Ивана ствол своей пушки.
Обалдевший от происходящего Иван резко выставил вперед две руки, и теперь второй охранник отправился в полет вслед за своим напарником. Тот силился подняться на ноги, тряся коротко стриженной головой, как на него свалился второй мужик. Охранники замерли на полу.
— Чего вы ждете? — услышал Иван голос лысого коротышки. — Пристрелите его!
Двое охранников синхронно сунули руки под пиджаки. Иван резко рухнул на пол. В стену, в то место, где мгновение назад была его голова, врезались две пули.
«Да что ж вы творите?» — со злостью подумал парень, лежа на полу.
Он посмотрел на охранников, сосредоточив свое внимание на их оружии. Пистолеты вдруг перестали быть черными, стволы их раскалились, приобретя малиновый оттенок. Охранники заорали от боли и побросали оружие на пол. В воздухе ощутимо запахло жженым деревом и паленой не то пластмассой, не то каким-то лаком для того же дерева.
Толпа ошеломленно смотрела на лежащего на полу голого парня, перемазанного кремом. Иван поднялся на ноги. Толпа разодетых мужчин и женщин взирала на него со страхом. Иван поднял руку, и толпа шарахнулась в сторону.
Иван пятился к двери, не сводя глаз с толпы и особенно с охранников, что сверлили его злобными взглядами. Один из них неловко держал обожженными пальцами рацию и что-то быстро в нее говорил.
Иван услышал только «подкрепление» и «стрелять на поражение».
Этого хватило, чтобы он опрометью бросился к двери, рывком распахнул ее и помчался по длинному коридору, устланному красным очень мягким и пушистым ковром.
Иван бежал по коридору, не разбирая дороги, он не обращал внимания на картины, которыми были увешаны стены, на статуи, расположенные вдоль его пути, он запнулся и снес плечом бюст какого-то мужчины, что оказался на его пути. Статуя упала на пол, но ковер смягчил падение, так что никаких повреждений скульптура не получила. Коридор оказался очень длинным, но все же он кончился. Иван оказался перед лестницей, ведущей и вверх, и вниз. Он хотел было броситься на нижний этаж, разумно полагая, что там находится выход из здания, но услышал, что снизу раздается топот множества ног, так что он рванул вверх по лестнице, мало понимая, что там можно найти. На следующем и последнем этаже он остановился и бросил быстрый взгляд вниз. По лестнице, грохоча тяжеленными ботинками, поднималась целая толпа охранников, все они были вооружены и настроены очень решительно.
Иван вломился в первую попавшуюся дверь и оказался в небольшой кладовке, набитой тряпками, бутылками с моющими средствами, швабрами и вениками.
— Черт! Тупик! — выругался он.
Парень приоткрыл дверь и тут же отшатнулся обратно, потому что охрана здания была уже на этаже и теперь прочесывала каждую комнаты. Иван вжался спиной в стену каморки и закрыл глаза. Сейчас ему больше всего хотелось стать невидимкой, чтобы никто его не заметил. Он думал про это, до дрожи сжав зубы.
Дверь в каморку распахнулась, и прямо на Ивана уставился ствол автомата, в лицо ударил свет фонарика. Парень ждал, что сейчас его прошьют короткой очередью из пуль, а потому мысленно попрощался с жизнью.
— Тут пусто! — прокричал охранник, который смотрел вроде бы прямо на Ивана, но словно бы сквозь него.