Логово серого волка

Глава 50

Случается так, что погода, словно чувствуя неприятности, начинает хмуриться и небо блекнет. Но сегодня день выдался на удивление ясным. И наш маленький отряд, пробираясь по собственным следам назад к главной дороге, щурился от яркого солнца. Чистейший белый снег слепил глаза и предательски хрустел под ногами. Казалось, что на обратный путь мы затратили больше времени, чем когда прокладывали тропу по нетронутым сугробам. Забрав лошадей и оглядевшись на случай нежелательных свидетелей, стряхнули снег с одежды и вновь отправились к деревне, уже не таясь.

Нас, как и прежде, встретили пустые улицы и редкие взгляды из слегка приоткрытых дверей и зашторенных окон. Лишь дворовые псы, подчиняясь долгу, выглядывали из дворов и провожали громким лаем, не забывая поджимать хвосты, чувствуя более сильного хищников.

Стоит ли навестить старосту? Разве не должен он встретить господина? Хотя, зачем мне сейчас эта волокита? Он выползет из своей норы, как только явятся стервятники.

Оставленные в деревне дозорные присоединились к нашей маленькой кавалькаде, когда мы проехали половину деревни. И пристроились рядом со мной.

— Жители ведут себя тихо, я бы даже сказал слишком, — начал один из них. — После вашего визита возобновились сплетни о кислом молоке и черных кошках.

— И много здесь таких? — поинтересовался я из-за внезапно проснувшегося любопытства.

Мой собеседник хмыкнул в кулак:

— За все время, что мы здесь, ни одной не видел. Таких в домах не держат — плохая примета.

— Интересно… — протянул я.

Завести, что ли, в замке парочку?

— Милорд?

Но ответа от меня они так и не дождались, так как мысль начала работать, и отвлекаться я себе не позволил. Приметы, значит? Ну-ну, посмотрим.

— Мне важно знать, кто-то из замковых слуг или людей, из прилегающей деревни, не появлялся?

— Нет.

— Уверены?

— Конечно. За этим строго следили, как и было велено.

Хорошо? Плохо? Не знаю. Все еще надеюсь, что все это одна большая ошибка. Но глупо обманывать себя. И кем бы ни оказался их пронырливый информатор, в любом случае, мне это знание причинит боль. И неудивительно, ведь каждого, живущего в непосредственной близости, я знаю в лицо и по имени, помню где чьи дети и родственники. Все равно мы его найдем. Найдем и убьем за измену. Но сначала я все же спрошу — почему? Мне не дает покоя этот вопрос. Любой мог прийти ко мне со своими проблемами, любой мог попросить помощи. Неважно, оборотень он или человек. Что подвигло его на это? Ведь мы не смогли учуять злость, ненависть или страх. Может, если мы найдем ответ на этот вопрос, то мы найдем и предателя?

— Мне доложили, что церковников уже встречают.

В ответ увидел кивок.

— Как узнали, что они близко?

— Один из чужаков живет в брошенном домике на окраине. Сегодня утром он доложил старосте о скором визите гостей.

— Один живет?

— Да.

— Второй где?

— Изображает батрака у старосты в хозяйстве. Вот только сразу видно, что глава деревни своего работника боится до икоты. Да и за кем ходить-то, скотины-то нет?

— Боится, говоришь?

— Совершенно точно.

А вот и главный, значит. Конечно, вся эта история не его рук дело, но тут он за главного. Присмотрим, чтоб чего не учудил.

— За батраком этим присматривать особенно тщательно.

— Слушаюсь.

Что-то мне в последнее время везет на наемников. То бард, то батрак. Но у меня казематы большие, там целый цыганский табор поместится, главное поймать всех.

— Торжественную встречу проведут в церквушке, — проявил осведомленность дозорный.

— Отлично. Вот туда и направимся, заодно переговорю с викарием.

Дорога до местного прихода оказалась короткой, но ее хватило, чтобы заметить, что совесть у немногих представителей этого поселения все же есть. Несмотря на то, что снегопад закончился относительно недавно, тропа к церкви была натоптана основательная. Приходской священник и его помощница не смогли бы проложить этот путь вдвоем, даже если бы сновали в деревню каждый час по своим нуждам. Так что, либо их мучает совесть за нарушение заповедей, либо гонит страх. Наверняка, теперь молитва о чуде самая популярная. Лучше бы попросили наставления на путь истинный, пользы было бы больше. Но теперь уже поздно.

Дверь мне отворила та же полноватая женщина, укутанная во все черное. Отступала она скованно и нервно, пока не подняла глаза на меня. Сразу же после того, как она узнала меня, в ее взгляде промелькнуло облегчение. Уже более уверенно она распахнула дверь пошире и пропустила меня внутрь.

— Милорд, — почтительно склонила она голову.

— Святой отец на месте?

— Где ж ему еще быть. Тут такие дела творятся, господи помилуй, — затараторила она от переизбытка эмоций.

— Проводите.

— Конечно, конечно, — заторопилась она. — Простите меня, господин, голова кругом совсем.

Она бормотала что-то еще, но я уже не слушал, внимательно оглядывая изменения, которые произошли за время моего отсутствия.

Жилая часть, как и сам храм, преобразилась и стала гораздо аскетичнее. Были убраны различные безделушки и украшения. Длинные ряды стульчиков с резными спинками были заменены на грубо сколоченные лавки, вышитые скатерти с алтарей, радовавшие глаз, бесследно исчезли.

Единственное, что отличалось пышностью и даже вычурностью, это большой отполированный стол и кресло с высокой спинкой, украшенное крестами. Место судьи, догадался я. Два кресла, куда меньших размеров, стояли по бокам от центрального и предназначались для секретаря и обвинителя. Огромное витражное окно позади приготовленного места создавало впечатление светящегося ореола, придавая мистичности. Необразованные, запуганные и фанатично верующие крестьяне купятся на всю эту атрибутику. Как все же легко управлять людьми.

Подойдя к столу, я взял в руки маленькую фарфоровую статуэтку в виде распятия. Дорогая, изящная вещь. Появилось непреодолимое желание раздавить кусок фарфора в ладони. Символ веры. Как вещь может быть воплощением душевной целостности? Бред.

Нас, оборотней, с детства учат, что вера должна жить в душе, а не в молитвах или вещах. Если распятье разобьется, они все сразу перестанут верить? Или, может, решат, что это признак беды и что бог от них отрекся?

Запах и шорох подсказали, что я уже не один.

— Чем провинилась эта вещь?

Вопрос заставил меня ухмыльнуться. Священник нравился мне все больше и больше.

— Раздражает, — честно признался я.

— Вы только другим об этом не говорите, — посоветовал старик.

— По-прежнему раздаете советы? — спросил я, поворачиваясь к нему лицом.

— Только тем, кто достаточно разумен, чтобы им следовать.

— А как же «заблудшие овцы»?

— Вы о моей службе?

— Да. Разве долг священника не в том, чтобы наставлять на путь истинный?

— Служба обязывает меня выслушать исповедь согрешившего и облегчить ему совесть, заверяя, что Бог милостив и поймет его.

— И никаких советов овцам?

— Овцам не нужны советы, им нужен пастух.

Вернув распятье на место, я многозначительно посмотрел на священника, донося до него тем самым, что услышал и все понял.

— Будут еще наставления для меня?

— Вы исполнили прежние? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я умею ценить хорошие советы.

— Тогда запомните. Инквизиции нужна кровь. Они не уйдут без жертвы.

— Справедливый суд, — мой злой сарказм заставил священника потерять маску спокойствия, и он болезненно скривился.

— Инквизиция — это не вся церковь.

— Знаю. Они — основной источник дохода.

Грустная улыбка моего собеседника выдала, что он гораздо моложе, чем мне казалось вначале. Возможно, всего лет сорок. Но сколько же нужно было увидеть и пережить, чтобы так выгореть?

— Зло имеет много личин, — тихо сказал он и поманил меня за собой.

Мы шли по направлению к жилой части церкви, когда в дверь постучали. У церкви есть центральный вход, который открыт всегда и для всех, и только те, кто желают видеть священника лично, идут через его апартаменты.

Святой отец нахмурился. Значит, никого не ждал. Прежде чем открыть дверь, он дал мне возможность незаметно для пришедшего, скрыться в соседней комнате. Легкий скрип двери и сквозняк принес мне запах человека.

— Вы чего-то хотели? — отрешенно безразлично и сухо спросил священник.

— Вы уже знаете? — задал свой вопрос гость.

— Да, — также сухо.

— Как Вы думаете, мы поступили верно? Ведь ведьма — зло.

Заминка перед последним утверждением выдала его с головой. Не верит он в ведьму. И в старосте сомневается.

— Вопрос запоздал, Иол, — с тяжелым вздохом заметил священник. — Нам остается лишь пожинать плоды содеянного.

— Черт попутал, — испуганным высоким голосом простонал посетитель.

Раздался легкий шорох и святой отец наклонился ближе к Иолу.

— Это признание? — непривычно вкрадчиво и холодно спросил он.

Гость судорожно втянул воздух и до меня донесся сильный запах страха.

— Что Вы, святой отец, это лишь поговорка. Я не имел в виду ничего такого.

Он сбивчиво оправдывался и все больше вонял ужасом.

— Упоминание нечистого — грех. Признание в одержимости — серьезное заявление.

Человек стал отступать от двери.

— Вот вам крест, — выдохнул он. — Чист я, чист.

Хлопок двери оповестил меня, что мы вновь одни.

— Вы страшный человек, если захотите, — заметил я.

— А Вы страшный оборотень, даже если не хотите, — парировал священник.

— И много у Вас таких совестливых?

— Хватает. Но сами понимаете, тайна исповеди обязывает меня хранить их тайны.

— Я с уважением отношусь к тем, кто выполняет свой долг.

Он кивнул, и мы продолжили свой путь в жилую часть.

Хозяйка суетилась у обеденного стола и выставляла горячие блюда. Она все время что-то поправляла, вытирала и перекладывала, словно не знала, куда себя деть и чем занять руки.

— Идите, отдохните, — прикоснулся к ее плечу священник.

Она растеряно осмотрелась, и хотела было открыть рот, чтобы возразить, но ее прервали.

— Я сказал, идите.

Предлога задержаться она не нашла и неохотно направилась к выходу.

— Она боится оставаться одна, — пояснил он. — Ей уже приходилось видеть инквизицию в действии.

Негодование в моей душе стало подниматься волной. Как можно требовать искренней веры от запуганных людей? Разве молитва, произнесенная не от души, а из страха, может быть помощью?

— Вам нужно знать еще одну очень важную вещь, милорд.

Впервые за наше знакомство священник опустил глаза в пол.

— Говорите, — подобравшись, подтолкнул его я.

— Вы когда-нибудь собственными глазами видели суд инквизиции? — начал он издалека.

— На моей земле такого не было прежде никогда.

— Эти люди сами не понимают, какое горе принесли в свой дом, — прошептал священник, с грустью глядя в окно.

— Святой отец! — чуть ли не крикнул я.

Он вздрогнул и вернул свое внимание мне.

— Суд никогда не проходит без личного присутствия обвиняемого…