Ловчий желаний

ПОЕЗД В АД

«Вспомнилась старая сказка. Две дочери заказали купцу привезти платья и украшения, а меньшенькая говорит, привези мне чудище морское, я буду с ним сексом заниматься! Отец, конечно, возмутился. Дочка подумала и сказала, что ж, тогда пойдём другим путём. Привези мне аленький цветочек!»

Этот анекдот Леа почему-то рассказала Нику, когда они только погрузились в вагон и отыскали незанятое купе. Тепловоз протянул первые два вагона состава мимо них, замерших у торца станционного здания, и остановился, шипя тормозными системами, пыхая вонючими клубами дыма. В третий вагон и нацелились, вход прямо по курсу… Справа угадывались ещё вереницы окон в гофрированных стенках, сужающихся в перспективу, к хвосту поезда. Каким-то образом дверь открылась сама, без вагонной проводницы, и площадка, блокирующая лесенку, поднялась сама, будто сервомоторы скрытые заработали, хотя звука характерного не было.

Взбираясь по ступенькам вслед за сталкершей, репортёр бросил взгляд мимолётный вдоль перрона… Увиденное — принял к сведению, но стратегическое решение не удивляться ничему помогло отнестись спокойно, принять как должное, неизбежное, как природное явление, как дождь или ветер. Где-то ливень хлещет или торнадо гуляет, а где-то из ниоткуда возникают множественные силуэты людей, карабкающихся в вагоны по лесенкам.

Леа ухватила его за руку, как маленького мальчика, и потянула за собой. Из тамбура они шмыгнули в коридор, проскочили мимо дверей, туалета и служебных купе. Взгляд искоса зафиксировал за приоткрытой дверью первого пассажирского купе шевеление, слух уловил неразборчивые звуки голосов. Железная хватка тянула на буксире дальше, дальше… Второе, третье, четвёртое купе, везде угадываются движущиеся тени и слышатся звуки. Дверь пятого нараспашку, внутри — свободно, голые полки и поднятый столик, наполовину скрывший окно. Сюда.

И вот, когда Леа втащила ведомого внутрь, задвинула дверную створку изнутри, со щелчком повернула стопор на ручке замка, опустилась на левую нижнюю полку, с облегчённым вздохом прислонилась рюкзаком к стенке купе и положила на колени тяжёлый бочонок сумки, из её уст неожиданно прозвучала коротенькая сказка О Другом Пути.

Ник, как ему было велено, сыпать вопросами не спешил. Комментарий завуалированный, но информацию для размышлений какую-никакую предоставляет.

— Рюкзак и сумку свою держи при себе, не снимай. Покуда чёртов поезд не тронется, кто знает, поедем ли, — проинструктировала проводница. — Вроде мест свободных на сей раз должно бы хватить, но поди угадай расписание.

И видимо, немой вопрос, застывший в глазах у репортёра, был до такой степени кричащим, что сталкерша добавила ещё:

— Поезда не всегда отправляются. Мало того что станция каждый раз другая, по городу мотайся, ищи-свищи её, так ещё и собранной с безбилетников оплаты может не хватить, чтобы «зайцы» вписались в свободные места и уехали в Черноту. Вот громкоговорители объявят отправление, тогда поймём, что рейс удачный… Не зыркай, не зыркай гневно, потом расскажу, чем плата взимается… обо всём расскажу, журналист, даже поспрашивать разрешу. Если не передумаю интервью давать. И если успею…

Кто-то попытался открыть дверь снаружи, из коридора. Запертая изнутри, она не поддавалась. Ручку подёргали. Подождали. Опять подёргали. Снова пауза. И снова нетерпеливое дёрганье ручки.

— Какой настырный, — проворчала статкерша. — Кто не успел, тот опоздал. Вовремя станцию лоцируй, коллега. — Она движением подбородка указала Нику на дверь. — Этого не опасайся. Те, кто с билетами, войдут параллельно, мы их не касаемся, они нас не видят… А эти такие же, как мы, но опозданты. Нехай другие места ищут. Вдруг повезёт, найдут до отправки незанятые…

Ручка перестала дёргаться. Начала сотрясаться дверь. В купе яростно ломились, будто зная, что здесь есть свободные места.

— Точно уедем сегодня. Лишние по коридорам уже забегали, нервничают… Зачем нам попутчики, так ведь? Всякие попадаются. Дополнительных проблем нам и даром не надо… Ничего-ничего, повторенье — мама ученья. В следующий раз проворней будут, тогда и мне… быть может, паровоз догонять придётся.

Словно подтверждая догадку проводницы, трансляция исторгла объявление:

— Шановни пасажыры, у вага! З пэршойи колии видправ-ляеться потяг номэр… — неожиданный треск помех напрочь заглушил несколько слов, -…Харкив — Кыив. Повторяю, с первого пути отправляется поезд номер… — снова треск помех, — следующий маршрутом Харьков — Киев.

В дверь тотчас же перестали ломиться опозданты…

Толчок. Лязг. Змея поезда вздрогнула всем своим сочленённым телом, и станционное здание, угадываемое в снежной пелене за окном, поплыло влево.

Поехали?…

— Счастливого нам пути, а забортному миру счастливо оставаться, — очень тихо, себе под нос молвила сталкерша, — который раз отъезжаю, и снова трудно поверить, что это путешествие реально…

— А уж мне с каким трудом верится… — вообще шёпотом осмелился отозваться ведомый. — Харьков — Киев, да?…

— А то. Самый что ни на есть. Доставит в целости и сохранности… ну, за вычетом соответствующей мзды. Ничего не попишешь, платить надо даже ирреальным безбилетникам, не в кассу, так проводникам… бесплатные пирожки сам знаешь где только бывают.

Леа протянула руку и сняла блокирующий стопор с дверного замка. В тот же миг, словно за дверью стоял и подслушивал, створку откатил и в купе шагнул вагонный проводник. С виду самый что ни на есть настоящий. Средних лет плюгавенький мужичонка в тёмно-синей форменной тужурке, фасон которой не меняется десятилетиями, и в низко надвинутой фуражке, тень от козырька которой совершенно скрывала лицо.

Ни слова не говоря, он протянул лапку раскрытой ладошкой вверх. Сталкерша накрыла её своей ладонью, подержала несколько секунд, отняла. «Позолотив ручку», молча, глазами, велела репортёру сделать то же самое.

Ощущение от прикосновения осталось двойственное. Ник почему-то думал, что рука железнодорожника будет неживой, холодной и сухой, как пластмасса манекена, но кожа была тёплой, влажной, вполне естественной…

— Чаю, извини, не будет. На таких, как мы, не запланировано, мы сверх лимита, — сказала ведомому Леа, когда дверь за натуральным поездным задвинулась. — Устраивайся поудобнее, любую полку занимай. Спи, покуда возможно. С этой станции не самой короткой дорогой едем. Прямой через Полтаву не отсюда уходит. Скорее всего на юг нацелимся, в Днепре через мост и потом уж обратно на север, по правобережью. Это ещё ничего, бывает с восточной окраины города отправка, пилишь, пилишь крюком через Луганщину, Донбасс и запорожские степи, одуреть можно… выйти же нельзя. Во, кстати, торба для нужды всякой. Приспичит по-большому — не стесняйся. Я отвернусь, чтоб тебя не смущать.

Она достала из недр своего объёмистого рюкзака плотный гигиенический пакет. Оставила его на коричневом дерматине поверхности сиденья.

— Столик не опускай, нельзя существенно нарушать конфигурацию… Предупреждая твои вопросы, изложу коротко основные тезисы… ничего себе, помню ещё такие слова… Слушай и не перебивай пока. Мы с тобой сейчас… э-э… условно говоря, в тени. Это — тень давно ушедшего поезда, как я понимаю. Думаю, мы подсаживаемся через время. Поезд реально идёт в Киев, но много лет назад. На самом деле это мы нереальные. Занимаем пустые места, когда-то оставшиеся незанятыми на протяжении всего рейса. И не только мы двое, как ты уже понял… Вот когда набирается достаточно желающих уехать теневым маршрутом, тогда и срабатывает этот эффект. И все мы попадаем в Предзонье без особых проблем. Сгружаемся на конечной и снова оказываемся в нашем времени, посреди текучего дурдома на прогулке. Ни тебе периметра, ни тебе похода через смертельный хаос… Точнее, поход существенно сокращается.

— А если не наберётся достаточно теневых пассажиров? — не утерпел журналист.

— Вместо вагонного придёт контрольный и вышвырнет вон. Об этом не думай даже. Поверь, лучше не знать, каково это — оказаться вышвырнутым… Со мной это случалось… м-м… несколько раз. Врагу не пожелаешь! Самое гнусное, что потом добираться обратно приходится иногда чёрт знает из каких тмутараканных дыр. Я даже не представляла, в какие невообразимые места, оказывается, дотянулись железнодорожные колеи…

— Так чем же взимается плата?!

— Во тебя разобрало, журналист… А плату мы отдаём жизнью. Нас нету в реальности, пока мы здесь. И реальность мстит за измену. Сколько именно времени жизни забирается, неведомо. У каждого по-разному и каждый раз по-разному. Я как-то вернулась полгода спустя… Но обычно несколько суток, в пределах недели-двух. В общем, где-то пять суток жизни за сутки поездки… Такая вот конвертация.

— И давно ты…

— Много будешь знать — состаришься быстрее, чем я.

— А на официальном уровне яйцеголовые традиционно утверждают, что аномалий за пределами периметра не зарегистрировано… — Нику сделалось настолько тоскливо от обескураживающе красноречивого практического подтверждения его собственной вроде бы безумной теории планетарного влияния Зоны, что просто завыть от безысходности захотелось.

Ключевое слово — допрыгались.

— Мало ли кто что говорит! Тем более учёные… Если на заборе напишут слово из пяти букв, ты что, поверишь, что ОНА прямо там, за забором? Ты же сам профи чёрного пиара, мне ли тебе объяснять, как легко забиваются народу баки! Испокон веку люди скорее удобной лжи поверят, чем неприглядной правде.

…Из люка, крышка которого откинулась рядом с короткой толстой трубой — видимо, верхней частью шахты перископа, — высунулась усатая физиономия. Именно усы бросались в глаза, чёрные и густые, они торчали в обе стороны, как рожки, только горизонтальные.

— Эй фы, плафать сьюда, бистро!… — раздалась хриплоголосая команда.

Увенчивала это усатое великолепие капитанская фуражка. Взаправдашняя, с кокардой и лаковым козырьком. Ну просто грех ослушаться приказа человека в таком головном уборе!

Сталкеры закинули первичное оружие за спины, подхватили свою амуницию и бросились в воду. Другого способа добраться до вожделенного транспорта не предвиделось.

— Вааау! — Влад сжал зубы и чуть ли не взвыл. — Ох, блин, х-х-холодно!

— Счас, счас, тока яйцы смочатся, и нормульно станет, успокоил его Бармалей.

Пробрести, прогрести, проплыть нужно было метров пятнадцать, но с грузом. Преодоление этой дистанции превращалось в нечто похожее на сеанс мазохизма. Но куда деваться, непосильные трудности для сталкера — будни жизни. И чем скорее молодые в это врубятся, тем быстрее у них появится шанс уловить алгоритм выживания.

Худо-бедно, все пятеро добрались. Цепляясь за скобы, вделанные в корпус, вскарабкались на узкую, сантиметров шестьдесят шириной всего, палубу. Точнее, ребристую полосу позади рубки. В кормовой части, как говорят мореманы. Клоун полез было со стороны носа, но капитан погрозил ему внушительным кулаком, поросшим рыжим волосом. Ну что ж, на этом борту он — первый после Зоны…

Гуськом, по очереди, сталкеры опустились по узкой прорезиненной лестнице в чрево субмаринки вслед за капитаном.

Здесь оказалось не так уж запущенно. Небольшая кабина, похожая на салон микроавтобуса. В задней переборке — закупоренный люк. Впереди, перед пультом управления, — кресло водителя, то есть капитана. Сзади шесть сидений, по три с каждого борта. Колени в колени, лицом друг к другу пассажиры здесь устраиваются…

Капитан был явно выраженный «ганс», красномордый, с пивным животиком, выпирающим из-под свитера, коренастый рыжий парень лет тридцати. Многословием немец не страдал. Похоже, предпочитал жесты. Молча указал на пассажирские места, и сталкеры поспешили их занять. Шестое, заднее слева, осталось свободным. Видимо, при расчёте грузоподъёмности учитывалось, что в комплекте с каждым переправляющимся будет нелёгкая поклажа. В это кресло Бармалей — тоже жестами — предложил временным спутникам сложить рюкзаки. Чтобы распределить груз поровну.

Задвинув люк, ни слова не произнеся, Немец плюхнулся в своё кресло, и подводный корабль отбыл в рейс. Начало движения почти не чувствовалось, вибрация едва заметная, в том же микроавтобусе куда сильнее ощущается работа мотора.

Переход длился с полчаса, за всё это время капитан издал только четыре слова, вернее, одно, зато четырежды. «Шайзе!» То есть дерьмо по-русски. Что-то он там мудрил и колдовал с клавиатурой и джойстиками на пульте. Субмарина раскачивалась, кренилась, шла зигзагами. Играла в прятки с судьбой. Разве что самой Зоне ведомо, какие аномалии под водой встречаются…

Передняя стенка кабины была испещрена всевозможными приборами, вентилями, индикаторами. От их количества у Луча зарябило в глазах. Он опустил веки и плотнее прижался спиной к борту, закругляющемуся прямо над головой. Мысли в голове мешались одна с другой в горько-сладкий коктейль…

Не успел «Булат» переделать. Посрезал все примочки со старой брони да в мешок упрятал, будет время, нужно присобачить… Запасов жрачки хватает, патронов тоже прикупил…

Коньяк вчера был классный… Двигать, скорее всего, сразу в (Припять) надо… сгружаться на берег Зоны и напрямки в город, километры срезать… Опасный потенциал наверняка в обход почапал… там нахоженный южный маршрут, аж через тёмную долину, зато на порядок безопаснее… если за этот год не произошло кардинальных изменений… и если столичный гость крюк даст. Тогда есть шанс его вовремя перехватить… но вдруг ломанётся напрямую да при его зонной удачливости умудрится выжить…

А нутром, кишками, нервами, всем своим естеством сталкер уже не предвкушал, а чуял, предощущал, как всё вокруг начинает изменяться. Вода, земля, воздух… пространство и даже само время. Оно будто растягивалось каучуково и тотчас сжималось. Минуты ожидания превращались не то в вечность, не то в наносекунды.

Вернулся… вернулся… вернулся… вернулся… вернулся…

Единственным незыблемым ритмом оставалось биение собственного сердца. Оно билось упруго и ровно, как отлаженный, вычищенный часовой механизм. Ещё полчаса назад ничего подобного Луч не испытывал. Он только вспоминал, каково это… И смаковал воспоминания. Теперь же — почти вспомнил.

Каково это на самом деле — по-настоящему БЫТЬ. Жить, а не бесцельно существовать, прожигая и убивая время.