Ловцы душ

41

До города мы добирались долго, ленивые быки еле тащили скрипучую повозку, а в плетеной из прутьев клетке сбились в кучу перепуганные и непрерывно ревущие девушки. Я уже не плакала. Вцепилась в решетку и застыла, как каменный идол. Перед глазами стояло только одно: как меня за волосы потащили в эту повозку, вслед за величаво вышагивающим жрецом. Я вырывалась и еще не могла поверить, что прежняя жизнь закончилась, и больше не будет привычного сердцу дома, родные руки не обнимут меня перед сном, и ласковый мамин голос не скажет: "Майана, даце ма! Кхан сару, живи долго!" Едва хаарц скрылся за поворотом, от него послышались крики, и я увидела ее, маленькую, бегущую со всех ног. Ветер донес до меня крики: "Айя! Майана-ле, не оставляй меня, свет мой!" Она недолго пробежала, Споткнулась и упала, я дернулась к ней, но сил не хватило даже окликнуть, дать знак. Во мне не осталось ничего... кроме боли и тупого ноющего страха. Стиснув зубы, я бессильно выла, глядя, как сумерки пожирают тонкую ветку дороги и темное пятно на ней.

" Я вернусь, мама! Я вернусь за тобой!"

Не успели доехать до города - опустилась ночь. Или я уснула? Открыла глаза - темно. Тихо переговаривались девушки.

- Что с нами сделают? - дрожащим голосом спросила одна.

- Жрец сказал, мы будем Священными девами,- всхлипнула другая. - И, если так, то быть нам на Большом Жертвенном Костре.

- Как это?! - ужаснулась первая.

- Я слышала, как мама рассказывала отцу, что однажды уже проводили ритуал Большой Жертвы, когда Великая Гора разгневалась на наш народ. Тогда море накрыло долины и лишило людей пищи в наказание за неподчинение. Чтобы умилостивить богов, жрецы принесли Большую Жертву - не овец и не птиц, нет. И даже не быков. Им принесли в дар двенадцать дев. И гора смилостивилась и перестала трясти землю.

- О, Катцлейна, помилуй,- заплакала та, что слушала. - Я не хочу умирать.

- Это не страшно,- бесцветным голосом ответила рассказчица. - Жрецы проведут ритуал повиновения, на гору мы взойдем уже бесчувственными и примем смерть как спасение. Такова воля богов...

Я больше не слушала. Кровь во мне вскипела от негодования. Кто так решил, почему? Разве мало Орису тех жертв, что приносят ему селяне и горожане каждый день?

Словно отвечая на мои мысли, над землей пронесся глухой гул. Земля вздрогнула и заволновалась. Кони под седоками вздыбились, заметались по дороге. Девушки закричали в ужасе. Я тоже испугалась, вцепилась в прутья клетки и крепко держалась. Посреди этого шума раздался голос жреца. Он пел. Меня это так поразило, что я забыла о страхе. Кетцаль опустился на одно колено, сложил руки ладонями вместе, прикрыл глаза и пел посвящение своему богу. Это было настоящее чудо: звуки проникали в самое сердце, усыпляли и лишали воли. Сама земля перестала дрожать, успокоились кони, стихли все звуки, кроме голоса Жреца. И я прониклась магией пения, душу заполнил восторг и почитание, ушли мысли о доме.

"Так вот он - ритуал повиновения..."

Навалилась дремота. Жрец замолчал, поднялся, занял свое место, и мы продолжили путь. С ленивым равнодушием смотрела я на окружающую красоту: величественные каналы, соединенные мостами, густо рассыпанные по краям дороги дома горожан, украшенные причудливыми рисунками на фасадах. И здесь, в городе, жрецы пели посвящения Орису, усмиряющие его гнев. Как видно, люди покинули свои жилища при первых толчках земного трясения, и сейчас успокаивались и возвращались домой, негромко переговариваясь. У храмов горели костры, отбрасывая на краснокаменные стены кровавые отблески. Дым костров пах чем-то сладким, пряным. От него кружилась голова и разливалось тепло по телу.

Дорога расширялась, дома становились все наряднее и выше - мы приближались к Дворцовой площади. Когда-то я была здесь с мамой. Мама... Вспоминания о ней разбудили меня, я стряхнула сонное оцепенение. Закусила руку до крови, чтоб не терять ясности ума. Мне нужно было запомнить дорогу, чтобы по ней потом вернуться обратно.

Поворот - и Дворцовая площадь предстала во всей красе. Я ахнула: так красиво смотрелся дворец в ярком свете луны. Отсюда, с подножия холма, казалось, он парит в воздухе. Я знала, что он окружен водой - последнее, девятое кольцо каналов, и внутри него - владения Правителей. Там, позади Дворца, раскинулся сад, равного которому нет на земле. Огромный, вместивший в себя и рукотворные водопады, и величественные пирамиды. Животные, не страшась людей, бродили там среди зарослей диковинных растений, и не нападали - сад окружала защитная магия.

Справа от дворца возвышался Главный Храм Ориса, и повозка покатила туда. Cердце сжалось: конец пути близок. Нас кинут в подземелье, лишат имени, а потом и жизни. Больше не будет счастливых дней в горах, и мама не улыбнется мне, и Уца никогда не уткнется мокрым носом в мою щеку, не лизнет шершавым языком руки...

Я всхлипнула, и слезы сами собой потекли из глаз.

Всадники остановились у входа в храм, нас повезли дальше. У невысокого домика без окон повозка остановилась. Нас завели в дом, как видно, предназначенный для пленников - кроме скамей у стен, в нем ничего не было. Но мы так устали, что улеглись кто куда, не протестуя.

Засыпая, я увидела кусок неба в щель на потолке. Далекие звезды мигали мне, будто обнадеживали.

Снилось мне что-то тревожное: много крови, Жрец с жертвенным топором в руке, огонь и вода, и за всем этим - смерть... Но не уход из жизни страшил, а собственное бессилие что-либо изменить.

Разбудил нас зычный окрик стража. Нам принесли еду, мы сели на пол, ели сухие лепешки и запивали водой, молча, многие плакали. Во мне по-прежнему не было сил, болела голова и руки дрожали от слабости.

Затем нас вывели на улицу и под охраной повели в Храм. Площадь была полна народа, горожане с интересом разглядывали моих подруг по несчастью, переговаривались, обсуждали, какая из нас красивее. Я сжала руки в кулаки, стиснула зубы от злости. Мы просто потеха для этих зевак, им радостно видеть наши страдания. Я гордо вскинула голову и с вызовом смотрела по сторонам. Так и прошла царственной походкой по ступеням храма, про себя думая о том, что сбегу отсюда, как только восстановлю силы.

Храм поразил меня роскошью и мрачной красотой. Высокие каменные колонны, много богатых украшений, на стенах - рисунки. А в центре - огромный жертвенник, от вида которого меня замутило. Нет, сейчас он был чист, но воздух пропитался запахом крови, и души убитых животных, казалось, бродят по бесконечным залам храма, с тоской и укором глядя на людей. "А если я не придумаю, как спастись, то скоро и наши души будут бродить тут неприкаянно",- мелькнула горькая мысль.

Мы встали в ряд у стены. Стражи молча ушли, не сказав, долго ли нам ждать, и чего. Мне было неуютно и жутко в этом доме смерти, хотелось скорее покинуть его. Несколько девушек заплакали, очевидно, посчитав, что отсюда нас поведут прямо на жертвенный костер.

Вскоре раздались шаги и голоса, в одном из которых я узнала Кетцаля. В зал вошли жрецы, направились прямиком к нам. Я похолодела. Что сейчас будет?

По молчаливому приказу Верховного Жреца остальные разошлись по залу и встали в круг. Сам он прошел к жертвеннику. Встал в центр каменного ложа, опустил голову, сложил руки на груди и закрыл глаза. Слуги зажгли огонь в больших каменных чашах. Я завороженно смотрела на жреца, забыв о страхе. Мне вспомнилось, как ночью он пел, усмиряя силы природы, и захотелось снова испытать то странное чувство восхищения.

Он запел. Развел руки в стороны и стал раскачиваться в ритуальном танце. Остальные жрецы опустились на колени и негромко подпевали, с обожанием глядя на него.

Все повторилось - и оцепенение, и безволие. Звуки голоса Жреца захватили меня, все остальное ушло, перестало существовать. Только он, его движения, его манящие глаза. Мне казалось, он смотрит только на меня, зовет к себе, просит выйти и встать рядом. Я словно раздвоилась. Тело само стало отвечать на мелодию. Закрыла глаза и подчинилась желанию танцевать. Откуда только пришли движения? Я кружилась на носочках, едва касаясь пола. Ноги сами повели меня к тому, чей взгляд пронзал насквозь, так захотелось встать рядом, коснуться его кожи, слиться с нм воедино. Как он красив! Как глубок и нежен его голос...

Я не заметила, как прошла через стену огня, окружившую жертвенник. Не было страха, боли. Поднялась по каменным ступеням и встала рядом с Кетцалем. Вздрогнула, когда его горячие руки коснулись моих плеч, развернули, повели в танце. Я закрыла глаза и задохнулась от восторга. Напряжение нарастало, руки вспыхнули, двигались уже сами по себе, а мир вокруг расцвел радужными цветами.

Жрец замолчал, и я без сил опустилась на колени перед ним. Он поднял мое лицо, наши взгляды встретились. Он торжествовал.

- Орис выбрал тебя,- сказал с нежностью и неожиданной теплотой.

Остальные жрецы склонились в почтительном поклоне.

Я почувствовала, что по щекам текут слезы.

Так я стала невестой Ориса. Кетцаль рассказал мне о ритуале, вдоволь насмеявшись над моими страхами.

- Айя, ты несмышленое дитя. Чей недалекий ум придумал сказки про жертвенных дев? Богу не нужны тела, ему нужны души. Все в мире подчиняется гармонии. Раз в столетие, на смене лун, Орис дает знак, что пришло время соединить небо и землю, чтобы две силы мироздания слились воедино. Это искупает зло и уравновешивает добро, свет и тьма становятся неразделимы, и рождается гармония. В мир приходит покой, и боги перестают посылать людям испытания.

- Кетцаль-ото, но как Орис выбрал меня? Почему? - недоумевая, спросила я.

Он хитро улыбнулся.

- Ты услышала то, чего не слышали другие. В тебе есть сила, Майана. Ты и есть воплощение матери - земли.

- Но мне придется стать женой бога? - ужаснулась я.- А как его узнать, если он будет в образе человека?

- Так же, как он выбрал тебя, он выберет тело, в которое войдет в Священную ночь, - ответил он, и тихо добавил:- Надеюсь, это будет...- и осекся.

И больше не сказал ни слова, как я ни пытала.

Моя жизнь стала легкой и радостной. Кетцаль поселил меня в своем дворце, не таком роскошном, как у Правителя, но куда лучше моих самых смелых ожиданий. Я только ахнула, войдя в отведенные мне покои. Тончайшие ткани, искусное шитье, каменные украшения на стенах и рисунки мастеров. Была и купальня, наполненная чистейшей родниковой водой, а мое ложе, закрытое от ветров и летучих тварей прозрачной занавесью, покрывало мягкое пуховое облако. Я уже чувствовала себя богиней.

Я спросила Кетцаля о судьбе остальных девушек, он обрадовал тем, что все они устроены, и будут прислуживать при храмах, а такая честь выпадает не каждой горянке.

Он сам занялся моим обучением. Научил красиво одеваться, двигаться в танце, а главное - раскрыл тайны письма. Я оказалась хорошей ученицей - ему редко приходилось сердиться, чаще он довольно улыбался, глядя, как я, высунув от старания язык, вожу по мягкой глине тонкой палочкой, составляя слова.

Я и не заметила, как пролетели девять лун. Каждое утро я просыпалась в радости, зная, что меня ждет новый день, наполненный радостными открытиями. Жрец заслонил собой все, что было мне дорого - и я, хоть и вспоминала маму и Уцу, но уже не так скучала по ним. Он рассказывал мне о древних мудрецах, о том, как устроен мир, откуда взялись небо и звезды. Да и сам он не скрывал, что ему хорошо со мной. Каждую минуту он старался быть рядом, и если отлучался, грустил. А отлучаться приходилось часто - Верховный Жрец все-таки. Большие служения проводил только он, и никогда не брал меня с собой. А мне так хотелось выйти из его дворца! Побывать в городе, увидеть Правителя, праздники и увеселения. Я снова и снова просила его взять меня с собой, но он мрачнел и отказывался.

- Кетцаль-ото, что мы будем делать, когда Орис призовет меня? - грустно спросила я его однажды.

Он задумался, взял мою руку, накрыл своей и сказал:

- Я прошу Ориса не разлучать нас. Айя, ты мой свет, мое сердце. Я готов принести в жертву сто быков, чтобы стать избранным. Я не бог, но многое мне подвластно. Скоро праздник Рух, и все решится. Если Орис не даст знак, я сам призову тебя к себе.

Я отшатнулась.

- Ты боишься? - В его глазах мелькнула тревога.

- Нет...- подумав, ответила я. - С тобой я ничего не боюсь, повелитель.

Он прижал мою руку к губам, а я прислушалась к своему сердцу. Тот ли он, кому я могу отдать свою жизнь? Сердце молчало, а разум ответил: "Чего еще желать, глупая? Есть ли кто-то на земле, кто так же дорог тебе и кому ты дорога так? Такой участи позавидует любая девушка. Стать кацу Великого Жреца, продолжением его тени, носительницей его священного огня - не это ли счастье?"

Что-то неуловимое пронеслось в памяти - миг свободы и абсолютного покоя, там, в моих родных горах. Я стряхнула грусть и перевела разговор:

- Скажи, Великий Жрец, почему ты не берешь меня на служения?

Он коснулся пальцем моего виска.

- Айя, мне нужна твоя душа, отданная по доброй воле. Я хочу, чтоб ты открыла мне свое сердце, и верю, что однажды так и случится. Мне не нужна магия, чтоб завоевать тебя. Не хочу, чтоб ты видела, что твой Жрец делает на ритуальных служениях.

Я промолчала, вспомнив залитое кровью жертвенное ложе, и по спине пробежал холодок. Да, я не хочу видеть, как по рукам Кетцаля струится кровь.

И все потекло по-старому: прогулки и беседы, нежность повелителя и щедрые дары. Он любовался мной, любил наряжать и смотреть, как я танцую. Молчал, но я видела, как дрожат его руки и в глазах плещется огонь. Моя душа торжествовала: этот вершитель судеб - мой раб, одно мое слово и он исполнит все, что пожелаю. Я стала женщиной, кокетливой и знающей свою власть. Одно меня печалило - больше не было той силы, что я чувствовала в горах, и сама я не могла сотворить и простого чуда.

Приближался большой праздник, а с ним - и первая наша разлука. Верховный Жрец должен проехать по всем селениям с ритуальными служениями, и я заранее скучала. И он тоже. Тысячу раз приказал слугам следить за мной и исполнять любой мой каприз, часто вздыхал, целовал мои руки, и глаза его становились влажными. Я уверяла его, что время разлуки пролетит незаметно, а сама в душе была рада, что смогу как-нибудь улизнуть из дворца.

В день отъезда он сам разбудил меня. Я открыла глаза и увидела, что он сидит на моем ложе, рядом, внимательно глядя на меня. Испугалась вначале, потом укорила себя: мой будущий кац не должен увидеть, что я боюсь его. Улыбнулась и поцеловала его руку. Он прижал меня к себе, гладил мои волосы и шептал мне на ухо, что без меня умрет.

- Доверимся Орису, мой повелитель,- ответила я,- он не допустит беды.

Жрец отпустил меня и быстро вышел, и сразу же затем раздался его голос, призывающий отправляться в дорогу. Я высочила на открытую площадку, кутаясь в покрывало, но увидела только пыль на дорожке к воротам.

И сразу стало так пусто...

Я грустила и плакала день и ночь. А затем стала думать, чем себя занять. Слуги неотрывно следили за мной, видно, Жрец все же опасался побега. Но я заметила кое-что... Во мне снова стала просыпаться прежняя сила. Я даже не поверила вначале. Но все так - снова появилось ощущение легкости и полета. И проснулась память о маме. Теперь я грустила больше по ней. Сердце ныло, и все мысли были о том, как хорошо было бы ее повидать. Я уходила далеко в сад и там нашла чудесный уголок - небольшое озерцо у горы, по которой, журча, спускались ручейки. Так далеко я еще не заходила, и теперь наслаждалась одиночеством в тиши под сенью деревьев. Я набирала свитков в сокровищнице и уходила на целый день туда. А когда наступала ночь, работала над собой, вспоминала, что делала раньше, как ловила нити магии и сплетала в сети, двигала камни и поднимала воду.

Вскоре сила так наполнила меня, что я могла уже многое: отводила глаза слугам, выходила в город и там бродила невидимая, неузнанная, ради потехи таскала у торговцев лепешки и сочные плоды с лотков. Когда наскучивало - возвращалась, и никто не догадывался, что меня не было весь день. Но путь домой непрост, и я не решалась уйти так далеко и надолго.

Однажды ночью тоска особенно сильно сжала мое сердце. Я поднялась с ложа, встала в свет луны и со слезами на глазах сказала:

- О, как бы я хотела сейчас оказаться дома! И так, чтобы можно было вернуться.

То ли луна очаровала меня, то ли я так сильно хотела увидеть родные края, но сама не поняла, как начала тихонько напевать мелодию, что пела мама, и двигаться в танце. Руки налились тяжестью и согрелись. Казалось, я собираю магию в ладони. Я закрыла глаза и принялась лепить, словно тесто, лунный свет, вплетая в него свою силу, свои желания. Я чувствовала, как в руках собирается плотный шар, я его скатывала, пока он не стал размером с небольшой камень и легко поместился в ладонях. Открыла глаза и ахнула: зал заливал нестерпимый свет - это сияло мое творение. Я поняла, что оно может исполнить мою волю и тихо приказала:

- Хочу оказаться дома!

Шар раскололся надвое, я потянула половинки в стороны, меж ними оставалась тонкая прозрачная пленка, как марево. "Это врата!"- догадалась я. Шагнула в них и... вышла у своей пещеры в горах.