Лоринг

Засов поддался отмычке. Открыв створку, я переместился в комнату. Здесь было темно, из-за двери доносились смазанные звуки из зала, полного гостей. Когда глаза привыкли, я осмотрелся, и лишь затем запер окно. Сам не знаю, когда в кармане очутились золотые часы с резной крышкой. Рука действовала без моего контроля. С горечью понимая, что мне не позволят оставить при себе ничего ценного, пришлось вернуть вещицу на комод. Я мягко ступал по ковру, замер у двери, прислушался. Дверь была заперта, и пришлось повозиться с замком, чтобы его вскрыть. Энтони не доверяет своим гостям настолько, что запирает все комнаты в доме? Учитывая, чем мне приходится заниматься в этот момент, его нельзя обвинить в чрезмерности.

В коридоре было тихо и пустынно. Чужих сюда не пускали, а слуги были заняты обслуживанием застолья. Я почти бегом преодолел расстояние до лестницы, в последний момент заинтересовавшись темной дверью. Она немного отличалась от прочих. Тон, форма, даже основа узора — всё было таким же, но детали добавляли ей особого значения. Резьба по дереву более утонченная, ручка, как я полагаю, новее прочих, и довольно хитрый замок. Хозяин дома отступил от своих принципов и поставил одну из новых версий запирающего механизма. Это не просто пара поршней и язычок, здесь задействована схема, напоминающая часовую, со множеством дополнительных деталей, крошечных и невероятно точных. Только идеально подходящий ключ отопрет эту дверь, любой другой, даже похожий как две капли воды, может привести к замыканию всей конструкции.

Мне однажды пришлось иметь дело с таким же капризным клиентом, но в тот раз у меня было около получаса абсолютной свободы действий. А сейчас в любой момент сюда мог зайти тот самый дворецкий, или же Энтони вдруг решил бы прогуляться по собственному дому… Но эта чертова дверь манила меня. Она взывала к моим инстинктам, бросала вызов, смеялась мне в лицо, и я поддался. Присев перед ней, я стал перебирать отмычки. Выбрав наиболее тонкие, которые были уже, чем швейная игла, я взял две в правую руку и одну — в левую. Вдох-выдох. Дрожь проходит сквозь тело и оставляет его. Теперь никакое неловкое движение не испортит работу. Я был сконцентрирован, дыхание ровное и спокойное. Только слух напряжен, и зубы по привычке стиснуты.

Сначала в отверстие вошла самая объемная из отмычек. Я услышал, как она чуть задела поршень, но это не страшно. Ключ сам толкнул бы этот выступ. Следом за ней сразу протолкнул вторую, пока они не уперлись в заднюю стенку. Немного провернул, чтобы крючок второй отмычки приподнял последний поршень, в то время как первая придерживала предпоследний. И теперь пришло время заводить третью.

— Да, чем я могу вам помочь?

Я чуть не вздрогнул от этого голоса. Он донесся снизу, но от напряжения мне показалось, будто дворецкий выпалил свой вопрос прямо за спиной.

— Я провожу вас…

Наверное, еще один человек решил пройтись по дому Энтони. Возможно, это Вудроу? Интересно, как он собирается попасть на чердак, и главное — зачем? Мог бы позвать меня на уединенную встречу в сад. Местные кустарники наслушаются тайн за эту ночь.

В груди резануло, и от приступа боли у меня потемнело в глазах. Видимо, мышечное напряжение потревожило ребра, и они отозвались горячей волной пульсирующего ада. Замерев, стиснув челюсти и закрыв глаза, я дышал. По чуть-чуть, понемногу я изгонял чудовищный спазм, скрутивший мое тело. Главное — не дрогнуть, не сдвинуть руки ни на толику.

Когда миновал болевой пик, стало немного легче. Сконцентрировавшись на дыхании и слухе, я бережно, словно ткал из паутины, сдвигал поршни. Внутренним зрением я видел, как приходят в движение шестеренки и валы, как один за другим втягиваются в дверное полотно засовы.

— О, Вилсон! Я ищу твоего друга, Лоринга.

Громкий голос Энтони вернул отступающий, было, спазм. В этот самый момент мне пришлось провернуть третью отмычку, завершив комбинацию.

Щелк!

Щелк-щелк-щелк!

Приглушенно лязгали щеколды, освобождающие дверь из плена.

Мои руки обвисли плетями, и я со стоном согнулся пополам. Перед глазами все плыло. Сказался и прыжок, и акробатические па на стене, а теперь еще этот проклятый замок.

Открыв дверь, я остановился, привыкая к кромешной тьме. До окна было семь шагов, необходимо обогнуть стол. Не думаю, что Энтони установил бы ловушки, раз не потрудился провести газовое освещение. Закрыв дверь, я по памяти преодолел комнату и отбросил штору. На фоне тусклого неба чернели решетки. Мне стало неприятно от их созерцания, и я вернулся к осмотру помещения.

Передо мной был кабинет, гораздо более узкий и скромный, чем полагается человеку такого ранга. Вероятно, где-нибудь на первом этаже есть увеличенная копия, которую можно продемонстрировать гостю. А это — особое место. Оно только для хозяина, его интимный секрет. Эти стены ему ближе, чем жена, и чем любовница, если у него есть таковая. Я обошел стол, осматривая его поверхность. Все лежало на виду. В порядке, но не спрятанное. Ему не от кого было скрываться. По мнению Энтони, он надежно защитил свою тайну. Напрягая глаза, в скудном свете, падающем из окна, я читал письма и страницы дневника. Он щепетильно вел бухгалтерию, хранил печатные протоколы заседаний, анализировал речи оппозиционеров, делал пометки. Всё это характеризировало его как ответственного и дотошного человека, но едва ли было интересно Вилсону. О, сыщик был бы рад, если бы я нашел доказательства, что Энтони и Ртутная Крыса как-то связаны. Только сомневаюсь, что это возможно. Слишком уж любит Энтони чистоту своих рук, чтобы связываться с убийствами. Такому человеку не составило бы труда уничтожить противников иначе.

Я присел в удобное кресло, от которого пахло дорогой кожей и воском, и принялся изучать содержимое ящиков. Пистолет, пули, порох, чернильница и дорогие ручки, бумага, фамильная печать, сургуч… и тут мне в руки попалось письмо. Конверт был вскрыт, но на нем не было адресов. Я открыл его и с удивлением обнаружил какой-то странный стишок, который вполне мог бы стать текстом для песни уличного музыканта.

Хмыкнув, я убрал письмо обратно в конверт и собрался его положить на место, не испытывая ни малейшего интереса ни к низкопробной поэзии, ни к возможным пристрастиям Энтони. Но внезапная догадка пронзила затылок холодком. Я снова достал сложенный лист и прочел строчку за строчкой. Во-первых, текст мне уже встречался в доме Чейза. Именно это стихотворение было спрятано между книгами в его кабинете. А во-вторых, «живое серебро». Так иногда называют ртуть.

Едва ли какое-то стихотворение сомнительного содержания может быть доказательством причастности к убийству. Неизвестно, как оно попало к Энтони, кто его автор, и является ли хозяин дома виновным в смерти Чейза или же вероятной следующей жертвой? Пусть Вилсон строит догадки. Я, храни Господи, пока еще не сыщик.

Еще в одном ящике обнаружился список, чем-то напоминающий черновик доноса. В одном столбце были записаны имена людей, в другом — их деяния, а в третьем значилось наказание, которое им полагается. Так в немилость угодило несколько часовщиков, поскольку они «проводили незаконные опыты с механикой в запрещенных масштабах», один из придворных, которому приписывали шпионаж, а также мастера дагеротипии за — тут меня пробрал смех — «нанесение вреда общепринятому институту изобразительного искусства, подрыва его авторитета и опасное умышленное причинение ущерба здоровью клиентов». Что за вздор? Кто писал эти поклепы? У меня в коллекции было больше дагеротипов, чем во всем Асилуме! Слишком много этих табличек было уничтожено после указа императрицы, и все, что остались — лишь случайность, чему виной излишняя сентиментальность и жадность. Услуги мастеров дорого стоят. Так вот, с моим здоровьем все в полном порядке, в отличие от того, кто сочинил опасную сплетню.

Больше ничего интересного в кабинете не было. Нужно торопиться, ведь у меня еще свидание на чердаке.

Приведя комнату в надлежащий вид, я вышел. Осталось растревожить замочную скважину отмычкой, и тут же механизм выпустил свои когти, намертво запирая кабинет. Хозяин и не узнает, что здесь кто-то побывал в его отсутствие.

По ступенькам я поднялся на третий этаж, а оттуда по неприметной винтовой лестнице — к чердачной двери. Она была крошечной, будто для детей. Заперто. Не скажу, что я удивлен, и все же необходимость повсюду тратить время на возню с замками мне порядком надоела. Справиться было несложно. По наивности люди не отдают должного внимания охране чердаков, считая, что если там нет ничего ценного, то и защищать не стоит. Напрасно. Я знал одного воришку, который всю зиму жил в чужом доме как раз под крышей, в тепле. Вечером он выходил перекусить на кухню, а затем снова прятался. Ну а весной, перед тем как уйти, еще и обчистил хозяев до нитки.

Открыв дверь, я осмотрелся. Косые балки, соединяющиеся между собой, ветхое тряпье, которое когда-то, вероятно, было набито для утепления крыши. Я будто находился в человеческом скелете, между ребер. Побывать на чердаке — все равно что заглянуть в душу. Дом может блистать, быть теплым и светлым, но это место находится над головами жителей, довлеет над ними, как занесенный топор гильотины.

Я вошел, закрыл дверь и окунулся в полумрак, разбавленный призрачными лучами, проходящими сквозь грязные круглые окошки, украшающие фасад.

Вот стоят, упершись друг в друга, накрытые посеревшей тканью старые картины. Кто на них изображен? Нелюбимые родственники? Тот, кому больше не место среди живых и пышущих здоровьем обитателей дома? Между рамами наросла паутина и хлопья пыли. С другой стороны окоченевшими конечностями торчали ножки стульев, поставленных друг на друга. Шкаф, комод, диван, вешалка с платьями, вышедшими из моды. Чучело медведя, стоящего на задних лапах и угрожающе разинувшего пасть. О да, здесь пылилось множество охотничьих трофеев. За что хозяин упрятал с глаз долой шкуру барса, голову косули, рысь со стеклянными глазами? Возможно, это не его добыча, и он не хотел, чтобы на него давила тень чужой славы? Что ж, тогда нужно было сжечь, ведь сейчас всё это находится над ним в буквальном смысле, и прижимает своей мощью к земле.

Пустая клетка, обитатель которой обрел свободу, своевременно сдохнув. Выцветшая вышивка на подушке, детский башмачок, марионетка со спутанными нитками.

От внезапного звука я дернулся назад. По проходу между островами хлама медленно катилась деревянная лошадка. От каждого оборота колес ее рот открывался и закрывался, открывался и закрывался. Волной поднялось серое облако пыли, накрывая меня. Не дыша и прикрыв глаза, я отлетел к комоду и укрылся за ним. В пальцах очутилась самая крупная отмычка. Эта заточенная вещица подойдет, чтобы проткнуть шутника, если придется.

Я молчал. Если это Вудроу, он покажется, а если нет — то лучше не выдавать себя.

— Как удивительно устроены люди. Все самые темные свои стороны они прячут, вместо того чтобы избавиться от них. Запихнут подальше, на чердак или в чулан, чтобы никто не узнал, что есть что-то за лакированной маской. И хранят, как самое ценное сокровище. Например, эту газовую лампу.

— Только что подумал о том же, — я не спешил показываться, хоть узнал голос.

Свет масляным пятном растекся по чердаку.

— Прошу вас, простите меня за эту нелепую шалость. Я не хотел вас напугать.

Лет десять назад я бы воскликнул, что ничего не боюсь, и выскочил бы из укрытия. Возможно, это стало бы последним моим действием. Но я поумнел, а потому оставался на месте.

— Полно вам, Лоринг, я безоружен. И не собираюсь вас убивать. Так разговаривать очень неудобно, вы не находите?

Не разгибаясь, я обогнул комод и выбрался с другой стороны. Вудроу сидел в одном из пыльных кресел, закинув ногу на ногу. На нем по-прежнему были круглые очки, и он все еще смотрел в ту сторону, где предположительно следовало находиться мне. В его руках и впрямь нет оружия, а позу трудно назвать угрожающей.

— Мне кажется, — я с удовольствием отметил, как он вздрогнул, поворачивая голову, — для светской беседы это неподходящее место.

— Возможно. Но мы с вами оба не совсем светские люди.

Я не знал, что он имеет в виду, и потому никак не ответил. Держась в стороне, я выпрямился, скрывая в рукаве отмычку, и прошел вдоль сложенных в коробки фарфоровых кукол.

— Перейдем к самой сути.

— Разумеется. Когда я увидел вас в обществе леди Коллинс, то решил, что вы ее коллега. Меня это удивило, поскольку на сыщика вы похожи не больше, чем находящиеся на первом этаже гости на порядочных людей. Сегодня же, когда сквайр Энтони назвал вас знатоком изобразительного искусства, у меня возникло подозрение, что вы действуете скрытно с разрешения того заносчивого егеря — Вилсона. Но ваши методы заставляют думать о другом.

— Мои методы? — я прошелся, осматриваясь. Незнакомая обстановка меня напрягала, тем более в такой ситуации. Главное, сохранять дистанцию с Вудроу.

— Да. Когда я сказал, что мы виделись в присутствии леди Коллинс, у вас немного дернулась бровь. Вы заметили, что я не оговорился.

— Конечно. Вы не сказали «впервые», и это не было случайностью.

Он медленно поднялся, снял пиджак. Я наблюдал за ним, ощущая, как отмычка упирается в ладонь. При необходимости, она превратится в смертоносное шило.

— Не было. Вы тоже помните нашу предыдущую встречу? В замке. Я видел вас жалкое мгновение, но запомнил лицо в мельчайших подробностях.

Он стоял передо мной, закатывая рукава рубашки, и все также улыбался. На правой руке кожа превратилась в чешую из шрамов. В ту ночь он стоял скованный в клетке, и когда из-за меня начался пожар, едва ли мог защититься.

— То, что вы тогда сделали… Знаете, я думал об этом. Думал, когда горело моё тело, волосы. Вы ведь меня спасли тогда.

Я отступил на шаг. У меня стянуло затылок от дурного предчувствия.

— Мы кое-что не закончили… И без этого, боюсь, дальнейший разговор не имеет смысла. Видите ли, я знаю, что сейчас произойдет, поэтому подготовился. И вы, судя по всему, тоже.

— Вам удобно в очках? — не удержался я. Этот вопрос мучил меня еще со встречи в карете.

— Это не часть игры, — мягко произнес он, — поверьте. Необходимость. Хотя понимаю, вы ведь как художник. Собираете образ по деталям и порой не можете сложить их, вынуть из памяти поодиночке. Вот и сейчас вы просто не помните.

Он нагнулся к газовой лампе.

— Простите, но тот пожар и электричество повредили мои глаза. Я почти слеп на свету. Поэтому…

Он выключил свет. Я не сразу привык к наступившей темноте. Нити серебристого свечения от чердачных окон были слишком тонкие и терялись в пыльном воздухе. Наконец я увидел Вудроу без очков. Черт подери, он прав. Я действительно запомнил его лицо, голос, и при этом не мог вспомнить глаза. Шутка сознания: увидев однажды этот взгляд в другой ситуации, я перестал ассоциировать его с человеком, которого считал погибшим.

Эти глаза мне довелось повстречать не так уж давно. В доме Чейза, когда напал незнакомец в маске.

Он опередил меня и бросился в атаку с голыми руками. Я уклонился от удара кулака, пригнулся под локоть, но замешкался, почувствовав, как тесным кольцом сжимается грудь. Он ударил меня по спине, и глухая, беспросветная боль разлилась по жилам. Дыхание перехватило. Рухнув на пол, я изогнулся и ударил отмычкой ему под колено. Он зарычал сквозь зубы. Шило вернулось ко мне, обагренное кровью. Я вскочил на ноги, превозмогая мучительную боль, и попытался ускользнуть. В драках я не так силен, как ловец, в этом уже пришлось однажды убедиться. Но если он по мою душу, то так просто ее не получить. Я прыгнул на стол, проехал по нему, комкая скатерть, и, очутившись с другой стороны, рывком поднял столешницу, толкая ее на Вудроу. Едва его голова появилась из-за преграды, в нее полетел подсвечник.

— Именно это я и имел в виду, Лоринг, — его голос донесся из-за сваленной мебели.

Я отступал. Присев, укрылся за трюмо с треснувшим зеркалом.

— Ваша реакция вполне предсказуема, — судя по голосу, он перемещался и довольно быстро.

— Вы ведь напали на меня.

— В прошлый раз я не знал, с кем имею дело. А сейчас мне пришлось сделать первый ход, чтобы не дать вам уйти.

Он у меня за спиной. Вскинув взгляд, я увидел его отражение. Проскользнув под столиком, я ударил ногой в раму зеркала, и то прокрутилось вокруг своей оси, едва не огрев ловца.

— Я сильнее, — звучало сбоку, пока моим убежищем служил диван. — Но вы ловкий и быстрый, это уравновешивает наши шансы на победу. И все же я не хочу поединка.

— А выбрали не слишком доходчивый способ объяснить это!

— Выслушайте, Лоринг.

Я лег на живот и пополз к двери. Вудроу все еще разговаривал со спинкой дивана.

— Трущобы многое поведали, Лоринг. Я изучал вас и узнал достаточно хорошо. Не пытайтесь сбежать. Однажды вы спасли мне жизнь, а тогда, в доме сквайра Чейза, я не убил вас.

— Вот и в расчете.

Эти слова были последними, которые услышал Вудроу перед тем, как я закрыл дверь. Щелкнул замок, и я для большей надежности вставил в него самую мелкую из отмычек. Дернул ее вверх, сгибая металл. Этот сукин сын умеет взламывать замки? Пусть развлечется на ночь глядя.

Я надел чулки и туфли и решительно пошел к лестнице, ведущей на первый этаж. Моим ребрам хватило на сегодня приключений. Дойдя до нижних ступенек, я замер. Впереди снова дежурил дворецкий. Он выглядел грозным отцом, уставшим отгонять назойливых ухажеров от красавицы-дочери. Подвыпившие гости то и дело норовили пересечь запретную черту и вторгнуться в личное пространство хозяина дома. Протиснуться мимо дворецкого, возомнившего себя архангелом у райских врат, было невозможно. Но я заметил стоящего неподалеку Вилсона. Благо, ему было достаточно скучно, чтобы не слишком увлекаться беседой с кем-то. Он стоял под стеной и хмуро рассматривал гостей. Поймав краем глаза мои жесты, сыщик повернул голову и лишь на короткий миг выдал свое удивление. Но тут же вернул себе пресное выражение лица, с которым и направился к дворецкому:

— Любезнейший, вы не могли бы сообщить сквайру Энтони, что я собираюсь отбыть.

— Как скоро? — невозмутимо поинтересовался тот.

— Как только найду своего друга.

— Сквайр Лоринг вышел в сад, — уверенно сообщил дворецкий. — Я непременно передам господину Энтони ваши слова.

Как только путь был свободен, Вилсон, непринужденно оглядываясь по сторонам, подал мне знак рукой.

— Клянусь, что никогда не думал произносить подобного, но я хочу немедленно уехать в вашу контору.

В обращенном ко мне взгляде была тревога, но никаких вопросов не последовало.

Энтони появился, когда мы уже успели облачиться в пальто и шляпы. Не похоже, чтобы он торопился.

— Как жаль, что вы покидаете нас, Лоринг! И так надолго исчезли. Теперь я не могу отыскать Вудроу. Что за чудеса? — его рукопожатие говорило о властной натуре и желании продемонстрировать свое превосходство любым возможным способом. Он сдавил мне кисть, словно собирался смять кости. И судя по напряженно вытянувшейся линии губ, он никак не ожидал почувствовать ответное давление. Доля секунды, только чтобы немного осадить его. А затем я почти расслабил ладонь, поддаваясь.

— Этот вечер был превосходным.

— Рассчитывайте на скорое приглашение. В моей галерее многое нуждается в экспертной оценке.

Мы с ним расшаркались еще парой фраз, затем хозяин коротко и сухо попрощался с Вилсоном, после чего нам повезло покинуть не слишком гостеприимный дом.

— Есть хоть что-то, что компенсирует потраченный вечер?

Такой фразой обратился ко мне Вилсон, когда карета увозила нас подальше от дома Энтони.

Я как раз смотрел в окно, вспоминая встречу на чердаке. Этот Вудроу сумел меня удивить. Он казался мне странным, подозрительным, но уж точно не тем, кто едва не прикончил меня в доме Чейза.

— В кабинете нашлось кое-что забавное.

Я пересказал текст найденного письма. Уверен, мне удалось сохранить и ритм, и рифму несложного стихотворения. Вилсон выслушал меня, повторил слово в слово, запоминая.

— Полагаете, это что-то означает?

— Я нашел такое же письмо у Чейза.

— И молчали?! — его усы встали дыбом, словно сыщик услышал только что личное признание Ртутной Крысы.

— Поверьте, в домах джентльменов много такого, что кажется странным простым людям, а в светском обществе — вполне обыденно.

Вилсон нахмурился. Ему было о чем подумать. Обнаружилась новая связь между одним из самых влиятельных людей империи и убитым политиком. Анонимное письмо, несостоявшаяся дуэль… Достаточно ли этого для Двора Венаторов, если учесть, что один из его сыщиков терпеть не может подозреваемого?

— Это всё? — спросил он, не глядя на меня.

Я рассказал ему о доносах и других обнаруженных документах.

— Негусто, — вынес вердикт Вилсон, сильнее помрачнев. Видимо, понимал, что начальство посмеется ему в лицо, если он предъявит обвинения Энтони без доказательств.

— Вообще-то, — я набрал воздуха в грудь, чтобы рассказать о Вудроу, но в этот момент послышалось ржание лошадей. Нашу повозку занесло, я вцепился в подушку сиденья и уперся ногой в дверь, Вилсон едва не слетел на пол. Мы так резко остановились, что чуть не перевернулись.

— Что происходит? — рявкнул Вилсон, распахивая дверь.

Увиденное дало нам ответ. На поводьях лошадей практически висел человек в форме обычного патрульного венатора — серый костюм, высокие ботинки до середины икры, котелок с лямкой под подбородком, накидка, защищающая от сырой мороси. Лицо блестело от пота, рот перекосился от тяжелого дыхания.

— Господин… Инспектор Вилсон!

Но взгляд сыщика, как и мой, был устремлен мимо суматошного стража порядка. Там, на другом берегу Флавио, в небе полыхало зарево пожара. До нас доносился отдаленный перезвон пожарных экипажей.

— Что горит? — в глазах Вилсона отражалось оранжевое свечение.

— Литейный цех, инспектор! — Венатор подбежал к нам, оставив лошадей в покое, и смахивая дождь с полей котелка, затараторил, — но речь не о нем, сквайр Вилсон! Было совершено нападение на дом Гилмура!

— Так почему же мы все еще стоим?! Болван, — Вилсон втянул патрульного в карету, толкнув меня своим тылом на место, и захлопнул дверь. — Разворачивай!

Извозчик щелкнул поводьями, и понес нас в обратном направлении. Напуганный младший венатор сидел напротив нас, мокрый, как попавший под дождь воробей, бледный, задыхающийся.

— Погоди, — Вилсон с подозрительным прищуром впился в бедолагу взглядом, — ты сказал «нападение». Не убийство, верно? Гилмур жив?

— Так точно, — тот несколько раз энергично кивнул. — Вся семья в полном составе. Сейчас возле них дежурит команда инспектора Финлисона, все ждут вас.

Вилсон откинулся на спинку сиденья, постучал пальцами по колену и обернулся ко мне:

— Наш безумец впервые промахнулся, а? Возможно, мы вскоре покончим с ним.

Я неопределенно кивнул. У меня сложилось стойкое впечатление, что тот, кого прозвали Ртутной Крысой, не мог промахнуться. Возможно, у неудачи была другая причина. И все же, случившееся становилось надежным алиби для Вудроу. Он не мог находиться в двух местах одновременно, да и сомневаюсь, что послал бы вместо себя помощника. Нет, что бы ловец ни делал в доме Чейза, он не Ртутная Крыса. И тем не менее — он охотник за головами, а я пока все еще считаю себя вором. И лучше, чтобы нам больше не довелось встретиться.

— Вы не договорили, Лоринг, — напомнил Вилсон, бросив предостерегающий взгляд на патрульного, призывая меня быть осторожным в словах. — Что-то еще важное случилось за время вашего отсутствия?

Сказать сейчас о Вудроу, значит прицепить парню на хвост Двор Венаторов в полном составе. Почти полном. Потому как Илайн едва ли придет в восторг от этого. Не то чтобы я боялся огорчить сыщицу, но в том, чтобы сваливать свои проблемы на законников, было что-то особо неприятное, вызывающее брезгливость.

— Нет, больше ничего любопытного не припомню, — как можно убедительнее произнес я.

Полыхающий литейный завод остался слева, в Карьере. Так светло в том районе бывает только днем.

Дом Гилмура находился достаточно далеко от особняка Энтони, в глубине района, на параллельной улице не так давно еще жил Чейз. Венаторы заняли почти всю площадь перед домом. Они толпились возле фонтана, изображающего распустившуюся лилию. Воду уже отключили, чтобы не лопнули трубы при первых морозах, но зеленые водоросли и плесень еще не счистили. Чаша фонтана теперь служила братской могилой для головастиков и мальков, каким-то чудом попавших в трубы.

— Инспектор Вилсон, — навстречу нам двинулся низенький полный мужчина, который с помощью высоты цилиндра безуспешно пытался добавить себе роста. — Вы отлично выглядите.

Причиной сарказма в его голосе был нарядный смокинг Вилсона, слишком непохожий на то, что обычно носил инспектор.

— Во что вы превратили площадь? — прошипел тот сквозь зубы. — Хотите, чтобы утром все газеты писали об этом инциденте?

— Вас не было, — Финлисон занял оборонительную позицию. — Мы прибыли, как только смогли, и до сих пор удерживаем периметр, проверяя весь район.

— С полусотней человек?!

— Мы делаем, что можем!

— Достойный ответ! Поздравляю, вы, возможно, сорвали нам поимку опасного преступника!

Разгневанный Вилсон прошел мимо своего коллеги, направляясь к дому. На ходу он отдавал указания, поручая венаторам разделиться на отряды и прочесать район по квадратам.

— Мосты разведены, — Вилсон обращался не то ко мне, не то к себе, — он не мог уйти, разве что поплыл через ледяную реку. Он здесь, я его чувствую…

Резко остановившись, сыщик обернулся и удивленно посмотрел на меня:

— А вы что здесь делаете, Лоринг?

— Весело провожу время под дождем, сквайр Вилсон, — ответил я учтиво. — Где же еще хочется быть этой сырой осенней ночью, как не на улице?

— Не путайтесь под ногами.

— Уж простите, но я лучше побуду рядом с вами. Не хочу, чтобы кто-то из ваших молодцов ухватил меня в охотничьем порыве и поволок в темницу. Поутру вы бы разобрались, что к чему, но ночевать за решеткой что-то неохота.

— Тогда держитесь рядом, молчите и… — он тяжело вздохнул, — притворитесь, будто вас вовсе нет.

О, это я с удовольствием. Попасть в дом богача в компании следователей? Шастать по комнатам у всех на виду? Я приложил немало усилий, чтобы мои губы не расплылись в предательской улыбке.

Все дома имеют собственные, особые запахи. Если бедняцкие обычно сбивают с ног зловонием застоявшейся мочи, сдохшей в стене мышью и потом, то в богатых ноздри страдают от каминного чада, пыли, духов, лаванды как средства от моли, доносящихся из кухни запахов готовки. И сердечных капель.

Семейство Гилмура в полном составе находилось в гостиной. Его супруге — сухонькой, как и большинство в этом районе, бледной и удивительно бесцветной — было дурно. Семейный врач мазал ей виски какой-то мятной кашицей, служанка несла воду, но никто так и не додумался хотя бы ослабить корсет. Двое детей — разновозрастные мальчик и девочка — сидели на ступеньках, с интересом наблюдая за происходящим. Гилмур-младший, Кевин, являющийся членом ложи «Прорыв», стоял у камина, облокотившись на полку, и размытым взглядом смотрел в дальний угол. Здесь же присутствовал Гилмур-старший, седой, с идеальной выправкой и сочащимся сквозь кожу властолюбием. С появлением Вилсона лишние венаторы покинули дом. Остались только художники, завершающие работу по словесному описанию преступника. Заглянув одному из них через плечо, я не смог сдержать смешок. Судя по всему, на дом покусился не то гигантский жук в плаще, не то огр в цилиндре.

— Вы отвечаете за расследование? — с этим гневным вопросом старший Гилмур обратился к Вилсону.

Тот подтвердил.

— Тогда скажите, когда этот произвол прекратится, и ваши люди покинут наш дом? На дворе ночь, все порядочные люди должны спать, а не топтаться в чужой прихожей. К тому же, вам нужно работать и найти этого подонка!

Вилсон покраснел, как человек, страдающий расстройством желудка, но вынужденный сдерживать себя из-за общественных норм.

— Разве вы не видите, сквайр Гилмур, что именно этим мы сейчас занимаемся? Пытаемся восстановить ход событий и найти…

— Так ищите! Ищите, а не топчитесь на месте! За что я плачу налоги?

Не могу сказать, будто этот диалог оставил меня равнодушным. Я открыто улыбался, наблюдая за тем, как Вилсона раз за разом дергают за усы.

— А это что за болван? — лицо седого аристократа обратилось ко мне, — он полудурок? Его улыбка совершенно неуместна!

— В самом деле, точное замечание, — сквозь зубы процедил Вилсон, получив возможность на ком-то сорвать злость. Он резко указал мне на лестницу и предостерегающе сжал кулак.

Я послушно отошел и приземлился на нижнюю ступеньку. Чуть выше меня находились отпрыски семейства, оба в ночных сорочках и халатах. Почувствовав пристальные взгляды, я обернулся. Дети тут же дернулись, присели, опустили головы, но через секунду снова смотрели на меня. В лице старшей девочки уже проскакивало надменное выражение, которое исказило лицо ее матери даже на грани обморока. А мальчишка был слишком мал, и наука презрения ко всем без разбору еще не пристала к нему слишком крепко.

— Вы тоже венатор? — спросил он осторожно.

— Не похож? — поинтересовался я.

— Не-а. Вы на него похожи.

Интересная фраза. Я огляделся. Едва ли кому-то из матерых сыщиков пришло в голову опросить детей. Взрослых — господ и слуг — обязательно, но не детей. Нет смысла спрашивать, на кого я похож, и так понятно.

— А чем?

— Он такой же большой, — тихо сказал мальчик.

Ха, судя по описанию умирающей проститутки, этот маньяк как минимум на две головы выше меня. Но что могут знать дети?

— Мне кажется, ты ошибаешься, парень, — я прислонился к стене. — Этот злодей куда больше.

— И вовсе нет! — желчно отчеканила его сестренка, смерив меня недовольным взглядом. — Тимми прав, он точно такой же. И не выше.

— Интересно, — я врал. Мне было глубоко наплевать. — Наверное, у него когти, как у медведя, и волчья пасть.

— Что за вздор? — малышка уже была копией светской дамы и точно так же выражалась. — Это был обычный человек, в длинном плаще.

— Ну, так может это был я?

Мой внезапный мах рукой и звериный рык заставили детей взвизгнуть и отшатнуться.

— В чем дело?! — оживился Гилмур-младший, будто впервые происходящее стало его всерьез интересовать. — Немедленно идите спать!

Но дети не двинулись с места. Мальчик осторожно отошел на несколько ступенек, а девочка вздернула подбородок и высокомерно бросила:

— Я не знаю. Он был в маске.

— Ты что, его видела? — меня стала раздражать эта мелкая заносчивая девчонка.

— Видела, — с вызовом сказала она, — и Тимми видел. Это мы его нашли.

— Да, он был в папином кабинете, — кивнул мальчик, приседая на ступеньке и натягивая рубашку до пяток. — Мы думали, это Малыш скребется…

— Что за «Малыш»?

— Кот нашей кухарки, — даже это девочка произнесла так, словно выплюнула. — Он иногда бродит по дому, и если бы папа обнаружил его в кабинете, то швырнул бы в камин.

— Интересно, — теперь мне действительно показалась увлекательной эта история, — и что, вы вошли и обнаружили своего отца и этого негодяя?

— Причем здесь папенька?! — хмыкнула девочка. — Там был только этот человек, весь в черном. Я увидела его, когда включила лампу. Он закричал и кинулся в окно.

Девочка отшатнулась, в глазах появилось подозрение. Видимо, выражение лица у меня в этот момент было несколько отталкивающим.

— А когда все это случилось? На часы не смотрели?

— Смотрели, — тихо сказал мальчик. — Было почти девять вечера. Нам бы влетело за то, что мы не спим так поздно.

— И вы никому ничего не рассказывали, — добавил я с пониманием.

Тимми покачал головой, а его сестра встрепенулась:

— Вы же не он?

— Не совсем.

Вилсон беседовал с Гилмуром-младшим и не сразу обратил внимание на то, что я покинул гостиную. Обшитый деревом коридор был мрачным и темным. У меня мелькнула мысль, что в гробу, должно быть, почти так же. Темно и вокруг лакированный дуб. Газовые лампы и пейзажи в дорогих рамах не особо разбавляли мрачную ассоциацию. У входа в кабинет переминались с ноги на ногу двое венаторов. Один из них завершал опись имущества, другой переглядывался со стоящей в начале коридора служанкой. Я с невозмутимым видом направился в комнату, но внезапно слуги закона проявили бдительность.

— Кто вы? — резко спросил один из них. — Куда собрались?

— В самом деле!

За моей спиной раздался голос Вилсона. Он неспешной походкой приблизился к нам и посмотрел на меня снизу вверх. Сыщик находился в дурном расположении духа после унизительной беседы с главой семьи, и на его лице читалось желание спустить пар.

— Вы решили осмотреть кабинет на предмет завалявшейся монетки? — спросил он меня сквозь зубы.

— Почему бы нет? Всё спишут на ночного вора, — невозмутимо пожал я плечами.

— У меня есть уже один вор, которого запросто можно вздернуть, зачем мне еще один? — спросил он без тени улыбки. — Если бы здесь побывал обычный грабитель, всё было бы куда проще.

— Тогда поздравляю вас, это не обычный грабитель, но уж точно не Ртутная Крыса, — я произнес это шепотом, и кроме Вилсона никто не услышал моих слов.

— Что за вздор?! — фыркнул он столь яростно, что едва не оплевал меня.

Я отвел его в сторону и рассказал о том, что узнал от детей. Вилсон был настроен скептически:

— Дети могут путать. Они испугались, придумали, соврали.

— То же самое делают взрослые, — добавил я. — Во сколько, по словам Гилмура, на них напали?

— Ммм… в начале десятого, да, так они сказали, — Вилсон огляделся, и тут его взгляд уперся в часы. Они находились возле лестницы.

Дети, спустившиеся без спросу из спальни, очень боялись наказания. Конечно, они посмотрели на часы и запомнили время лучше, чем взрослые, которые взглянули бы на стрелки, только когда осмотрели дом и послали за дежурным венатором.

Незадолго до девяти. Почти тогда же Вудроу появился в доме Энтони. Он легко мог успеть на прием и даже не запыхаться. Но неужели он рассчитывал за это время управиться с убийством? Нет, что-то здесь не увязывается.

Я не сказал Вилсону о своих догадках, но теперь он сам втолкнул меня в кабинет.

— Ищите, Лоринг! — велел он, будто речь шла об утерянном заячьем следе.

— Что искать? После ваших людей здесь и каритаса не найдешь.

— Ищите то, что вор, которого спугнули, не успел забрать.

— Так вы верите, что это был вор?

Вилсон недовольно сморщил лицо и нехотя произнес:

— Он не нападал на Гилмуров, а вылетел из кабинета и помчался через сад. Они видели только его тень. Это не Крыса… вы правы.

Последние слова ему дались с трудом. Наверное, меня они должны были порадовать, но я не испытал никаких эмоций. Только подумал, в какую ярость пришли бы венаторы, если бы узнали, что я от них скрываю. И это понимание отозвалось приятным теплом на сердце.

Я прошелся по кабинету. Здесь все было в диком беспорядке. Поначалу мне подумалось, что это сыщики слишком усердно искали следы незваного гостя, а потом стало ясно, что так все было изначально. Если не обращать внимания на почерненные отпечатки пальцев, которые значились повсюду на мебели, в окружающем хаосе прослеживалась закономерность. У этого кабинета — два хозяина. Один подавляет, а другой пытается бунтовать, исподтишка занимая не принадлежащую ему площадь.

— Что скажете? — нетерпеливо торопил меня Вилсон.

— Что вы мне мешаете.

Это была чистая правда. В дверях стояли те двое венаторов. Под прицелом стольких глаз было тяжело сосредоточиться. И все же, присев за столом, я уложил в рукав закатившийся авард и запутавшуюся в ковре золотую цепочку. Не знаю, что искал Вудроу, но скорее всего, он унес это с собой. Движение воздуха принесло слабый запах горелой бумаги. Поднявшись, я еще раз осмотрелся, провел пальцем возле настольной газовой лампы. На руках остался темный след от золы. Но не той смеси, что используют сыщики для выявления отпечатков пальцев. Открутив стеклянный плафон, я обнаружил обуглившиеся куски бумаги. Кто-то здесь что-то поспешно сжег.

— Это еще что? — спросил Вилсон, осторожно приближаясь.

— Вы это называете «улика», — усмехнулся я, вылавливая пальцами уцелевший край бумаги.

Вилсон вытянул руку, и констебль тут же вложил в нее увеличительное стекло. Изучив пожелтевший обрывок, сыщик удивленно хмыкнул:

— Это край печати. Не видно, что за заведение, но раз оно имеет штамп, мы отыщем его.

Он сложил из бумаги конверт и упаковал найденный мною кусочек.

Было давно за полночь, когда мост опустили, чтобы наша повозка покинула район Лебединых прудов и вернулась в Торговые Ряды, на окраине которых располагался Двор Венаторов. Меня немного укачало и клонило в сон, а потому слова Вилсона застали врасплох.

— Знаете, Лоринг, вы оказались нам очень полезны. Я рад, что не повесил вас.

— Изумительно.

— Нет, я без иронии.

— Аналогично.

Он сложил руки на груди. Не знаю, чем моя сонная физиономия заслужила столь пристальное внимание.

— Но меня не покидает неприятное чувство, будто вы что-то скрываете от нас.

Я не сдержал ухмылки. Черный город за окном разбавлялся редкими вспышками фонарей, вокруг царили тишина и покой улиц, утонувших в сырой осенней полуночи. Копыта лошадей месили мелкие лужи.

— Я не дурак, сквайр Вилсон, — каждая буква скрипела у меня на зубах. — Стоит мне оступиться, как окажусь за решеткой. А оттуда прямая дорога в петлю.

— Это верно, вы не дурак, — медленно произнес сыщик. — Но это не означает, будто вы со мной честны.

— Вам нужна Ртутная Крыса, а мне — свобода и новая жизнь. У нас отличная сделка, и ее условия будут соблюдены мною досконально.

Вилсон продолжал на меня смотреть всю дорогу, и в его напряженном молчании было что-то тревожное.

Вечер среды я встретил в кабинете между тремя сыщиками. Я сидел на стуле по центру, а они смотрели на меня так, будто собирались немедленно решить, какой казни достоин такой негодяй. За окном печально барабанил дождь, из чашки пахло кофе. Меня грел теплый свитер грубой вязки. Наверняка мои тюремщики сейчас смотрели на него и пытались понять, откуда же обновка. Да еще и мои ботинки обрели былой лоск, подбит плоский каблук, носок натерт до зеркального блеска. Мальчишке-посыльному, что служит при Дворе Венаторов, было безразлично, как я достал золотые часы и пару денарумов, он просто выполнил моё поручение и получил щедрую награду.

Пилс отчаянно чихал, шмыгал носом, вытирался платком не первой свежести, кутался в полосатый шарф и выглядел еще более жалким, чем обычно. Илайн была безупречна, как всегда. Темно-зеленое платье, корсет из коричневой кожи, миниатюрная шляпка с вуалью, украшающая прическу. Глядя на эту женщину, хотелось начать жизнь заново, только чтобы заполучить шанс очутиться с ней на одной ступени. Но я не питал надежд на этот счет.

Вилсон поправил серый нашейный платок, сложил руки на столе, накрыв одной ладонью другую, и объявил:

— Завтра важный день.

Неужели именно эта фраза зрела четверть часа, пока мы сидели в тишине? Мой кофе уже почти остыл, как и интерес к происходящему.

— Леди Коллинс, вы отправитесь с Лорингом.

— Как?! Инспектор! Вы же доверили это дело мне! — воскликнул Пилс. Забывшись, он убрал платок от лица и позволил нам всем увидеть вздувающиеся пузыри у него под носом.

Илайн опустила голову, чтобы скрыть смешок, Вилсон поморщился, и Пилс поспешно прикрылся, страшно выпучив глаза и покраснев.

— Именно поэтому идет леди Коллинс, — невозмутимо продолжил старший сыщик. — В таком виде вы не можете явиться в «Звонкие серебряные бубенчики»!

Как по мне, даже пышущий здоровьем Пилс в борделе смотрелся бы в лучшем случае нелепо. Это при условии, что он не лишился бы чувств еще при входе. Меня больше интересовал вопрос, зачем понадобилось мое присутствие.

— Благодарю за заботу, но я пока воздержусь от удовольствий «Бубенчиков». Коплю деньги на свободную жизнь, знаете ли.

— Вряд ли у вас будет время расслабляться, — усмехнулся Вилсон. — Вы должны попасть в комнату, где проходит встреча участников «Прорыва».

— А заодно понаблюдать за их оргией? Кем вы меня считаете?

— Тем, кто пока на волосок от виселицы, — хмуро бросил он.

— Вы не можете вечно разыгрывать эту карту.

— Напрасно так полагаете.

Вилсон повернулся к Илайн:

— Вы ведь справитесь?

— Разумеется, — фыркнула она несколько обиженно.

— Кхе.

Они обернулись ко мне, издавшему эту пародию на кашель. В глазах Илайн сверкали молнии.

— У подсудимого есть шанс высказать свое мнение?

Вилсон махнул рукой, позволяя.

— Леди Коллинс была бы весьма полезна для прикрытия, — сказал я, беспардонно ставя пустую чашку из-под кофе на стол инспектора. — Поскольку меня там многие знают, лучше чтобы в двери вошел не Арчи Лоринг.

— Мы дадим вам все необходимое для маскировки, — кивнул Вилсон.

— Это великолепно. И все же мне придется действовать нестандартно, по ситуации, импровизировать. Сомневаюсь, что бесподобная леди Коллинс станет, задрав юбку, ползать по трубам или спускаться в канализационные туннели.

— Я бы могла… — начала девушка, но Вилсон перебил ее:

— Разумеется, это исключено. Но ведь и необязательно вам придется заниматься такими вещами.

— Вы держите меня здесь не потому, что я вам нравлюсь, а из-за моего ремесла. Так вот, я не стал бы тем, кто вам нужен, если бы думал о ком-то, кроме себя.

— Золотые слова, — воскликнула Илайн, не удержавшись. — Наконец-то правда!

— Я вам еще ни разу не солгал, — мой поклон был воспринят со скептической ухмылкой.

— Что вы предлагаете? — вскинул бровь Вилсон. — Отпустить вас одного?

Подумав немного, я предложил свой вариант развития событий в «Бубенчиках». Пилс возмущенно чихал и исторгал из себя трубные звуки, пытаясь продемонстрировать несогласие. Илайн поначалу хмурилась и качала головой, но заметив, что Вилсон внимательно прислушивается к моим словам, поникла.

— Мне решительно не нравится ваш план, — подытожил старший сыщик, обдумав сказанное мною. — Но в то же время, он кажется логичным и единственно верным.

Судя по лицу Илайн, она рассчитывала на другой вердикт, но в моем присутствии не стала унижаться до просьб и уговоров начальника.

Ночью я плохо спал. Меня мучили кошмары с той нашей встречи с Вудроу. Я снова видел его стоящим в клетке, куда ловца заперло чудовище из замка. Иногда сновидение показывало, как электрические разряды прожигают тело несчастного, как он корчится от боли, не в силах освободиться от пут. Как по металлическим цепям проносятся искры, раскаленные кандалы обжигают запястья. А потом вдруг я оказывался в теле Вудроу и ощущал на себе пытку огнем. Я просыпался в поту и дрожи, осматривал себя, чтобы убедиться, что это всё лишь сон. Хоть на коже не было ничего, кроме старых шрамов от ножей и стекол, я все еще чувствовал адскую боль и не мог избавиться от мысли, что сам побывал в той клетке.

Так было и ныне. Я проснулся задолго до рассвета. Осенью утро начинается поздно, день короток, а ночь кажется вечной и беспросветной. Одевшись, я вышел из своей камеры, которую больше не запирали, и тихо прошел по этажу, не потревожив работающих в открытых кабинетах венаторов. Дойдя до окна, я прислонился лбом к холодному стеклу. Капли, стекающие по внешней стороне, будто сквозь призрачную грань касались моего лица. Там, в кромешной тьме, не было видно ничего, кроме моего отражения. Мне в глаза смотрел собственный призрак, худой и злой, одна половина лица очерчена размытым светом далекой лампы, вторая — растворилась в ночи.

«Это все, что от тебя осталось, Арчи Лоринг. Псы загнали тебя в ловушку, оттяпали добрую часть плоти, и выбросили истекающий кровью ошметок подыхать у всех на виду. Для потехи. А вдруг пригодится». Если Вилсон обманет и не выдаст мне документы, я убью его. Клянусь, что всажу нож в его глотку, перед тем как отправлюсь на виселицу.

— Еще несколько наших добровольческих отрядов отправились на границу Огалтерры.

Один из молодых венаторов обращался к собравшимся вокруг товарищам. Меня они не замечали, привыкли, как к растению или домашнему животному. Я так и стоял у окна, дождавшись тусклого рассвета.

— Вчера задержал крепко выпившего репортера. Он только вернулся из колонии, рассказывает всякие чудеса. О тумане, в котором исчезла целая рота. И местных, которых в глаза никто не видел.

— Как не видел? А воюет кто? Они же первые напали на земли Патрии.

Мне вспомнился подслушанный возле дома Энтони разговор. Кто-то нарочно передавал неверные сведения. Что-то там не так с дальней колонией. Огалтерра неохотно отдала свои земли, и конфликт был ожидаем, но численность людей столь мала, что война бы закончилась, не начавшись. А теперь разговоры о потерях и добровольцах.

По большому счету, мне было плевать. По малому — тоже. Закончу своё последнее дельце, раскланяюсь в ножки Патрии Магнум, и уеду так далеко, как сумею. Куда-нибудь, где империя еще не построила свои колонии и не развязала войну.

— Сегодня с первой платформы отправился состав. Я бы сам записался, но со службы не отпускают.

— Зачем столько? От туземцев ничего не останется.

— И что? Это наша земля, пусть только сунутся!

— Теперь наша, а была-то их…

— А как это: «отряды пропали»?!

— Куда пропали? Распустили, наверное, по домам.

— Да нет, мол, совсем пропали. Никто не вернулся из первой волны добровольцев.

— Погибли?

— Сведений таких нет, семьям ничего не сообщили.

— У меня там брат служит! Прислал письмо в прошлом месяце, обещал к Рождеству быть.

— А я слышал… Инспектор!

— Лоринг!

Обернувшись, я обнаружил идущего по коридору Вилсона.

— Кто бы мог подумать, что вы любите начинать утро с обсуждения новостей, — усмехаясь, заметил он, кивком отвечая на приветствия констеблей.

— Моё утро обычно начиналось ближе к закату. А теперь у меня есть целый день, и я понятия не имею, что с ним делать.

Я вошел в кабинет следом за ним.

— Тяжело вам, да? — инспектор расположил пальто на вешалке, стряхнул воду со шляпы. — Тепло, сухо, сытно, а вам все неймется.

— Так уж я устроен.

Он положил на стол крупный бумажный сверток и жестом пригласил ознакомиться с содержимым. Пока я разворачивал обертку, Вилсон достал из стола трубку, прочистил ее.

— Пилс вчера объехал весь Асилум с тем бумажным фрагментом, который вы нашли. Сравнивал печати. Скажу откровенно: теперь он вас ненавидит еще больше.

— А это возможно?

Вилсон хмыкнул, забил в трубку табак и подкурил. Я как раз извлек из свертка штаны и костюм достаточно неброского фасона.

— Размер ваш, я доверяю только одному портному, вы с ним уже знакомы, и он меня еще не подводил.

— Я тронут, — моя растерянность сменилась откровенным удивлением, когда в руки попал жилет. Это была чудесная вещь, по форме напоминающая классическую модель, но выполненная из плотной кожи, с застежками в виде крупных крючков и петель на груди, добавляющими сходство с корсетом. Потайные карманы, в которых легко разместятся отмычки и даже наваха, усиленная защита груди и спины. — Да ваш портной — кудесник!

— Не то слово, — хмыкнул в усы Вилсон, садясь и с довольным прищуром затягиваясь дымом из трубки.

— Чем обязан? — мне ли не знать, что подарки безвозмездными не бывают. Особенно при таких обстоятельствах.

— Я забочусь о целостности моих людей.

— Не хочу растоптать торжественность момента, но с каких пор вы меня причисляете к своим? Я, помнится, здесь не по доброй воле. Сам по себе. А вы — сами по себе.

Он недовольно крякнул, пожевал мундштук и выдохнул дым в потолок.

— А я и не то чтобы причисляю. Но у нас тут как на войне, понимаешь. Либо свой, либо чужой. И сейчас, хочешь того или нет, нравится мне или нет, но ты — с нами. Уяснил?

— Угу. То есть, потом это нужно будет вернуть?

Вилсон подался вперед, впившись в меня взглядом:

— Уж сам решай, вор. А сейчас — уйди. Без тебя хлопот много.

Собрав ворох новой одежды, я отправился к дверям и уже на пороге вспомнил, что кое-что осталось недосказанным.

— Так как успехи Пилса? Он отыскал совпадение печати?

— Мм? — Вилсон причмокнул мундштук, вспоминая, о чем мы говорили. Или делая вид, что вспоминает. — Вас это всерьез интересует? А как же «сам по себе»? Хе… Нашел Пилс совпадение. Это печать квитанции из больницы для душевнобольных.

В Асилуме такое заведение было единственным. Еще один островок, окруженный водами притока Флавио. Он находился неподалеку от главного собора. Предполагалось, что звон церковных колоколов должен благотворно влиять на искалеченные умы пациентов.

— В клинике есть кто-то из Гилмуров?

— Насколько нам известно, нет, — глядя мне в глаза, произнес Вилсон. Он снова пожевал мундштук и махнул рукой, выгоняя меня из кабинета.

Еще один осенний вечер. Патриа Магнум, лежащая среди океанских вод, испещренная реками, точно морщинами, была страной вечной осени. Дурное предчувствие, растворившееся в сумерках, витало вокруг. Асилум поглотило тревожное ожидание холодной зимы. Для нищих это очередное испытание. Многие из них не доживут до весны, и каждый это понимал. Голод, холод и болезни будут косить ряды тех, кому неоткуда ждать помощи.

Наверное, я везунчик. Каждый, кто дожил в Отстойнике до моих лет, может себя считать любимцем фортуны. Зима — мертвый сезон. И для воров, и для всех бедняков. И пока еще не настали первые холода, пока лед не сковал узкие притоки Флавио, одни запасались рыбой, ворованными из лесу дровами, щепками с лесопилки, а другие шуршали по домам побогаче в поисках наживы. Сейчас сезон охоты, и в имперских угодьях, и в каждом городе моей треклятой родины. А я смотрел на это из-за решетки и облизывался, как кот на сливки.

— Ловко вы учудили.

Это были первые слова Илайн за все время нашей вечерней прогулки. Можно было, конечно, взять повозку, как это делало большинство посетителей «Бубенчиков», но Вилсон полагал, что лучше обойтись вовсе без свидетелей нашего милого вечернего происшествия. По сути, правила остались прежними, теми самыми, что были озвучены мне перед первой вылазкой в дом Чейза. Я действую на свой страх и риск, в случае неудачи ни слова не говорю о связи с венаторами, не допускаю кровопролития. То есть, ковыряюсь в чужих помоях и несу полную ответственность за успех.

— Думаете, я сам этого хочу?

— Уверена.

— Зачем?

— Это я и хочу выяснить, — девушка глубоко вздохнула, будто вынуждая себя умолчать о том, что собиралась сказать. Удовлетворившись компромиссом, она осторожно, подбирая слова, заметила, — вы юлите, все время что-то скрываете. Как будто только что провернули у нас под носом свои фокусы и радуетесь, что мы вас не можем поймать.

— Я выгляжу радостно?

Она нахмурила фарфоровый лобик и упрямо произнесла:

— Мне не по себе от того, что инспектор Вилсон доверяет вору государственные тайны.

Обида, ревность и досада говорили в ней. Так сложилось, что сыщице Коллинс досталась роль ведомой в этом танце. Илайн была нужна мне, чтобы войти и выйти из борделя. Конечно, любой человек в этом городе мог прийти в «Бубенчики», но не тот, чья рожа хорошо известна как законникам, так и последнему подонку. И все с одинаковым рвением прикончат меня. Чтобы не произошел этот неприятный инцидент, я предложил разыграть небольшое представление.

— Проклятье, миледи! Чего вы боитесь? Что меня похвалит Вилсон, предложит продвижение по службе, добавит премию к жалованью или представит к награде? Нет, ищи дураков! Это все ждет именно вас. Моя единственная награда — остаться живым. Достаточно щедро как для вора?

— Не я вынудила вас воровать, — прошипела она.

— Значит, я единственный преступник в нашей прекрасной стране! О, поздравляю. Вы чудесно выполнили свою работу. Озолотили скупщика краденого, чтобы поймать дурака. Что же старик Патрик все еще жив и на свободе?

Илайн была в гневе, ее рот то открывался, то закрывался, с губ не слетало ни звука. Я остановился, глядя на раскинувшийся между мостами бордель. К нему со всех сторон Асилума стекались черными крысами посетители.

— Думаете там, в этом доме, сейчас мало воров? Они не золотую ложку стащат, увернувшись от охраны и выковав себе отмычки. Эти фокусники безнаказанно грабят нас. Всех. Тех, у кого и брать-то нечего. Что скажете, а, миледи?

Илайн хмыкнула:

— Слышала я такое, не раз. «Они делают, и я буду». Так чем вы лучше их, Лоринг? Вы так же судите их, как они готовы осудить вас. Вы отнимаете чужое, и они. Не ведите себя так, словно святой на пиршестве грешников!

— Что вы, миледи, я им завидую. Хотелось бы и мне отведать их страданий.

— Вы лжете! И двух месяцев не провели в нашем отделе, никто не вешает замок на вашу дверь, едите и пьете за наш счет, и уже рветесь на волю. А те, кого вы презираете, всю жизнь живут в своих клетках.

Она смотрела на меня, ожидая какой-то реакции. Наверное, я должен был потупить взор или склонить голову, или сказать что-то. Но в носу внезапно защекотало и я, успев закрыться рукой, чихнул. Илайн смотрела так, словно проклинала.

— Клянусь, я не специально. Речь была очень впечатляющая…

— Идемте.

— Я проникся, правда.

— Замолчите!

Приближаясь к мосту, мы оба прикрыли лица. Это было частью нашего плана. Посетители «Бубенчиков» часто приходили под масками из папье-маше. В эпоху, когда в цене скромность и добродетель, не так легко живется порочным и сластолюбивым. В конце концов, трудно сохранить репутацию, если все соседи прошлой ночи видели, как священник пьет вино с сосков темнокожей танцовщицы, как юные развратницы хлещут веерами рыхлый зад судьи, а тощий болезный паренек скачет верхом на лоснящемся от пота банкире. Каждый из них знал, кто частый ходок в «Бубенчики», фигура, голос, запах духов — выдать может не только лицо. Но всем стало проще, когда разрешили бывать в масках. Так намного легче смотреть друг другу в глаза на следующий день и лгать.

Но есть все же один нюанс. Человека в маске пропустят только тогда, когда знают, кто под ней скрывается. В нашем же случае, громилам при входе вовсе необязательно меня видеть.

У дверей паслись трое. Один курил, облокотившись на перила моста, и сплевывал табак в черные воды реки, другой играл на губной гармошке, да так тоскливо, что зубы сводило, а третий грелся тем, что дышал себе на руки в беспалых вязаных перчатках, и кутался в худое пальто.

При нашем приближении они подобрались, повернули к нам свои лица, похожие на морды хорьков. Стоило Илайн приподнять маску, и бугай в пальто поклонился:

— Добро пожаловать.

— Здравствуй, Джей.

Услышав собственное имя, он зарделся и смутился, как юный девственник. Мы сделали шаг к дверям, но сторожевые грызуны-переростки выпрямились и как один уставились на меня.

— Вы знаете, мы не пропускаем в масках.

Илайн обернулась ко мне, озадаченно поджала губы, и снова обратилась к охранникам:

— Этот человек не может открыться. Его положение обязывает к скрытности.

— Да мы знаем такое, миледи, но…

— Этот случай особый, — она взяла руку Джея и положила ему на ладонь монету, — под мою ответственность.

— Ну… — тот шумно засопел, рассматривая меня с головы до ног, — если только вы ручаетесь. Приятного вечера, миледи… господин.

Мы прошли в открытые двери.

Под маской лицо немного распарилось от дыхания, запах спрессованной бумаги был приятным, но навязчивым, сквозь прорези для глаз все было идеально видно, только ресницы иногда задевали край, и это раздражало. Для прочих же я оставался хорошо одетым джентльменом в дорогом костюме цвета темного шоколада, но со слишком узкими штанами на грани допустимых норм, и шнурованная высокая обувь не была распространена в высшем свете. Образ завершала белоснежная маска. Илайн носила такую же, но губы ее искусственного лица были покрыты позолотой. Привычно строгое платье в этот раз украшал лисий воротник.

Глядя на постройку между мостами, трудно предположить, что внутри находится дворец или, во всяком случае, нечто, по роскоши не уступающее ему. Позолоченные рамы картин фривольного содержания, статуи, изображающие обнаженных людей в самых вызывающих позах. Еще здесь находилась отдельная комната, где за дополнительную плату можно было посмотреть эротическое представление в театре теней, марионеток или в исполнении ряженых актеров. Весьма увлекательное занятие, и дорогое, конечно же.

Но сейчас мы находились в игорной части «Бубенчиков». Перед нами был общий зал, в котором расположилось много разных столов. Несколько были заняты игроками в карты, другие распределены между любителями маджонга, пачиси, шашек, нард и костей. Страсти кипели повсюду, они бурлили в воздухе, опьяняя с первого вздоха. Пары гашиша и опиума лишь оттеняли горьковатый привкус триумфа и поражения. К нам подбежала девушка в шелковом платье, под которым не было ничего, кроме упругого молодого тела, и с улыбкой протянула поднос с напитками. Я отказался, Илайн взяла бокал в руки, но даже не притронулась к содержимому. Мы прошли по залу, будто гадая, к кому присоединиться. Овальное помещение было ограничено тяжелыми бархатными шторами, которые не позволяли увидеть, что происходит в отдельных комнатах. Там тоже шли игры, но либо игроки не хотели отвлекаться на любопытных зрителей, либо оплатили дополнительные услуги, скрашивающие время за игорным столом.

— Вон, справа, это Жюль Кэмпбел, глава «Прорыва», — негромко произнесла Илайн.

Я проследил, куда указывал ее взгляд. За столом с костями, раскрасневшийся от азарта, собирал свой выигрыш мужчина лет сорока, с плешью посреди темечка на маленькой круглой голове, которая совершенно не подходила его длинному несуразному телу.

— А это Бэнкс.

Ему на вид было тридцать пять, темные волосы не по моде собраны в хвост дорогой бриллиантовой заколкой, костюм тоже старомодный, рубашка расшита золотыми нитями. Он словно пришел из прошлого века, но вполне естественно ощущал себя в образе.

— Они без масок, — заметил я.

— Вы забываете, что «Прорыв» — провокационная молодая команда. Они идут наперекор нормам, привлекая внимание, благодаря которому их услышат, — в ее голосе звучало одобрение.

Мы приостановились возле карточного стола. Здесь больше всего зрителей, и было легко затеряться, чтобы незаметно наблюдать за действиями Бэнкса и Кэмпбела. Я одним глазом наблюдал за игрой, но быстро утратил интерес: слишком очевидным стало жульничество двух участников, которые явно были в сговоре между собой и с крупье.

— Черт, этот мерзавец настоящий везунчик! — воскликнул один из игроков, покидая стол без гроша. Он встал рядом со мной, с досадой попивая красное вино.

За столом нарастало напряжение, хотя оно было создано искусственно. Из троих двое точно знали, кто победит, и все это лишь игра на публику.

— А теперь парад королей, — вслух заметил я, и словно послушав моего совета, определившийся до начала игры победитель разложил веер карт на стол, демонстрируя несокрушимый набор.

Стоящий рядом со мной проигравший изумленно повернулся и дотронулся до моего локтя:

— Милейший! Да с такими талантами вы обязаны играть!

— Благодарю, но моим талантам есть другое назначение.

Илайн отпустила меня, чтобы еще раз пройтись по залу и узнать, не появились ли новые члены «Прорыва». Я же без особого интереса наблюдал за следующей игрой. В первые секунды незаметными для других жестами крупье передал новому победителю выгодную комбинацию карт. Там, где играть доводилось мне, за подобное отрезали пальцы. У меня все на месте, не потому что я действовал по правилам, но потому что не попадался.

— Кто победит? — спросил меня все тот же навязчивый незнакомец, оставшийся стоять рядом. — Если знаете, подскажите! Здесь можно делать ставку на исход игры.

— Я вам что, пророк? Зайдите к гадалке, она принимает за той шторкой.

— Цыганка? — фыркнул он, — шарлатанка! Но вы не похожи на обманщика, сквайр…

Тут он замялся, явно ожидая, что мне хватит глупости подсказать свою фамилию.

— Вы правы, мой друг — честнейший человек, — крепкая ладонь легла на моё плечо и чуть сдавила его. Голос я узнал, а повернув голову, увидел только маску — черная с позолотой дьявольская рожа с ехидной ухмылкой и короткими рогами, как у молодого козла. За прорезями для глаз скрывались темные стекла.

— В таком случае, берегите его! — рассмеялся незнакомец, — честные люди нынче большая редкость!

Вудроу, а за изображением нечистого был именно он, приблизил свою голову к моей и, чуть приподняв край маски, шепнул:

— На этот раз не уходите так быстро. У нас еще есть тема для беседы.

— Полагаю, что леди Коллинс знать о вашем присутствии нежелательно?

Он отодвинулся, хмыкнул.

— Выбор за вами. Но от этого может зависеть исход нашей встречи.

— Вы избрали неподходящее время.

— Напротив, самое подходящее! Скажу больше, — он снова наклонился ко мне, — я подскажу, где произойдет заседание тех, за кем вы следите.

— Зачем? Я и сам вскоре узнаю.

— Когда они отправятся в тайное помещение, а вы еще час будете ломать голову, как же туда попасть?

Глядя поверх его плеча, я заметил возвращающуюся Илайн. Решать надо быстро. Мерзавец прав, я потеряю драгоценное время, если не узнаю заранее, где проходит собрание.

— Нет ни одной силы, которая заверит меня в том, что вы не лжете.

— Я человек чести, Лоринг, вы сами это знаете, в противном случае мне было бы проще убить вас тогда, в доме Чейза.

Илайн была уже близко. Сейчас она обойдет стол, и тогда наша беседа будет прервана.

— Каковы ваши условия? — быстро спросил я.

— Предлагаю пари, — по его голосу было ясно, что Вудроу улыбается. — Кто из нас первым попадет в апартаменты Гюстава и отыщет его хранилище, тот и победил. Опередите меня — заберете его журнал со всеми записями, включая нужную вам, нет — значит, вы не так хороши, как о вас говорят.

— Но что вам толку с этого?

— Мне нужен лучший вор. Награда за работу такая, что и бог бы не отказался, если бы промышлял темной охотой.

— Я сейчас не у дел.

— Разве я уже нанимаю вас? Вы еще не доказали, что нужны мне.

Позади слышался стук каблучков Илайн, и Вудроу, хлопнув меня по плечу, удалился.

— Кто это был? — спросила сыщица, с подозрением глядя ему вслед. — Вы обзавелись приятелями?

— Да, еще один мой талант.

Вудроу растворился в пестрой толпе посетителей. Я достал из кармана часы. Джулия говорила, что собрание обычно начинается в полпервого ночи. Сейчас без четверти полночь. У меня меньше часа, чтобы справиться с заданием Вудроу. И дело не только в его загадочном пари, а в том, что это самый надежный способ узнать, где пройдет заседание.

— Леди Коллинс, как хорошо вы знаете «Бубенчики»? — спросил я, отводя ее в сторону.

— В другой ситуации стоило бы напомнить, что такие вопросы неприлично задавать даме, но раз мы в борделе, даже не знаю, как реагировать.

— Постарайтесь все же ответить. Если вам известно расположение тайника Гюстава, самое время посплетничать.

Она подняла маску и впилась в меня взглядом, не веря услышанному:

— Вы в своем уме? Да вас убьют! Но хуже того, вы сорвете наше дело!

— Приятно, когда в тебя так верят, — не без сарказма отметил я, — и всё же. Вы будете следить за «Прорывом», и если что, сопроводите их на собрание. Но как незаметно попасть в помещение, где заперлось несколько десятков человек?

Она упрямо качала головой и хмурилась:

— Это неразумно. Совершенно. Инспектор Вилсон…

— Его здесь нет, — я сжал локоть сыщицы, под ее взглядом опомнился и отпустил. — И мы оба окажемся не в лучшем виде, если сегодня останемся без улова. Только что с меня взять, я всего лишь преступник. А вот вы — другое дело.

Илайн наморщила носик, верхняя губка презрительно поднялась:

— Запугиваете?

— Озвучиваю перспективы.

Вздохнув, девушка опустила маску, посмотрела на свои часы-подвеску и кивнула:

— Хорошо. Я положусь на вас, хоть и противлюсь этому. Комната Гюстава в другой части, там, где работают девушки. Но вход невозможно отыскать.

— Почему?

— Ходят слухи, он живет в аду, — пожала она плечами. — И каждый раз он именно так говорит: «Спущусь к себе». Будто и впрямь в самое пекло…

Ха. Врата в ад мне еще не доводилось взламывать. Всё бывает впервые.

Истерично пела скрипка, и отбивал ритм бубен. Надрывный хохот, табачный дым, громкие разговоры, тихие стоны. Все это окружило меня, стоило перейти в соседнее крыло. Помещение было разбито на два этажа, на каждом из которых находились закрытые шторами комнаты. Никаких дверей, но никто никогда не нарушал покоя отдыхающих. За этим чутко следили полуобнаженные девицы, которых даже вульгарная раскраска и шелковые тряпки не делали более женственными. Местные вышибалы. Дамочки пересчитают кости любому зарвавшемуся клиенту и выставят прочь, или найдут способ решить вопрос мирным путем. Все зависит от того, сколько золота в кошельке у нарушителя порядка. Не слишком отличаясь от девушек одеждой, манерой держаться и росписью лиц, на мягких диванах в центре зала сидели юноши. Почти все они очень молоды, худощавы, с неразвитой мускулатурой. Только плоская грудь выдавала их пол. Женщины-клиенты были нечастыми гостями в «Бубенчиках». Скажу прямо, я на своем веку повстречал лишь одну — Илайн, и не могу представить ее в объятиях одной из этих марионеток, похожих на бледных лягушек.

Итак, передо мной раскинулся пурпурно-изумрудный зал с золотыми кистями и бахромой. Возможно, говоря про ад, Гюстав преувеличил? Там, за кулисами, находится переход в кухню, где готовятся бесхитростные угощения и выпивка, которая валит с ног и дурманит голову.

Минуя протянутые руки разморенных кальяном девушек, я прошел зал насквозь, отодвинул штору и, преодолев темный коридор, обитый бархатом, вышел в помещение, сильно отличающееся от того, что осталось за спиной. Грубое некрашеное дерево балок, что в местах излома соединялись гвоздями и скобами, редкие лампы, запах брожения и гниения. Так выглядит изнанка аляповатой роскоши «Бубенчиков». Узкий проход со множеством дверей. Наверное, здесь живут девушки, когда отдыхают от работы.

И точно, едва я двинулся вперед, как одна из дверей распахнулась, и из-за нее показалось совершенно юное создание с чистым лицом, распущенными волосами, но ее взгляд никак не мог принадлежать почти ребенку.

— Ах! — воскликнула она, заметив меня, и немедленно скрылась.

Послышались торопливые шаги и щебет:

— Господин, куда же вы?

Обернувшись, я столкнулся с одной из вышибал. Она еще улыбалась, хотя рельефные мышцы на руках напряглись. Сейчас решает, должно быть, как меня вывести без скандала.

— Сюда пошла моя спутница, — солгал я.

— Вы ошиблись, господин! Она вас ждет снаружи. Идемте, я провожу.

Меня взяли под руку, но я изловчился и плавно высвободился:

— Совершенно уверен в обратном. Она шла сюда, — я не останавливался, несмотря на ее попытку меня задержать.

Ее объятия стали грубее, лицо напряглось, но она не потеряла надежду:

— Прошу вас, давайте вернемся.

— Вы мне надоели, — отыгрывая роль обычного посетителя, заявил я. — Где можно найти Гюстава? В конце концов, это он позвал меня!

— Хозяин? — переспросила она. — Лично?

— Похоже, что я вру?

— Если вы подождете, я все узнаю. Бокал бренди за счет заведения, и девушки скрасят ваш досуг.

Все двери закрыты, никто не выйдет из них, пока доносятся наши голоса. Резко обернувшись к девушке, которая уже согнула колени, готовясь перейти к более решительным действиям, я перехватил ее руку и завернул за спину. Удар затылком попал мне по челюсти, каблук — по внутренней части бедра. Второй рукой я схватил ее за волосы и ударил о стену. Этого оказалось мало. Извернувшись, вышибала пару раз успела примять кулаком мои ребра. Плотный жилет снизил болевые ощущения. Я поймал ее за шею и втиснул в угол коридора. Ее руки замерли, не дотянувшись до моего паха, куда непременно нанесли бы сокрушительный удар. Но заточка возле шеи вынудила девушку вспомнить о скромности.

— Мне нужна конура Гюстава. И поживее.

Она плюнула в ответ. Что ж, маска все стерпит. В отличие от ее шеи. Когда послышался хрип, я немного отпустил пальцы, позволяя ей вздохнуть.

— Он убьет меня, — сквозь кашель просипела она, — и тебя убьет.

— Он даже не узнает, это будет наш с тобой секрет. Говори, я тороплюсь.

— Никто не в курсе, где живет хозяин, — размазанная краска превратила ее лицо в чудовищную карикатуру на человека. — Он — дьявол! Его дом — пекло.

— Возможно. Но он же не испаряется.

Она страшно засмеялась, ее горло вибрировало под моей ладонью.

— Я видела, как он скрылся в комнате. Зашла следом, а там пусто, только эти страшные знаки! Он дьявол, и сдерет с тебя шкуру!

— Посмотрим. В какой комнате, говоришь, это случилось?

Заломив руку ей за спину, я шел следом, в любой момент ожидая, что девушка приведет меня в ловушку. Сквозь щели в стенах завывал ветер. Мыши сновали под ногами, омерзительно вереща. Может, мы и впрямь отправляемся в адскую пасть? Спустившись по лестнице, мы прошли мимо кухни, в которой копошилось несколько неопрятно одетых женщин. Я предупредил свою спутницу, что ей не стоит шуметь. Откуда девушке знать, что рядом не кровожадный убийца, а вор, который с неохотой отступает от принципов. Время вынуждало меня к грубым действиям. Я уже потратил десять минут.

Я заметил, что моя спутница замедлила шаг, теперь я чуть ли не тащил ее вперед. Испуганный взгляд упирался в дверь. Дальше хода нет, а значит, мы на месте.

— Отсюда он исчезает?

Девушка кивнула.

С тяжелым вздохом я сильнее сдавил ее шею. По моей руке прошлись острые когти, она отчаянно вырывалась, но напрасно. Обмякнув, девушка сползла на пол. Придет в себя через некоторое время, останется с головной болью, першением в горле и страхом. А если хватит ума промолчать, то будет жить долго и счастливо, насколько умеют местные девицы.

Дверь не была заперта. Возле косяка я нащупал вентиль и покрутил его. Из бра на стене разлился мягкий свет. От одного взгляда на комнату я интуитивно дернулся назад. Стены были измазаны чем-то, напоминающим по цвету кровь, на потолке и полу черной краской были изображены пентаграммы и какие-то еще непонятные мне демонические рисунки. Круги, незнакомые символы, цифры. Все это напоминало страницы Бестиария — толстой книги, которую однажды мне пришлось стянуть у одного безумца, считавшего себя алхимиком. Он потрошил кроликов и крыс, выкапывал свежие останки из могил и ото всех недугов лечился собственной мочой.

Втащив тело девушки, я закрыл дверь и осмотрелся. Никаких следов потайного хода. Я провел по стене ладонью. Ничего. Под ногой протяжно скрипели доски. Меня не покидало неприятное чувство, что где-то там подо мной плещутся мутные воды Флавио. Еще и половицы прогибаются…

Несколько раз надавив на одно и то же место ботинком, я понял, что не так с этим полом. Под черными разводами с пугающими символами непросто было различить небольшое углубление. Вставив туда палец, я потянул вверх. Люк! Кому может прийти в голову искать подземный ход в доме над водой? Но черт подери, куда тогда уводит эта лестница? Неужто и впрямь в преисподнюю?

Там было слишком темно. Я отрезал кусок от подола юбки находящейся без сознания вышибалы, обмотал полоску ткани вокруг заточки и, приподняв плафон лампы, зажег этот странный факел. Огня почти не было, но все же лучше, чем ничего. Я начал спуск, надеясь, что лестница не приведет к поверхности реки. Света не хватало, чтобы понять, из чего сделана окружающая меня шахта, но довольно скоро ступеньки закончились. Опустив взгляд, я не увидел дна, а потому разжал пальцы и проследил за полетом моего затухающего факела. Тот пролетел всего футов пять, ударился о пол, вспыхнул искрами и потух. Этот короткий миг позволил мне разглядеть еще одну череду ламп. Я спрыгнул следом, подобрал заточку и включил освещение. На ад это пока не похоже. Если только вдруг обленившиеся черти не начали использовать лифты. Передо мной находилась платформа. Встав на нее, я начал понемногу вращать тугое колесо. Заскрипели канаты, валики пришли в движение, и пол под моими ногами содрогнулся.

С каждым оборотом колесо шло все легче, и теперь я осознанно замедлял темп, чтобы лифт не отправился в шахту со всей стремительностью свободного падения. Скрежет металла и шорох крутящейся катушки, пропускающей трос.

Вот в шахте появился просвет: одна из стен исчезла, и открылся вид на помещение, которое по лоску и богатству убранства могло соперничать с домами самых именитых богачей Асилума. Спохватившись, я придержал колесо, чтобы замедлить спуск, и все равно платформа ощутимо ударилась о пол.

Лампы еле горели, и я немного прибавил поток газа. Что ж, Гюстав сочинил качественную легенду. Он окружил своё жилище завесой тайны, принес в него золото, великолепные картины и скульптуры, дорогие безделушки, вроде глобуса с позолоченной подставкой или подсвечника, инкрустированного крошечными бриллиантами. Большая кровать, застеленная алым атласным покрывалом, отодвинутый в сторону балдахин такого же тона. Я не удержался и, выйдя из лифта, дотронулся до стены. О да, оболочка помещения была сварена из листов металла. Я очутился в подводной капсуле. За одной из занавесок обнаружился круглый иллюминатор с толстым мутным стеклом. Во тьме невозможно ничего различить. Наверное, когда светит солнце, можно увидеть подводный мир Флавио. Хотя сомневаюсь в его красочности.

На полу лежали превосходные ковры. Было довольно прохладно. Я обратил внимание на три небольшие печки: они были круглые, с закрывающейся решеткой и длинным дымоходом. Что бы там не говорили про ад, Гюстав построил собственный рай, пусть и в необычном месте.

Обойдя помещение несколько раз, я так и не обнаружил ни скрытого сейфа, ни тумбы, ни шкатулки под кроватью. Даже под матрасом пусто. И только совершая третий круг, я обратил внимание на алебастровый бюст какого-то кудрявого мужчины. Не знаю, зачем люди окружают себя изображением частей тела незнакомцев, но на этот раз скульптура еще и расположилась наискосок. Вряд ли Гюстав хотел, чтобы этот истукан пялился на него во сне. Или же напротив, это было частью какой-то гадкой игры? Проверяя свою догадку, я немного повернул бюст, и спустя мгновение послышался звук отодвигаемого тяжелого предмета. Одна из толстых ножек кровати разделилась на две части. Из углубления я достал толстый журнал в черном переплете, с затертыми пожелтевшими страницами. О, это и было самое большое сокровище хозяина «Бубенчиков». Сколько же тут компромата на каждого представителя власти, от мелкого чиновника до председателя парламента! Здесь все их имена, пристрастия, даты, сведения о девушках. Глаза разбегаются. Достаточно взять пару страниц, и это гарантирует мне не только свободу, но и прибавку к сбережениям. Только я не успею воспользоваться свалившимися на голову благами. Моё тело очутится в Флавио и, возможно, перед этим самым окошком, чтобы Гюстав имел счастье наблюдать, как скользкие рыбы обгладывают останки.

Осмотрев журнал, я нашел то, что мне нужно.

«Джентльмены из «Прорыва» (далее их поименный список) затребовали помещение, в которое бы никто не попал по случайности, девять бутылок одиннадцатилетнего бренди, сигары семилетней выдержки и девушку. Они хотели выбрать одну, и я предоставил им всех, кто был от шестнадцати до двадцати четырех лет. Им по душе пришлась Джулия, теперь она работает только по четвергам. Комната между мостами выкуплена на год…» Далее зачеркнуто и исправлено: «Продлено».

Комната между мостами. Я думал, там подсобные помещения. Теперь ясно, почему никого из клиентов туда не пускают.

Сложив журнал в тайник, я вернул бюст в исходное положение. Стрелки на часах неумолимо ползли к половине первого, а значит, нужно поторопиться.

К моменту, когда я поднялся в комнату с сатанинской символикой, девушка-вышибала только начала приходить в себя. Не открывая глаз, она мычала и глухо кашляла. Я опустил люк, вытащил несчастную за ноги и уложил перед закрытой дверью. Если сообразит, то расскажет, что защищала обитель хозяина от посягательств. Может, ее еще и наградят, выдадут, например, какую-нибудь тряпку прикрыться.

Согласно записям, собрание всегда проходило в одном и том же помещении, но я не представлял, как туда попасть. Стоило покинуть кулуары, как ко мне тут же слетелись девушки и не совсем девушки. Их бессвязный щебет слишком отвлекал, пришлось чуть ли не с боем прорываться сквозь обнаженную толпу.

Я поднялся на второй этаж, прошел вдоль череды шторок, отгораживающих отдельные комнаты. Какие только звуки оттуда не доносились! Дойдя до противоположной стены, я остановился возле окна.

— Господину одиноко?

Проклятье! Я не сразу заметил блондинку, притаившуюся на кресле-качалке. До чего же пошлым был столяр, вырезавший подлокотники…

— Вам составить компанию? — она плавно поднялась.

— Разумеется. Особенно, если принесешь сигару.

— Может, желаете кальян?

— Тогда бы я так и сказал.

— Конечно же.

Она чуть поклонилась, от чего ее полные груди всколыхнулись и ударились друг о друга, выпрямилась, встретила мой взгляд улыбкой и удалилась.

Черт, мне раньше было симпатично это местечко. До визита к Джулии. Сейчас же у меня возникло желание вымыть руки. Не скажу, что это единственное желание, но, пожалуй, самое сильное.

Пока девушка спускалась по лестнице, я поддел оконную раму навахой, приподнял. Мне в грудь ударил поток холодного, пропахшего водорослями и рыбой воздуха. Я отодвинул маску на лоб и достал из кармана жилета одно милейшее приспособление, которым не слишком часто пользовался. Это был крюк из крепкой стали, жестко крепящийся к браслету на запястье. Рукоятка располагалась в ладони. Незаменимая вещь в преодолении вертикальных стен. Внизу плескалась черная вода, казавшаяся густой. Я сел на подоконник, нашел опору для ноги, и, придерживаясь за внешнюю сторону окна, вышел наружу. Меня тянуло вниз, будто к затылку и шивороту привязали грузы. Я захлопнул окно, отсекая себя от теплого душного помещения. Замахнувшись, ударил крюком, и он надежно впился в деревянную балку, подтянувшись, я зацепился левой рукой за водосточную трубу, проверил ее на прочность, и тогда перенес свой вес на нее. Высвободив крюк, занес руку выше, перекинул ногу в удобное положение, уперся жестким носком и вытолкнул себя на крышу. Черепица была скользкая, в какой-то слизи, и пальцы ехали по ней, не находя опоры. Крюк жалобно царапал глиняные волны. Под ногами разинула пасть голодная река. Я полетел вниз, отчаянно цепляясь за каждый крошечный выступ. И тут мою правую руку едва не вырвало из сустава. Крюк застрял в водостоке. Точно спелая груша, я висел над пропастью, готовясь свалиться в нее. Схватив рукоятку крюка двумя руками, я подтянулся и, давя всей массой на грохочущую трубу, закинул наверх одну ногу, а затем и верхнюю часть туловища. Труба со страшным скрипом стала отходить от крыши, увлекая за собой крюк, а значит — и меня. Я в последнюю секунду успел вырваться из плена и, лежа на черепице, наблюдал, как обломок слива летит вниз. Он растворился в темноте скорее, чем послышался всплеск.

Пригнувшись и едва ли не на четвереньках, я обошел по периметру часть борделя до того самого запретного отрезка, где находилась тайная комната. Я уселся на прогретую изнутри крышу, упер острие навахи в черепицу и стал постукивать по рукоятке ладонью. Кровельщики не всегда хорошо делают свою работу, а сырость и холода не способствуют долгой службе кровли. Поиски были короткими. Удачный удар, и несколько отколовшихся черепиц остались у меня в руках. Дальше дело за грубой силой. Я снимал их как рыбью чешую, обнажая прогнившие от влаги балки и прелую солому. Расчистив достаточное отверстие, я убрал из него все лишнее, и воткнул наваху в тонкую поперечную перекладину, а затем ударил по ней каблуком со всей силы. Дерево с треском проломилось. Еще несколько минут мне понадобилось на то, чтобы избавиться от преграды и протиснуться внутрь.

Я мягко приземлился на дощатый пол чердака, сверху на меня полетели куски соломы и пыль. Сквозь щели в полу лился свет. Тихо. Значит, собрание еще не началось. Я сверился с часами. У меня есть минут пять. Нужно найти подходящее место. Я встал на колени, убрал нож и принялся раздвигать упавшую солому. Между некоторыми досками достаточно большой зазор. Можно было рассмотреть комнату с широким столом со встроенным подвижным кругом по центру столешницы, с огромным кальяном, с камином у одной стены и печкой у другой.

— Присоединяйтесь, не стесняйтесь.

Признаться, помимо удивления, я в тот миг испытал невероятную досаду, даже злость. Вудроу появился из дальнего угла, демонстративно глядя на часы, находящиеся у него на перстне.

— Вы уложились. Даже быстрее, чем я думал. Отличный результат.

— Какого черта вы здесь делаете? — стоя на коленях, я незаметно убрал руку под пиджак за спину. Нащупал рукоятку навахи.

— Как бы иначе я проверил вас? — Вудроу был без маски и очков, его лицо выражало озадаченность. — О, я понимаю, что вас огорчает. Не обижайтесь, я играл не совсем честно. Мне было известно это место несколько раньше, чем вам, поэтому у меня было больше времени попасть сюда… другим способом. А вы великолепны, браво!

Я не шевелился. Пусть сделает еще шаг и очутится в досягаемости прямого выпада. Тогда я избавлю себя от тени ловца за спиной. Но он не спешил подойти.

— Не смотрите волком, я не враг.

— Сомневаюсь.

— Сомнения — признак думающего человека, — серьезно произнес он. — Послушайте, нам действительно есть что обсудить.

— Я не беру новых заданий. В последнем слегка задержался.

— Да, непросто это — быть вором на побегушках у венаторов. Но рано или поздно они от вас отстанут, не так ли?

— Сомневаюсь.

— Опять? Вы слишком много сомневаетесь. Это уже похоже на паранойю, — он присел на корточки, жмурясь от света, идущего сквозь пол. Белки его глаз покраснели от лопнувших сосудов. — Что же они от вас хотят?

Я молчал.

— Полно вам! Неужели вы присягнули на верность императрице? — он тихо рассмеялся и покачал головой. — И так бывает?

— Нет, я никому не присягал, но ловцы, вроде вас, хуже любого законника.

— Отчего же? Мое ремесло честное, я рискую побольше любого из них. А то, что действую не всегда по закону, так это равняет нас с вами. Или тягаться с равным вам не по душе?

Он подался вперед. Удачный момент. Я выкинул вперед руку с ножом, но ловец оттолкнулся ногами, упал на спину, перекувыркнулся, и вот уже стоял на одном колене, направив на меня пистолет.

— Не нужно, — предупредил Вудроу.

— Чего вы хотите? — я с досадой убрал нож на место.

— Ничего невозможного для вора. Помните замок, в котором мы с вами впервые встретились? Так вот. Едва суматоха утихла, я наведался туда снова, но кое-чего не обнаружил. Из тайника пропали весьма ценные вещи.

Он замолчал, ожидая от меня подтверждения, но не дождавшись, продолжил:

— Мне нужно их вернуть.

— Пф! Я выполнил свою работу. Ответственности не несу.

Это правда. Однажды непутевые люди пытались меня прижать за то, что я украл у их хозяина, но ребята из Отстойника быстро растолковали им, что к чему. Вор выполняет заказ и отвечает только перед клиентом. Все претензии к заказчику.

— То-то и оно, — улыбнулся Вудроу, — я не умаляю ваших прав. Но видите ли, мне нужно вернуть эти вещи.

— Зачем? Вы убили их хозяина, получили за это награду. Все счастливы, трам-пам-пам.

— Вы не понимаете, — покачал он головой и медленно опустил пистолет. — Эти вещи опасны. То… чудовище, которое вы видели в замке, было не диким зверем, а гением.

Я подумал, что ошибся. Та груда мышц, не знающая боли и сострадания? Верно истолковав мое выражение лица, Вудроу пояснил:

— Его сгубило тщеславие, гордыня и… впрочем, этого достаточно. Сейчас его записями могут воспользоваться другие, и это будет ужасно!

— Ужасно для вас?

— Для нас всех. Для Патрии Магнум, если хотите.

— Не хочу. Меня это не заботит.

— Уверен в обратном. Вы куда лучше, чем сами о себе думаете.

Ха! Я позволил себе улыбнуться, поскольку это замечание и впрямь показалось мне забавным.

— Хотите сказать, что я патриот?

— Ни в коем случае, — он тоже улыбнулся. — Но в вас больше человечного, чем вы привыкли считать. Хотя я не стану опираться исключительно на ваши светлые стороны. Поэтому предлагаю щедрое вознаграждение в размере тысячи авардов.

Я решил, что ослышался. Тысяча? За такие деньги я бы уже купил себе свободу! А вдобавок к моим сбережениям это целое состояние! Судя по довольной ухмылке Вудроу, он прекрасно понимал ход моих мыслей.

— Эти вещи у заказчика. Далеко отсюда, — нехотя признался я. — И в ближайшее время меня никто не выпустит из Асилума.

— Тогда спешу вас обрадовать. Я навел справки. Похищенные вещицы здесь, в Асилуме. Ваш заказчик был посредником. Но кому он их продал, узнать уже не удастся.

— Вы же так чудесно ладите с людьми! — не удержался я от иронии.

— Только с живыми, — скорбно признал он. — Когда я пришел на разговор со скупщиком, вокруг него вились мухи. Неприятное зрелище, и запах так себе.

— Понимаю.

Интересное дело. Скупщиков не убивают. Они необходимое зло. Через них удобно договориться с исполнителем, не открывая своего лица, передать оплату и сбыть товар. Эти подонки доживают до глубокой старости. Кому понадобилось убивать его?

— И кто же клиент?

— Вот этого я еще не знаю.

Он хотел что-то добавить, но в это время под нами скрипнула дверь, и в комнату стали входить члены ложи «Прорыв».

— Не буду вас отвлекать, — шепнул Вудроу. — Когда решите встретиться, сообщите в послании, и отправьте его почтой на Изабель Нортон два дробь четыре.

Он бесшумно двинулся вдоль стены, постепенно растворяясь в темноте чердака. Не представляю, как он собирается отсюда уйти, но сейчас не это было важно. Радикалы рассаживались за столом, их голоса становились громче и развязнее.

— Я спустил двести авардов! Он жулик, точно вам говорю! Крупье ему подтасовывал.

— Не докажешь.

— О, я найду на него управу!

— Тише, джентльмены. Присаживайтесь. Мы собрались здесь по важному делу.

Председатель Пол Гриффин, портрет которого мне демонстрировали на газетной вырезке, постучал ладонью по столу.

— Господа. Дела наши тревожны.

— Мало сказать, — мрачно подтвердил кто-то. — Бриггс, Вирджиль, Чейз… Что за чудовищный рок?

— Рок ли это?

Я не видел говорившего, только его потную розовую макушку.

— Ходят разные слухи, — Бэнкс откинулся назад, барабаня пальцами по колену.

— Мы не будем судачить о наших друзьях, тем более о покойных, — поспешно произнес Гриффин.

— Отчего же? Хорошо, если никто более не присоединится к ним на том свете! Мало того, что эта шлюха оказалась заразной, так еще и все мы знаем, что Чейз и Вирджиль…

— Довольно, — прикрикнул председатель. — О покинувших нас ни слова более. Они достойные люди, а их смерть… нет доказательств, что этому причина — лекарства.

— Конечно! Эта девка продала им паршивую мазь. У них ртутное отравление, я читал выводы венаторов, — голос принадлежал Гилмуру. Он сейчас выглядел куда увереннее, чем тогда, в собственном доме, под влиянием отца.

Так-так-так. Прочесть заключения можно было бы, только хорошенько приплатив какому-нибудь служащему. У констеблей доступа к такой информации нет, значит, речь идет о более высоких чинах. Любопытно.

— Вы все еще верите, что это банальная случайность? А то, что наши друзья умерли незадолго до заседания парламента?

— Совпадение.

— Вы это несерьезно!

— Послушайте, — другой человек прокашлялся, слишком затянувшись из кальяна. Сладковатый дым щекотал мне ноздри. — До заседания есть еще время, мы обязаны предъявить готовый проект, а на словах — это только юношеская бравада.

— Абсолютно точно, — с облегчением поддержал председатель, чувствуя, что разговор потек в нужное русло. — Вы слышите, о чем говорят люди на улицах? Они недоумевают! Огалтерра представляется им мирной землей с добродушными аборигенами, а наши колонии — раем для старателей. Они задаются вопросом: «Откуда война? Почему уходят наши солдаты?»

— Да, а когда нападут ийонцы, они что спросят? Народу нельзя угодить! Они всегда знают лучше, как воевать и как делать политику.

Нападение ийонцев — страшный сон любого жителя Патрии. Объединенное Ийонское Королевство является сильнейшим соперником в торговле и в вооружении империи. В прошлом между нашими государствами велись кровопролитные войны, но вот уже почти два века длится мир. И каждый год находится пророк, который предсказывает скорое нападение.

— Нам нужна армия. Крепкая, сильная, бесстрашная.

— Мы не должны ждать атаки и готовиться к защите. Лучшая тактика — нападение.

— Мы не готовы, и вам это известно. Вернее, все было уже почти готово, если бы не это чудовищное несчастье.

— Да, воистину, словно проклятье нависло над нашими головами. Возможно, Господь испытывает нас.

— С каких пор вы стали столь глубоко верующим, Карл? Господь дал нам разум, чтобы самим справиться с невзгодами, так займемся этим.

Председатель замолчал, присосавшись к кальяну.

— Значит… есть тот, кто продолжает эксперимент?

— Есть один уважаемый человек, выдающийся ученый. Он взялся за наше общее дело.

— Результат?

— Пока рано об этом говорить, но начало положено, и оно обещает успех. Нужны еще средства. Разумеется, только наличные, никаких чеков. И прошу вас, воспользуйтесь домашними запасами. Если мы дружно бросимся в банк, это вызовет подозрение.

— Сколько требуется?

— Если разделить сумму, то восемь сотен авардов с каждого.

Нескромные у них вложения! Знать бы еще, во что.

— Мы успеем до заседания предъявить готовый образец?

— Возможно. Мы обязаны успеть. Во имя империи и нации! Наше оружие не ради войн, но ради мира!

— За Патрию Магнум!

— За Патрию Магнум!

Председатель позвонил в колокольчик, и в помещение вошла девушка. Новая игрушка, заменяющая отработавшую своё Джулию. В черных шелках и серебряных цепях, она принялась танцевать вокруг стола, позволяя каждому вдоволь налюбоваться на ее прекрасное тело.

Похоже, интересующая меня часть заседания завершилась. Не знаю, что задумали эти дурачки, но им и в голову не приходит, что кто-то убил их товарищей. Если Вилсона постигнет неудача, то каждый из них довольно скоро узнает, что именно случилось с Чейзом, Вирджилем и Бриггсом.

Тынь.

Тынь.

Дождь ненадолго прекратился, и стекающие с крыши капли били по карнизу. Терпко пахло дешевым табаком, кофе и свежей сдобой. Пекарня только открылась, и спешащий на службу Пилс был первым покупателем в этот день. Пять часов утра. За окном всё еще темно и тихо. Изредка слышится цокот копыт: извозчики развозят господ, проведших ночь вдали от дома. На соседней улице прорычал двигатель самоходной кареты.

В кабинете собрались все, включая Илайн. Вилсон долго пытался отправить ее домой, но в ответ получал отказ и, наконец, смирился. Пилс чихал уже реже, и стекла перестали дрожать от его попыток высморкаться.

Я двадцать минут как закончил свой отчет. Вилсон записал почти каждое мое слово, и теперь сидел, уткнувшись в собственные записи. Илайн пила кофе, упершись взглядом в свежую газету. Я не успел сменить свой костюм, но от пиджака избавился, и стоял у окна в рубашке, жилете и штанах, наблюдая за тем, как дремлет город. Наваху и отмычки у меня конфисковали, и я снова ощущал себя почти голым.

— Выходит так… — Вилсон отодвинул страницу с записями, и все зашевелились, сменили позы, размяли одеревеневшие мышцы. Его слова подействовали как заклинание, оживляющее статуи. — Что мы имеем? Никто из «Прорыва» всерьез не видит угрозы от убийцы. А значит, наша задача остается прежней: укрепить охрану их домов путем вызова подозрения в хищении. Лоринг, это твоя работа.

— Все эти годы, инспектор! Все эти годы.

— О каком проекте они говорили? — Илайн искоса глянула на меня, будто подозревала в умалчивании информации. — Над чем так упорно работают?

— Должно быть, новый законопроект… — предположил Пилс, и тут же скептически нахмурился. — Такая таинственность, нежелание иметь дело с банком.

— Они все время говорили о войне, — я повернулся к ним. — Возможно, речь идет о военной реформе.

— Всё может быть, — подтвердил Вилсон. — Мне нужно еще раз обдумать это в тишине. Леди Коллинс, отправляйтесь немедленно домой… и не спорьте, это приказ. Вы мне понадобитесь после полудня со свежим взглядом. Лоринг, вас это тоже касается. Вон отсюда. И… хорошо поработали.

Я не удержался и обернулся перед выходом. Илайн и Пилс обменялись такими взглядами, что стало ясно: едва ли не впервые они имели что-то общее. Неприязнь ко мне. Понимал ли это Вилсон, отпуская похвалу? Еще бы, он старый хитрый жук, и знает, как подстегнуть своих помощников.

Вечером инспектор навестил меня.

— Вы что-то хотели сказать наедине? — спросил он, протягивая мне чашку чая с молоком.

— В самом деле.

Попивая чай, я рассказал, что членам «Прорыва» стали известны вещи, которые, по сути, не должны были покинуть Двор Венаторов. Эта новость, как и ожидалось, не понравилась Вилсону. Поразмыслив над ней хорошенько, он подошел к стулу, на котором я сидел, посмотрел на меня сверху вниз и с нажимом произнес:

— Я благодарен вам, Лоринг. И обращаюсь с личной просьбой: никому более не говорите того, о чем только что сказали мне.

— Это будет непросто сделать, инспектор, — я призвал на помощь все силы, чтобы не усмехнуться.

— Вы уж постарайтесь, — его брови сошлись в сплошную линию. — Возможно, среди венаторов завелся дурак. Или предатель. Один другого не лучше. Не хочу думать, что это кто-то из моей команды, и все же призываю вас молчать.

Я медленно сделал небольшой глоток из чашки, глядя ему в глаза, и плавно поставил блюдце на стол.

— Чего вы хотите, Лоринг? — его челюсть выдвинулась, взгляд стал ледяным, он нагнулся вперед, обдавая меня табачным дыханием.

— Оставить вас в должниках.

— Хм, — он выпрямился, глядя на меня с высокомерием, совсем как в первый день. — Вы совершаете большую ошибку, Лоринг. В порядочном обществе так дела не ведутся. Я всегда шел вам навстречу, и этими действиями вы только лишаете себя союзника. Но я согласен, если таковы ваши условия.

Развернувшись, он стремительно направился к двери.

— Вы заблуждаетесь, инспектор, — сказал я ему вдогонку. Вилсон чуть повернул голову, должно быть, ожидая моих извинений. — Порядочных людей не существует в природе.

Тяжело вздохнув, он удалился.

Я не знал, чего от меня ждет Вудроу. Поначалу я решил, что с ним не стоит связываться. Ловцы — это люди особой породы. У них нет ни воровской чести, ни джентльменской, и закон им не писан. Ради наживы они и мать родную превратят в подсадную утку. Но после того как я провел в одиночестве дождливую пятницу, и ни Вилсон, ни кто другой не сообщил мне интересных новостей, я подумал, что дело Ртутной Крысы может затянуться. Кто знает, когда изловят этого паршивца? А тысяча авардов точно не будет лишней. Чем я рискую? Жизнью? Так, по сути, она висит на волоске, и в дурном настроении инспектор может вдруг отдать приказ о моем переводе в темницу. Что я тогда буду вспоминать? Как отказался от шанса выбраться из-под опеки Венаторов?

Дождавшись вечера, я застелил постель, соорудил из подушки и одежды валик под одеялом и придал им очертания спящего человека. Надев удобные серые штаны из парусины, защитный жилет и сверху свитер, я прихватил шарф, перчатки и покинул камеру. Мне еще не приходилось выходить из здания инспекции без сопровождения или разрешения, от этого я чувствовал легкое и приятное волнение, будто наконец сделал что-то правильное.

— Эй, ты какой-то бледный!

Я прижался к стене. В кабинете, возле которого я остановился, было несколько людей.

— Пилс всю неделю чихал, я от него и подцепил эту дрянь. Теперь знобит, и дышу через раз.

— Валил бы ты домой. Из-за тебя у меня уже глаза слезятся, и в носу свербит.

— Вилсон поручил закончить с отчетами. Что-то он накопал такое, что весь отдел по струнке ходит.

— А тебя он в команду еще не зовет?

— Какое там! Работаю как проклятый, а он все еще путает мою фамилию…

Дождавшись удачного момента, я проскользнул мимо открытой двери. Не издавая лишнего шума, спустился по лестнице. У входа на посту дремал дежурный. Самый нижний чин венатора. Он даже не рассматривается как сыщик, скорее — привратник. Его задача записывать посетителей и следить за входом. Дверь заперта, и ключ у него в кармане штанов. Я бы мог попытаться достать его, но зачем, если можно воспользоваться окном. В уборной для работников и посетителей Двора Венаторов было два окна. Снаружи оба защищала решетка, но она запиралась на внутренний замок. Поработав отмычками, я открыл его и выбрался наружу.

Свобода. Такое странное, посвежевшее значение у этого слова. Схватить бы сейчас за бороду какого-нибудь возницу и умчаться на границу Асилума, а там… Черт, никуда я не уеду. Благодаря стараниям Вилсона, каждая собака знает меня в лицо. Поймают в три счета, и повезет, если законники. Для тех, кто свяжется с сыщиками и пойдет против своих, в аду особое место, но перед тем как попасть в пекло, еще нужно пережить его на земле. Печально сознавать, но Вилсон все же сумел меня стреножить. Только не на эту ночь.

Я пересек площадь и двинулся к квадратному зданию на углу улицы. Над входом поскрипывал одинокий фонарь. Я постучал в дверь и довольно долго стоял в ожидании. Зубы стучали от холода, даже кости звенели. Зима не за горами.

Наконец, открылось окошко в двери, и на меня уставились заспанные воспаленные глаза, окруженные мелкими морщинками.

— Мне нужно отправить телеграмму.

Створка захлопнулась. Еще через пару минут окно снова открылось, и передо мной на полку лег прямоугольный лист бумаги и ручка.

— Пишите.

— А не могли бы вы?…

Почтальон устало посмотрел на меня.

— Почерк некрасивый, — как можно убедительнее произнес я.

Учился ли я грамоте? Хм… Считать деньги научился в раннем детстве, читать меня заставили в приюте, оставляя следы от розог за каждый неприлежный урок. Ну, а писать мне не доводилось, и хоть вывести нужную букву я сумею, это явно не то, чем стоит гордиться.

— Диктуйте, — со вздохом сказал он, прислоняя металлическое перо к бумаге. Медленно расплывалась чернильная клякса.

— Возле часовой башни. Жду в три часа.

— Как подписать?

— Не нужно, получатель поймет.

— По почерку?

А мерзавец с юмором попался. Я натянуто улыбнулся ему и продиктовал адрес.

— До утра или срочная?

Я не сомневался, что он спрашивал без злого умысла. Вполне возможно, работник почты настолько устает, что не обращает внимания на текст, который пишет по просьбе клиентов.

— Срочная.

— За срочность доплата три денарума.

Почтальон запаковал моё послание в металлический цилиндр, надел на него чехол из кожи и поместил в аппарат пневматической почты. Закрыл крышку, дернул за рычаг, из трубы послышался хлюпающий звук.

— С вас четыре денарума.

Я отсчитал положенную сумму, и окошко захлопнулось, едва успел убрать руку.

Трубы пневмопочты проложены под землей. При помощи паровых машин и насосов создается необходимое давление воздуха, заставляющее капсулу перемещаться. Вскоре она достигнет станции, ближайшей к улице Изабель Нортон, а затем курьер доставит ее в дом номер два дробь четыре. Что ж, остается надеяться, что у Вудроу бессонница.

До часовой башни, что стоит в центре Торговых Рядов, было недалеко. Последний раз я находился здесь в злополучную ночь, когда Илайн втянула меня в эту авантюру. До сих пор не простил себя за то, что интуиция промолчала, ведь гнильцой от того дела воняло за милю!

Башня возвышалась над площадью, как грозящий перст. Она не давала забыть о быстротечности и важности времени. Белый циферблат с черными цифрами на фоне темно-серых туч.

Обмотав шарфом голову и шею наподобие капюшона, я забился в угол у двери, прячась от ветра. До трех ждать долго, околею еще. А если Вудроу не придет вовсе, то, как дурак, вернусь во Двор Венаторов с неудачного свидания. Вилсон посмеялся бы, если б узнал.

Холод не давал уснуть. Вскоре ноги окончательно затекли, а пальцы потеряли чувствительность, я решил, что не стану дожидаться трех ночи, чтобы уйти. Но когда моему терпению пришел конец, послышались шаги.

Я спустился по лестнице, рассматривая приближающуюся фигуру. Он был в пальто, цилиндре, с тростью. На носу были очки, но темные стекла подняты, открывая глаза.

— Идемте скорее, вы совсем продрогли, — сказал он вместо приветствия и торопливо пошел в обратном направлении.

Улица Изабель Нортон была в другом конце района, но Вудроу вел меня задворками, и мы быстро приближались к его дому. Он жил в двухэтажном особняке, снимая несколько комнат.

— Хозяйка милейшая женщина, — говорил он по дороге, — не задает лишних вопросов, всегда готовит вкусный завтрак и никогда не напоминает лишний раз об оплате. Хоть я и не задерживаюсь в этом вопросе. Люблю точность.

Я не нашел, что ответить. Мне казалось, что мы встретились не затем, чтобы обсуждать вопросы аренды жилья в Асилуме.

Мы вошли в дом и поднялись по лестнице на второй этаж.

— Прошу, — толкнув дверь, Вудроу пропустил меня вперед.

В комнате витал странный запах. Сероводород, горячая соль и какой-то ореховый аромат. На столе у стены расположилась череда химических приборов, пробирки разных форм и размеров в хаотичном порядке на подставках. К доске была прибита высохшая препарированная жаба. Рядом с ней — мертвая ворона с развернутым крылом. Судя по тому, что на кушетке было смято покрывало, Вудроу здесь спал, возможно даже сегодня. В шкафу полно книг и тетрадей.

— Сейчас согреетесь, — он умостил чайник на примус и только затем снял пальто.

— Вы очень… любезны.

— Скорее, обеспокоен.

Он налил в чашку из фляги и, заметив мой взгляд, с улыбкой пояснил:

— Кальвадос. Не помешает.

Как только мы вошли в дом, он поправил свои стекла, и теперь его глаза снова были спрятаны.

На стене в рамочке висел дагеротип. Я невольно начал рассматривать детали. Немолодая женщина стояла на пороге того самого дома, где мы находились.

— Это леди Тодд, хозяйка, — услышал я пояснения Вудроу. — Снимок сделан ее сыном накануне того дня, как он ушел добровольцем охранять колонии. Прошу вас.

Обернувшись, я принял у него из рук чашку с блюдцем. От дымящегося кофе приятно пахло яблочным бренди.

— Итак, — Вудроу сел на стул и пригласил меня расположиться на софе, — вы готовы взяться за дело?

— Я готов вас выслушать. Думаю, вам известно, что последнее время я немного стеснен некоторыми обстоятельствами.

— Мягко выражаясь, — усмехнулся Вудроу. Растрепав пятерней волосы и закинув ногу на ногу, он сказал, — все просто. То, что вы украли в замке, нужно изъять у конечного покупателя. Я озвучил важность этого только затем, чтобы объяснить серьезность моих намерений. Мне известны имена людей, которые могут хранить похищенные вещи, вам же достанется привычная роль. Только теперь вор должен будет вернуть похищенное, такой парадокс.

— Но вы не хозяин, так что, по сути, это не возвращение, а повторное похищение.

— Нет, не так, — он нахмурился, хоть выражение глаз было сокрыто темными стеклами. — Эти вещи получит настоящий владелец, тот, кто не допустит их неправильного использования. Я же выступаю… гарантом.

— Посредником?

— Как хотите.

Кофе был вкусным. Кальвадос согревал горло, да и в груди становилось приятней.

— И почему вы обратились ко мне?

— Я уже говорил, что мне нужен лучший. Скажу честно, я сам пытался решить этот вопрос, но каждый раз сталкивался со всякого рода преградами. В моем распоряжении тренированное тело, аналитический ум, навыки ведения боя, но нет главного! Вашего опыта. При других обстоятельствах я бы с удовольствием забрал его у вас, — неожиданно теплая улыбка никак не сочеталась со странной, даже угрожающей фразой. — Вы нужны мне, Лоринг.

— В Отстойнике есть и другие воры. Пусть не сразу, но кто-то из них непременно найдет нужную вам вещицу.

Терять заработок я не хотел, но понять логику Вудроу пока не мог. Он не похож на дурака. Так зачем же осознанно выбирает того, кому тяжелее всех будет выполнить это задание?

— Но мне не нужны попытки. Я хочу результат, — он глотнул из фляги и протянул ее мне, когда увидел, что чашка пуста.

Подумав, я тоже отпил бренди. Едва ли он хочет меня споить, чтобы как-то воспользоваться моей невменяемостью, а я и впрямь сильно продрог, так что глоток-другой не помешает.

— Как я понимаю, вы находитесь во Дворе Венаторов не то в качестве пленника, не то консультанта. Скорее, два в одном. Они вас прижали, да? Бывает, я имел с ними дело. Так вот, мой милейший друг, вы сейчас в самом выгодном положении из всех воров Асилума. Поскольку список людей, у которых может быть всё то, что мне нужно, вам хорошо знаком.

Он протянул мне сложенный лист. Открыв его, я с удивлением пробежался глазами по перечню фамилий. Не может быть!

— Да-да, вам не мерещится.

— Это список членов «Прорыва», — я вернул ему лист бумаги. — Хотите сказать, что они как-то к этому причастны?

Слишком много совпадений. Вокруг радикальных политиков сгущаются тучи. Неизвестный убийца, ловец, противники в парламенте. Это не может быть случайностью. Но в то же время, я пока не вижу никакой связи между всеми этими данными.

Вудроу подался вперед, опираясь на колени:

— Я вам со всей ответственностью заявляю, что эти люди купили и хранят у себя вещи, которые могут нанести непоправимый вред не только Патрии Магнум, но всему миру.

— Звучит зловеще.

— И вы не представляете насколько. Я могу лишь сказать, — он забрал у меня из руки флягу и, не касаясь губами горлышка, влил в себя немного бренди. — Я могу сказать, что все те войны, которые мы знавали прежде, останутся в далеком прошлом. Мир замер на краю пропасти. И от успеха нашей операции зависит то, рухнет он вниз или отойдет от обрыва.

— Интересно получается, — я не видел смысла скрывать свои эмоции. Передо мной не холеный Вилсон, не ханжа Пилс и не благородная леди Коллинс. Ловец сам далеко не ангел, и пафосные речи ему не к лицу. — Выходит, я, по-вашему, спаситель рода человеческого?

— Нет, что вы, — его мягкая улыбка обезоруживала. — Я. Я спаситель. А вы — мой инструмент, да и только.

Мы смотрели друг на друга, и вдруг он рассмеялся. То ли напиток был слишком крепок, то ли его смех заразителен, но я поймал себя на том, что вовсю улыбаюсь.

— К черту, Лоринг, какой спаситель?! Посмотрите на свою рожу! Или на мою. За это отлично платят.

Он посерьезнел, расслабленно оперся на спинку стула и скрестил руки на груди:

— Эти предметы очень важны. Мне известны последствия их неправильного использования. Мир действительно изменится, и это не пойдет на руку ни мне, ни вам. А сейчас мы можем славно заработать. К тому же, вам не придется слишком напрягаться. Мы же не зря встретились с вами в доме Чейза, значит, вас выпускают на прогулку, а? Дом Гилмуров я уже обыскал. Осталось совсем немного.

— Сорок два имени.

— Из них можно вычеркнуть новичков, оставив только костяк. Но зачем я вам это рассказываю? Вы же профессионал.

Он открыл окно, достал из ящика тумбы шкатулку с сигарами и протянул мне. Я отрицательно покачал головой.

— Верное решение. Я как-то имел дело с одним воришкой, шустрым мальцом, вроде вас. Прятался виртуозно! Знаете, что выдало? Кашель! Этот дурачок был заядлым курильщиком дешевого табака.

Он снова обезоруживающе улыбнулся, и я, повторяя его мимику, непринужденно спросил:

— А леди Коллинс знает, что вы с ней охотитесь в одних угодьях?

Он выдохнул: «Ха!», вставил сигару в гильотину и со щелчком отсек кончик. У меня появилась неприятная ассоциация с пальцем.

— Нет, мы не обсуждали этого, — раскуривая, ответил он. — Не думаю, что планирую поднимать данную тему в ближайшее время.

— Это случится, слишком узкий круг.

Он криво ухмыльнулся и потер сигару между пальцами: