Ловцы душ

42

Шар оставался у меня в руках и по-прежнему светился. Стоило мне подумать, что так он слишком заметен, как сияние исчезло, и теперь я держала половинки обычного серого камня. Соединила их - и камень стал цельным.

- Никогда не покидай меня, а если так случится - вернись в мои руки,- приказала я ему, поднеся к губам.

Глубокая ночь не скрыла от меня очертаний знакомых гор, тропинки между валунами, спускающейся к озеру. Я вдохнула родной запах деревьев и трав и с грустью подумала об Уце. Где она сейчас? И не знает, наверное, что ее дару вернулась. Но ноги уже вели меня к дому. Я побежала, спугивая спящих птиц. Вот и Плачущая гора, и мой хаарц - там, внизу. Огней не видно, лишь у Храма Ориса отблески углей после ритуального костра. Крадучись, прошла я мимо соседских домов, постаревших за время моего отсутствия. Или я стала старше? Чем ближе подходила я к родной калитке, тем сильнее билось сердце, воздуха не хватало. Увидев, как заросла тропинка к двери, я похолодела, в душу вошел страх.

Дом был пуст. Очаг давно не разжигали, и масляная лампа покрылась пылью и паутиной. Только столб лунного света отгонял тьму. Я без сил опустилась на соломенную подстилку, провела по ней рукой. Где мама? Что с ней? Закрыла глаза, глубоко вздохнула, прислушалась к голосу стен.

"Что случилось с вашей хозяйкой?"

Приложила ладонь к теплому камню и увидела...

Когда меня увезли, мама заболела. Лежала тут одна и стонала от сжигавшей ее тело хвори. Только старая соседка приходила напоить и накормить ее. Добрая женщина отнесла петуха в Храм Уны с мольбой об исцелении несчастной, одинокой матери, потерявшей единственное дитя. Но богиня или не слышала, или горе мамы было столь велико, что иссушило ее тело. Здесь, на лежанке, она доживала последние дни, разминая непослушными пальцами мокрую от ее слез глину. Она что-то лепила... Я пошарила вокруг и нашла. Маленькая фигурка, кукла, напоминающая девочку с длинными волосами.

Я зарыдала, прижав куклу к себе. Свернулась в комок на ложе, что делила с самым родным человеком и плакала так, как никогда в жизни. Я слышала мамин голос...

- Айя, кхан дару, даце ма, пусть боги возьмут мое дыхание и отдадут тебе. Мне не нужно оно, когда тебя нет рядом. Свет мой, за что я наказана? За что меня лишили единственной радости? Разве не исполняла я все ритуалы и посвящения? Разве не трудилась я без упрека, разве преступила порог послушания? Айя, если тебя нет на этой земле, то прошу последней милости - обрести тебя там, за облачным пределом. Если ты жива, дитя, возьми всю мою силу, мою кровь и душу, чтобы твои силы удвоились. Да хранят тебя боги, да вернут они тебе все, чего не дали мне.

"Мама, мама, вернись, прошу..."

Только шорох песка, сыплющегося с потревоженных ветром стен, был мне ответом.

Боль затопила меня, ослепила и оглушила. Спотыкаясь и падая, побрела я обратно из холода места, в котором меня больше никто не ждал. Теперь мне было безразлично, увидят ли соседи, поднимут ли шум. Проходя мимо дома женщины, что ухаживала за мамой, я провела рукой по стенам, и они слабо засветились.

"Теперь там всегда будет тепло и уютно, а старушке будет радостно и светло".

Слезы застилали глаза, дорога казалась размытой. Лес встретил меня молчанием, будто скорбя так же, как я. Теперь все чужое мне здесь. Теперь никому я не нужна.

Треск хрустнувшей ветки не напугал меня - безразлично подумав о звере, вышедшем на охоту, я повернулась и выставила вперед руку. И вздрогнула, узнав легкий шаг...

Она прыгнула мне на плечи, вылизывая шершавым языком мои мокрые щеки.

- Ты узнала меня! Уца, девочка моя!

Я целовала теплый нос и мягкие ушки ягуара, обняв и стиснув так, что хрустели кости. А она терпела, и сама урчала мне в ухо.

- Никогда тебя не покину,- прошептала я ей. - Кто бы что ни думал, никогда тебя не отпущу от себя!

Она замерла на моих коленях, и я чувствовала ее тоску по мне, ее надежду на встречу. Каждый день бродила она тут и даже спускалась в хаарц, была у моего дома.

- Ты видела маму? - спросила я, а она лишь подсунула голову под мою руку. И я поняла, что она хотела сказать: все видела, все знала и сама теперь ни за что от меня не уйдет.

Так вместе мы и пришли к нашей пещере, там камень вновь распался на половинки и открыл мне путь во дворец Кетцаля. Уцу я выпустила в сад, приказав сидеть тихо и прятаться от людей, сама вернулась в свои покои и лежала до утра без движения, крепко сжимая последний подарок мамы.

Все же я уснула ненадолго, и когда открыла глаза, поняла, что стала другой. Что-то сломалось во мне, исчезло. Подумав, я ответила себе: я больше не скучаю по Кетцалю. Не хочу его видеть и говорить с ним. Вся его нежность - лишь плащ, скрывающий темную суть его бога, которому он принес в жертву и меня. Мне сделалось безразлично, что будет дальше. Невеста Ориса? Что ж, если ему нужна та, что ненавидит его всем сердцем, пусть придет и заберет мою никчемную жизнь. В ней больше не будет радости и света. Отныне дни мои потекут к закату, и я скорее спрыгну со скалы, чем выношу и приведу в мир дитя проклятого мной бога.

Я вскочила с ложа и выбежала в сад. Мне невыносимо было оставаться в доме Жреца. Достигнув любимой поляны, развела в стороны половинки камня и шагнула во врата, пожелав оказаться в месте, где смогу согреться.

Вначале мне показалось, что я вернулась во дворец Кетцаля. Пустынный зал, с высокими стенами, расписанными искусной рукой мастера, крепкие деревянные скамьи, и ниши, заполненные свитками. Что это? Я подошла и взяла потемневший от древности кожаный лист. "Песнь о великой битве Богов и Хранителей"... Интересно. Я погрузилась в чтение. Едва различимые, полустертые временем строки поведали, как еще до сотворения нашего мира спустились на землю с далеких звезд люди, умевшие говорить с ветром, поднимать моря и разрушать горы. Боги, создавшие землю как сад, в котором текли их бесконечные дни, разгневались на пришельцев. Орис, отец богов, пришел к Матери Хранителей - так называли себя гости. Опоясанный молниями, каждым шагом потрясающий твердь, он грозно потребовал ответа, как посмели они нарушить покой и уединение Высших? Хранительница ответила, что их дом разрушен, и они - это все, что осталось от великого народа, живущего в процветании и гармонии многие тысячелетия на такой же зеленой и теплой планете. Она попросила убежища для своих людей. Орис опасался, что хранители, владеющие бесценными знаниями и магической силой, выживут богов с полюбившегося им дома. Он обрушил свою ярость на Хранительницу, но не смог уничтожить ее. Магия пришельцев оказалась сильна, и удары всесильного бога не достигали цели. Завязалась жестокая битва. Много лун продолжалась она, земля стонала и тряслась от боли. Богов было больше, и хранители ослабли после долгого и трудного пути. Многие из них погибли, забрав с собой и бессмертные души врагов. Лишь Мать-Хранительницу не смогли сломать негостеприимные хозяева. Она исчезла, не оставив после себя и горсти праха. С тех пор боги безраздельно правили землей, подчиняя своей воле слабых людей, рожденных ими для потехи.

Увлеченная сказкой, я не заметила, что в зал кто-то вошел. Лишь почувствовав дыхание в спину, обернулась, отпрянула, в ужасе сжимая свиток.

- Не бойся. - На меня смотрел юноша, годами не намного меня превосходящий.

От его взгляда меня окатило теплой волной, а улыбка его растопила лед в моем сердце. Он доверительно протянул мне руку, а я не могла отвести от него взгляд. Что-то в нем поразило меня, как стрела пронзает летящую в небесах птицу. Весь его облик был мне словно знаком, будто давно-давно мы знали друг друга, и разлучились, и все это время искали друг друга. Высокий и стройный, с длинными волосами цвета лунного молока, глазами, как море, бездонными и синими,- и в нем хотелось утонуть, раствориться без остатка.

- Кто ты? - спросил он, а в его взгляде я видела свое отражение, восхищение и радость от того, что встретил меня.

Я хотела ответить и с ужасом вспомнила, что не смогу объяснить, как оказалась тут. Меня запрут в каменной башне, обвинят в неповиновении и казнят! Охнув, я отбросила свиток, повернулась и побежала, на ходу разводя руки с камнем. Он не успел побежать за мной. Я впрыгнула во врата, оказавшись во дворце Кетцаля, а эхо, преследовавшее меня, понесло по пустынным коридорам его вопль, исполненный отчаяния:

- Не-ет!

Я открыла глаза, ничего не чувствуя, не понимая, в каком мире нахожусь. Кто-то тряс меня, я увидела лица, раскрывающие рты, будто что-то крича, но не слышала и звука. Хотелось спать. Как сквозь вату, донеслись голоса:

- Аня, проснись! Анна!

Я потихоньку стала соображать, поняла, что это тетя Маша, Глеб, еще кто-то. На меня побрызгали водой, это привело в себя окончательно. Но тут же обрушилось столько суеты и шума, что голова закружилась. Глеб выбежал из комнаты, тетя Маша одевала меня, как маленькую, торопясь, будто куда-то опаздывала.

- Что? - сонно спросила я. - Что случилось?

- Давай, миленькая, пойдем, нужно уходить.

Она потянула меня за собой, я послушно пошла, запинаясь, еле переставляла ноги. Мы вышли из дома, сели в машину и Глеб сидел за рулем. Рядом со мной села Марина, всхлипывая, держала шубу у меня на плечах. Я помотала головой.

- Бр-р... Что происходит, скажет мне кто-нибудь?

- На нас напали, - коротко бросил Глеб, вглядываясь в зеркало заднего вида. Он вел машину какими-то лесными дорогами, ее трясло на ухабах, а из-под колес летели снежные комья. Лучи фар разрезали непроглядную темноту вокруг, но видно было недалеко: кругом деревья и снег.

- Как напали? - дошло до меня. - Кто?

- А ты как думаешь? - мрачно переспросил он. - Хозяина нет, а псы остались. Теперь еще сильнее мы им понадобились, вишь, хорошо было, пока вела властная рука. Кто-то знает, что случилось в том здании. А не знает, так догадывается. За тобой снова охота. Хорошо, вовремя предупредили. Ворвались в больницу, там постреляли и направляются сюда.

- Постойте, - похолодела я, - так ведь они думают, что Ловец это Сережа... Они его нашли?!

- Да подумали уже об этом, - буркнул Глеб. - Там Максим с ребятами, забрали еще ночью, вывозят в безопасное место.

- Его нельзя трогать! - взвилась я. - Он и так на ниточке держится!

- Аня, успокойся, - погладила меня по плечу тетя Маша, - там наш целитель, поддержит его силы. И врача тоже взяли, что его лечил - так проще будет в новом месте. Он перенесет дорогу. Зато ты будешь спокойна.

- Да какое там спокойна! - схватилась я за голову. - Артефакт! Его взяли?

- Да, - пискнула Марина. - Он у меня.

- А Таня? Стасик?

- Всех вывозят, разными дорогами, чтобы запутать следы.

Меня затрясло.

- Куда мы едем?

- К друзьям, на охотничье подворье.

- Нам нужно подготовиться и дать бой, - твердо сказала я.

- Да уже... - ответил Глеб. - Наши бойцы остались защищать Белоозерск.

- Мне надо было быть там! - вскипела я.

- Тебе надо заниматься делом! - гаркнул Глеб. - Думай, как мужа своего вытащить, он сейчас из тебя силы тянет. А к этим стычкам мы давно готовились. Не хуже тебя знаем, что делать.

Я вжалась в сиденье. Он прав, пока Сережа в таком состоянии, я ни о чем другом думать не могу. А если с ним что-то случится... Нет, не буду настраиваться на это.

Но не он тянет из меня силы... А их, и правда, негусто. Вон, едва очнулась ото сна. Сон! Вот что случилось со мной! Я как-то умудрилась попасть в свое другое воплощение, и там наверняка можно узнать, как открыть камень! Вот почему мне так плохо. Ловец сказал, что не вспомню его, как и то, что это за артефакт. Может, Майана поможет мне вспомнить? Но попаду ли я туда снова?

Стало тоскливо. К прежним предчувствиям добавилась тревога за тех, кто остался защищать свои дома, да еще и мысль: что же было с Майаной дальше?

Но сейчас не время думать об этом. Ничего не закончилось, впереди еще много волнений, и мне нужны силы. А где их взять?

Я попыталась отрешиться от всего и просто отдохнуть. Марина, приткнувшись на мое плечо, уже посапывала во сне, тетя Маша сидела напряженная и усталая, Глеб не отвлекался от дороги. Я вздохнула, прикрыла глаза, прислушалась: в порядке ли Сережа, Стас? Сердце подсказало, что они в безопасности. Мысль о Тане тоже не вызвала боли. Тогда я сосредоточилась на Белоозерске и мысленно накрывала его кольцами защиты. Пусть непрошенные гости потрудятся их снимать.

Вскоре приехали к большим воротам, за которыми оказался огромный двор. Начало светать, но, несмотря на раннее время, на подворье собралось много людей. Нас встретила целая толпа. Едва я вышла из машины, раздался радостный гул. Я не задержалась, пробежала в двери большого деревянного дома.

Внутри тоже набилось народу, как пчел в улье. В основном пожилые, женщины и дети.

"Правильно, молодые взяли в руки оружие, - с грустью подумала я. - А ведь только похоронили погибших!"

Меня все знали, приветствовали, как только догадывались, что я - это я, ума не приложу. Мелькнуло подозрение, что Глеб тайком распечатал моих фотографий и раздал всем. Но как же это тяжело - быть на виду, чувствовать чужие ожидания, мол, вот она, спасительница, сейчас махнет рукой и всех победит, со всеми справится. А у спасительницы коленки трясутся от страха за своих, от мысли, что все это - чудовищная ошибка, меня не за ту приняли, и где-то есть человек, которому действительно этим положено заниматься. Я шла через толпу людей, приглядываясь: где Таня? Есть ли новости от Максима, вывезли ли Сережу? Глеб с тетей Машей как сквозь землю провалились. Неожиданно в толпе зацепилась за знакомый взгляд, и остолбенела. На меня смотрела Нина Максимовна. Без укора, просто глаза в глаза. Я не могла оторваться от нее, кто-то потащил меня за рукав, вывел в коридор, а из него - в спальню. Я у порога извинилась, пробормотала, что мне нужно побыть одной, закрыла дверь и упала на кровать, захлебываясь в рыданиях. Казалось, я просто не выдержу этого напряжения.

Меня тронули за плечо. Я обернулась - рядом сидела мать Алексея.

Я расплакалась еще горше, закрыв лицо ладонями.

- Простите, простите меня! Я виновата, только я одна!

- Ну-ну, деточка, ты что? - Она обняла меня и похлопывала по спине. - Ни в чем ты не виновата. Лешенька у меня герой, я всегда знала, что он будет в первых рядах. Чему быть - того не миновать, не убивайся так.

- Я не могу! - помотала я головой. - Не могу ничего совершенно. Сама не знаю, как у меня вообще что-то получалось. Это случайность, ошибка, я просто ненормальная, наверное, и все это снится.

- Анечка, послушай меня. Понимаю, тебе страшно, - продолжала она, - но, видишь ли, нам не страшно, пока ты с нами.

- Как это? - Я даже перестала плакать.

- Людям вера нужна. Пусть ты знаешь, что не та, но они этого знать не должны. Иначе тоже начнут бояться. Эта война ведь не сейчас началась. Она всегда была, с сотворения мира. Если ты ступил на дорогу инакомыслия, будь готов столкнуться с противником.

- Но ведь есть люди, которым сейчас все равно, они сидят дома, и знать не знают, что где-то кто-то погибнет - в мирное время!

- Да смерть-то всегда рядом, Анечка! Кто-то от пули, кто - от болезни, кто - случайно оступится на ровном месте и шею свернет. Ты не можешь отвечать за все смерти на земле! Сейчас решается не то, кому жить, а как жить. У темных силы больше, они своим поганым ремеслом гребут деньги лопатой, сейчас кто только не ходит к ним привороты да порчи заказывать, а те, кто их дела снимает, часто за хлеб работают. Но у нас вера. А у них страх. Ты сейчас их вожака одолела, так они от отчаяния решили ударить, пока мы от смертей своих сыновей не отошли.

- В этом-то и дело! - снова завыла я. - Не одолела я его, а на время закрыла. И выбор стоит такой: или оставить его там и похоронить... ну, неважно, человека одного, либо вернуть их обоих и драться. А там уж неизвестно еще, чья возьмет.

- Послушай меня, девочка, - строго сказала Нина Максимовна. - Ты всегда на стороне жизни быть должна. Если есть шанс спасти, должна попробовать. А драться с нечистым тебе не привыкать. То твоя задача вечная.

Я замерла у нее на плече, всхлипывая. Она права. Не могу я сделать другой выбор.

Раздался звук колокола где-то близко, и Нина Максимовна потянула меня.

- Пойдем, покажу тебе что.

Мы накинули шубы, прошли через пустые сенцы, вышли на улицу. Неподалеку фонарь осветил небольшую часовенку, а у нее собрался весь народ. Люди пели псалмы, хором, и от их голосов на душе стало тепло.

- А вы разве верующие? - удивилась я.

- А как же! - Она вскинула брови домиком. - Почему бы нам не верить?

- Ну, я думала... вы же гадаете... ворожите...

- Ты не путай одно с другим. Нельзя человеку запретить верить, и нельзя заставить. А дар - он как профессия, призвание. Мы не все с малолетства этим занимаемся, верно? До обретения дара все такие же люди, и выбирают религию по зову сердца. Она нас объединяет, ориентиры дает. А свет - с ним рождаются, да. Пойдем-ка, тоже постоим там.

Мы подошли, мне в руки сунули горящую свечу, я смотрела на икону святого с добрыми, печальными глазами и слушала молитву. Слов не понимала, но, казалось, они сами звучат в моем сердце.

"А ведь и правда, - подумала я, - главное верить. В то, что нет смерти, а есть лишь переход из одной жизни в другую. В то, что творишь добро, и это тебе зачтется. Неважно, как. Скажет ли человек спасибо, или ангелы проводят в царство небесное. Главное - ты творишь добро для себя. И любишь для себя. И я все это делаю для себя! - дошло до меня. - Это мне, лично, надо!"

И так стало хорошо и спокойно, и сила закипела в руках, возвращая знакомую уже легкость. Захотелось всех обнять. Эти люди, незнакомые, но такие родные, дали мне то, в чем я всегда нуждалась. Веру в себя.

Я тихонько отошла от толпы, побрела за ворота, держа свечку, закрывая ее, чтоб не погасла. Отошла довольно далеко, подняла руку и опустила резко, стряхивая. Будто кольца по воде, волна силы пошла от меня во все стороны, и я знала, что она пройдет по всей земле. Много ли нас, охотников, ловцов, хранителей, но...

- Я есть! - закричала я в звездное небо. - Слышите? Я здесь!

Вдалеке замелькали огни фар. Навстречу ехала машина. Я выставила ладонь, но тут же опустила. Свои. Таня, мама со Стасиком. Мои защитники знают свое дело. Теперь мне нужно защитить их.

Машины проехали мимо меня. Я осталась одна на пустой дороге. Свеча, оставленная мной в сугробе и накрытая сферой защиты, не гасла. Что такое одна свеча? Но и ее хватает, чтоб разогнать тьму. А если ту свечу сделать сильнее во много раз...

Я смотрела на огонек и чувствовала, как во мне, внутри, разгорается пламя. Руки согрелись, сердце билось ровно и спокойно, а сознание было ясным как никогда. В голове возникла картинка: по лесной дороге мчатся микроавтобусы, много, не меньше десятка. В них - наемники, люди, которым заплатили за смерть. Они сосредоточенны, деловиты, проверяют оружие, подтягивают бронежилеты. И ехать-то им осталось немного, каких-то двадцать километров. Впереди - Белоозерск. Я усмехнулась - на каждой машине - защитный амулет, пентаграмма. Приложила пальцы к виску, нахмурилась. Они не услышат меня.

Тело само помнило, какие нужны движения, и я медленно и плавно выводила в воздухе магические знаки. Наконец, вокруг возникло нужное поле. Я закрыла глаза и свела руки вместе, шепча:

- Земля!

Глухой гул прокатился по лесу, как далекий раскат грома. Под ногами едва ощутимо дрогнула твердь и колебания пошли, как круги по воде. Машины тряхнуло, замотало по скользкой дороге. Несколько из них улетели в кювет, перевернулись. Остальные резко затормозили. Боевики выскочили на дорогу, кинулись к товарищам - помогать выбираться из помятых автобусов.

Я крикнула, и они услышали.

- Уходите, или погибнете!

Отчасти это сработало: многие из них побросали оружие и в ужасе бросились бежать по дороге прочь от того места. Остальных остановил грозный окрик главного.

- Что, совсем страх потеряли? Там уж вас точно никто не пожалеет! Чего расползлись?! По машинам! Забыли, с кем дело имеем?! Эти дешевые фокусы для цирков шапито! У нас есть задание, и мы его выполним! Иначе я сам вас здесь положу!

Парни с неохотой погрузились в машины, выдвинулись дальше.

Я развела руки в стороны, подняла вверх.

- Воздух!

Качнулись деревья. Немного, потом все сильнее, по их кронам зашумел ветер. Опустился на землю, поднял снежные валы и понес их в сторону Белоозерска.

Я двигала ладонью по кругу, будто размешивала сахар в чашке. Ветер набросился на микроавтобусы, закружился вокруг колонны, забрасывая лобовые стекла снегом.

Водитель головной Газели притормозил, выругался, взял рацию.

- Твою мать! Командир, не видно ни хрена! Я что, наощупь должен ползти?

- Ползи хоть вслепую, я сказал! Не останавливаться!

Ветер раскачивал кузова, наемники уже не скрывали страха. Я видела - некоторые крестились. Но все же ехали вперед.

- Ну, если и это вас не остановит... - прошептала я.

Провела руками над землей, повернулась на месте, свела ладони вместе.

- Вода!

На машины обрушился ледяной дождь. Дорога в момент превратилась в каток. Даже шипованные шины не помогали: ветер свободно кружил по дороге оставшиеся машины, играючи сталкивая между собой.

- Все, командир, если хочешь - иди пешком, а я пас! - крикнул в рацию водила, и, судя по молчанию, воцарившемуся в салонах, практически все были с этим согласны.

Главный выругался, но за руль не сел. Понял, что силенок маловато против самой природы, тут хоть десять автоматов разряди - толку не будет.

- Поворачиваем! - сквозь зубы процедил он в рацию, и кортеж медленно двинулся назад.

Я махнула рукой, ветер весело погнал их вон от поселка.

Буря и дождь преследовали боевиков до федеральной трассы, там резко прекратились, словно кто-то нажал на стоп.

- У меня есть время, - проговорила я устало, - пока в дело не вступили маги, - Подняла с сугроба сгоревшую наполовину свечу и пошла к подворью. Добралась до безлюдной часовни, опустилась на колени, поставила свечу в снег и перекрестилась.

- Мне нужна помощь, - сказала, глядя на икону. - Помоги?

Молиться я никогда не умела.

Дома меня ждали тепло и друзья. Никто ни о чем не спросил, помогли раздеться, подвели к креслу прямо у печки, тетя Маша принесла чашку с чем-то парящим. Куриный бульон. Я поблагодарила, отхлебнула янтарной наваристой жидкости и поняла, что счастлива - сиюминутно, здесь и сейчас, несмотря на все мои беды.

- Из Белоозерска сообщили, что все в порядке, - сказал Глеб, присаживаясь рядом.

- Я знаю.

- Сергей тут, неподалеку, в поселковой больнице. И там все в порядке, - ответил он раньше, чем я спросила. - Палата полностью оборудована, за ним следят. Состояние стабильно, дорогу перенес хорошо.

Я открыла рот, но он снова перебил:

- И темный там же.

Я вздохнула. Он положил руку мне на плечо.

- Есть время на передышку. Мы соберем еще людей, перекроем дорогу.

- Хорошо, - я прикрыла глаза. - Займитесь, пожалуйста, этим всем пока сами, у меня есть дело.

Он кивнул, поднялся.

- Тебе что-нибудь нужно?

- Нет, - ответила я, глядя, как причудливо сплетаются ручейки пара над чашкой. - Только кровать и чуточку везения.

- Ну, кровать мы тебе приготовили. А с везением - это уж ты сама... - усмехнулся он в седую бороду.

- Пожалуйста, проследите, чтоб за Сережей и Ловцом наблюдали! - попросила я. - И дайте мне просто спать, столько, сколько понадобится!

Его удивила эта просьба. Но он промолчал.

В доме оказалось всего две комнаты, и одну - с кроватью,- выделили мне. Остальные расположились на полу, топчанах, лавках, на печи устроились Глеб с тетей Машей. Окна занавесили, чтоб хоть пару часов свет не мешал отдохнуть.

Я легла на скрипучую пружинную сетку, накрытую тонким матрацем, и снова положила артефакт на грудь. Как в прошлый раз, повторяла слова, вызывая в памяти Майану. Но, как назло, в голову лезли мысли о Сергее. Я вспоминала его насмешливые глаза, со слишком длинными для мужчины ресницами. Вроде мелочь, а взгляд становился таким же мягким, как это пушистое великолепие. Или, может, мягким его делала любовь? Я вспоминала его улыбку, морщинки, появляющиеся на щеках, когда поднимались уголки его губ. Это так трогательно и нежно. Хотя... Он умел быть жестким... Кажется...

Глаза закрылись сами собой, и я уснула.

Мне снился он. Звал меня, искал в густом тумане, я слышала его голос, шла на его зов, но никак не могла найти. Наконец, удалось разглядеть высокую стройную фигуру - и побежала туда, прижалась к нему, обняла, вздохнув с облегчением. Туман откатился, уступив место стремительно опускающимся на землю сумеркам. Неясная тревога вошла в сердце, руки похолодели. Я подняла глаза и наткнулась на бесстрастный взгляд черных глаз Кетцаля. В ужасе дернулась, пытаясь высвободиться, но он прижал меня к себе. Жестокая усмешка коснулась его губ, а глаза налились злобой и яростью.

- Ты предала меня,- зазвучал убивающий равнодушием голос. - Ты преступила порог дозволенного, отринула моего бога и растоптала все, что я берег для великой цели. Ты будешь наказана.

Я закричала, но почему-то беззвучно. Что-то заставляло меня смотреть в его глаза, пока все мое тело ломалось и разрывалось от боли в его руках. И я понимала: он не подарит мне легкой смерти, а постарается доставить как можно больше мучений...

Силы утекали из меня по капле, краски мира блекли, будто из меня уходила душа. Я отчаянно ждала помощи хоть откуда, надеялась на чудо, взывала ко всем богам и понимала, что тщетно. Внезапно он сам выпустил меня и я упала. Он отошел, оставив меня лежать на земле, и я знала, что он вернется и будет еще хуже. Руки нащупали что-то небольшое, неровное, сжала в кулаке, и почувствовала магию. У меня есть оружие! Сила стремительно нарастала, окутала меня серебристым облаком, подняла над землей, с пальцев стекали крупные светящиеся капли. Я преобразилась, чувствовала это. Теперь мои глаза могли убить. Больше нет страха. Нет боли. Нет смерти. Я - Хранительница...

Вздрогнула и проснулась. Тяжело дыша, оттерла мокрый лоб, поглядела на свои руки, сквозь тонкую кожу на них проступала черная сетка вен. Волосы промокли - может, от слез? Меня бросило в жар, и я откинулась на мягкую пуховую подстилку, застонав.

- Майана-ле, госпожа, вы нездоровы? - испугался слуга, принесший питье.

Ответить не получилось - тело пронзила судорога, я выгнулась дугой и обмякла без чувств.

Хворь терзала меня несколько дней. Я просыпалась и не могла открыть глаза от тяжелой, изматывающей слабости. Во сне мне часто являлась мама, садилась рядом, брала мою голову на колени и тихо пела. Я не хотела возвращаться из этого тихого покоя, но она всегда уходила, напоследок погладив меня по голове и поцеловав. И, проснувшись, я не могла забыть ее полный нежности и грусти взгляд.