Лоринг

— Не слишком доброе утро, коллеги. Слышал, ночью случился неприятный казус.

— Что тебе здесь нужно, Финлисон? — процедил сквозь зубы старший сыщик, не заметив, что пытается сделать глоток из пустой чашки.

— Осматриваю кабинет, — с неприятной улыбкой ответил тот. — Кабинет с окном, который ты увел у меня из-под носа.

— Как старший по званию.

— Формально — не старший.

— «Формально» нарисуй себе окно на стене и любуйся в него хоть весь день, — прорычал Вилсон. — У нас полно работы, не отвлекай.

— Да, все об этом говорят. У вас полно работы, — с показным сочувствием согласился тот. — Какая жалость: упустить опасного преступника. Как думаете, все окончится только выговором или чем-то серьезнее?

— Финлисон!

— Да нет, я ничего, просто думаю, когда полетят головы, в этом кабинете станет пусто. И, быть может, мне не придется рисовать окно на стене, — он расплылся в широкой ухмылке. — Кстати, ходят слухи, будто в вашей команде теперь присутствует вор Арчибальд Лоринг, за голову которого назначена награда. Тот самый, что определен в темницу Святого Джефферса. Я, разумеется, не верю, и все же кто-то обитает в нашей камере предварительного задержания. Кто бы это мог быть?

Он обернулся и посмотрел на меня — стоящего у стены с чашкой горячего кофе. На фоне прочих я, проспавший два часа на рассвете, выглядел бодрым и отдохнувшим.

— Кто вы, мистер Икс, таинственный консультант инспектора Вилсона в этом замысловатом деле?

— Вы сами ответили на свой вопрос, — хмуро буркнул Вилсон. — Консультант.

— И он арестован?

— Разве тогда бы двери моей камеры были открыты? — спросил я таким тоном, словно обращался к надоедливому ребенку.

— Кто знает? — хитрое лицо Финлисона превратилось в блин, когда он сощурил и без того крошечные глаза. — Вы ведь появились так внезапно, и вот уже без вас не обходится ни дня в нашей конторе.

Пилс шумно сопел от негодования, Вилсон раздраженно комкал бумажный лист, придумывая достойный ответ и заодно способ выпроводить навязчивого коллегу. Я просто пил кофе, поскольку разыгравшийся спектакль никоим образом меня не огорчал. Леди Коллинс, которая прекрасно выглядела, несмотря на бессонную ночь и отвратительное утро, подняла глаза на Финлисона и поинтересовалась:

— Под вашим началом нет свободных вакансий, инспектор?

— Под… что вы имеете в виду? — уточнил тот в некоторой растерянности, в коей пребывает каждый мужчина, на которого посмотрит Илайн.

— Как я погляжу, у вас совершенно нет работы, а жалованье не отличается от нашего. Вот и подумалось, может, перевестись?

Несколько секунд Финлисон стоял, глотая воздух, словно рыба на суше, затем пожелал всем доброго дня и ретировался. Вилсон незаметно усмехнулся себе в усы и тут же помрачнел.

— Он говорит правду, инспектор? — Илайн посмотрела на начальника, — все может быть так плохо?

— Так плохо, что меня сместят? Нет, не думаю. Но даже если так, я вас ему не отдам. Пристрелю всех, как верных собак, чтобы не страдали, — серьезным тоном сообщил Вилсон. — И тебя, Лоринг. Закрой дверь.

Я так и поступил. Мало ли, чьи уши могли оказаться поблизости.

— Сказать по правде, мы в тяжелом положении, господа… и дамы. На меня давят, и пока я не могу дать результат, такие, как Финлисон, запросто тыкают нас мордой в чужую лужу. Только не подумайте, будто мне это по нраву.

— Ничего нельзя сделать?

— Нужно найти Ртутную Крысу, вот что я вам скажу. И сбежавшего доктора, если уж на то пошло.

— По второму поводу, похоже, у меня есть некоторые соображения, — заметил я, вызвав удивление всех присутствующих.

— Вот как? — хохотнул Пилс, — отныне вор дает подсказки сыщикам в их работе?

— Затем меня и наняли, разве нет?

— Тебя никто не нанимал. Таково условие возможного освобождения, и только.

— Пилс! — окрикнул Вилсон и взглядом призвал того к молчанию. — Будьте любезны, дайте нашему консультанту отработать сдобные булки на завтрак. Мы слушаем вас.

Последнее адресовалось ко мне. Спокойно допив кофе и насладившись их нетерпением, я произнес:

— Насколько можно было судить, переезд лаборатории проходил в спешке.

— Почему вы так думаете? — заинтересовалась Илайн.

— В самом деле, что дало вам основания для утверждения? — Вилсон впился в меня взглядом, как клещами. — Возможно, мы что-то упустили? В спешке люди часто забывают что-то, но на месте не было ничего найдено. Или я не прав?

Я выдержал его взгляд. Дагеротипы и записи остались у Вудроу. Вилсон хотел, чтобы я сделал выбор союзника, а я не мог с этим торопиться. Поэтому разделил подарки поровну, и сказал то, что не озвучил для ловца.

— На месте осталась клетка.

— Пф! — фыркнул Пилс. — Велика ли беда — склепать новую. Любой кузнец такую соорудит.

— Не любой, — Илайн задумчиво наблюдала за мной, — ведь там остались все эти катушки и прочие приспособления для электрических разрядов. Но я все еще не понимаю.

— Зачем нужно делать новую клетку, имея эту? — подсказал я.

— Она слишком крупная, чтобы незаметно вывезти? — предположил Вилсон.

— Я видел аппарат доктора Стоуна в сборе. Клетка вовсе не самая крупная деталь. Уверен, ее не вывезли только потому, что не успели, иначе бы не оставили такого вопиющего доказательства подпольной деятельности.

Тут они не могли не согласиться.

— И что вы предлагаете? — Вилсон достал тетрадь и сделал пару записей. — Допросить всех кузнецов Асилума?

— Нет, в Асилуме нет кузнецов.

Меня насмешило то, как вытянулись их лица. Да, Асилум — великий город. Жители очень мало знают о нем, они копошатся в собственных крошечных мирках, ограниченных чертой района, и не представляют, что происходит в соседнем. Что говорить об Имперском дворике, если даже в Торговых Рядах все еще верят в старые сказки.

— Во всем городе нет кузнецов? — изумился Пилс.

— Вы знаете хоть одного? Может, кто-то из ваших соседей?

— Не говорите ерунды, — оборвал меня Вилсон, — вам хорошо известно, что в Торговых Рядах нет кузнецов. Но в других местах…

— В других местах? В Отстойнике вы не найдете даже трубочиста или чистильщика обуви. Все, кто ценит свою жизнь, и кто хочет работать, а не грабить, там не живут. В Старухе жизнь достаточно дорогая, там люди пачкаться уже не хотят. Остается Карьер. А там есть два варианта: либо шахты, либо завод. И никаких частных лавочек.

Взвесив мои слова, Вилсон кивнул, и на озадаченные взгляды подчиненных ответил:

— Лоринг прав. Это сузит круг поиска. Нам нужно попасть в литейный цех. Наверняка кто-то из его работников не побрезговал халтуркой на стороне.

Леди Коллинс посмотрела на меня и натянуто улыбнулась:

— Вы снова всех спасли, сквайр вор. Как благородно с вашей стороны.

Мне в ее тоне послышалось что-то такое, от чего стало не по себе. Как бы Вудроу при всей его выдержке не проболтался своей зазнобе о наших мелких делишках. Ему-то терять нечего, кроме репутации, а меня в случае чего повесят.

Объяснений не пришлось долго ждать. Днем я находился в своей камере, разложив на столе подвесные и встраиваемые замки. Пока я изучал их с помощью нескольких новых отмычек, сделанных из подручных средств — куска проволоки, старой вязальной спицы и гвоздя — мой покой нарушила гостья.

Шуршание юбок предупредило об ее приближении, но я не обернулся, позволяя девушке почувствовать себя подкравшейся. Она довольно долго стояла в дверях, наблюдая за моей работой.

— Инспектор знает, чем вы занимаетесь?

— Я вор. У меня не так много возможностей развлечь себя. Особенно, когда мои апартаменты не запираются, и стена состоит из решеток.

Илайн не смутилась, подошла ближе, и еще какое-то время следила за моими движениями.

— Могли бы взять книгу или мольберт. За рисованием не так скучно коротать дни.

— Я лишь однажды проверил свои способности к художеству. Тогда попытался изобразить чужую расписку. Мне было лет пятнадцать.

Илайн засмеялась:

— И что же?

Вместо ответа я поддернул рукав, показывая шрам на запястье, он выделялся белой полосой на фоне смугло-серой кожи.

— О, — в ее выдохе было и сожаление, и учтивая отстраненность.

— Да, я никудышный художник.

Отложив отмычки, я поднялся:

— Не знаю, будет ли проявлением вежливости пригласить вас присесть в камере. Наверное, лучше мне постоять.

Она ответила на это натянутой улыбкой, и сразу перешла к сути своего визита:

— Что у вас за дела с Вудроу?

Я не стал оскорблять ее притворством, хотя мне и не составило бы никакого труда сыграть роль безмятежного дурачка.

— Вы беспокоитесь обо мне или о нем?

Мой вопрос застал ее врасплох. Илайн не так-то просто смутить, и все же она ответила не сразу.

— В какой-то момент я забыла, с кем говорю, — она подняла голову, и теперь ее взгляд излучал высокомерие. — Хотела призвать вас к приличию, но вспомнила, что передо мной человек, для которого понятия морали чужды.

— Возможно, — я не стал спорить с очевидным. — Но Вудроу просил держаться от вас подальше. И вот меня интересует: у него есть повод для опасений?

— Да как вы…

— Скажете, что я не привлекаю вас?

— Не смейте!

— Я вырос на улице, всякое бывало, но Вудроу… на нем же нет живого места, я видел эти чудовищные шрамы. Неужели он вам не отвратителен?

Рука Илайн мелькнула молнией, разрезая воздух. Я не отходил. В этот раз мне стоило принять удар, иначе бы между нами случилась ссора, которую непросто погасить. Но пощечины не последовало. Илайн все также пристально смотрела на меня, затем опустила руку. Странно, но в ее глазах вспыхнувшая, было, злость, сменилась подозрительностью. Она медленно направилась к двери. Остановилась на пороге, вернулась назад и, глядя мне в глаза, произнесла:

— Вы странный человек, Лоринг. И намного лучше, чем хотите казаться. Надеюсь, о нашем разговоре не станет известно сквайру Вудроу. Хотя он был бы горд узнать, как вы защищаете его тайны.

— Наверное, вы неправильно меня поняли…

— О нет, я все поняла правильно, не волнуйтесь.

Она коротко сжала мою руку своей, и стремительно вышла.

Вечером дождь прекратился. Первый раз за неделю с неба не лило и не моросило. Медленно движущиеся тучи походили на комки серой шерсти. Прохожие больше передвигались пешком, повесив зонты на руку, а возницы снова скучали и дымили папиросами.

Я вышел из Двора Венаторов, спустился по лестнице, натянул перчатки и поправил воротник. Ветер растрепал волосы. У меня не было никакого желания прятаться в капюшон или шарф. Последние деньки перед зимой. Кожа хочет почувствовать свободу.

Пилс стоял за воротами, переминался с ноги на ногу. В его руках была крошечная декоративная корзинка с фиалками. Несколько странная ноша для молодого человека перед зданием, где он работает сыщиком.

— Ах, они прелестны! Мои любимые. Как вы угадали?

Мой вопрос заставил его обернуться. Лицо Пилса вытянулось от разочарования, он посмотрел на цветы, будто сам не представлял, как они попали к нему в руки. Я остановился напротив, не стал помогать ему выпутаться из нелепого положения и безжалостно ждал, когда же он найдет, что ответить.

— Это… это не вам, — он выдавил из себя улыбку.

— Серьезно? Какое разочарование.

Пилс хмыкнул, на его бледном лице появилась насмешка, а глаза потемнели, как небо перед бурей.

— Это смешно, да? Я кажусь вам смешным?

— Немного.

— Ну конечно, — его голос стал ниже, зашелестел холодным ветром, — я не так хорош, как вы, сквайр Лоринг. Честно служу короне, плачу налоги, защищаю порядочных граждан от мерзких типов, вроде…

— Меня.

— Да, вроде вас, не думайте, что мне не хватило бы духу этого сказать.

— Ни в коем случае, — мне стало интересно. Пилс впервые был в таком эмоциональном возбуждении в моем присутствии. Возможно, ему прежде не доводилось говорить необдуманно. И все же время поджимало. — Может, продолжим эту увлекательную беседу в экипаже? Нам пора ехать.

— «Нам»? — он разразился театральным смехом.

Я всего один раз имел несчастье оказаться в театре. Не знаю, отчего все приходили в восторг, когда сидели в душном зале на жестких стульях и смотрели на то, как раскрашенные толстозадые старики изображают прелестных юношей, а потертые жизнью женщины притворяются невинными девушками. Бутафорская кровь, бумажные ножи, искусственный смех. Какой дурак захочет платить деньги за то, что его обманывают? Но таких дураков было слишком много, и в момент зрительского экстаза они напрочь забывали о своих кошельках. Я был тогда еще молод и не гнушался карманными кражами. Но интерес к ним быстро угас.

И вот сейчас Пилс смеялся так же, как пухлый лысеющий «юнец» с гипсовым луком в руках.

— Нет, сквайр Лоринг, не «нам», а «вам». Вы так хороши, что вас предпочитают абсолютно все. Женщины, хоть другие могут быть образцом джентльменского терпения и обходительности, скромности и надежности. Начальство, и безразлично, что вы всего лишь удачливый вор, а другие отдали годы во имя закона, дневали и ночевали в этих стенах, лишь бы преступников, вроде вас, стало меньше.

— «Другие» — это вы? — я достаточно убедительно сыграл озадаченность.

— Допустим, — с вызовом ответил тот, — я! Да, я! Что вы на это скажете?

Что сказать? Я смотрел в лицо человеку, чья жизнь похожа на мутный поток, устремившийся по дороге к решеткам водостока.

— В чем вы лучший? — спросил я.

Скрипнула дверь. На пороге Двора Венаторов остановились Илайн и Вилсон. Они о чем-то беседовали, и, похоже, не хотели, чтобы кто-то стал свидетелем их разговора. Пилс посмотрел в их сторону и снова перевел взгляд на меня.

— Лучший? Что вы имеете в виду?

— Вы хотите особого отношения, верно? Признания, уважения. Так в чем вы лучше прочих? Леди Коллинс — единственная женщина-сыщик за последние лет десять, верно? Она доказала, что годится на что-то большее, чем чаепитие с подругами и благотворительные ярмарки. Вилсон — лучший детектив и на хорошем счету у начальства. Ну а я, мерзкий тип, как вы выразились, как назло — лучший вор Асилума. Или Патрии Магнум. Возможно, я не так хорош в своем ремесле, раз вы меня все-таки поймали… Хотя, постойте, поймала меня все-таки леди Коллинс, а не вы.

Его ноздри раздувались и трепетали, как у разъяренного быка, глаза налились кровью. Вот-вот он кинется на меня, забыв о тех своих достоинствах, которые успел перечислить.

— Прежде чем требовать к себе особого отношения, заслужите его. Станьте лучшим. Вы знаете Джимми?

Этот вопрос в ходе нашей беседы стал неожиданностью. На секунду злость и обида от моих слов отошли на второй план.

— Какого еще Джимми? Чистильщика обуви?

— Да, того самого, одноногого малого, ветерана какой-то там очередной великой войны.

— Причем здесь он?

— При том, что вы едва ли знаете имя любого другого чистильщика обуви в Асилуме. Но Джимми знают все, потому что он — лучший в своем деле. Это не преступников ловить, конечно, но достойно уважения.

Пилс готов был разразиться гневным ответом, я видел это по играющим желвакам и вздувшейся шее, но ему пришлось проглотить собственную злобу, поскольку к нам подошли инспектор и леди Коллинс.

— Как необычно застать вас за беседой, — Вилсон хитро посмотрел сначала на одного из нас, затем на второго. — О чем шла речь?

— О Джимми, — я заложил руки за спину. Искоса глянул на Илайн. Эта девушка знала толк в светских уловках. Никоим образом по ней нельзя было судить о том, что между нами совсем недавно произошел довольно странный диалог.

— Чистильщик обуви? — уточнила она, — да, он великолепен!

Я буквально услышал, как заскрипели зубы младшего сыщика, и не сдержал улыбки.

— Пилс? — Вилсон выразительно посмотрел на букет фиалок в руках у того.

— А… ох… — таким несчастным Пилс еще на моей памяти не был. Он неловко протянул их Илайн, которой хватило великодушия не рассмеяться ему в лицо и принять изрядно потрепанный подарок.

— По какому случаю, могу я узнать? — спросил инспектор.

Илайн улыбнулась и ответила прежде, чем залившийся краской стыда коллега нашелся, что сказать:

— Разве нужен особый повод, чтобы подарить женщине цветы? Право же, господа.

— Вы позволите проводить вас? — выдавил из себя Пилс, вдохновленный поощрением.

От его внимания ускользнула остановившаяся на другой стороне дороги самоходная карета и взгляд Илайн, устремленный к той.

— В другой раз — обязательно, — пообещала она, быстро попрощалась с нами и, пропустив повозку, запряженную лошадьми, перешла улицу.

Вилсон щелкнул пальцами в воздухе, и только тогда я понял, что все еще провожаю взглядом изящную фигуру леди Коллинс, которую не портила даже мода на слишком пышные юбки. Она по-своему расценила нашу недавнюю беседу. Хотелось бы и мне с той же уверенностью признать, что все сказанное было чистой игрой.

Очнувшийся от щелчка Пилс тут же отсалютовал инспектору, коснувшись пальцами тульи шляпы.

— Отчеты должны быть у меня уже утром, — напомнил Вилсон, садясь в поданную повозку.

Пилс кивнул. В этот момент мы встретились взглядами, и выражение его глаз подтолкнуло меня к мысли, что наша беседа еще не окончена.

Я сел напротив инспектора, и возница подхлестнул лошадей.

Вилсон отодвинул занавеску, чтобы иметь возможность наблюдать в окно за мелькающим городским пейзажем.

— Что скажете, Лоринг, каковы наши шансы поймать Ртутную Крысу?

— Не выше и не ниже, чем вчера.

Он усмехнулся.

— Вот как… Хорошо, если так. А то что-то мне стало казаться, будто с каждым днем шансов все меньше.

Я спрятал руки в карманы. Пальцы мерзли. Значит, морозы уже близко. Неужто зимовать придется в камере Двора Венаторов? Встречал я снег без крыши над головой, но за решеткой еще никогда.

— Вы все намекаете, будто я вам вред какой учиняю. Что же вы за своими людьми не смотрите?

Он нахмурился, с осуждением цокнул языком:

— На других, значит, подозрение хотите перекинуть. Что ж, я расскажу вам, почему это дело бессмысленное. Я за Пилса и Коллинс ручаюсь, ясно? Обоих взрастил, как родных детей. Знаю все их стороны, как хорошие, так и не очень. Но предательства и подлости в них нет.

— И, тем не менее, вы не доверяете им настолько, чтобы признаться в службе Тайному Сыску. Понимаю. В семьях свои секреты.

— Вы опасный человек, Лоринг, — он цыкнул зубом, рассматривая меня с ног до головы и обратно.

— В самом деле? До сих пор я хранил все ваши секреты, а вы каждый раз норовите ткнуть меня носом в чужую лужу. Думаете, я не понимаю, почему с вами еду, а не с Пилсом? Присматривать за мной собираетесь.

— Собираюсь, — подтвердил он, — и не скрываю. Пилс толковый парень, но слишком честный, и других по себе мерить станет.

Я хотел сказать, что Пилс давно вырос, исполнительный и благодарный паренек превратился в мужчину, который ждет одобрения и награды за свою преданность. Но передумал. В конце концов, мне до этого нет никакого дела.

Завод кормил большую часть района, который в народе назывался Карьер. Он был огромен. По сути, он сам был районом, состоящим из цехов. Из одного конца в другой приходилось ездить на вагонетках по проложенным рельсам. Вагонами перевозили неподъемные грузы, разгружали их кранами. Только и успевай следить за сигналами: гудками сирен да флажками рабочих. При входе нам выдали каски, которые, правда, не могли бы спасти нас от смерти в случае обрыва троса и падения груза, а также от несчастного случая на путях или сотни других вариантов гибели. Каска не защищала даже от ветра, который носился между цехами со скоростью безумного голодного пса. Зато по ним легко определяли нас как гостей, поскольку ни один рабочий не носил сей обязательный предмет на голове.

— Вы начальник смены? — обратился мой спутник к мужчине лет пятидесяти, кожа которого была темной от копоти. Тот следил за путешествием груза из прибывшего вагона на платформу конвейера.

— Бриджес к вашим услугам, — не отвлекаясь от своего дела, ответил тот. И внезапно во всю глотку заорал, — влево! ВЛЕВО СДАЙ!!!

Трубы огромного диаметра, связанные между собой, едва не посыпались на головы стоящих рядом с платформой рабочих. Те разбежались в стороны, как испуганные тараканы. Человек, сидящий за управлением стрелы крана, принялся дергать рычаги, поспешно исправляя ситуацию.

Только когда груз был уложен в нужное место, Бриджес повернулся к нам и с недовольством посмотрел на Вилсона:

— У меня мало времени. Задавайте свои вопросы, инспектор.

— Нам нужно знать, не поступал ли вам заказ на такую вещь.

В руки начальника смены попал лист бумаги с рисунком художника, работающего во Дворе Венаторов. Тот довольно точно изобразил клетку, обнаруженную в подпольной лаборатории. Но рисунок вызвал у Бриджеса улыбку:

— Это что? Вы смеетесь? Чтобы на моем заводе ковали клетки для птиц? Декоративная ковка в четвертом цехе. Там вам хоть табакерку предложат, хоть колокольчик. У нас тут дела поважнее.

— Боюсь, она несколько больше, чем вы представили, — натянуто улыбнулся Вилсон. — В эту клетку легко поместится человек, а значит — дело как раз вашего масштаба.

Бриджес нахмурился, еще раз более внимательно посмотрел на клетку:

— Дурь какая. Зачем туда человека? Это что, для пыток? Или в «Бубенчиках» новые заказы?

Он хохотнул, но, не встретив в нашем лице поддержки, посерьезнел:

— Не знаю. На моей смене такого не было. Если уж кто и может вам помочь, то Мортон, он по нечетным со своей бригадой работает. Но ждите до завтра.

— До завтра мы никак не можем, — вежливо произнес инспектор. — Нам бы именно сегодня. Где бы его найти?

Бриджес пожал плечами. Подумав, обернулся к стоящим неподалеку товарищам:

— Эй! Кто знает, где Мортон живет? Его господа сыщики спрашивают.

— Премного благодарен, — сквозь зубы процедил Вилсон.

От меня тоже не укрылась перемена в лицах работяг. Сыщиков никто не любил. Не нарушать закон — это одно, а уважать его стражей — совсем другое.

— Нет, не знаем. Он вообще тихий парень. Мы не знаем.

Бриджес повернулся к нам и пожал плечами, будто говоря: сами видите. В его глазах было превосходство человека, сумевшего удачно обмануть, а это уже задело меня. Но сказать ему я ничего не успел, поскольку увидел, как один из рабочих за спиной своих товарищей стремительно уходит в цех.

— Инспектор, — я мотнул головой, указывая направление, и тот меня понял.

Под недовольные окрики рабочих мы помчались за беглецом.

Слева и справа от нас находились огромные, высотой с двухэтажный дом, котлы, от которых шел жар, плавящий ресницы и брови на расстоянии. Вилсон указал на рабочего, что мы преследовали. Он подошел к человеку, который спустился с лестницы и успел тому что-то сказать, прежде чем второй рабочий заметил нас. Похоже, мы нашли Мортона.

Он взлетел по лестнице как пуля. Я еще только заскочил на первую ступеньку, а он уже несся вдоль второго этажа, высекая каблуками искры из металлического пола. Вилсон сильно отстал, и погоню пришлось продолжить мне. Я старался не смотреть внутрь котлов, где кипел золотой, точно солнце, металл. Из них вырывались раскаленные брызги.

Мортон стремглав бежал ко второй лестнице. Из последних сил я ускорился, хотя казалось, что ноги приросли к полу. Перепрыгнув через бордюр, я срезал угол и почти поймал беглеца за рукав, но тот увернулся и помчался вверх. Вдруг его нога неловко подвернулась. Взмахнув руками, как подстреленная птица, он покатился вниз через голову и распластался у подножья лестницы.

Можно было уже не торопиться. Пока я спускался, подоспел Вилсон. Он присел возле лежащего человека, дотронулся подушечками пальцев до его шеи и поднялся.

В это время послышался топот множества ног. Подбежали рабочие, замерли, не решаясь подойти ближе. Их взгляды устремились к лежащему.

— Пропустите! Ну же! — раздвигая стену из застывших трудяг, вперед протиснулся человек со свисающим над штанами брюхом, которое колыхалось при каждом его шаге. От подбородка до основания шеи раздулся жировой мешок, напоминающий индюшиный. Человек-боров посмотрел на неподвижно лежащего, затем на Вилсона. — Что здесь происходит?

— Инспектор Двора Венаторов Вилсон, с кем имею честь?

— Букер, Джозеф Букер, я заведующий цехом. Какого черта здесь происходит, спрашиваю?

— Я разыскивал Мортона, — с завидным спокойствием и достоинством ответил сыщик.

— Поздравляю, вы успешно с этим справились! — зло пошутил Букер, указывая на мертвеца. — Это Мортон. Теперь проваливайте и больше не приходите без разрешения, заверенного у совета акционеров. Вы знаете, какие люди там сидят?

— Я знаю место, где сидят разные люди, — вежливо ответил Вилсон. — Темница. Что же до Мортона, то я хотел иметь с ним беседу, но случай не представился. Надеюсь на ваше понимание и сотрудничество.

— Понимание? Какое, к чертям собачьим, понимание?! Вы лишили меня одного из работников, мне еще предстоит выплачивать пособие его семье и устраивать похороны. Вам здесь делать нечего.

— Я был бы вынужден с вами согласиться еще некоторое время назад, но смерть Мортона не позволяет мне так поступить.

— Что за ахинею вы несете? Мортон упал с лестницы, это несчастный случай на производстве, и к венаторам не имеет никакого отношения, — толстые губы Букера разошлись в довольной улыбке, будто произнесенная речь никоим образом не касалась находящегося у его ног мертвеца, который даже остыть не успел.

— Боюсь, это было убийство, — невозмутимо ответил Вилсон, пряча руки в карманы и изображая озадаченность высшей степени. — Убийство совершил вот этот самый человек.

К моему удивлению, кивком сыщик указал на меня. Теперь ко мне обратились взгляды всех присутствующих.

— Но это же ваш коллега! — вмешался Бриджес.

— Вовсе нет. С чего вы взяли? Кстати, этот человек — беглый преступник, вор. Вы представляете, что начнется, когда это станет известно? Убийство на территории цеха. Здесь все заполнят мои коллеги, работу придется прекратить, а это пособия, недовольства, снижение объемов… Вы этого хотите? С таким докладом пойдете к своим нанимателям?

Вилсон с хитрым прищуром наблюдал за Букером, который так покраснел и затрясся, будто мог в любой момент взорваться.

— Нет, — наконец прорычал тот. — Чего вам надо?

— Совсем немного вашего внимания, — улыбнулся Вилсон. — Дело в том, что вопрос, с которым я пришел, был совершенно невинен. Тот факт, что Мортон бросился в бега от венаторов, указывает на его причастность к темным делам. Я закрою на это глаза, поскольку бедолага мертв, а вам не нужны неприятности. Мне же необходимо побеседовать с его бригадой. И разговор этот не повлечет за собой никаких неприятностей.

В таких условиях Букер был вынужден согласиться. Мы ожидали в помещении, которое предоставил начальник цеха. Нам не предлагали согревающих напитков, и сидеть пришлось на скамейке, но все лучше, чем мерзнуть на улице или потеть возле кипящих котлов. Когда же привели шестнадцать человек из бригады Мортона, Вилсон попросил меня выйти. Похоже, он не сильно доверял мне, что в целом было разумно.

Я стоял снаружи, наблюдал, как катятся по рельсам вагоны, слушал заводской гул, похожий на ворчание гигантского зверя. Быть одним из этих работяг с потемневшей кожей, в одежде, покрытой мазутом, со слабыми легкими, глухим и слепым ближе к сорока годам — такой могла быть моя судьба, если бы я выбрал другой путь. Люди вроде Вилсона любят поучать других. Это все равно что конный поучал бы пешего, как быстрее бежать. Да, у меня был шанс пойти на завод, или даже, если повезет, найти себе другое занятие: чистить обувь, продавать газеты, разгружать корабли в порту. Но пока богатство передается по наследству вместе с титулом, и важно не что ты умеешь, а из какой ты семьи, у таких, как я, небогатый выбор. Я сделал свой, и плачу за него сполна. Честная сделка.

Мы возвращались уже в сумерках. Я устал и чувствовал себя разбитым. К тому же я понимал, что вместо сна в теплой кровати мне предстоит ночное свидание с Вудроу, если только леди Коллинс ночует нынче в своем доме. Пусть Вилсон и не пустил меня на разговор с рабочими, вполне хватило того, что я услышал от них самих, когда те вышли покурить. Из обрывков фраз стало ясно, что Мортон и впрямь подогнал им халтуру: сварить клетку после окончания смены. Управились быстро, на том все и закончилось. А недавно заказчик снова объявился и велел повторить заказ. Но никто не знал, куда клетку увезли.

Вилсон остался недоволен, зацепок никаких не нашлось, и теперь все нужно было начинать заново. В который раз.

— Можете отдыхать, — подходя к своему кабинету, произнес Вилсон. — А завтра мы…

В это время дверь открылась, и показался взволнованный Пилс.

— Инспектор, хорошо, что вы здесь!

— Есть над чем поработать, — хмыкнул тот. — А что вы здесь забыли?

Глаза Пилса были круглыми, от волнения он слегка заикался:

— Готовил отчеты, вы же велели.

— Ах да…

— Инспектор, Лоринга нужно увести!

Не успел он этого сказать, как послышались шаги на лестнице, и на первый этаж спустилось несколько человек в форме Двора. Их возглавлял Финлисон собственной персоной, с довольной улыбкой на лице и моими отмычками в руках. Ношу он придерживал носовым платком.

— Господа, рад вам сообщить, что сегодняшний день не прошел даром. Пойман опасный преступник, вор Арчибальд Лоринг. Отпечатки пальцев, хранящиеся в архиве, полностью совпали со следами, найденными по всей камере.

Он победно посмотрел на меня, Вилсона и Пилса, затем обернулся к одному из своих сопровождающих:

— Будьте добры, окольцуйте нашу птичку, пока не упорхнула.

— Что ты творишь? — прорычал Вилсон, становясь между мной и законником с наручниками.

— А, простите, инспектор, — издевательски ухмыльнулся Финлисон. — Возможно, вы сами собирались его арестовать вот уже несколько месяцев, да все почему-то тянули. Если хотите, я могу уступить вам это право. Вы или я. Выбирайте, коллега.

— Это бесчестно, — Пилс обернулся к начальнику, — инспектор? Что прикажете делать?

— Ничего, — тот стоял, глядя исподлобья на противника. Дыхание стало шумным, руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Мы же не можем совсем ничего не делать, — хохотнул Финлисон. — В конце концов, так нас обвинят в укрывательстве преступника. Не знаю, как иначе назвать пребывание вора в здании Двора Венаторов без наручников, разгуливающего на свободе.

— Откуда взялись отпечатки пальцев? — Вилсон вошел в кабинет, достал из стола трубку, стал ее набивать. Его действия выглядели размеренными и спокойными, но по слишком сжатым губам, по тому, как одна крупинка табака упала на стол, можно было сделать вывод, насколько он взволнован. То, что говорил Финлисон, было очень, очень плохо. И прежде всего для меня. Вилсон разберется, в крайнем случае, его уволят, и — видит Бог — мне на это совершенно наплевать. Но для вора отсюда одна дорога. На виселицу.

— О, это дивная история, — сыщик, не спуская с меня глаз, продолжал улыбаться. — Вот уж не поверите, но я не сумел отыскать дело Лоринга в нашем архиве, и даже в Библиотеке. У меня была надежда на Хансера, этого дотошного ученого из Института Звука, который несколько лет донимал бюро письмами с требованиями разыскать Лоринга.

Я прислонился к стене, хоть мое движение и заставило нервно вздрогнуть всех служителей закона.

Это в духе Хансера. Он ненавидел меня достаточно, чтобы при необходимости достать из преисподней.

— У него на Лоринга целое досье, — подтвердил Вилсон, неторопливо разжигая трубку.

— И я так думал, — подтвердил Финлисон. — Но когда пришел к Хансеру, тот рассказал, будто все его бумаги касательно вора сгорели, потерялись или были тоже похищены. Ничего, ровным счетом.

Я не мог продемонстрировать, насколько удивился, услышав это. Старина Хансер? Он в самом деле решил спасти мою шкуру из-за одной лишь механической руки, возвращенной тогда, когда она уже ничего не способна изменить в его карьере?! Мир удивительнее, чем я о нем думал.

— Но все же у кого-то в этом городе проснулась совесть, и только представьте! Я вдруг обнаружил папку с делом Лоринга у себя на столе какой-то час назад, представляете?

— Я хотел бы взглянуть на так называемое дело, — сказал Вилсон. — Что если это всё чья-то шутка?

— Да, ваш отдел ведь занимался Лорингом. Леди Коллинс, если не ошибаюсь, — Финлисон протянул руку, и кто-то услужливо подал ему желтую папку.

Вилсон покачал головой, показывая, что не хочет знакомиться с ее содержимым:

— Я узнаю бумаги. Они были в моем кабинете… когда-то.

— Да, пока не испарились вместе со всеми данными из архивов, — Финлисон отлично справлялся с ролью доверчивого зануды. Он так искренне изображал недоумение, словно не был в состоянии связать моё появление в бюро, исчезновение данных из архива и замалчивание со стороны Вилсона. — Какое счастье, что мне ее подбросили.

— Несомненно.

— Что ж, — Финлисон повернулся ко мне, — я бы с радостью отправил вас в темницу немедленно, но проблема в том, что прием заключенных там исключительно до восьми часов вечера. А сейчас половина девятого. Придется переночевать в уже привычной для вас камере. Думаю, никто возражать не станет.

Шестеро законников были готовы броситься на меня при попытке побега. А Финлисон не постесняется отдать приказ стрелять, в этом никаких сомнений.

Я впервые поднимался в камеру, ставшую мне почти домом, сопровождаемый таким внушительным конвоем. Там все было перевернуто. Матрас лежал на полу, подушка валялась под столом, ящики оставили выдвинутыми.

— Финлисон, — с укоризной произнес Вилсон, глядя на оставшуюся после досмотра разруху.

— Думаю, Лоринг не будет расстроен, — прозвучало в ответ. — Помнится, заключенные часто жалуются на скуку. Ему же это не грозит.

Стоило переступить порог, как решетка за мной захлопнулась. Дверь, которую долгое время никто не запирал, снова была на замке. Камера даже словно стала меньше и темнее.

Я стоял посреди хаоса, понимая только одно: меня повесят. На этот раз наверняка. Вилсон теперь казался таким далеким, и его лицо тонуло в тени. Мелькал Пилс, все суетился, будто это что-то могло исправить.

Чего я ждал? Обещания, что меня вытащат? Заверений в вечной дружбе? Нет, в сказки я давно не верю.

— Мы разберемся, — сказал Вилсон, обращаясь ко мне и ко всем присутствующим.

— По-моему, достаточно разобрались, — пожал плечами Финлисон.

— Не делайте глупостей, — с нажимом произнес инспектор, заглянув мне в глаза.

— Дельное замечание. Лучше и не скажешь, коллега!

Я подошел ближе:

— Эта папка была у Коллинс?

— Я не… — Вилсон смотрел на меня так, будто надеялся прожечь дыру у меня промеж глаз. Намеки о молчании сейчас неуместны. Неужели он не понимает, как записи могли оказаться в участке?

— Тогда она в опасности.

Оставалось только надеяться, что он понял, о чем я говорю.

— Что мы слышим?! — воскликнул Финлисон, от которого, разумеется, не ускользнул наш краткий диалог. — По-моему, арестант угрожает сыщику леди Коллинс. Все это поняли? Все? Господа, нелепо отрицать, что мы поймали опасного подонка.

Глядя, как все один за другим уходят к лестнице, я протянул руку, едва не коснувшись решетки, но тут же отдернул ее. Неужели этот мерзавец Финлисон не сказал бы об отмычке, если бы нашел ее?

Я кинулся к умывальнику, потянул его, чтобы между керамикой и стеной образовалось отверстие, засунул пальцы. Все на месте. Отмычка, которую я соорудил в первые же дни пребывания в этой камере. Теперь это вопрос времени.

Я приглушил лампу, чтобы случайному свидетелю не бросились в глаза мои действия, и приступил к знакомству с замком.

Но тут снова послышались шаги, и отмычка нырнула под манжету. К камере направлялся Финлисон. Он выглядел крайне довольным собой, что, признаться, было неприятно. Дважды я попался за решетку, и в обоих случаях скорее по чужой подлости, нежели по собственной глупости. Льстит ли мне это? Нисколько. Какая разница, по чьей вине я окажусь на виселице?

— Наверно вы думаете, что сбежите отсюда, — произнес он, приближаясь к решетке. — Но видите ли, я не Вилсон.

— О, это заметно.

— От меня вы не сбежите. И не обманете. Я отправил письмо в темницу, вас ждут утром. Учитывая предыдущие сомнительные подвиги, добиться вашего повешения в ближайшие дни — не так-то и сложно.

Он решил выждать паузу, и я не хотел нарушать молчания. Финлисон наблюдал за мной, как довольный охотник за жертвой, в которую осталось только выпустить пулю.

— Но есть у меня к вам предложение. Я бы мог похлопотать, чтобы казнь заменили пожизненным заключением, если вы окажете мне небольшую услугу.

Венаторы слишком заботятся о преступниках. Того и гляди, за сделками некого будет сажать и вешать.

— Меня интересует инспектор Вилсон.

— Так скажите же ему об этом, — посоветовал я. — Знаю, это не все одобряют, но не скрывайте своих чувств.

Финлисон натянуто улыбнулся, окинул меня презрительным взглядом:

— Зачем он вас отпустил? Что входило в ваши обязанности?

— Ума не приложу. До сих пор полагал, что только пить кофе по утрам в его кабинете.

Финлисон отошел к стене и присел на стоящую там скамью:

— Ночь долгая, Лоринг. Я могу просидеть здесь до самого утра, а затем лично сопроводить вас в темницу. Хотите ли вы поспать напоследок в нормальной кровати или предпочтете валяться перед смертью на соломе?

— Мне нечего сказать, инспектор. Все, что я знаю, не удовлетворит вашего интереса. Вилсон куда лучший рассказчик, чем я.

Тот хрипло рассмеялся, но его искусственное веселье было прервано появлением Пилса.

— В чем дело? — огрызнулся Финлисон. — Он не мог прийти сам и отправил посыльного? Мальчик на побегушках! Я предлагал вам более достойную работу, Пилс, но вы упустили свой шанс.

— Инспектор Вилсон просит вас подойти.

— Я еще не закончил здесь.

— Думаю, это важно. Вы же хотели знать, над каким делом работает наш отдел? А Лоринг никуда не денется.

Финлисон тяжело поднялся. Он бы хотел притвориться, что раздумывает над ответом, но алчный блеск в глазах выдавал его с головой.

— Продолжим позже. Никуда не уходите, — сказав последнее, он рассмеялся собственной шутке. Его хохот звучал на лестнице, пока сыщик спускался.

Пилс кинулся к решетке.

— Вы в самом деле считаете, что леди Коллинс грозит опасность?

— Это же логично. Финлисон нанял кого-то отыскать папку с моим делом. Если леди Коллинс заявит о похищении, это грозит большими неприятностями.

Он нервно оглянулся на пустой коридор.

— Хорошо. Я помогу вам сбежать.

Такого я никак не ожидал. От кого угодно, но не от Пилса. Впрочем, точнее сказать — ни от кого вовсе.

— Зачем? Мы не то чтобы друзья.

— Он никому из нас не даст отсюда выйти, — Пилс часто тер лицо, волновался и потел. — И уж точно не признает, что папка могла быть похищена у леди Коллинс. Немедленно отправляйтесь к ней и предупредите. Вы ведь можете открыть дверь?

Пока я колдовал над замком, Пилс назвал адрес Илайн и рассказал мне свой план. По сути, он был прост и глуп, но в данном случае мог сработать.

Когда мы спустились с лестницы, переполошенные венаторы преградили мне путь к двери. Кто был при оружии, теперь целился в мою сторону. И только то, что я закрывался Пилсом, крепко держа его за шею рукой, мешало им выстрелить.

— Что за?… — из кабинета вышли Финлисон и Вилсон.

В глазах второго я увидел удивление. Возможно, Пилс не успел посвятить того в свой замысел.

— Что за балаган вы тут устроили? — возмутился Финлисон. — Это же смешно! Арестуйте его!

— Инспектор, у него заложник! Это же Пилс.

— Тем более! — фыркнул тот. — Они работали бок о бок. Наверняка, это все дурацкий спектакль.

Я покрутил в пальцах отмычку и снова направил ее в глаз сыщику.

— Не будьте так уверены, — тихо проговорил Вилсон. — Они с Пилсом никогда не ладили. Это кто угодно подтвердит.

Финлисон недоверчиво хмыкнул, но когда увидел, как согласно кивают его коллеги, раздраженно махнул рукой:

— Ну и черт с ними! Лоринг, вы не выйдете из этого здания, даже если сразитесь с нами.

— Я не позволю вам распоряжаться жизнью моего подчиненного, — пророкотал Вилсон, обращаясь к нему. — Вы дадите Лорингу выйти, или я сам отдам такой приказ.

— Это смешно! — у Финлисона начал дергаться глаз. Он был близок к нервному припадку.

Я подтолкнул Пилса, и мы двинулись прямо на стоящих венаторов. Они не шевелились, пока носки туфель моего заложника не оказались рядом с их обувью. Только тогда они посторонились, в полной тишине пропуская нас к лестнице, ведущей в вестибюль.

— Входная дверь не заперта, — шепнул мне Пилс, передавая в руку ключ.

— Благодарю.

Я развернул его лицом к стоящим на лестнице венаторам и толкнул в спину. Пока Пилс летел, у них было несколько секунд для выстрела, чем они тут же и воспользовались. Игнорируя окрики Вилсона и Финлисона, венаторы разряжали барабаны револьверов, целясь мне в голову.

Я выскочил наружу, захлопнул дверь и провернул ключ. Это остановит их на какое-то время. Давно мне не приходилось бегать с такой прытью. Я в считанные мгновения перелетел через площадь. К большой удаче, мимо неспешно проезжал пустой экипаж. Я кинулся к нему наперерез и вскочил в повозку прежде, чем возница успел возразить.

— На улицу Спящих Сестер! — крикнул я, молясь о том, чтобы кучер не увидел вырвавшихся со Двора Венаторов законников.

Но повозка развернулась и поехала в обратную от них сторону, а я мог откинуться на спинку удобного сиденья и перевести дух.

В доме пахло духами и свежими цветами. В ванной комнате было тепло. Служанка открыла оба крана, чтобы набрать горячей воды. Добавила каких-то масел и соли. Клянусь, если бы не столь воздушная обстановка, я бы подумал, что ведьма задумала сварить кого-то в своем котелке. Зеркало запотело от поднимающегося пара. Служанка поместила свежие полотенца на табурет, разложила гребни для волос на туалетном столике, затем протерла пол насухо от нечаянно разлитой воды.

В комнату вошла леди Коллинс. В струящемся шелковом халате, с распущенными волосами, она была подобна античной богине. Всё это не было предназначено для посторонних глаз, и я впервые почувствовал стыд за то, что похитил, пусть даже не вещь, а зрелище. Илайн присела перед зеркалом, и служанка стала расчесывать ее волосы.

— Вы сегодня рано, леди Илайн.

— Не хочу это обсуждать.

— Вы слышали, что в Огалтерре снова всё спокойно? — невозмутимо продолжила служанка. — Все газеты об этом пишут.

Илайн протянула руку, протерла зеркало. На нее теперь смотрело собственное отражение.

— Там все время всё спокойно, если верить газетам, — заметила девушка, — зачем же тогда писать об этом каждый день? И почему по-прежнему принимают добровольцев, чтобы переправить их в колонию?

— Не знаю, миледи, — пожала плечами служанка, — я о таком не думаю. Мне спокойнее слушать, что люди скажут.

У меня ныло в груди после пробежки и путешествия через вентиляционное окно. Ребра снова напомнили о себе. К удаче или же наоборот, ванная оказалась единственной комнатой, куда мне удалось попасть через крышу. Но как назло, здесь негде было спрятаться, разве что в шкафу между полотенец и ароматных упаковок мыла. Сквозь щель в приоткрытой двери я наблюдал за леди Коллинс, и ждал, когда же служанка оставит ее.

Наконец, волосы были уложены для купания, и халат соскользнул на пол. Единственное, что прикрывало прелестную фигуру Илайн, это атласная рубашка с кокетливым кружевом на груди.

— Вам еще нужна моя помощь, миледи? — спросила служанка в дверях.

— Ступай.

Этого момента я ждал. Только закрылась дверь, как я вышел из своего укрытия. Илайн взялась за бретели рубашки, намереваясь снять ее, но боковым зрением увидела в зеркале мою тень. Она не вскрикнула, сразу кинулась к столику, и лишь выхватив из ящика дамский револьвер, обернулась ко мне. Я стоял, не двигаясь, подняв пустые руки вверх.

— Лоринг? — шепотом крикнула Илайн, продолжая смотреть на меня поверх ствола. — Какого черта вы здесь делаете?

Опомнившись, она подхватила халат и прикрылась им.

— Вы что… почему?!

— Беседа долгая, а вам, похоже, холодно.

Ее щеки вспыхнули, и она немедленно надела халат. Револьвер больше не пялился в меня пустотой дула.

— Надеюсь, у вас был повод так поступить. Серьезный повод.

Я уже собрался рассказать о событиях этого безумного дня, но внезапно раздался крик служанки. Илайн распахнула дверь и замерла, глядя на женщину, лежащую на полу. Человека в темной одежде она заметила позже, поэтому пропустила его удар. Револьвер отлетел в сторону, вращаясь волчком. Илайн отступила, но тут последовал второй удар, и она упала, угодив головой о край ванной. Я в этот момент был уже рядом, но предотвратить падение не успел. Над моим лицом пронеслась дубинка с шипами, вынуждая отступить.

Человек, стоящий передо мной, скрывал свое лицо. Также как когда-то я сам носил маску, пока ситуация не превратила вора в законопослушную марионетку.

— Какое жалкое зрелище, — хохотнул незнакомец, входя в ванную. Его одежда показалась мне странной, как для грабителя, не гнушающегося нападать на женщин. Пальто, клетчатые брюки, ботинки.

Да будь же проклят этот день! Он был одет в точности как я.

— Чего тебе нужно? — я отступил, не слишком отходя от Илайн. Ее револьвер лежал под туалетным столиком. Только бы успеть его поднять, прежде чем дубинка раскроит мне череп.

— Не поверишь, Лоринг. Ты. То есть еще недавно я думал, что мне предстоит развлечься с этой богатой шлюхой, но теперь это не имеет значения.

— Мы знакомы?

Разумеется, да. Я знал всех, кто способен вломиться в чужой дом, но не представлял, кто же передо мной.

Когда платок был спущен с лица, мне ничего не оставалось, кроме как выругаться себе под нос. Милашка Фил. Вечный номер два. Отличный вор одного города, который мечтал о моей славе.

— Что тебе пообещал Финлисон? Помилование?

— Мне щедро заплатили и сказали, что я смогу утереть тебе нос. Или нужно что-то еще? — хохотнул тот, демонстрируя в улыбке отсутствие нескольких нижних зубов.

— Для тебя и этого много.

— Заткнись. Ты продался венаторам. Когда я принесу твою голову в Отстойник, мне бесплатно будут наливать целый месяц. И слава разнесется по всей округе.

— Стать героем Отстойника. Это солидно.

Мой сарказм разозлил его, и Фил кинулся вперед, размахивая дубинкой. Он вынудил меня бежать в другой конец комнаты. Теперь до револьвера так запросто не добраться.

— Знаешь, как я поступлю? — его глаза сверкали в свете лампы, — сначала хорошенько уделаю тебя, свяжу, а потом оприходую твою подружку. Она же из ищеек.

Я схватил ковш, зачерпнул воды из ванной и плеснул ему в лицо. Фил закрылся, но что-то все же попало, потому что послышалось шипение и брань. Он двинулся вперёд, и мне ничего не оставалось, как потянуть за дверь шкафа. Огромный деревянный ящик накренился, мыло и полотенца посыпались на пол. Фил отпрыгнул назад, и шкаф его не задел в своем падении. Вор с разбегу перепрыгнул преграду и полетел на меня. Я уклонился от дубинки, но удар коленом отшвырнул меня к стене.

Толкнув его ногой, я скользнул по влажному полу. До револьвера оставалось несколько дюймов. И тут мне на спину опустилась дубинка. Одежда защитила от шипов, но удар был такой, что мгновение я не чувствовал ног. Перевернувшись, я уперся руками в туалетный столик снизу и со всей силы лягнул Фила в колено. Последнее, что я увидел — это как рама с зеркалом начала падать, а затем что-то твердое и тяжелое опрокинулось мне на лоб.

Я крепко спал. Во всяком случае, мои ощущения можно было сравнить с пробуждением. Лежа на боку, я смотрел на противоположную стену, разглядывал обои с изящными вензелями и пытался понять, где нахожусь. Из этого положения не было видно всей комнаты, и я решил сесть.

Собственно говоря, именно тогда с болью, тошнотой и слабостью ко мне вернулись воспоминания. Но цепь событий, которые были мне известны, обрывалась там, в ванной леди Коллинс. Возможно, я в одной из ее комнат. Из одежды на мне остались только штаны и нижняя рубашка.

На окне нет решеток, так что если мне удастся собрать силы в кулак, я смогу дать деру. Снаружи послышались приближающиеся шаги. Прежде чем дверь открылась, в моей руке оказалась чашка, которая при необходимости полетит в голову вошедшему. Но увидев того, кто пришел, я опустил руку.

— Вудроу? — мой вопрос был бессмыслен. Мы оба прекрасно знали, что это он. Скорее, я пытался вложить в этот возглас все вопросы, которые одновременно возникли в голове.

— При прошлой встрече я просил звать меня по имени, — он был бледнее обычного, движения — суетливы, а улыбка только слегка касалась губ.

Разумеется! Илайн. Как я мог забыть о ней?

— Что с леди Коллинс?

— Она в больнице, — он поставил на стол поднос с чайником и миской, запер дверь. — Вы разумно сделали, отправив за мной возницу.

— Я боялся, что Илайн мне не поверит, — с тяжелым вздохом я растирал свои виски. Так головная боль становилась слабее. — В моем решении не было ни разума, ни благородства. Я готов был подставить вас, вынудить к несвоевременному признанию, чтобы убедить леди Коллинс. Но напрасно.

— Неважно, каковы были ваши мотивы, — он стоял у стола, расправив плечи и глядя на солнечный день за окном. — Скажите мне, что случилось? Когда я вошел, леди Коллинс была без сознания, и вы тоже, под обломками стола.

— И больше никого?

— Нет. Разве что служанка. Она уже пришла в себя, и ее я отправил за врачом.

Вудроу повернулся ко мне, держа в руках два блюдца с чашками.

— Я немногого прошу, Арчи, но хотелось бы услышать достойную причину вашего позднего визита к девушке. К тому же, с таким печальным завершением.

Взяв из его рук чай, я тщательно обдумывал, что сказать. Разумеется, Вудроу понимает, что мне не могло прийти в голову скомпрометировать Илайн, да еще и сделать его свидетелем моей подлости. Я рассказал все, что случилось со мной вчера, начиная с похода на завод. Ловец хмурился, кивал, делал какие-то пометки в блокноте. Когда же я дошел до описания своего побега и появления в доме Илайн, он напрягся и стал еще внимательнее к каждому слову.

— Паршивая история получается у нас с вами, — Вудроу подвинул стул и сел напротив меня. Я снова был вынужден смотреть на собственное отражение в его очках. — Служанка описала, как выглядел напавший на нее человек. И хоть ее показания были сбивчивы, даже я заподозрил бы вас. Законники так и сделают, уж поверьте.

— Не сомневаюсь, — я и сам прекрасно знал, что этот маскарад Фил задумал неспроста. Вот только чтобы обман сработал, я должен был оказаться на свободе. Неужели Пилс так низко пал? Нет, не может быть. Он мог бы запереть меня в подвале и пытать, но никогда бы не поставил под угрозу жизнь Илайн. Вилсон? Финлисон? Или Вудроу разыграл гениальный план, в котором дергал каждого за ниточки, как марионеток? — Илайн знает, что напал не я. И ее жизнь до сих пор под угрозой.

— Об этом вам не стоит беспокоиться, — ответил он, сделав ударение на слове «вам». — Сейчас перед нами стоит другая задача.

— «Перед нами»?

Я медленно поднялся и поставил чашку с блюдцем на стол. Передо мной злой гений или святой? Я больше не тот, кто был ему нужен. Шпионить за венаторами не могу, к тому же все собаки города теперь разыскивают вора, напавшего на сыщицу. Я поделился этими соображениями с Вудроу, и тот, к моему еще большему удивлению, выглядел крайне озадаченно.

— Вы всерьез думаете, что сейчас я мог бы оставить вас в трудном положении? Казалось, что я достаточно точно выразился, когда разрешил вам называть меня по имени. Наверное, мы оба не слишком социально осведомлены, поэтому простые знаки, доступные обычным людям, для нас не вполне подходят, — он подошел к окну, прикрыл штору и снял очки. Когда Вудроу смотрел так, без черных стекол, почему-то он казался беззащитным и открытым, что уж едва ли было его слабостями. — Я предложил вам свою дружбу. Возможно, мы не братались в университете, не развлекались на хмельных вечеринках, но вы сделали для меня куда больше, чем кто-либо в моей жизни.

— Например, сжег вас? — уточнил я, чтобы понять, в верном ли направлении мыслю.

Он хмыкнул, чуть улыбнулся, что сделало его некогда красивое, а сейчас довольно отталкивающее лицо мягче и приятнее.

— У всех бывают неудачные дни. Видите ли, мы с вами оба расплачиваемся за чужое преступление. И пока негодяи на свободе, лично я чувствую себя униженным.

— Негодяи? Я думал, вы хотите пристрелить Ртутную Крысу.

— Нет, ни в коем случае, — нахмурился Вудроу. — Он нужен мне живым, и это не обсуждается. А вот его заказчики должны поплатиться. Вы ведь понимаете.

Я не понимал. Для меня вчерашний день еще продолжался, и в нем было слишком много такого, что трудно переварить сразу.

— Что вы делаете? — вопрос Вудроу был задан после того, как я принялся обуваться.

— Меня ищут, а вы и так не на лучшем счету у венаторов. Всем будет лучше, если я исчезну.

— Не всем, — ловец надел очки и подошел к двери:

— Вы можете оставаться, я гарантирую вам безопасность, насколько это в моих силах. Не вынуждайте меня повторять то, что уже однажды сказано.

Я чувствовал себя более чем странно. Сбежать от венаторов, чтобы найти приют под крылом ловца? Это слишком рисковая авантюра даже для меня.

Асилум жил своей жизнью. Улицы радовались неожиданному солнечному дню, и даже собирающиеся на горизонте тучи не слишком омрачали праздник последнего тепла. Скоро зима.

Я пробыл у Вудроу уже четыре дня. Из газет, которыми он исправно делился со мной за завтраком, ничего толкового узнать не удалось, кроме того, что умер еще один человек. Редакция не указала его причастность к политике, но мне и так было ясно, что он из «Прорыва». Я запомнил все имена в списке. Значит, Ртутная Крыса продолжает свое дело.

— Стоит ли ему мешать?

Этот вопрос я задал, попивая чай из фарфоровой чашки с синими розами из хозяйского сервиза. Совместный завтрак под аккомпанемент тикающих часов, из которых в полдень и полночь выскакивала кукушка, похожая на поеденное молью чучело, в последнее время стал приятной традицией. За хрустом печенья и тарелкой молочной каши легко забыть, что мир не стоит на месте.

— Вы о нашем приятеле? — догадался ловец.

Леди Тодд была поблизости, возможно, в соседней комнате, и мы не рисковали называть имена и клички. Поначалу я сомневался, стоит ли мне вовсе показываться ей на глаза, но Вудроу довольно убедительно объяснил, что скрывающийся в его спальне мужчина вызовет больше вопросов, чем гость, которому отведена личная комната.

— Видите ли, даже если он сделает то, что задумал, главного виновника все равно не достанет. Его не подпустят.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал. Он, знаете ли, не так умен, — Вудроу выглянул из-за шуршащих листов газет. — Тот инцидент в лаборатории окончательно повредил его рассудок, который пострадал в результате экспериментов. Теперь он мстит тем, кого помнит и знает, но не собирается бороться со злом. Тот, кто подговорил членов «Прорыва», кто управлял всем этим, останется безнаказан, с армией, которую может обратить против собственных врагов. Что если он устроит переворот?

— А это важно?

— Важно, друг мой, важно. Мы с вами живем в этой стране и, будем откровенны, каждый из нас несет ответственность за то, что… наш приятель на свободе и творит страшные дела. Что же до остального, то мы осведомлены. А осведомленность делает нас причастными.

Подумать только! Мне редко встречались честные люди. Точнее, мне они не встречались вовсе. Но Вудроу не похож на притворщика. Судя по сказанному, мне посчастливилось узнать одного из самых порядочных и принципиальных людей. Это ли не удача?

— Я вот подумал… Лаборатория переместилась, доступа к больным больше нет. Где еще доктор Шерман может брать подопытных?

Мне не нужно было думать над ответом:

— В Отстойнике. Чудесное место, где никто не задает лишних вопросов. Он может безнаказанно забрать человека любого пола и возраста, и никто не станет препятствовать. Только плати.

— И кому же? — вежливо поинтересовался ловец.

Я знал имя.

Отстойник с момента нашей последней встречи не изменился. Залитая солнечным светом нищета казалась еще более жалкой. Вудроу вызвался идти со мной, заявив, что не позволит мне одному рисковать жизнью. При условии, что мою рожу знала каждая крыса в бедняцком районе, я и впрямь немного волновался. Но если кто-то вдруг узнает, что Вудроу ловец, то его судьба от моей не будет отличаться. Самоходную повозку пришлось оставить и путешествовать пешком. Мы оделись так, чтобы не бросаться в глаза. Несмотря на отменную погоду, я напялил глубокий капюшон и поднял воротник, закрывая лицо. Сюда часто приходят те, кто не хочет быть узнанным, так что это никого не удивит.

Дом Патрика все также охраняли прикормленные громилы. Когда мы направились к двери, один из них, закинув на плечо обрез, преградил нам путь. Я положил руку на плечо Вудроу, предупреждая, чтобы он был осторожнее. К сожалению, подземный ход в лавку скупщика был завален, и у нас не было другого варианта, кроме как войти через парадную дверь.

Заметив, что мы не собираемся ни останавливаться, ни уходить, двое других головорезов поднялись, разминая внушительные кулаки, поигрывая мускулами и демонстративно вертя в руках дубины.

— Вы не откроете дверь? — поинтересовался ловец с улыбкой, и бросил обладателю обреза монетку.

Тот инстинктивно поймал ее. В эту самую секунду плащ Вудроу распахнулся, и в обеих его руках, расправленных, точно крылья, оказалось по револьверу внушительного калибра. Один ствол был нацелен в лоб первому громиле, другой — тому, что махал дубиной. Я метнул нож в ногу третьего.

Выстрелы из револьверов прозвучали одновременно. Воя от боли и зажимая достаточно легкие ранения, бандиты рухнули в дорожную пыль.

Было слышно, как захлопнулось несколько ставен. Никому нет дела до пальбы на улице, но получить случайную пулю желающих не найдешь.

— Господа, господа, прошу внимания, — Вудроу продемонстрировал свой жетон. — Я охотник за головами, представитель закона.

В ответ на это все трое разразились жуткой бранью.

— Понимаю, вы огорчены, — почти весело продолжил мой спутник, — но реалии таковы. Я сказал «реалии», джентльмен с кровоподтеком на щеке, а не те непристойности, что вы лопочете. Так вот, у вас есть два варианта: умереть сейчас или же дождаться справедливого суда.

— Да пошел ты, упырок загаженый! Урод гнойный! Ты и твой… — поток ругательств был прерван метким выстрелом в голову.

Вудроу повернулся к двум другим бандитам. Те заметно притихли и даже забыли о ранах.

— Вот и славно. Я так понимаю, вы пойдете со мной по доброй воле, — улыбнулся Вудроу.

Пока он надевал на одного из них наручники, второй достал из своей ноги нож и любезно протянул мне дрожащей рукой.

— О, благодарю, — я наклонился, чтобы забрать оружие. В глазах раненого появилось узнавание:

— Да ты же…

— У него все еще заряжен револьвер, — напомнил я, и бугай умолк.

Клинок был очищен носовым платком, но продолжал казаться грязным.

— Не осуждайте меня, — с приветливой улыбкой попросил Вудроу, когда мы поднимались по лестнице. — Как не осуждаете охотника, стреляющего в уток.

— Я не убийца.

— А я не вор. Поэтому нам и нужно объединить таланты.

Он открыл дверь, и мы шагнули в полумрак магазина. Вудроу поднял темные стекла, осмотрелся. Я прошел вперед, за витрины, в комнату, где Патрик любил пересчитывать недельную выручку. Он получал от этого какое-то извращенное наслаждение, описать которое я не берусь.

Услышав шаги, крошечный старикашка вынырнул из своей норы, подслеповато прищурился и спросил:

— А вы по каком вопросу?

Когда же я опустил капюшон и воротник, у Патрика вытянулось лицо, кровь отхлынула от лица, и он больше стал походить на окоченевшего мертвеца, чем на живого и довольно богатого подонка. Его взгляд скользнул мимо меня к двери, но, заметив это, Вудроу сообщил:

— Мне жаль вас огорчать, но парни заняты. Нам никто не помешает.

— Наверху могут быть другие, — напомнил я.

— Тогда постараемся их пока не беспокоить, — ловец положил револьверы на стол, подвинул пыльный стул, протер его носовым платком и сел.

— Что вам нужно? — еле слышно спросил Патрик и обессиленно прислонился к стене.

— Только информация, — заверил я, хоть старик был одним из трех людей, которым бы я с удовольствием переломил все кости. Возглавлял список, конечно, Маркиз, а замыкал его Фил. — В последнее время в нашем милом райончике не пропадали люди?

— А когда они не пропадали, Арчибальд? — хмыкнул тот.

— Давай без лирики, только факты. За последнюю неделю ничего не изменилось?

— Как же, — торговец прищурился, — а ты в этом замешан?

— Посмотри на моего друга, — сжав плечо старика, я вынудил того повернуться к Вудроу. — Он только что обвинил меня в мягкотелости.

— Не совсем так, — в знак протеста Вудроу поднял руку.

— И все же почти. А я не хочу сейчас тратить время и убеждать его в обратном. Вот и не вынуждай меня, Патрик.

Скупщик кивнул, унял дрожь в коленях и с тяжким вздохом ответил:

— За три дня было продано почти пятнадцать человек.

Я присвистнул.

— Одни пошли добровольно, других сдали за долги. Все как обычно. Никто и не удивился особо, ведь идет призыв в армию. Наверное, добирают недостающих.

— Мне нужно знать, кто их покупал и куда повез.

— Но откуда же мне?…

Я подошел к столу и взял в руки револьвер, проигнорировав удивленный взгляд Вудроу.

— Признаться, из меня плохой стрелок. Поэтому сразу могу и не попасть так, чтобы наверняка. Но раза с пятого, шестого…

Когда ствол качнулся по направлению к Патрику, тот заскулил побитой собакой.

— Ладно, ладно! Я не знаю, кто это делал, но Маркиз сдал ему парочку своих и велел проследить. Говорят, всех отвезли в заброшенную штольню, что за кладбищем.

Мы с Вудроу переглянулись. Шахта запросто могла быть использована как лаборатория.

— Может, что-то еще случайно вспомнишь?

— Ничего, клянусь! Если Маркиз узнает, он с меня шкуру спустит!

— И мало будет, — Я вернул оружие ловцу. Патрик заметно повеселел. Почувствовав, что ему ничего не грозит, старик зарумянился, стал легче дышать, и дрожь куда-то пропала. Не в моих правилах воровать у скупщиков, это своего рода дурной тон, но в этот раз все было иначе. — Думаю, ты обеспечишь нас всем необходимым по доброте душевной?

— Зачем? — пролепетал он, чуть не плача. Перспектива расстаться со своим добром пугала его больше, чем смерть. — Вы же не собираетесь тягаться с теми людьми? Они посерьезней будут.

— Так помоги нам не оплошать, — я похлопал его по плечу, со злым удовольствием ощущая, как он всякий раз пригибается.

С одной стороны Асилум омывался морем, а с другой защищен холмами. Среди них было много шахт, как действующих, так и заброшенных. Здесь добывали уголь, соль, драгоценные металлы. Из Карьера к шахтам ходили небольшие составы, а на вершины холмов, где располагалось большинство пещер-входов, везла канатная дорога.

Мы прибыли вечером, ближе к восьми, когда заходит вторая смена шахтеров. Вудроу предложил подождать, пока рабочие поднимутся, и затем сесть в последнюю кабинку. Прежде мне никогда не доводилось кататься на этом приспособлении. Оно походило на качели, с подставкой под ноги и деревянной перекладиной, которую я собственноручно закрыл на хилый крючок. Только эта палка защищала пассажира от падения. Я испытал странное чувство, когда понял, что земля стремительно отдаляется, а слабая тень от кабинки становится все меньше. Мы поднимались, и вот уже неслись вперед на высоте верхушек вековых сосен.

— Потрясающе, правда?

Я повернул голову, хотя было непросто оторвать взгляд от увеличивающейся пропасти под ногами. Это зрелище пугало и завораживало меня. Моя фобия никуда не исчезла до сих пор. А Вудроу казался вполне довольным, и даже восторженным.

— Сейчас будет восхитительное место… вот! — он указал рукой.

Я посмотрел в том направлении и увидел за остроконечными верхушками сосен полянку, залитую лучами заходящего солнца. На лужайке росло одинокое раскидистое дерево. Возможно, дуб. Его листва пожелтела, но еще не опала и полыхала золотым огнем.

— Мы были здесь с леди Коллинс, — пояснил ловец. — Она показала мне канатную дорогу. Когда-нибудь, возможно, люди поймут, что это не только транспорт, но и отличное развлечение.

— Могу поспорить.

— Вы боитесь высоты? — он был очень удивлен этому выводу.

— Когда нет никаких шансов на спасение в случае падения? О да!

— А вы всегда подстраховываетесь? — ловец повернулся ко мне. — Значит, и сейчас у вас есть пара-тройка запасных вариантов, правильно? И в чем они заключаются? Сдать меня Вилсону?

Не было никакого смысла отвечать. Правда бы Вудроу не понравилась, а ложь он чувствует, как крысы — запах падали. Я не думал о том, чтобы откупиться от темницы, подставив ловца, но не мог поклясться, что это исключено.

— У Вилсона сейчас ненадежное положение, — напомнил Вудроу.

— А с Финлисоном мы не нашли общий язык, — добавил я. — Так что, как видите, у меня нет других вариантов.

— Хорошо, — он все также прожигал меня взглядом сквозь темные очки, — потому что партнерские отношения должны строиться на доверии.

— Отлично! — я ухватился за это его слово, — тогда прямо сейчас расскажите, на кого вы работаете. Если Вилсон защищает интересы короны, а вы играете против него, это наталкивает на определенные мысли.

— «Если» — вот ключевое слово. И кстати, служить короне и служить народу — вещи принципиально разные. Что же до моего нанимателя, я… О, мы прибыли.

Ума не приложу, специально ли он подгадал время для ответа, или в самом деле нас прервала досадная случайность. Но и правда, мы приближались к месту высадки. Я поднял балку и, как только мы проехали мимо таблички с указанием высоты, одновременно покинули кабинку.

Земля, схваченная морозом, застыла, сохранив множество следов. Все они удалялись вверх по тропе к рабочим шахтам. Мы же, следуя указателям, двинулись к заброшенной штольне.

Нам пришлось свернуть с дороги и продираться сквозь кустарник, по скользким корням и ковру из иголок. Если в этой штольне лаборатория, вход могут охранять, и лучше, чтобы нас не заметили.

Благодаря вынужденной щедрости Патрика, у меня было две кобуры, по пистолету в каждой, за спиной висел арбалет, сложенный в небольшую дубинку, и стрелы с патронами в отдельных сумках. Никогда прежде я не был так снабжен перед вылазкой, хотя бы потому, что никогда не позволял себе наследить. Чистая работа — мой конек. Но не теперь.

Под ногой хрустнула ветка. Мы замерли и присели. До входа в штольню рукой подать. Сквозь стволы деревьев и переплетение голых веток виднелась площадка с началом рельс, на которых стояла грузовая вагонетка. Рядом горел костер, обложенный камнями, над ним висел котелок. Судя по ароматному дыму, готовилась мясная похлебка. Возле огня сидело трое. Двое из них играли в карты, а третий то и дело помешивал содержимое котелка.

— Что там?

Вопрос прозвучал громко и не мог относиться к тем, кто сидит рядом.

— Удрал, — разочарованно отозвался четвертый, выходя из-за деревьев. — Жирный, а носится-то как.

— Я тебе говорю, заяц это был, а не кабан. Заяц!

— Да что ты знаешь!

Вудроу показал жестами, что берет на себя двоих.

Я выстрелил в котелок. От удара болта он слетел с крюка, похлебка выплеснулась на ботинки одного из охранников. Они не поняли, что случилось. Котелок еще не успел приземлиться, а двое получили по пуле в лоб. Третий и четвертый замерли, увидев меня и Вудроу, приближающихся к ним. Неудачливый охотник поднял ружье, но я ударом арбалета выбил у него ствол из рук.

— Господа, — Вудроу посмотрел на них, поочередно возводя большими пальцами курки на револьверах. Этот жест и характерный щелчок заворожил бандитов, они сидели, боясь шелохнуться. — Меня интересует, что находится в этой шахте?

Они молчали, глупо моргая, и глядели в бездну стволов. Раздался выстрел, и один из них упал замертво.

— Вообще-то для беседы мне достаточно одного, — Вудроу перевел взгляд на оставшегося в живых, который теперь дрожал, как осиновый лист на ветру.

Я отошел в сторону. Не скажу, что мне жаль этих людей. Они бы, не раздумывая и не сожалея, пристрелили любого, и даже такого славного парня, как я. Но законы, по которым живет ловец, мне чужды. В своей работе я делал всё, чтобы обойтись без лишней крови, специфика ремесла.

— Я не знаю, не знаю! — кричал выживший.

— Но охраняешь? Прости, не верю.

— Стойте, подождите! Хорошо… Там что-то происходит. Может, тайный завод спиртного или лечебница. Я видел мужика в белом халате, как у доктора. И много труб, мы разгружали целую телегу. А потом еще котлы. Точно, там варят какое-то пойло, мамой клянусь.

— Очаровательно. И сколько там людей?

— Где?

— Внизу.

— Наверное, десять… Нет, нет, не стреляйте! Два десятка, точно!

— И как туда попасть?

— Тележкой. На первой стрелке направо, а потом пешком. Я могу вас провести!

Я подошел к Вудроу, не глядя на утирающего влажное лицо пленника.

— От него толку мало, идем.

— Не возьмем?

Я посмотрел на дрожащего мужика и покачал головой. Шепотом пояснил ловцу:

— Вы бы ему доверили спину прикрывать? У нас и так предприятие рисковое. Вести того, за кем присмотр нужен, неразумно. Хватит с него.

Я пошел к вагонетке, когда вдруг услышал выстрел. Обернувшись, увидел приближающегося ко мне Вудроу. Больше на поляне никого живого не осталось.

— Какого черта?! — наверное, в моем вопросе было слишком много эмоций, хотя я и произнес его шепотом. — Я думал, ты свяжешь его, и…

— Зачем? Ты только что сказал, что к нему нет доверия, и хотел оставить его у нас за спиной? — Вудроу покачал головой и поднял руку, не давая мне возразить. — Я знаю, ты привык действовать иначе. Клянусь, что не выскажу никакого сомнения, когда потребуются твои знания, но будь добр, не вмешивайся в мою работу.

За эмоциональным напряжением мы немного забыли о сдержанном тоне, который был задан нашему общению. Глядя поверх его плеча на мертвую поляну, мне пришло на ум, что лишь случайность перевела меня из статуса его очередной жертвы в необходимую деталь головоломки. Не думаю, что он врет, называя своим другом вора. Беда в том, что у таких, как мы, не может быть друзей в общепринятом понятии.

— Всё в порядке? — спросил он, поднимая темные стекла очков.

— Да, — с некоторой задержкой ответил я. — В полном.

Фонарь охранникам больше не понадобится, и мы взяли его с собой. Вудроу занял место в вагонетке, я выбил из-под переднего колеса колышек и, взявшись за борт, хорошенько разогнался. Когда тележка въехала в туннель, я запрыгнул на подножку. Вудроу перехватил меня за локоть и помог залезть внутрь. Набирая скорость, мы катились по пологому склону. Было темно, и только свет фонаря немного разбавлял подземный мрак, выхватывая фрагментами то паутину из древесных корней, то рельсы или балки, поддерживающие свод.

— Вы снова не одобряете моих действий, — заметил Вудроу. Он откинул барабан револьвера и вкладывал в ячейки недостающие патроны.

— Ваши правила противоречат моим.

Он улыбнулся и поднял голову. Теперь, когда солнечный свет его не мучил, защитные стекла очков были подняты, и сквозь прозрачные кругляшки на меня смотрели нормальные, человеческие глаза, хотя и уставшие.

— Не хочу разочаровать, Арчи, но ваши собственные правила противоречат общечеловеческой морали. И что странно, вы со своими твердыми принципами для любого общества остаетесь вором, вас ненавидят все — от жертв до нанимателей. Тогда как мои отвратительные и богомерзкие деяния приносят миру свободу от подонков.

— Хотите сказать, что делаете людям добро? — уточнил я, напряженно всматриваясь в глухой мрак впереди. — Вы в это верите?

— Разумеется. Иначе бы не избрал свое ремесло. Что бы ни делал в своей жизни, я думал о благе людей. Вы же думали только о собственном, разве нет?

Если бы не его спокойный тон, я бы опасался развязки беседы. С человеком, который у вас за спиной перезаряжает револьвер, лучше не спорить.

— Сомневаюсь, что бедолаги, которых вы убили, разделяют эту точку зрения.

— Ах, вы о тех людях… Любезный мой друг, есть большая разница между благом для всех и благом для каждого. Приведу простой пример. В деревне заболел скот. Все его поголовье нужно уничтожить, чтобы зараженное мясо не стало причиной эпидемии, а болезнь животных не распространилась за пределы деревни. Для жителей избиение скота — трагедия и, возможно, предвестник голода и нищеты. Но для общества в целом это спасение.

Я знал не так уж много действительно опасных людей в своей жизни. Глупых — достаточно, злобных — полно, но осознанно несущих в себе угрозу — единицы, и все они говорили разумные вещи, с которыми трудно не согласиться, и оправдывали свои действия идеалами, к которым в душе стремится всякий разумный человек. Тем удивительнее было осознавать, что Вудроу до сих пор не прикончил меня, человека, который искалечил всю его жизнь. Слишком странный этот ловец. Потерять рядом с ним бдительность равносильно ночному отдыху на рельсах неподалеку от станции.

Склон, по которому мы спускались, изменил угол, и теперь колеса крутились куда быстрее.

— Он сказал, на первой стрелке направо, — Вудроу придерживал нашейный платок, чтобы тот не сорвало потоком воздуха. — Но видно ли вам стрелку?

Нет, я не мог разобрать ровным счетом ничего. Все, что было различимо, выхватывал из тьмы наш фонарь, а это не давало никакого преимущества. Я взял один из арбалетных болтов, обмотал его промасленным шнуром и выстрелил наугад.

— А я все думал, зачем вы взяли у торговца эти странные веревки, — задумчиво произнес Вудроу, следя за полетом крошечной звезды.

За время полета болта вагонетка еще набрала скорость, и к тому моменту, как тот упал тлеющим фениксом на землю, нас разделяло не более двадцати футов. Это совершенно не помогло сориентироваться.

— А ну-ка, стреляйте туда! — приказал Вудроу, задавая рукой направление.

— Только переводить болты.

— Стреляйте!

Я забыл, что после пожара его зрение сильно пострадало. Но то, что делало его слепым днем, давало соколиное зрение в темноте. Пока я обматывал шнур вокруг болта, Вудроу давил на тормоз, замедляя ход вагонетки. Признаться, это не сильно помогало: колеса блокировались, и вагонетка неслась вперед, точно по льду. Мой выстрел на какое-то мгновение осветил указатель и стрелку, до которых осталось не более пятидесяти футов.

— Помогите, любезный!

Мы вдвоем надавили на тормозной рычаг. Я ощущал сопротивление металла, еле сдерживаемую мощь, которую вагонетке подарила скорость. Колеса искрили.

— Она не переведена, — крикнул Вудроу.

Ну конечно же! Те, кто поднимался на вагонетке назад, были вынуждены перевести стрелку в другом направлении, к рельсам, ведущим из подземелья. У меня оставались секунды. Я вскинул арбалет, вложил в него болт и выстрелил. Вудроу зарычал от усилия, пытаясь остановить вагонетку своими силами, пока мы не перевернулись на крутом повороте. Звякнул сигнальный колокольчик, когда сбитый моим выстрелом рычаг накренился. Недостающий фрагмент рельс оказался в нужной нам позиции. Как только с этим было покончено, я вернулся на помощь к Вудроу. Мы лишь немного смогли снизить разгон вагонетки, и чудом вписались в поворот, хоть мне и показалось, что колеса с одной стороны на короткое время оторвались от земли.

Понемногу спуск снова стал пологим, и, остановив наш транспорт окончательно, мы покинули его.

— Будьте наготове, — предупредил ловец. — Прибытие вагонетки трудно было не услышать.

Я и сам это понимал. Мы взяли фонарь и двинулись вниз по туннелю с округлыми, будто изодранными когтями стенами. Мне показалось далеко впереди какое-то движение, но из-за глухой тьмы нельзя быть уверенным. Вудроу остановился, приложил палец к губам и прикрутил вентиль лампы.

— Идите за мной, — сказал он шепотом, — я все вижу.

— Мы не одни?

— Разумеется. Вопрос в том, сколько их?

Я достал арбалет, прицелился в пустоту.

Тихо. Мы замерли, камни, потревоженные нашими шагами, еще катились с шуршанием вниз. Переглянувшись, мы с Вудроу осторожно продолжили путь. Вскоре свод потолка над нашими головами устремился вверх, стены раздались вширь. Мы нашли лабораторию Шермана.

В подземном зале у стены стоял какой-то громоздкий агрегат с экраном, застывшая стрелка указывала на минимум. Свет фонаря позволил увидеть массивные вентили и рычаги для управления приборами, клетку с электрическими катушками, банки из толстого стекла с содержимым, похожим на расплавленное серебро.

— Ртуть, — пояснил Вудроу. — Будьте осторожны.

Справа от меня показался свет фонаря и какая-то фигура. Я в ту же секунду выстрелил, но услышал лишь звон разбитого стекла. Меня напугало собственное отражение. Оно было все там же, только от зеркала откололся кусок, и трещина побежала на поверхности. По периметру комнаты стояло множество зеркал, направленных под разными углами. На длинном столе, грязном от чернильных пятен, было пусто. Такое впечатление, что кто-то успел собрать все вещи и покинуть лабораторию. Мы снова опоздали.

— Зачем те парни сказали, что здесь два десятка людей? — вряд ли бандиты осознанно лгали перед лицом смерти. Скорее уж сами не знали, что случилось.

— Возможно, есть другой выход? — предположил Вудроу.

В зале было ответвление, еще одно помещение, стены которого блестели слоями разноцветных горных пород. Там находились клетки, но и те были пусты. Узкие, но высокие, они были прикреплены друг к другу с помощью длинной металлической балки, а та в свою очередь являлась частью странного механизма, расположенного при входе. Вудроу потянул за рычаг, и с лязгом клетки опрокинулись вперед, легли на землю. Ловец вернул их в исходное положение и посмотрел на меня. И без слов было ясно, что те, кто находился в заточении, полностью пребывали под контролем своих тюремщиков. Их вынуждали не только бодрствовать, но и спать, задавая вертикальное или горизонтальное положение клеток.

— Что это здесь делает? — я с удивлением обнаружил аппарат, который вызывал у меня трепет, как шляпа фокусника у ребенка. Камера для дагеротипии.

Она была направлена на клетку. Неужели кому-то пришло в голову запечатлеть муки пленника во время пытки? Не знаю, испытал ли я удивление, но омерзение точно.

— Почему они не забрали камеру? — спросил Вудроу, оглядываясь. — Похоже, побег был стремительным. Но почему тогда оставили охрану?

— Зачем им камера? Все, что нужно, они забрали. Клетки пусты, — я шел вдоль рядов решетчатых гробов, отгоняя от себя мысли о собственном будущем.

— Простите, что не сделал этого раньше, — Вудроу проследовал за мной, стараясь держаться в стороне от фонаря. Он не прятал глаза за темными стеклами и следил за опасной темнотой вокруг. — Мне нужно объяснить вам принцип опытов доктора Стоуна.

— Думаете, удачное время?

— Уверен, что так. Как я успел заметить, вы ценитель дагеротипии, верно?

Я неоднозначно промычал в ответ. В тот момент меня больше волновало несоответствие в замках камер, и я решил еще раз проверить свою догадку, вполуха слушая ловца.

— При помощи камеры изображение объекта перемещается на поверхность пластины, чувствительной к свету. Это похоже на то, как работает наш глаз, только намного, намного примитивнее. Так вот. Доктор Стоун… вы слушаете меня?

— Угу.

— Доктор Стоун определил, что пластинка дагеротипа чувствительна не только к свету, но и к энергии как таковой. Ведь свет тоже энергия, вы это знали?

— Нет, но у нас есть проблема, — убедившись окончательно, я с прискорбием сообщил, — все замки открыты ключом, кроме одного. Он сломан.

Вудроу поднял револьвер, целясь в кромешную тьму зала, где осталась клетка. Вполне возможно, тот, кого мы оба заметили в туннеле, и есть сбежавший пленник.

— Думаете, он опасен? — я взял фонарь левой рукой, а правой достал револьвер.

— Более чем. Слушайте дальше, и вы сами поймете. Доктор Стоун многими опытами подтвердил, что дагеротип передает не только внешность человека, она записывает его энергетику. То есть суть.

— Душу?

— Вам по нраву такое объяснение? Тогда пусть будет душа.

Я покосился на Вудроу. Он не похож ни на романтика, ни на мечтателя. Но что-то в этой беседе было такого, что не укладывалось у меня в один ящик с прямым, как ствол, нравом ловца.

— Вы сами в это верите?

— Верить можно в то, что нельзя доказать, друг мой. Как только вы получите хоть малейшее подтверждение, вера уступает знаниям.

В моей памяти всплыли дагеротипы, найденные в больнице. Безумцы на них пугали, хоть это и были всего лишь изображения, внешняя оболочка, которую не одолело сумасшествие. Тогда почему становилось так жутко от одного взгляда на эти лица?

— Как такое возможно?

— Возможно. И доктор Стоун пошел дальше. Он добился того, чтобы скопированную на дагеротип энергию, душу, если угодно, можно было перенаправить любому другому носителю. То есть предать одному человеку черты другого.

— Создать близнеца?

— Только на энергетическом уровне, — Вудроу опустил уставшую от напряжения руку, но продолжал смотреть в зал. — Самые сильные черты передавались легче, чем второстепенные. Жестокий отдаст свою жестокость, бесстрашный — храбрость. Вы видели на примере самого доктора Стоуна, что возможно несколько переселений. Точнее — несколько снимков энергетического образа, наложенных один на другой. И самым податливым был материал, лишенный собственного разума. Чистый лист. Безумцы не только прекрасно поглощали чужую энергию, но и отдавали свою. Их мании такие яркие, такие четкие, что результат ошеломляет. Вы и сами видели лучший образец доктора Стоуна. Ртутную Крысу.

— Господи.

Я никогда не был набожным, но в этот момент особо жалел, что не верю в силу крестного знамения. Вудроу говорил странные вещи. Безумные вещи. Я бы хотел, чтобы он замолчал, чтобы сказал, что это все шутка, придуманная с одной лишь целью — напугать меня.

— Вы мне не верите, — он повернул голову, и мы встретились взглядами.

Именно в тот момент я поверил, окончательно и бесповоротно. Вудроу не лгал. Более того, он чего-то невероятно стыдился. Так может смотреть только познавший самое дно чувства вины.

— Мы остановим их, — произнес я не только затем, чтобы приободрить ловца, сколько напоминая ему, что мы обязаны это сделать.

Чудовища, которых создали в этой лаборатории, были не просто беспощадными солдатами, они потеряли свою человечность.

— Может быть поздно. Кто знает, куда они…

Договорить Вудроу не успел. Я услышал шаги, а ловец уже вовсю стрелял, но, похоже, безуспешно. Что-то огромное, что сперва показалось мне медведем, врезалось в моего спутника и отшвырнуло его на несколько шагов назад. Плечом он оттолкнул меня с дороги, точно мальчишку, и я едва не упал на пол. Вудроу ударился спиной о пустые клетки, закричал и сделал еще несколько выстрелов почти в упор в эту тварь. Я видел собственными глазами, как пули врезались в плоть, вылетали насквозь, оставляя кровоточащие раны, но существо в бешеном экстазе снова бросилось на Вудроу. Это был не медведь, конечно же, только человек, и не слишком высокий, не намного шире меня в плечах, но сила, которой он обладал, потрясла меня. Незнакомец был нагим, истекающим кровью, и при этом невероятно агрессивным. Он снова и снова атаковал Вудроу, с изумительной ловкостью уходил от последовавших выстрелов. А затем внезапно кинулся на клетку и принялся ее трясти. В его руках металлические прутья стали гнуться, словно тонкая проволока.

Именно тогда его настигла последняя пуля. Она вошла в один висок и вышла через второй. Во все стороны брызнула кровь и костяные осколки. Безумец свалился на пол, дергаясь в агонии.

— Это непобедимая армия? — спросил я, настороженно приближаясь к мертвецу. Тысяча таких солдат либо уничтожит врага в считанные минуты, либо повергнет нашу страну в хаос.

— Теперь вы понимаете…

— Так почему же вы не сотрудничаете со Двором Венаторов? — я смотрел на Вудроу, изучавшего тело с маниакальным интересом. Он ощупывал мышцы убитого, проверял суставы на гибкость. — Разберитесь скорее с Крысой и сообщите Вилсону об угрозе.

— Не могу, — решительно покачал головой ловец. — У меня есть на то причины, и ваш несвоевременный арест подтвердил мою правоту.

Он внезапно выпрямился, обернулся к залу.

— Нужно уходить.

— В чем дело?

— Какой же я остолоп, — разочарованно сокрушался он, направляясь в основное помещение подземной лаборатории. — Если бы пришлось навсегда покинуть убежище, которое может вывести на ваш след, о чем бы вы позаботились в первую очередь?

— Чтобы… — тут до меня дошло, о чем он толкует, и севшим голосом я закончил, — чтобы никто не нашел его.

Проклятье. Готов поставить парочку своих зубов на то, что лабораторию собирались уничтожить. Возможно, именно это задание дали бы тем бедолагам, погибшим у входа.

Мы направлялись прочь из зала, когда внезапно разлился свет, да такой яркий, словно кто-то затащил под землю солнце. Я зажмурился, испытывая резь в глазах, и услышал рядом крик Вудроу.

Сквозь слезы, превозмогая боль, я открыл глаза, защищаясь от белого свечения рукой. В зале горело несколько ламп. Это не был газ, слишком ярко, мерцает, будто пульсирует. И зеркала многократно усилили сияние. С трудом мне удалось увидеть приближающийся силуэт, и я кинулся за генератор. Там, в углу, сохранился кусок тени. Я сжался, принялся часто моргать, но все еще видел только зеленоватые пятна.

— Какой великолепный момент! — прогремел голос, который, как оказалось, мне не удалось забыть. — Мы снова собрались все вместе, господа.

Под защитой ладони я выглянул из своего укрытия. Вудроу согнулся на полу посреди комнаты. Он закрывал глаза обеими руками, рот был распахнут, дыхание тяжелое. Для него такое освещение — худшая из пыток, если даже свет газовой лампы отзывается дикой болью. Казалось, что сам воздух светился в комнате. Сквозь белую пелену виднелась громадная фигура Стоуна. Вернее, Ртутной Крысы, как теперь его называли. Великан надел защитные очки, наподобие тех, что носил ловец, только гораздо больше. Они имели дополнительные шоры, как у лошадей. Цилиндр защищал от попадания света сверху. Он был одет в длинный плащ, который закрывал раздавшееся под напором мышц туловище, штаны плотно облегали бедра, которым бы позавидовали цирковые силачи, на ногах были рыбацкие сапоги.

— Какое жалкое зрелище! — с этими словами Стоун со всего маху пнул Вудроу под ребра. — Рыдаешь, как младенец. Это всё, на что ты способен?

Он снова ударил, и на этот раз ловец опрокинулся на спину. Вудроу попытался встать, но Стоун наступил на одну его руку, затем на вторую, распиная на полу. Ртутная Крыса не чувствовал, как пленник колотит его ногами. Стоун наклонился и сорвал с него очки. Вудроу сдавленно застонал, и стон перешел в крик.

— Лоринг! — не глядя в мою сторону, крикнул Стоун. — Что же ты прячешься? Вот оно — истинное воровское нутро. Ты никогда не кинешься в драку. Работаешь тихо, убегаешь быстро. Я даю тебе шанс, вор. Беги! Беги, и я не остановлю тебя. Думаешь, я не видел, куда ты спрятался? Молчишь? Сам напросился!

Он резко повернулся, из-под взлетевшей полы плаща показалась лупара^[6]. Последовал выстрел, который разворотил угол, прошил насквозь некоторые части генератора и изрешетил дробью укрытие.

Наверняка этот выстрел убил бы меня, если бы я, пользуясь моментом, не успел перебежать под стол. Вудроу просил не убивать Крысу, но не думаю, что сейчас он будет столь категоричным. Револьвер был у меня в руках. При первой же возможности я пристрелю этого воротилу, вот только угодить бы в голову. Но из моего укрытия такой выстрел невозможен.

— Лоринг, Лоринг, — вздохнул Стоун, рассматривая комнату. Следующее, куда он выстрелил — это был, конечно же, стол. Но он выбрал дальний угол, и мне снова повезло. — Тебе отсюда не выбраться. Вагонетки уничтожены. Взрыв будет скоро, и ты погибнешь под обвалом, если я не пристрелю тебя раньше. Ради чего ты собираешься умереть?

Он снова выстрелил. На этот раз куда ближе к тому месту, где прятался я. От меня требовалось немало сил, чтобы сидеть неподвижно, но ведь он именно этого и ждал, ждал, чтобы я выбежал из укрытия. В то же время он перезаряжал лупару, придерживая левой рукой револьвер, отобранный у ловца.

— Бегите! — крикнул Вудроу, и, собрав все силы, ударил ногами куда-то в район ягодиц мутировавшего доктора. Тот покачнулся и чуть не упал: стоя на руках ловца, он занимал неустойчивое положение.

Воспользовавшись заминкой, я рванул к выходу, но выстрел, изувечивший пол передо мной, заставил кинуться за толстые трубы. Протиснувшись между ними и стеной, я сжался на корточках. Он снова перезаряжался, но револьвер был наготове, и стоит мне высунуть голову, как схлопочу пулю.

— Вот ты и попался, Лоринг. Давай же, признайся, что тебя привело сюда? Жажда наживы? Разумеется. Это тебя и погубило. Наверное, странное чувство: знать, что после твоей смерти мир станет лучше.

— Тогда тебе самому должно быть знакомо это чувство, — ответил я, не видя смысла скрываться.

Ответом был выстрел. Дробь прошила одну из труб насквозь прямо у меня над головой.

— Ты равняешь меня к себе, грязный карманник?

— Куда уж мне! Это ведь не я пошел против всего живого, надругавшись над человеческой сущностью.

— Еще упомяни замысел Божий.

Я молчал. Сколько у него патронов? Вудроу дергается, но не может достать до Стоуна. Его лицо заливают слезы. Сожженная кожа, наверное, лопается от напряжения. Он не выдержит долго в этом аду.

— Я не сделал ничего дурного, вор. Выполнил заказ, если говорить доступным тебе языком. На благо короны.

— И теперь убиваешь своих нанимателей?

Он неожиданно рассмеялся.

— Кто тебе сказал, что именно они — мои наниматели? Этот червяк, корчащийся у меня под ногами? А твой дружок рассказал о себе?

Я осторожно выглянул, но реакция не подвела его, и я едва смог укрыться от выстрела.

— Ты убил их? — спросил Вудроу. Его голос звучал твердо, хоть говорить пришлось сквозь стиснутые зубы. — Местных подопытных. Или позволил Шерману забрать себе твою славу?

— Ни то, ни другое, глупец. Если бы ты выбрался отсюда, то помчался бы на восточную станцию цеппелинов, чтобы узнать. Но ты не выберешься. Никто не уйдет. Слышишь, Лоринг?

Я выстрелил. Из моего укрытия мне не попасть в Ртутную Крысу так, чтобы убить или хотя бы причинить существенный вред. Но я мог сделать кое-что другое. И я разбил первое зеркало.

— Думаешь, что поможешь ему? Что едва погаснет свет, твой дружок воспрянет духом и прикончит меня? Нет. Он не тронет и волоска на моей голове. Надеюсь, он предупредил тебя, Лоринг? Предупредил, чтобы ты не пытался навредить мне?

— Что-то такое припоминаю, — ответил я, и за миг до его выстрела успел разбить еще одно зеркало. — Но к черту! Ты же понимаешь, ситуация вынуждает.

— Не нужно!

Этот возглас принадлежал Вудроу. Что не нужно? Он не хочет, чтобы я сражался с тем, кто вот-вот прикончит нас обоих? Какое странное представление о спасении. Боль повредила его рассудок, или случилось что-то еще более ужасное… Как бы там ни было, избавив его от пытки светом, я облегчу страдания ловца. А, возможно, спасу наши шкуры.

— Конечно, не нужно, Лоринг, — потешался Стоун. — Видишь ли, воришка, это я могу пристрелить тебя. Могу резать тебя на части, рвать, срезать с тебя кожу. Он ничего не сделает мне, понимаешь?

— Да придите же в себя, Вудроу! — крикнул я, разрушая еще одно зеркало. Света в комнате немного убавилось, он не бил теперь со всех сторон.

— «Вудроу»? — переспросил Стоун, и в его голосе появилось удивление. — Вот как ты себя назвал, ничтожество! Лоринг, он ничего не рассказал тебе? Не сказал, что случилось там, в замке?

— В некотором роде, мне известно.

Я выглянул из-за трубы, и в этот момент в том месте, где секунду назад была моя голова, появилось несколько дыр в металлическом корпусе.

— Ты думаешь, что все знаешь? — хохотнул великан, заряжая оружие. — Думаешь, что из-за тебя случился пожар, и ты удачно сбежал, верно? Кретин! Ты запустил процесс, о котором не имел ни малейшего понятия. Твой жалкий умишко не способен понять всей сложности задействованных природных законов. Ты стал причиной эксперимента, который никто не планировал.

Оглушающий грохот сотряс недра штольни. Стены и потолок задрожали, сверху посыпалась пыль. Прозвучал второй и третий взрыв. Теперь уже с потолка сваливались огромные куски. Один из таких накрыл последнее зеркало, второй оборвал провода. Стало темно. Светил теперь только оброненный мною фонарь. В поднявшемся тумане из пыли я едва мог различить громадную фигуру Стоуна. Нужно было выбираться отсюда. Выбежав из укрытия, я кинулся к выходу. Но уже на границе с туннелем вернулся обратно. Вудроу где-то среди обломков. Присев, я попытался различить его в груде камней, и в тот же миг получил удар прикладом по правому плечу. Моя ключица едва не сломалась. Благо, револьвер был у меня в левой руке. Я направил его ствол назад и вниз и выстрелил. Пуля попала в ступню обезумевшего доктора. Его вопль совпал с еще одним взрывом. На этот раз я еле успел спрятаться от падающих сверху кусков земли. Они посыпались на стоявшего за моей спиной Стоуна. Любого другого этот вес свалил бы с ног, но чудовище стряхнуло с себя ошметки, точно грязь.

— Лоринг! — взревел он, — ты винишь меня за убийства в Асилуме? Но ты должен винить самого себя. Ищешь причину? Посмотри в зеркало, если хоть одно уцелело!

Еще один взрыв. Пусть Вудроу покоится с миром, но я не стану держать слово, рискуя собственной жизнью. Выпустив несколько пуль в Стоуна, я заставил его развернуться, и в это время, скрывшись в пыльном тумане, проскочил у него за спиной.

Снаружи дела обстояли еще хуже, чем в зале. Почти весь туннель был завален, осталась только жалкая щель, и я кинулся к ней, понимая, что, скорее всего, окажусь раздавлен камнями.

Рука, ухватившая меня за ногу, чуть не свернула мою лодыжку. Я вырвался, сам не осознавая, какое чудо меня спасло. Ободрал кожу о торчащие острые края камней, порезал щеку каким-то металлическим прутом. Но все же я вывалился по другую сторону завала и кинулся бежать. Новый взрыв прогремел где-то рядом, и меня отбросило к стене. Заскрипели кости, вспомнилось былое. Я зашел слишком далеко, чтобы сдохнуть сейчас так нелепо. Забыв о боли, я бежал, бежал по рельсам, не чувствуя ног.

За несколько шагов до выхода из штольни меня настигла взрывная волна. Она вынесла мое тело на поверхность, швырнула о землю, присыпала клочьями почвы.

Гул остался там, позади. Здесь было так тихо. Или я вдруг перестал слышать. Только стучит пульс в ушах. Медленно, щекоча кожу, ползет капля крови по щеке. Я с трудом поднялся, придерживая голову рукой. Кажется, так боль была слабее. Под ладонью была влага, я посмотрел на свою руку и с удивлением обнаружил кровь. Когда только успел разбить голову?

Под ногами земля раскачивалась, как дно лодки во время шторма. С трудом находя равновесие, я шел под вечерним небом по тропинке к станции канатной дороги.

Перед глазами все плыло. Я не мог вспомнить, как оказался в Торговых Рядах. Карьер преодолел пешком, иногда заваливаясь на какую-нибудь опору и на время теряя связь с действительностью. На меня бросали взгляды прохожие, но никто не интересовался, что за бродяга с проломленной головой бредет по их улицам. Сторонились, как лишайной собаки. Если бы представлял угрозу, меня бы вмиг утихомирили, а так никому и дела особого не было.

Другое дело — Торговые Ряды. Увидев меня, завизжала какая-то нежная барышня. От ее вопля взбеленилась лошадь, и кучеру пришлось усмирять животное. В это время меня и заметил патрульный.

— Стой! Стой тебе говорят!

Я как раз ухватился за кованую оконную решетку, чтобы не упасть. В то же время другой ладонью я сдавил лоб. Мне казалось, что стоит разжать пальцы, и голова рассыплется на множество осколков.

— Ты из Карьера или Отстойника? — тихо спросил патрульный. — Даю шанс: топай-ка в свои подвалы да поживее. А нет, так пойдешь ночевать за решетку.

Судя по тому, с каким презрением он на меня смотрел, венатор решил, что перед ним забулдыга, подравшийся с кем-то по пьяни.

— Мне нужен инспектор Вилсон, — сказал я, сосредотачиваясь на его лице, чтобы изображение не двоилось.

— Кто?

— Вилсон. Вилсон! Дьявол… Или Пилс. Кто угодно.

— И зачем же он тебе понадобился, а? — насмешливо спросил тот. — Большие шишки, как для нищеброда вроде тебя.

— Ноги в руки, парень, и дуй во Двор Венаторов, — прорычал я. — Скажи, что нашел Лоринга.

— Да ты в своем уме, полудурок?

Не знаю, что было на моем лице, когда я схватил его за грудки и встряхнул. Сбоку послышалась трель свистка. Напарник патрульного бежал на помощь.

— Я — Лоринг! Зови сюда Вилсона!

Дубинка второго венатора прошлась по спине, считая поврежденные ребра, и я все-таки упал на мостовую.

Мне на лоб вылили воды. Открыв глаза, я обнаружил себя сидящим на стуле в привычном кабинете старшего инспектора. Захотелось вытереть лицо, но руки оказались скованными за спиной. Потрясающе. Чтобы попасть к венаторам, пришлось постараться, но нацепить кандалы — это они сообразили. Вокруг столпилось много народу. Пилс стоял прямо передо мной, держа в руках графин с водой. Вот уж не ожидал увидеть такое озабоченное выражение на его физиономии. Вилсон был напротив меня, опирался на пустующий стол Илайн. Помимо них в кабинете находились уже знакомые мне по встрече на улице патрульные и Финлисон. Последнего я совсем не хотел видеть, помня о том, что это благодаря ему пострадала леди Коллинс, да и моё положение, если на то пошло.

— Глазам своим не верю, — произнес Вилсон. По тону было невозможно угадать, какие эмоции он вкладывает в эти слова. — Почти неделю мы искали его по всему Асилуму, и вот он заявился к нам собственной персоной.

— Последнее спорно! — вмешался Финлисон.

— Помилуйте, вы слышали патрульных! — возмутился инспектор.

— Это может быть какой-то трюк! — не унимался тот. — Сначала побег, потом нападение на женщину!

— Спорно как раз ваше утверждение, — угрюмо перебил его Вилсон. — Леди Коллинс не просто женщина, она сотрудник Двора Венаторов, и напасть на нее может любой другой преступник.

— Поэтому служанка дала точное описание Лоринга, и его фамилия — единственное, что произнесла леди Коллинс после того, как пришла в себя?!

— О, тогда вы должны помнить, что именно записано в протоколе. Леди Коллинс четко указала, что Лоринг на нее не нападал.

— Но и не отрицала его присутствия! — Финлисон улыбнулся одной из тех улыбок, от которых у нормальных людей непроизвольно сжимаются кулаки. — Подумайте сами, инспектор. Совершено столь дерзкое и бесчестное нападение, и вместо того чтобы назвать виновного, жертва первым делом указывает на того, чьей вины якобы нет. Это подозрительно. Возможно, она была не в себе или…

— Или? Договаривайте, ну же!

— Или покрывает Лоринга, что также вероятно, — елейным голосом завершил сыщик. — А почему вы удивлены? Молодая женщина найдена без сознания при столь… пикантных обстоятельствах.

— Выбирайте выражения, инспектор, — возмутился Пилс, на которого было жалко смотреть.

Финлисон мстительно продолжал, вкладывая в каждое слово столько яда, что даже мне стало тошно.

— Всем известно о некоторых… странностях леди Коллинс.

— Вы говорите о моей подчиненной! — напомнил Вилсон.

— Тогда вы, несомненно, в состоянии объяснить, почему ваша подчиненная коротает вечера в публичном доме, — с садистским удовольствием продолжал Финлисон.

— Только когда этого требует задание.

— Не только, и вам это известно. В ее возрасте не иметь мужа, жить одной, работать в сыске — это всё довольно странно и не вписывается в общее представление о занятии для порядочных женщин. Небольшая интрижка с пойманным вором вполне может быть в духе леди Коллинс.

— Замолчите! — прорычал Вилсон, жестом останавливая двинувшегося к сыщику Пилса. — Или мне придется вас заставить.

— Я уже всё сказал. И вы знаете, что я прав, потому так злитесь. И поэтому кипятится наш друг Пилс.

— Можно воды?

Обсуждая мою персону все это время, они напрочь забыли о моем присутствии.

— Если можно, в стакан, а не на голову, — уточнил я, обратившись к Пилсу.

— Зачем вы пришли? — спросил Вилсон, лично подавая мне чашку и помогая сделать несколько глотков.

— Точнее, зачем сбежали? — вмешался Финлисон, но я игнорировал его.

— Доктор Шерман собирается скрыться.

— Это нам давно известно, — удивился Вилсон.

— Но я знаю, где он.

Это сообщение вызвало оживление. Пока Финлисон растерянно вертелся на месте, пытаясь сообразить, о чем я толкую, Вилсон взял записную книжку:

— Говорите.

— Ни черта, — оскалился я. — Либо мы едем с вами вдвоем, либо я молчу.

— Абсурд! — фыркнул Финлисон. — Вор вламывается во Двор Венаторов, чтобы торговаться?

Вилсон, глядя на меня, нахмурился и покачал головой:

— Вы не в том положении, чтобы ставить условия.

— Именно в том.

Нас провожали как дорогих родственников. У многих венаторов было оружие наготове, но трудно сказать, чего они опасались. Что сбегу? Так я сам пришел. Что убью Вилсона? Но у меня был не один шанс сделать это раньше. Мы со старшим инспектором сели в подъехавшую повозку и по приказу Вилсона тронулись. Я настоял, чтобы возницу взяли обычного, не из служебных. Это была лишняя предосторожность, и все же так было лучше.

— Вы ведь понимаете, что они будут следовать за нами? — спросил Вилсон, который сидел напротив меня спиной к движению. Он закинул ногу на ногу, сложил на колене руки в перчатках и остался в котелке, хотя при движении то и дело бился задней частью полей о стенку кареты, и шляпа сдвигалась на лоб.

— Конечно.

— Тогда какой смысл был добиваться поездки со мной?

— Мне нужно время для разговора, который не предназначен для посторонних ушей.

Я потер рукой голову, оценил количество крови на пальцах. Останавливается.

— Вы ранены, — констатировал факт Вилсон. — Может, стоит перевязать?

— Потом. Мы и так опаздываем.

— Куда?

Я подался вперед, оперся локтями о колени, чтобы занять более-менее фиксированное положение. После взрыва меня стало укачивать в повозке.

— Скажите вознице, чтобы правил к церкви.

Вилсон повторил моё указание для кучера.

— Теперь объясните, что происходит, — потребовал сыщик.

Я коротко изложил ему ситуацию, предшествовавшую побегу, рассказал о Милашке Филе, просьбе Пилса, о том, что случилось в доме Илайн.

— И куда вы пропали? Почему не вернулись? — судя по его выражению лица и тону, он мне не верил. Или же не впервые слышал эту историю.

— Зачем? Чтобы меня повесили? Я видел, как был одет Фил, и знал почему. На следующий день мои портреты были во всех газетах, и за мою голову впервые давали такую щедрую награду.

— И кто же, по-вашему, настоящий виновник? Этот самый… Фил?

— Нет, он исполнитель, заказчик другой, — я не сводил глаз с его лица, чтобы не упустить ни малейшего изменения.

— Кого вы подозреваете? — Вилсон на повороте бросил взгляд в окно и наверняка убедился в том, что карета венаторов следует за нами по пятам. — Раз мы с вами ведем эту беседу, то по какой-то причине меня вы исключили из списка.

— Вовсе нет.

Мой ответ его обескуражил и, довольствуясь результатом, я продолжил:

— Это вы могли оплатить услуги Фила, чтобы обеспечить Финлисона оружием против меня, потом подговорить Пилса, надавить, зная о его чувствах к леди Коллинс. Он выпускает меня, и далее все идет по плану.

— Зачем? — несмотря на живой интерес в глазах, я услышал в голосе больше удивления, чем недовольства.

— Не знаю. Вы работаете на Тайный Сыск. Говорите, что служите Короне, но на деле это размытое понятие. Сегодня корона у одного, а завтра — у другого. И армия непобедимых солдат может здорово повлиять на расстановку сил.

— Принимается, — задумчиво согласился он. — Финлисон. Надеюсь, он есть в вашем списке?

— Конечно. Здесь все понятно. Он метит на ваше место и устал ждать. Мой арест — прекрасная возможность дискредитировать вас и добиться желаемого. Возможно, если бы Пилс не пошел на этот отважный шаг, он бы сам инсценировал мой побег.

— Стоит ли говорить, что этот вариант мне пока нравится больше? — Вилсон снова посмотрел в окно. — Мы уже приближаемся к мосту, скоро будем у церкви.

— Велите ехать по мосту Анны-Марии.

Брови инспектора удивленно поднялись:

— Но это за город! — через секунду он догадался, — станция цеппелинов? Право, Лоринг, вам должно быть известно, что уже неделю не было полетов. Станцию вот-вот закроют на сезон ввиду неблагоприятных погодных условий.

— Если я ошибаюсь, то самое большее, что вы потеряли, это время на беседу со мной.

Карета пошатнулась, когда мы въехали на мост. Я пережил легкую дурноту, и спустя минуту смог продолжить:

— Еще есть Пилс, который давно точил на меня зуб. Возможно, это все его рук дело. Черт подери, меня могла подставить даже леди Коллинс.

— Вот как? А ее падение и нахождение в больнице без сознания — проявление актерского таланта?

— Случайность. И не такое бывает, если работаешь с командой, а не единолично.

Я промолчал о том, что у меня был пятый подозреваемый. Вудроу. После услышанного в штольне всё поменяло свое значение. Он скрывал от меня то, что имело отношение к заданию. Доверие не для меня. Я не дарю его другим и не требую от них, но есть незыблемые правила. Заказчик должен быть откровенен, иначе как можно ручаться за успех предприятия? К тому же, слова Стоуна об эксперименте подтолкнули меня к неким размышлениям, которые пока стоило отложить. Еще будет время подумать об этом позже. Вудроу мертв и Стоун, скорее всего, тоже.

— Сегодня в заброшенной шахте произошел обвал, — я снова вытер кровь, на этот раз со щеки. — Пошлите туда людей, пусть разберутся.

— И по какой же причине?

— Там находилась лаборатория Шермана. И допускаю мысль, что там похоронен маньяк Ртутная Крыса.

Глаза инспектора стали круглыми, посыпалось множество вопросов, но к моему счастью, повозка остановилась. Мы находились на отправочной станции цеппелинов.

Это была огромная площадка, огражденная низким кованым забором. При входе на станцию стояла касса, где можно было купить билеты и узнать расписание. Мы промчались мимо удивленного кассира и охранника, которому Вилсон едва не ткнул в лицо свой жетон.

— Кого мы ищем? — на ходу спросил инспектор.

— Если все верно, где-то здесь сейчас доктор Шерман. Возможно, вместе со своими питомцами.

Мне впервые довелось слышать, как Вилсон выражается, и это было действительно сильно.

— Если по вашей вине мы их упустим, Лоринг!..

— Благодаря мне вы вообще узнали об этом, инспектор.

Зал ожидания был просторен, немного напоминал ресторан при вокзале: сводчатый потолок, большие круглые часы, стены с огромными панорамными окнами. На длинных скамейках было пусто, одинокий джентльмен читал газету, покуривая трубку. В окно открывался вид на так называемый причал: выстроившиеся в ряд пять мачт, к которым пришвартовывались дирижабли. Справа виднелись ангары. На длинном шесте дрожал флюгер, указывая, что дует северный ветер и со значительной силой. Возле одной из мачт поднимался цеппелин. Его нос находился в стыковочном гнезде, и сейчас продолговатая серебристая махина, словно громадный небесный кит, довольно быстро всплывала в мутное небо. Люди на земле понемногу отпускали канаты, удерживающие транспорт. Под раздутым туловищем цеппелина находилось три гондолы.

— Проклятье! — прорычал Вилсон.

Доставая на ходу револьвер, он кинулся к дверям, выходящим на станцию. Я помчался за ним. Здесь, на поле, где не было ни домов, ни холмов, ветер сдувал с ног. В ноздри ударил запах снега.

— Стойте! Остановитесь! — кричал инспектор, но его слова уносило ветром.

Трава серебрилась от инея. Обернувшись к зданию зала ожидания, я увидел бегущих за нами венаторов.

Дирижабль был уже на самой верхушке мачты.

— Стойте! Именем закона, остановитесь!

Рабочие, чьей задачей было отпускать канаты, пока цеппелин поднимается, наконец обратили на нас внимание, но еще не слышали Вилсона. Кто-то из них указал в нашу сторону пальцем. Еще бы, ведь инспектор размахивал револьвером.