Ловцы душ

35

Я не торопилась вернуться. Не потому, что чувствовала себя неудобно в чужом доме с чужими, по сути, людьми. С того дня, как Максим увез меня, прошло совсем немного времени, но я успела привыкнуть к мысли, что мне нет места нигде - и есть приют в доме каждого хранителя. Причем, не нужно представляться - они сами чуют, кто перед ними.

Я присела на поваленное дерево на краю оврага. Гладила собачонку, доверчиво прильнувшую к моей ноге, и думала. Глеб прав - голову в песок не спрячешь. Охотники, наверняка, уже почувствовали, что я в городе. Так же, как я ощущаю их присутствие. Придет час, и мы столкнемся. Что тогда? Я ни разу не каратистка, оружия нет, да и пользоваться им не умею. Впрочем, уверена, что и в меня стрелять не будут. Им нужно вынуть из меня силу. Честно говоря, я, может, и сама с радостью переложила бы это бремя на чьи-то плечи, покрепче, чем мои, но странное упрямство твердило, что я должна сама пройти этот путь. И что? Меня, неопытную неумеху, поймают, скрутят, будут пытать - а потом? Конечно, я не справлюсь с такой армией, в лучшем случае погибну, в худшем стану бесчувственной куклой в руках злобных сектантов и колдунов. Мда, перспектива...

Бежать? Не поможет. Ловцы будут преследовать меня по пятам, а, получив такую мощную подпитку, как пресловутый киселеобразный монстр, устроят настоящий конец света. Хранителей уничтожат. Сомневающихся перетащат на свою сторону... Стоп! Что-то такое припоминается... Взорванные церкви, распятые попы, сожженные иконы... Это было уже, более того, я сама видела все эти события. Низенький толстячок, картаво выкрикивающий колдовские заклятия под видом бессмысленных призывов к борьбе... Трудно назвать его по имени. Мне - сегодняшней с детства внушали к нему уважение и слепое поклонение. А мне же, стоящей в толпе перед ним, толкающим пламенную речь, он был врагом. Я смотрела не на него - сквозь, и видела силу, питающую его истинные устремления.

На лбу выступил холодный пот, несмотря на мороз, - признак того, что я снова влезла куда-то далеко. Жутко захотелось курить. Причем, крепкие папиросы. Даже руки задрожали.

Тогда тоже было холодно. Тонкая кожаная куртка не грела. Короткие темные волосы - крашеные басмой, - перехваченные красной косынкой, не прикрывали шею, за воротник падали колкие снежинки. Безликая, такая как все. Незаметная в толпе. Карман оттягивал тяжелый пистолет. Браунинг. Почему я выбрала оружие? Почему не ударила сама?.. Да, за ним стоял крепкий коренастый мужик с абсолютно черными глазами. Его руки едва заметно шевелились, под ногами застывших в немом восхищении людей стлался грязно-серый туман. Они его не видели. Так вот почему я не убила вождя. Я целилась не в него. Затем передала пистолет стоявшей рядом не5приметной женщине и внушила ей мысль о том, что она, не я, стреляла. Сама же развернулась и ушла, не стала дожидаться, пока очнется противник.

Как я умерла тогда?... Интересно... Но пока не помню. Может, позже.

Так это что же, моя работа - из жизни в жизнь подчищать тех, кто нарушает баланс? Причем не рядовых - с ними успешно справляются "подчиненные". Моя задача - иерархи. Верхушка пирамиды.

Это многое проясняет. Итак, нужно понять, где искать того, кто управляет всей этой когортой. Всего один. Один на один. Он и я. И в этот раз - никакого оружия.

Я сама - оружие. Страшное, смертоносное, и неотвратимое. Причем, не убиваю. Я могу вынуть душу. Могу встряхнуть ее и вытащить из глубин то, что убьет чище и вернее, чем пистолет. Совесть. Так просто и гениально. Пока есть душа, совесть поддерживает в ней баланс сил.

Если бы знать, что умею, и как это делается... И тогда, стоит мне встретить врага...

Неожиданно для самой себя я резко вскинула руки, будто отбивая мяч. Казалось, ничего не произошло, но на другой стороне оврага покачнулось и повалилось огромное дерево, безуспешно цепляясь корявыми ветвями за растущие рядом ели. Я повернула руки к себе, посмотрела на них, словно они не мои. Руки как руки - бугры, линии... Я сжала ладони в кулаки и вгляделась в невольную жертву моего эксперимента. Странно - мне показалось, дерево живое, его оголенные корни топорщились из земли, а само оно не было сломано, просто упало. Я воровато огляделась вокруг, снова взглянула на руки, развернула их, как тогда, но теперь потянула дерево к себе. Оно с громким скрипом поднялось, кряхтя и постанывая, вернулось на свое место. Я прижала его к земле легким пассом. Полюбовалась на свершенное чудо, осталась довольна. Ничто не выдавало недавнего падения. Даже ветки оказались целыми. Я еще раз оглянулась, махнула руками, с земли поднялось снежное облако, осело на ветвях. Потерла ладони, засунула руки в карманы и пошла к дому Алексея. Собака осталась сидеть у оврага и даже не обернулась мне вслед.

Я шла по переулку и испытывала неожиданное веселье. Я показала им, что овладеваю своей силой, учусь использовать ее. Душа пела от внутренней свободы. Я могу все! Даже летать! Почему-то в этом была совершенно уверена, и, единственное, почему не захотела сделать этого тотчас же - чтобы не светить район, где могу пробыть еще какое-то время. До вечера они меня не найдут. А дальше нужно снова уходить.

Алексей ждал меня у калитки. Он выспался, но был зол и подавлен.

- Тебя же просили - без самодеятельности!- укоризненно сказал он вместо приветствия.

- Я не люблю убегать, - весело ответила я, - люблю догонять. Пусть теперь они меня боятся.

- Не рано ли? - усомнился он.

- Двум смертям не бывать, одной не миновать!

- Дура ты, - коротко ответил он и, развернувшись, пошел в дом.

Эти слова, как пощечина, привели меня в чувство. Веселье схлынуло, будто его и не бывало. Мимо протрусила собака, забралась в будку и не высовывалась. Наверное, тоже решила, что я дура.

А ведь он прав. Раздухарилась, называется. Глеб сейчас места себе не находит, рвет и мечет, тетя Маша пьет корвалол, а половина белоозерцев костерят себя последними словами за то, что спали ночью, когда я ушла одна, навстречу целой армии ловцов. И дело даже не в том, что я могу погибнуть глупо и бесславно. Что мне терять? Не нажила ни семьи, ни дела, ради которого стоило жить. А они, не обладая и сотой доли моих возможностей, готовы умереть за идею. За то, чтобы их дети росли на чистой земле, чтобы не гибли целые народы по капризу взбалмошных политиков. Чтобы люди не разучились любить и верить. Я уж молчу про то, что нужна им просто как знамя, как путеводная звезда. А звезда схватила звездную болезнь... Забавляется лесоповалом, не думая, что вскоре район оцепят охотники и вычислят этот дом. А в нем, между прочим, мама Алексея. И она ему куда дороже, чем я. А ведь и он пошел на побег ради того, чтобы дать мне еще немного времени. И увести врагов от родного поселка.

В дом я вошла с красными, заплаканными глазами, шмыгая носом. Нина Максимовна, увидев такое мое состояние, всплеснула руками:

- Это что еще такое? Ты чего это расклеилась?

Вынув из кармана носовой платок, по-матерински вытерла мои щеки, от чего слезы полились с новой силой.

- Я не могу-у-у,- выла я. - Это все неправда, неправда!

Женщина обняла меня, похлопывала по спине, приговаривая:

- Ну-ну, детка, ничего не поделаешь, судьба твоя такая. Тяжело тебе, понимаю, но ведь и ты не одна. Нас вон сколько - и все верим. А против веры ни одна гадость не выстоит. Она ж из души, вера. Этим и отличаемся от обычных-то. Они живут под потолочком, а мы - под самыми небесами. И бояться не нужно, оно все внутри тебя, только поверь.

Я потихоньку успокаивалась под ее негромкий наговор, на сердце становилось легче, я крепко обняла худенькую старушку, шепнула в ухо:

- Спасибо вам.

- Давай-ка, отдохнешь, Анечка?

Я кивнула, разделась, прошла в небольшую комнатку, уставленную старой, потертой мебелью, пропахшую ладаном и душистым мылом, улеглась на диван, устланный лоскутным одеялом, и только тогда поняла, что жутко устала. Нина Максимовна принесла в кружке теплое молоко с медом и еще чем-то пахнущим травами и летом, кусок теплого хлеба. Я с благодарностью приняла еду, перекусила и, едва опустившись на подушку, уснула. Напоследок подумала, что Алексей, как бы ни сердился, а прекрасно справляется с ролью защитника и соратника. Я усну, а он будет держать морок вокруг дома, чтоб не увидели те, кто придет по моему следу.

И еще подумала, что, наверное, все правильно сделала.