Ловкость лап

28

Геркулес сидел на скамье у крыльца, будто ждал меня. А возможно, и правда ждал.

— Есть ещё один пикап, — сказала я, сбрасывая сапоги и одновременно отпирая дверь кухни. Я бросила сумку и куртку на стул и понеслась в гостиную.

Геркулес пошёл следом.

— Что я сделала с той брошюркой о лагере, которую дал Джастин? — спросила я у кота.

На столике у телефона её не было. Перескакивая через две ступеньки, я вбежала в спальню, чуть не устроив растянувшемуся на кресле возле окна Оуэну кошачий инфаркт. Он спрыгнул вниз и повесил голову.

— У меня нет времени на тебя кричать, — сказала я, — так что давай притворимся, что я не видела.

Я перебрала бумаги рядом с компьютером. Ничего. И в ящике её тоже не было.

— Есть ещё один пикап, — сказала я Оуэну. — Мне не важно, что обнаружила Рома. Джастин не брал машину Руби. Значит, должен быть другой. И он у Джастина, — я присела на краешек кресла. — Гарри сказал, что старый пикап Сэма — хлам. А что, если нет? И что, если он попал к Джастину?

Казалось, Оуэн обдумывает мои слова.

Я встала и обошла кровать.

— Если у Джастина есть, или был, исчезнувший пикап, он не в городе. Может быть, он в том лагере. Отличное место, чтобы прятать древний пикап. Только нужно найти брошюру и выяснить, где этот лагерь.

Я развернулась, чтобы обойти вокруг кровати ещё раз, и тут в дверях появился Геркулес с листком бумаги в зубах.

— Ты её нашёл?

Он подошёл и уронил к моим ногам смятый лист. Я нагнулась, взяла ладонями чёрно–белую мордочку и поцеловала лохматую макушку.

— Ты просто гений. Спасибо.

Он потянулся и лизнул меня в подбородок.

Бумага пахла чесноком и помидорами. Видимо, я сунула её в мусорное ведро. Я поискала в буклете место расположения лагеря. Оно нашлось на последней странице, в последнем параграфе — «несколько акров на Хардвуд–Ридже». Где этот чёртов Хардвуд–Ридж?

В ящике стола была карта местности. Я вытащила её и разложила поверх ноутбука. Никакого Хардвуд–Риджа. Я в отчаянии хлопнула себя ладонью по лбу. Это одна из особенностей Мейвилл–Хайтса. Как и две разных Мейн–стрит. Выглядит очаровательно, пока не пытаешься найти дорогу. То, что это место называется Хардвуд–Ридж, совершенно не означает, что на карте оно отображается под этим именем.

— Придётся позвонить Мэгги, — сказала я, и Оуэн тут же глянул на телефон. Я не была уверена, что она дома, а не в студии или на тай–чи, и потому позвонила ей на мобильный.

— Привет, — она как будто запыхалась.

— Привет. Я не оторвала тебя от чего–то важного?

— Отжимаюсь. А что случилось?

— Ты знаешь, где Хардвуд–Ридж?

— Да, — она ещё слегка задыхалась. Должно быть отжималась и одновременно говорила со мной.

— Помнишь дорогу с той стороны «Глотка»?

— Ну вот, как раз… — она внезапно остановилась. — А зачем тебе? Это как–то связано с твоим вопросом о камерах на студии?

— Я посмотрела проспект, который дал Джастин, и прикидываю, где этот лагерь.

— Нет, — сказала она. — Ты что–то узнала. Ты должна позвонить Маркусу.

— Да, я кое–что узнала. У одного из практикантов есть камера на офисе Эверетта. Она захватывает часть парковки возле Общественного центра. И, похоже, в ту ночь, когда убили Агату, пикап Руби оставался на месте.

— Здорово. Ты сообщила Маркусу?

— Лита сообщит.

— А зачем тебе знать, где Хардвуд Ридж?

— Да так, любопытно. Это неважно, забудь.

— Кэт, тебе не стоит так далеко заходить.

— Да, знаю, — сказала я. — Возвращайся к своим делам. После поговорим.

— Ладно, — протянула она. — Пообещай мне, что ты туда не пойдешь.

— Обещаю, что не пойду к Хартвуд–Риджу, — торжественно произнесла я.

— Отлично. Поговорим потом.

Я повесила трубку. Две мохнатых морды таращились на меня снизу вверх.

— И не смотрите так, — сказала я им. — Мэгги я не врала. Я не собираюсь идти к Хартвуд–Риджу, — я подняла брови, как мистер Спок. — Я поеду.

Оба кота спустились за мной по лестнице. Руби сказала, что Джастин на пару дней задержится в Миннеаполисе. Это был мой шанс осмотреть пикап.

Я достала из шкафа старую куртку и утеплённые брюки, натянула дополнительную пару тёплых носков и натянула просторные сапоги.

Одеваясь, я увидела, что коты уже стоят возле дорожной сумки.

— Нет–нет–нет, — покачала я головой. — Не могу вас взять.

Они обменялись безмолвными взглядами. Потом Геркулес подошёл ко мне, а Оуэн в это время попытался откинуть лапой верх сумки и забраться внутрь.

— Очень мило, Оуэн, — сказала я. — но когда я говорила, что не могу взять вас собой, я имела в виду вас обоих.

Оуэн коротко мяукнул и засунул голову в сумку. Я закончила одеваться и положила в карман бумажник и телефон. И пошла к двери. Геркулес встал передо мной. Я его обошла, он опять забежал вперёд. На этот раз с громким воем.

— Ну чего тебе? — рассердилась я. — Я не беру Оуэна. Мне нужно только осмотреть пикап. Вот и всё.

Я попыталась опять его обойти, но он метнулся мне под ноги так, что я чуть на него не наступила.

— Вы ненормальные и меня с ума сводите — стою посреди кухни в куче одёжек и спорю с котом из–за другого кота.

Я пошла к сумке и взялась за ремень.

— Доволен?

Ответом мне было тихое «мяу».

На полу у двери стоял фонарь. Я им пользовалась, когда перегорала лампочка на крыльце. Я подобрала фонарь и сунула в сумку, к коту.

— Вот, держи.

В пикапе я поставила сумку на сидение. Оуэн тут же вылез наружу и опёрся на дверцу лапами, чтобы смотреть в окно. Я наклонилась, ещё раз проверила, что дверь заперта, и сняла сумку на пол.

— Я так понимаю, ты едешь рядом с водителем, — сказала я. В ответ он отвернулся от окна и кротко уселся, глядя вперёд.

Я завела пикап, выехала с дорожки и свернула к шоссе, надеясь, что та же карма, которая дала мне пикап в тот день, когда я в нём нуждалась, теперь поможет мне отыскать другой. В первый раз я пропустила дорогу к лагерю, мне пришлось развернуться на пустой парковке у бара. Мы подпрыгивали на обледенелых колдобинах, и Оуэн с вытаращенными глазами скользил по сиденью. Я думала, что ошиблась дорогой, и уже собиралась вернуться, когда вдруг заметила прибитый к дереву самодельный знак со стрелкой, указывающей на грунтовую дорогу.

Там я остановилась — позади нас никого не было — и осмотрелась. Дорога разбита, а мне нельзя здесь застрять.

— Мы поднимемся туда и развернёмся, — сказала я коту, указывая на некрутой подъём впереди. — И я смогу съехать с дороги.

Так мы и сделали. Я отвела машину подальше.

— Может, останешься здесь? — спросила я Оуэна. Он спрыгнул с сиденья и нырнул в сумку. Так я и думала.

Я подобрала сумку, заперла пикап и пошла к повороту. Преимущество холодной погоды в том, что дорога мёрзлая и сухая, хотя колеи были как траншеи. Я держалась поближе к обочине на случай, если кто–то проедет мимо, хотя не представляла кто. Здесь работает только Джастин, а он в Миннеаполисе.

Обойдя деревья по дуге, дорога вывела на поляну. Там стоял бревенчатый домик, а позади него — что–то вроде обитого старым железом сарая. Я медленно обошла дом. Никого. Пикап стоял за сараем. Джастин даже не потрудился его прикрыть, то ли по глупости, то ли из–за излишней самоуверенности. Я не касалась пикапа, но даже издали было видно разбитую фару и помятый капот. Он был очень похож на пикап Руби, даже сильнее, чем тот, что одолжил мне Гарри — у моего было заменено и загрунтовано крыло. Этот был мятый, старый и грязный.

— Нашли! — сказала я Оуэну. Я вытащила мобильник и сделала три фото пикапа спереди. Потом набрала номер Маркуса.

Ничего. Я посмотрела на экран. Сигнала почти не было. Придётся идти назад, на дорогу, и звонить оттуда. Я накинула на плечо сумку и пошла за дом. Что–то меня остановило.

Джастин убил Агату. Значит, он и забрал конверт? Что бы ни хранила Агата в том старом коричневом конверте, это единственный шанс для Гарри найти свою дочь. А когда к дому приедет полиция, этот конверт станет частью расследования, и то, что внутри него, будет недоступно.

— Надо заглянуть в дом, — сказала я Оуэну. — Если Джастин взял тот конверт…

Вопрос был в том, как попасть внутрь. Ответ стал очевиден, как только я приблизилась к задней двери. Она была заперта на старый висячий замок. Такой я могла открыть и во сне. Один из многих навыков, которые я получила, болтаясь за кулисами театров, где играли родители, — вместе с дворовым хоккеем, умением считать карты и довольно приличным поддельным британским акцентом.

Я колебалась. Неважно, что побуждения у меня самые лучшие, но вламываться в дом Джастина… Я вспомнила лежащее на дороге тело Агаты и слёзы, скользящие по лицу Руби. Сглотнула и порылась в кармане. В джинсах нашлась скрепка для бумаг, и ещё одна в кармане куртки — вместе с рулончиком скотча от Ромы, который я забыла вернуть.

Задняя дверь открывалась в кухню. У дальней стены стоял круглый столик с двумя стульями, зажатыми между холодильником и газовой плитой. Джастин явно проводил здесь не много времени. На старом деревянном столе было пусто. Я проверила ящики и шкафчики.

Ничего. Я сняла сапоги и пошла в следующую комнату. В гостиной у стены в дальнем углу разместились софа, с ней рядом кресло–качалка и облезлый письменный стол–конторка. Я просмотрела всё на столе, проверила каждый клочок бумаги. Все они относились к лагерю. Может, Джастин и не брал тот конверт. Может, он действительно исчез.

В доме была ещё спальня. Там оказались только матрас на металлическом каркасе с пружинной сеткой. Никакого конверта. Если только…

— Как ты думаешь? — сказала я Оуэну, опуская сумку на пол. Я приподняла краешек бурого одеяла и сунула руку под матрас. Только бы не попалось что–нибудь мерзкое. Конверт лежал у изголовья кровати. Я вытащила его дрожащей рукой, радостно щёлкнула пальцами и подхватила сумку.

— Идём звонить Маркусу, — сказала я Оуэну.

Я вышла в комнату как раз в тот момент, когда через переднюю дверь вошёл Джастин.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он.

Я сунула руку с конвертом за спину и выдавила улыбку, хоть и фальшивую.

— Господи, вот и ты. Прости, что зашла, но дверь была открыта. Я искала тебя.

Я указательным пальцем придерживала конверт за спиной, а большим и средним пыталась что–нибудь из него выудить.

— В моей спальне искала? — поинтересовался Джастин.

— Извини. Я не знала, что там твоя спальня. Думала, что–то вроде офиса лагеря. Потому и вошла. Не стала бы, если бы знала, что это жильё.

Я достала какие–то бумаги из конверта, вывернула запястье, чтобы сунуть их под куртку, и дальше, в штаны. Это было непросто проделывать незаметно, и конверт скользнул на пол.

— Это что такое? — Джастин несколькими шагами пересёк комнату, схватил меня за руку, нагнулся и подобрал конверт. По крайней мере, большая часть бумаг осталась за поясом моих зимних брюк, под курткой.

Джастин выпрямился и улыбнулся мне, но не особенно дружелюбно.

— Где ты это взяла?

Отпираться не было смысла.

— Под матрасом, там, где ты спрятал, — сказала я. — Это же не твоё.

Он сжал и чуть вывернул мне запястье. Я прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.

— Однако это и тебе не принадлежит, верно?

Дверь на улицу была прямо передо мной, через комнату. Задняя дверь — за спиной, через другую. Если выбежать через заднюю, Джастин выскочит через переднюю и легко меня перехватит. Я глянула вниз. На нём были тяжёлые сапоги, похожие на те, в которых пришла я, так что, если наступить ему на ногу, это не сработает.

Я размахнулась и ударила его ногой по левому колену. Он выругался и отпустил мою руку. Я прижала сумку к себе и бросилась к передней двери, толкнув по дороге Джастина, так что он повалился на пол. Схватившись за ручку двери, я дёрнула, но дверь не поддавалась. Я повернула в другом направлении, потянула двумя руками. Ничего. Джастин уже поднялся. Я упёрлась ногами и яростно дёргала ручку, меня начала охватывать паника.

Джастин схватил меня за волосы и оттащил от двери. Он поморщился, перенося вес на ногу, которую я пнула, и извлёк ключ из кармана джинсов. Он потряс передо мной блестящим ключом.

— Какая жалость. Я запер за собой дверь.

Я бросила быстрый взгляд на заднюю дверь. Джастин дёрнул меня за волосы, так что я прикусила язык.

— Ага, вижу, ты думаешь, что нужно было удирать через дверь номер два, — проговорил он, придвинувшись так близко ко мне, что я ощутила на шее его дыхание. — И чтобы ты не жалела насчёт своего выбора, — он повернул меня лицом к себе, — будет честным признаться, что я и ту дверь тоже запер.

Не отпуская мои волосы, он подвёл меня к дивану и толкнул. Я приземлилась на бок, едва успев вывернуться, чтобы не придавить сумку с Оуэном.

Джастин сел на подлокотник и хлопнул кулаком по своей открытой ладони.

— Кто знает о том, что ты здесь?

— Куча народу, — ответила я.

— Знаешь, а я так не думаю, — спокойно ответил он. — Ведь если бы куча народа знала, так куча народа и была бы сейчас с тобой, а никого нет.

Он с той же противной ухмылкой обвёл руками пустую комнату.

— Это Руби тебе сказала, что я уехал из города, верно?

Я не ответила.

Он подбросил ключ в воздухе и поймал.

— Да, насчёт этого я соврал. Просто иногда мне нужно немного свободы.

— Как тебе удалось разыскать пикап, совсем такой же, как у неё? — спросила я.

Джастин рассмеялся.

— То, что мой оказался в точности, как у Руби, это просто везение, — он поднял руки, как подготовившийся к операции хирург. — Он на ходу только потому, что я умею работать руками. Я тебе говорил, что когда был малолетним преступником, умел заводить без ключа чужие машины. И ещё много чему я тогда научился.

— Ты убил Агату, — сказала я.

— Мисс Марпл, — он прищурил глаза. — Не думала, что я так начитан? — Он покачал пальцем, указывая на меня. — Деревенская проныра. Мне следовало догадаться, что это ты. Ты же библиотекарша, — он произнёс это слово так, будто у него противный вкус.

Неожиданно он сдёрнул с моего плеча ремень сумки.

— Что в сумке, мисс Марпл?

Я с трудом сглотнула.

— Фонарь, — я надеялась, что кот не виден или что он вцепится в лицо Джастину, поскольку не собиралась упускать шанс вырваться. Я думала схватить старый хромированный стул, стоявший возле раскладного стола, и швырнуть в окно.

Джастин заглянул в сумку и бросил её на диван. Оуэн не издал ни звука, но я догадывалась, что он разозлился. И возможно, планирует месть.

— Почему ты убил Агату? — спросила я. Я собиралась тянуть разговор, пока не пойму, что делать. Мой голос не задрожал, хотя всё остальное я изо всех сил удерживала от дрожи.

— Я не убивал. Не нарочно. Это был несчастный случай.

Его пугающая весёлость исчезла. И он по–прежнему нервничал.

— Люди это поймут.

— И вообще, какого чёрта она делала среди ночи в том проклятом переулке? — он запустил обе руки в волосы. — Было темно. А на ней было тёмное пальто. Как я мог её разглядеть?

Я кивнула.

— Это несчастный случай. — Мой рот наполнился кислым вкусом. Даже если Джастин сбил Агату случайно, он был пьян и оставил её там умирать. — Ты привёз Эрика в ресторан вместо дома. Вот почему ты был в том переулке.

— Я не знал, что она сама завещает мне деньги, — его взгляд метался по комнате.

Я с трудом ему верила.

— Но ты знал, что деньги у неё есть. А откуда? Никто не знал.

Он снова шлёпнул кулаком по ладони.

— На почте для неё было много писем. Руби их забирала. Я увидел на конвертах обратный адрес и узнал, что это инвестиционная фирма. Руби не знала.

— Ты их вскрывал.

Он пожал плечами.

— Такая фирма могла бы и не экономить на клее.

Может, я сумею его разговорить, он не будет так насторожён, и я смогу вырваться.

— Ты говорил Руби, как боишься потерять финансирование, надеясь, что она расскажет Агате. Что же ты собирался сделать? Использовать Руби, чтобы убедить Агату вложить деньги?

— Ну, а если и так? Что ей делать со всеми этими деньгами? — усмехнулся он. — Она просто сидела на них.

Я подвинулась чуть ближе к краю дивана.

— И правда в том, что ты взял конверт, который Агата не выпускала из рук, решив, что он связан с её деньгами.

Он смотрел мимо меня, в окно.

— А знаешь, в чём правда? Просто кое–кто не умеет пить, и в частности Эрик.

— Ты что–то ему подсыпал.

Его взгляд опять вернулся ко мне.

— Неплохо. Ну да, подсыпал. Так было надо, — его челюсти крепче сжались. — Но вышло не совсем так, как я рассчитывал. Эрик не такой, как я.

— Ты можешь выпить рюмку–другую. Ты можешь остановиться.

— Что? Ты мне не веришь?

— Ты после несчастного случая выпил всего пару рюмок. Так? Я ведь точно не знаю.

Он поднялся с подлокотника дивана и прошёлся передо мной.

— Потому, что я‑то не алкоголик. Это просто чушь, которую с семнадцати лет говорят обо мне. Я не Эрик. Господи, да он даже не помнит тот вечер среды.

— Тогда почему ты просто не объяснил, что случилось с Агатой? Не сказал, что это несчастный случай?

— Да, да, я не мог. Мне правда очень жаль, что для других всё так вышло. Только я не могу.

— Ты про Руби? — я подтянула поближе сумку. — И Эрика.

— Как я сказал, мне жаль, но иногда случается всякое. Иногда приходится чем–то жертвовать.

— Или стать жертвой, — тихо сказала я.

Он остановился передо мной.

— Да, или стать жертвой, — он потёр рукой шею. — Знаешь, как тяжело и как долго пришлось работать, чтобы создать это место, — он обвёл рукой комнату, но я понимала, что он говорит о лагере, не о пространстве, где мы сейчас были, — ты знаешь?

— Вероятно, нет.

— Не знаешь. Так много детей в нём нуждается. А я постоянно сталкивался с людьми, встающими у меня на пути.

Я кивнула.

— Это место должно изменять жизнь. Должно спасать, — он вытащил из–за стола хромированный стул и оседлал его. — Так что оно стоит того. Потребности большинства перевешивают нужды меньшинства.

Аристотель.

— Ты считаешь, всё либо чёрное, либо белое? — спросила я.

Он усмехнулся. Смех разнёсся по полупустой комнате.

— Ты из тех, кто видит оттенки серого, да, Кэтлин?

Длинные сильные пальцы выстукивали по спинке стула ритм, который слышал лишь он. В горле у меня вдруг пересохло.

— Не всегда, но часто.

— Вот что с этим миром не так — слишком много серых теней, недостаточно белого или чёрного. Недостаточно абсолюта, — он пожал плечами, перекинул через стул ногу и встал. — Я должен был сделать то, что требовалось большинству. Мне жаль Агату и Руби. Я сожалею об Эрике. Знаешь, мне даже тебя немного жаль.

Он нагнулся, поднял меня за локоть, так сильно вывернув за спину руку, что я взвизгнула от боли, пронзившей её от локтя и до плеча.

— Джастин, что ты делаешь? — спросила я, пока он тащил меня в кухню.

— Что должен.

В полу на кухне был люк. Раньше я его не замечала. Не отпуская моей руки, он нагнулся и поднял крышку. Вниз, в темноту, вела грубо сколоченная деревянная лестница. У меня волосы на затылке зашевелились, и комната поплыла перед глазами. Мне никогда не нравились тёмные и тесные помещения.

Джастин похлопал по карманам моей куртки и достал мобильник.

— Прости, не могу оставить его тебе. — Он бросил телефон на пол и наступил на него сапогом. Потом подтолкнул меня к первой ступеньке.

— Пожалуйста… пожалуйста, не запирай меня там, — запиналась я. — Я… я помогу тебе с полицией. Помогу с Руби. Я… я не люблю замкнутые пространства. Пожалуйста, не надо!

Он разглядывал моё лицо со смесью жалости и презрения.

— Не надо было тебе лезть в это дело. Совсем не надо. Так много детей нуждаются в помощи. — Он вздохнул. — Я не могу позволить тебе всё разрушить, — он отпустил мою руку и толкнул меня вниз.

Я скатилась по лестнице, инстинктивно прижимая к себе сумку с Оуэном. Над головой захлопнулась крышка люка. Я не могла дышать. Я уцепилась за лестницу и остановилась примерно на трети — насколько можно судить. Наверняка не скажешь, поскольку слишком темно. Мою грудь сдавило, дыхание перехватило. Мне не хватало воздуха. В ушах вдруг зашумело, словно я оказалась под водопадом.

Оуэн в сумке извернулся и высунул голову. Он положил её мне на грудь, прямо на колотящееся сердце. Я просунула руку в сумку, к его тёплой шерсти. Голова кота была рядом с моей, и постепенно я смогла спокойно дышать. Это маленький тесный подвал, но я в нём не одна. Со мной Оуэн. Он свирепый и верный, и ещё у него есть когти. Я по прошлому опыту знала — если что, Оуэн может дать сдачи.

— Надо отсюда выбраться, — сказала я. — Я попробую, может, сумею открыть тот люк.

Шаг за шагом, я на ощупь поднялась по ступенькам, прижимая Оуэна одной рукой. За пару ступеней до верха я остановилась, дотянулась до люка.

— Так, придётся вынуть тебя из сумки, — сказала я.

Оуэн живо выбрался, и я вспомнила про фонарь.

— У нас же есть свет, — я выудила фонарь из сумки, придержала кота, а сумку оставила висеть на краю лестницы. И включила фонарь.

Оуэн смотрел на меня жёлтыми глазами.

— Мы отсюда выберемся, — сказала я. Он тихонько мяукнул. — Я сейчас посажу тебя на ступеньку, чтобы освободить руки и открыть люк.

Я опустила его на ступеньку ниже, сняла куртку, встала покрепче на деревянную лестницу и со всей силой упёрлась головой в люк. Мышцы шеи и плеч напряглись, на лбу выступил пот.

Люк не шелохнулся.

Я отпустила руки, повесила голову и перевела дух. И пробормотала несколько слов. А потом глубоко вздохнула и попыталась снова. Я оперлась на край лестницы так, что ступенька врезалась в спину, и толкала изо всех сил.

Люк не поддавался. Скорее всего, Джастин как–то запер его или закрыл на задвижку. Я поднялась ещё на ступеньку и направила вверх фонарь. Люк был сделан из прочной фанеры и полностью перекрывал отверстие. Так нам не выбраться.

Моё горло вдруг сжалось, в глазах потемнело. Джастин не просто запер меня в подвале. Он оставил меня умирать. Я оперлась на колени, обхватила руками голову. Я не собиралась умирать неизвестно где, в сыром тёмном подвале. Как и Оуэн. Я вдруг вспомнила про бумаги, которые удалось вытащить из конверта. Они по–прежнему оставались у меня за поясом. И они для Гарри единственный шанс найти свою дочь.

— Ладно, котик, — сказала я. — Мы придумаем ещё что–нибудь.

Я взглянула на лестницу под ногами. Оуэн исчез. На ступеньках внизу его тоже не было.

— Оуэн, иди сюда, — позвала я.

Глаза ещё не совсем привыкли к темноте, я различала только ступеньки, ведущие вниз, к грязному полу. Я не видела кота. Вообще–то, в поле зрения вообще ничто не двигалось — это было и плохо, и хорошо одновременно.

— Оуэн, — опять окликнула я, подавшись вперёд. И на этот раз получила в ответ тихое «мяу».

— Иди сюда.

Он опять мяукнул. Значит, придётся пойти и забрать его. Я спустилась на пару ступенек, стараясь не смотреть на балки пола совсем низко над головой, но по коже ползли мурашки. В подвале стояла сладковатая вонь гнилья, как будто что–то начало разлагаться. Я старалась думать о чём–то вроде испорченных яблок или картошки с чёрной плесенью и мягкими белыми пятнами. И не представлять ничего другого, что могло здесь гнить.

Я спустилась до самого дна. Грязный пол казался холодным даже в толстых носках.

— Оуэн, ты где?

Он мяукнул где–то у дальней стены.

— И надо же тебе было туда залезть, — сказала я, пробираясь по холодному полу. — Что ты тут делаешь? Нашёл способ выбраться?

Я все время говорила, потому что не хотела случайно что–нибудь услышать, и кроме того, пока я говорю, я не кричу. Это само по себе уже не плохо. Я старалась смотреть только туда, откуда доносилось мяуканье. Если не думать обо всех этих ящиках и кучах хлама, они и пугать не будут.

Оуэн сидел на старом пружинном матрасе, должно быть, с какой–то кровати.

— Так ты хотел, чтобы я это увидела? Почему?

Он потянул лапой железную пружину. Я почувствовала, как по коже головы ползут мурашки от страха. Я сделала пару глубоких вдохов.

— Я перетащу его поближе к лестнице. Если думаешь, что нам это надо, то я не против.

Пружинный каркас оказался не таким уж тяжёлым, я без труда подтянула его к подножию лестницы, где чувствовала себя более безопасно — относительно, конечно. Я опустилась на вторую ступеньку, вытерла о штаны руки. А потом увидела в бетонной стене надо мной оконце, маленькое, грязное и почти полностью заколоченное. Через него в подвал проникало немного дневного света. Я едва не подпрыгнула от неожиданности.

Я подхватила Оуэна и прижала к себе, пожалуй, чересчур крепко, так что он недовольно пискнул.

— Ой, извини. Но там же окно. Мы сможем выбраться.

Я поднялась вверх по лестнице и подобрала оставленный там фонарик и куртку — становилось холодно. Я направила свет на окно. Маленький кусочек стекла, который я могла разглядеть, был покрыт чёрной коркой грязи. Поверх рамы прибиты посеревшие от старости доски.

Встав на цыпочки, я ухватила верх доски. Я тянула изо всех сил, но она только чуть шаталась. Я попробовала оторвать нижнюю доску, но она тоже была приколочена крепко. Правая нога скользнула, я потеряла равновесие, ударилась о ступеньки и опустилась на пол. На глаза навернулись слёзы. Я обхватила себя за ноги, раскачиваясь туда–сюда в попытке успокоиться.

Оуэн взобрался ко мне на колени, слизнул катившуюся по щеке слезинку. Я погладила пушистую шкурку.

— Мы обязательно отсюда выберемся. Я придумаю, как оторвать те доски.

Я опустила Оуэна на пол, встала, смахнула слёзы.

— Ничего. Должно же быть что–нибудь.

Но ничего не было. Мы порылись в коробках, заполненных заплесневелыми брошюрками и старыми выпусками «Вестника географии». Там нашлись ещё сломанный тостер и кучка столовых приборов.

В какой–то момент я вдруг почувствовала запах дыма. Он был слабый, едва различимый, но в дальнем углу подвала становился сильнее.

Джастин поджёг дом.

Я зажала ладонью рот, чтобы не закричать, потому что знала — остановиться уже не смогу.

Оуэн побежал назад, к лестнице, а за ним и я, стараясь не обращать внимания, как мёрзнут ноги.

— Нужно оторвать эти доски, — сказала я ему. Я тянула изо всех сил, но ничего не получалось. Я дёргала, щепки отламывались под руками. Я в отчаянии стукнула по деревяшке, глаза обжигали невыплаканные слёзы. Не в силах сдерживаться, я шлёпнулась на пол, и слёзы потекли по лицу.

— Надо было позвонить Маркусу, — шептала я. — Надо было сказать, что я еду сюда, Мэгги, Лите или ещё кому–нибудь.

В отчаянии и горе я пнула пружины кровати. Каркас скользнул по грязи, одна из металлических планок со звоном сорвалась с пружины в воздух. Этот звук и движение заставили меня вернуться к лестнице. Я глянула на окно и на узкую железную полосу. Она очень гибкая и прочная. Может, получится? Других вариантов нет.

Я опустилась на колени на подвальный пол и взялась за конец пластины. Я тянула и крутила, и, наконец, её удалось оторвать от другой пружины. Потянувшись, я просунула полоску металла под край верхней доски рядом с местом, где она была прибита, и нажала. Острый край врезался в левую руку. Ничего не получится.

Тяжело дыша, я прислонилась лбом к бетонной стене. Думай, думай. Я вспомнила слова Ромы — шоколад и скотч способны почти всё исправить. Рулончик её липкой ленты ещё лежал в кармане моей куртки. Я достала его, оторвала длинную полосу и обмотала металл — получилась ручка. Потом потянула изо всех сил, и Оуэн у моих ног, похоже, одобрял мои действия.

Дерево затрещало. Я стиснула зубы и тянула, упираясь ногой в кирпичную стену. Раздался хруст, и сухая деревяшка наконец подалась. Я оставила её висеть на одном гвозде и взялась за другую доску.

— Уходим отсюда, — сказала я Оуэну сквозь зубы. — И когда я в следующий раз увижу этого Джастина…

Я направила свою злость на работу, мышцы рук дрожали. Запах дыма становился сильнее. Я кашляла, трясла головой и ещё сильнее налегала на импровизированную монтировку. Этого оказалось достаточно. Дерево треснуло, и остальные доски я ослабила руками.

— Да! — задохнулась я. Потом осторожно попыталась отогнать Оуэна. — Поднимись немного повыше.

Он залез на лестницу, примерно до середины.

Прикрывая лицо тыльной стороной ладони, я разбила железной полоской три маленьких оконных стекла и выбила деревянные перегородки между стеклянными прямоугольниками. Теперь всё вокруг было усыпано мелкими, острыми как иголки осколками. Они врезались мне в ноги через толстые носки, когда я подбиралась к окну. Ледяной воздух никогда не казался таким приятным.

Я смахнула рукавом самые опасные куски стекла. Потом обернулась назад, подхватила Оуэна и, дотянувшись через окно, посадила его на снег снаружи, радуясь, что с этой стороны домика снег почищен.

— Иди, — я показала коту на деревья в дальнем конце двора.

Он пригнулся, глянул назад, в окно. Я опять закашлялась — теперь через доски пола просачивалось ещё больше дыма. Я придвинулась к Оуэну.

— Беги, а я за тобой, обещаю. Беги, пожалуйста.

Думаю, он понял мою настойчивость. Он побежал через двор по снегу. Я вцепилась в края окна и попыталась подтянуться. Куски стекла резали руки, на левой ладони начала кровоточить рана. Мне некогда было обращать на это внимание. Надо выбираться отсюда, пока ещё можно.

— Иди, — сказала я Оуэну. — Я догоню.

С третьей попытки я дотянулась до края окна. Просунула сквозь него голову и плечи.

Я видела, что Оуэн почти добежал до расчищенной части парковки. Он уже в безопасности. Я высунула на снег руки и попыталась протолкнуться вперёд. Не получилось. Я не пролезала. Я шарила руками по снегу, но не могла ни за что ухватиться. Я извивалась и толкала ногами, но окно было слишком узкое.

Я дернулась назад и упала на пол. Теперь стали видны просачивающиеся в подвал струйки дыма. Паника боролась с гневом, и гнев победил.

— Я не собираюсь здесь умирать!

Я сняла с себя куртку и стащила тёплые брюки, оторвав пуговицу на талии. Бумаги из конверта Агаты я сложила как можно плотнее и сунула в лифчик. Сняла свитер, тёплое бельё и осталась в колготках, майке и толстых носках.

Я обхватила рукой подоконник, потянулась вверх, и пальцы зарылись в холодный снег. Я выдохнула до капли весь воздух, втянула живот и начала двигаться. Я не думала ни о руках, ни о холоде, только лезла, царапалась и выкручивалась, и наконец, мои бёдра чудом протиснулись через окно. Я была свободна.

Я понеслась по снегу, спотыкаясь и падая. Ледяная корка резала ступни через колготки, но я продолжала бежать, стараясь хоть как–нибудь удержаться на снегу.

Газовый баллон взорвался, когда я уже почти добежала к деревьям. Взрывная волна отбросила меня в кусты, ветки хлестали по телу, и я обхватила руками голову. Я повалилась на спину, на снеговую подушку под деревом, и замерла, охваченная тишиной. В самом деле ни звука, ничего громче шороха сосновых иголок. Я приподнялась на локтях. Где же Оуэн? Я его не увидела.

Дом превратился в шар из огня и дыма. Потом я увидела бегущего ко мне Оуэна, на его шкурку налипли кусочки коры и кристаллы снега, и он сердито мяукал. Я повалилась на снег, переводя дыхание. Кот влез мне на грудь и лизнул в лицо.

Я смахнула слёзы и улыбнулась ему.

— Мы выбрались.

Порез на руке ещё кровоточил. От вида крови голова закружилась. Значит, не буду смотреть. Но кровь сочилась и через оба носка, тут уже ничего не поделаешь. Трясясь от холода, я поднялась на ноги, здоровой рукой прижимая Оуэна к себе.

— Нам надо оставаться в лесу, — сказала я ему, — на случай, если вернётся Джастин.

Я была вся в синяках и в крови и замёрзла, но если бы Джастин вдруг появился, точно избила бы его до беспамятства одной здоровой рукой — если, конечно, Оуэн не доберётся раньше.

Я дрожала всем телом и не чувствовала ног. Осмотревшись, я прикинула, в какой стороне должна быть дорога, и мы двинулись в том направлении. С каждым шагом в ноги как будто вонзались осколки стекла, но я всё–таки шла. Уткнувшись в его шерсть, я говорила с Оуэном, сама не понимая о чём. Снег доходил до середины бедра, но я все равно шла, медленно и болезненно прокладывая тропу к дороге.

Понятия не имею, сколько так прошло времени. Услыхав, как кто–то окликнул меня по имени, я решила, что начинается гипотермия. Галлюцинации. Но меня снова позвали. И это не Джастин.

— Эй! — крик заставил меня сложиться от кашля почти пополам.

— Я здесь!

— Я иду, — отозвался голос. — Оставайся на месте.

Спустя мгновение я увидела, как через лес ко мне приближается Маркус — длинные ноги легко двигаются по снегу, глаза смотрят прямо на меня. Если у меня галлюцинации, то эта самая лучшая.

— Кэтлин, ты цела? — спросил он, подойдя ближе.

Мне кажется, или в его голосе слышна лёгкая дрожь?

Я кивнула, потому что вдруг разучилась говорить. Он расстегнул свою парку, накинул на меня и застегнул у шеи, заправив руки внутрь, а не в рукава. Куртка пахла Маркусом и была такой тёплой, что голова закружилась.

— Что тут произошло? — он нагнулся и взглянул мне в лицо.

— Джастин… Джастин убил Агату, — стуча зубами сказала я.

— Знаю.

Он знал? А откуда?

Моя рука до сих пор кровоточила. Я осторожно ослабила молнию одним пальцем — не хотелось испачкать Маркусу куртку. Я наблюдала, как кровь маленьким ручейком течёт по моей руке. Он продолжал говорить, но я почему–то больше не слышала слов. Мир в поле зрения начал угасать. Ко мне протянулись большие руки. И это стало последним, что я запомнила.

Очнулась я на носилках в машине скорой помощи, на дороге. Я была завёрнута в одеяло, парамедик сидел рядом со мной, а на животе у меня — ужасно рассерженный Оуэн. Подальше, в изножии носилок, ещё один парамедик обрабатывал длинные рваные раны на тыльной стороне руки полицейского.

— Привет, — улыбнулся мне парамедик, сидевший рядом. И обернувшись, окликнул: — Детектив Гордон!

Маркус сунул голову в машину скорой помощи.

— Привет, — сказал он. Мне почему–то смешно было видеть, как он улыбается. Что за отраву дал мне тот парамедик?

— Что сделал Оуэн? — прохрипела я.

— Не беспокойся об этом, — он указал на полицейского. — Я ему говорил не трогать кота.

Молодой полицейский и Оуэн, как пара старых бойцов, с ненавистью поглядывали друг на друга.

— Пропавший пикап был у Джастина, — хрипло сказала я.

— Я знаю, — кивнул Маркус

Затем я вспомнила взрыв.

— Машины больше нет, да?

— Да, но Джастин все равно попался.

Я попыталась встать, но все закружилось, как в калейдоскопе. Парамедик любезно опустил меня обратно, старательно держа руки подальше от Оуэна.

— Ты его поймал?

— Мы поймали.

Я рухнула на подушку и пощупала бумаги внутри бюстгальтера. Руби оправдана, а Гарри, возможно, найдет свою дочь.

Маркус начал говорить, как глупо с моей стороны было притащиться сюда, никому не сказав, но не мог сдерживать улыбку каждый раз при взгляде на меня. Я закрыла глаза. Я его даже не слышала.