Ложная девятка. Шестой том

Глава 7

После возвращения из Одессы Стрельцов неожиданно дал команде выходной.

— Отдыхайте, — сказал он коротко. — Выпустите пар. Послезавтра сбор.

Я понимал, почему он так решил. После событий в Одессе команде действительно нужно было выдохнуть.

Но я не мог. Внутри все кипело. Я постоянно прокручивал в голове тот момент, когда Хлус с двух ног влетел в Андрея. Хруст костей. Крики Редкоуса. Этот козёл намеренно искалечил человека только потому, что не мог справиться с собственной беспомощностью на поле. И что еще хуже он же даже не извинился. Правда возможно что ему помешал Серега Горлукович, но сути это меняет. Хлус козёл!

Катя заметила мое состояние сразу, как только я переступил порог ее квартиры.

— Слав, ты весь на нервах, — сказала она, обнимая меня. — Что случилось?

Я рассказал ей все. Про матч, про Хлуса, про драку, про дисквалификации.

— Знаешь что мой милый, тебе нужно отвлечься. Ты сейчас весь на нервах. Поехали в театр. В Ленком. Сегодня как раз Юнону и Авось дают.

— У нас билетов нет, — ответил я.

— Ну и что? Мой жених вроде как знаменитый футболист Сергеев а не простой советский Слава. Найдёт они для нас билеты, никуда не денутся.

Театр имени Ленинского комсомола встретил нас толпами людей. В фойе было многолюдно и шумно. «Юнона и Авось» была одним из самых популярных спектаклей в Москве, билеты расходились мгновенно.

— Видишь? — сказал я Кате. — Все билеты давно проданы.

Но Катя уже высматривала кого-то в толпе. Вдруг ее лицо озарилось.

— Вон там! — Она потащила меня к элегантной женщине средних лет в строгом костюме.

— Простите, — обратилась Катя к женщине. — Вы работник театра?

— Да, — ответила та, несколько удивленно.

— А вы знаете, кто к вам пришел? — Катя указала на меня. — Это же Слава Сергеев! Из «Торпедо»!

Женщина внимательно посмотрела на меня, и ее лицо изменилось.

— Ярослав Сергеев? — переспросила она. — Тот самый, чемпион Европы?

— Он самый, — кивнула Катя. — Мы очень хотели бы посмотреть «Юнону и Авось», но билетов нет…

Администратор на секунду задумалась, потом решительно кивнула.

— Конечно! Сейчас что-нибудь придумаем. — Она поймала за руку еще одну сотрудницу театра. — Зина, у нас тут особый гость. Найди два места в ложе. Хорошие места.

Через пять минут у нас в руках были билеты в бельэтаж.

— А после спектакля, — добавила Людмила Борисовна с заговорщицким видом, — если хотите, проведу за кулисы. Познакомитесь с артистами.

Когда погас свет и зазвучали первые аккорды Рыбникова, я почувствовал, как напряжение медленно покидает мои плечи. Музыка была завораживающей — то нежной и лиричной, то страстной и мощной.

На сцену вышел Николай Караченцов в роли графа Резанова. С первых же слов он заполнил собой все пространство театра. Высокий, статный, с проникновенным голосом — он был идеальным графом Резановым.

Я знал эту историю. В будущем я не раз видел разные постановки «Юноны и Авось», но ни один исполнитель не сравнится с Караченцовым. Он не играл Резанова — он им был. Каждый жест, каждая интонация были пропитаны искренностью и болью.

Когда Караченцов пел «Я тебя никогда не забуду», у меня мурашки побежали по коже. Рядом Катя вытирала слезы. Весь зал замер в абсолютной тишине.

«Я тебя никогда не забуду, Я тебя никогда не увижу…»

В этих строках была вся трагедия человеческой любви. Любви, которая сильнее смерти, но бессильна перед обстоятельствами.

Спектакль длился два часа, но время пролетело незаметно. Когда опустился занавес, зал взорвался аплодисментами. Люди стоя приветствовали артистов. Караченцов выходил на поклон снова и снова, а овации не стихали.

— Ну как? — спросила меня Катя. — Отвлекся?

Я понял, что за все два часа ни разу не подумал о футболе, об Одессе, о Хлусе. Катя была права — мне это действительно было нужно.

— Спасибо, — сказал я ей. — Это то что мне было нужно

После спектакля Людмила Борисовна, как и обещала, провела нас за кулисы. Изнанка театра был полной противоположностью сцены — узкие коридоры, множество дверей, рабочий беспорядок. Но именно здесь рождалось волшебство.

— Коля! — окликнула Людмила Борисовна проходившего мимо человека в костюме. — Познакомься, это Ярослав Сергеев, футболист.

Караченцов обернулся. Вблизи он казался еще более харизматичным. Высокий, с умными глазами, в которых еще горел огонь только что сыгранной роли.

— А, знаю, знаю! — Он протянул мне руку. — Тот самый Сергеев, который французам в финале забил? Великолепно сыграли тогда!

— Спасибо, — смутился я. — А вы сегодня просто потрясающе…

— Да ладно! — махнул рукой Караченцов. — Это работа. А вот вы — вы настоящий герой. Весь Союз за вас болел.

— Николай Петрович, — вмешалась в разговор эффектная актриса, — познакомите меня?

— Конечно! Это Лена Шанина, наша Кончита. Лена, знакомься — Ярослав Сергеев.

Я галантно поцеловал ей руку. Елена была красивой девушкой с огромными выразительными глазами. Потом кинул взгляд на Катю, дай волю она бы закопала бы эту Лену. Я внутренне улыбнулся этому проявлению ревности.

— Я так переживала за нашу сборную! — призналась она. — А когда вы забили в финале, я прямо заплакала от радости.

— Слушайте, — сказал Караченцов, — а давайте пройдем в нашу артистическую гримерку. Там место побольше.

Мы прошли по коридору в просторную комнату, где несколько артистов снимали грим и переодевались.

— Ребята! — объявил Караченцов. — Знакомьтесь, к нам Ярослав Сергеев пришел!

— Из «Торпедо»? — уточнил кто-то.

— Он самый.

И тут из дальнего угла комнаты поднялся высокий мужчина с характерным профилем и проникновенными глазами. Я узнал его сразу — Евгений Евтушенко.

— Ярослав Сергеев! — Поэт подошел ко мне с широкой улыбкой. — Наконец-то познакомились! Евгений Евтушенко.

— Очень приятно, — пожал я ему руку. — А вы что здесь делаете?

— Да я часто к ребятам захожу, — засмеялся Евтушенко. — Люблю театр. А «Юнону» вообще считаю шедевром. Кстати, и футбол очень уважаю. Вы сегодня из Одессы вернулись?

Я кивнул, и лицо поэта стало серьезным.

— Слышал про инцидент в Одессе. Неприятная история.

— Вы в курсе? — удивился я.

— Конечно. У меня везде друзья есть. — Евтушенко подмигнул. — Слушай, а давайте продолжим разговор в более подходящей обстановке? Знаю одно местечко…

«Арагви» встретил нас приглушенным светом, запахом специй и звуками грузинской музыки. Ресторан был полон — за столиками сидели известные лица, которых я узнавал из газет и телевизора.

— Евгений Александрович! — Нас встретил метрдотель, элегантный грузин в безупречном костюме. — Как всегда, ваш обычный столик?

— Конечно, Гиви, — кивнул Евтушенко. — Только сегодня нас четверо.

Нас проводили к уютному столику в углу зала. Обстановка располагала к неспешной беседе — мягкое освещение, белоснежные скатерти, живые цветы.

— Вино будем пить? — спросил Евтушенко. — Здесь отличное «Саперави».

— Можно, — согласился я. — Но немного.

— Конечно, ты же спортсмен. Гиви! — подозвал он официанта. — Принеси нам бутылочку «Саперави» 78-го года. И закуски по полной программе.

Через несколько минут стол превратился в произведение искусства. Сациви— нежнейшие кусочки курицы в ореховом соусе, которые просто таяли во рту. Хачапури по-аджарски — лодочка из теста с сыром и яйцом, от которой шел ароматный пар. Лобио — фасоль в глиняном горшочке с кинзой и специями. Мцвади — шашлык из баранины, приготовленный на мангале, сочный и ароматный.

— Попробуйте хинкали, — посоветовал Евтушенко. — Здесь их делают лучше, чем в самом Тбилиси. И заказывайте обязательно два вида — с мясом и с сулугуни.

— С сыром? — удивилась Катя.

— Ах, это особенная история! — оживился поэт. — Хинкали с сулугуни — это настоящий деликатес. Тесто такое же тонкое, но внутри расплавленный сулугуни с зеленью. Когда кусаешь — течет горячий сырный бульон. Это просто фантастика!

Официант принес две тарелки хинкали. Мясные были классическими — тонкое тесто, внутри сочная начинка из баранины и пряностей. Но сырные… Боже мой! Когда я надкусил первый, во рту разлился потрясающий вкус расплавленного сулугуни, смешанного с кинзой и укропом.

— Невероятно! — не смог сдержаться я. — Я такого еще не пробовал.

Это была чистая правда. Хинкали с сыром это настоящая калорийная бомба. В 21 веке я такое не ел.

— Вот видите! — засмеялся Евтушенко. — А ведь многие даже не знают, что хинкали бывают не только с мясом. Сырные — это поэзия грузинской кухни!

— А вы часто в рестораны ходите? — поинтересовалась Катя.

— Редко, — ответил Евтушенко. — Но «Арагви» — это особое место. Тут вся творческая Москва собирается. Видите вон ту пару за угловым столиком? Это Владимир Меньшов с Верой Алентовой.

Я оглянулся и действительно увидел знаменитого режиссера с актрисой.

— Володя еще молодой, но уже гений, — добавил Евтушенко. — После «Москва слезам не верит» вся страна его знает.

— Да тут половина Союза писателей каждый вечер сидит, да и не только писатели любят это место, — продолжал Евтушенко. — Но хватит о глупостях. Давай лучше о том что действительно важно. О футболе.

Вино развязало мне язык, и я начал рассказывать. Про тренировки, про тактику, про взаимоотношения в команде. Евтушенко слушал внимательно, задавал умные вопросы.

— А как ты к славе относишься? — спросил он, откусывая кусочек хачапури. — Не давит?

Я задумался. Вопрос был непростой.

— Знаете, — сказал я наконец, — слава — это как обоюдоострый нож. С одной стороны, приятно, когда тебя узнают, когда люди радуются твоим успехам. С другой — постоянно чувствуешь ответственность. Нельзя расслабиться, нельзя подвести.

— Понимаю, — кивнул Евтушенко. — У меня похоже с поэзией. Написал что-то — и сразу все ждут, что следующее будет еще лучше.

— А вы футбол играли? — поинтересовался я.

— В молодости немного. — Поэт засмеялся. — Но быстро понял, что мое призвание — слова, а не мяч. Хотя за сборную всегда болею. Особенно когда такие игроки, как вы, играют.

Официант принес следующую порцию блюд. Чахохбили — курица в томатном соусе с травами, ароматная и нежная. Аджапсандали — овощное рагу, которое здесь готовили по особому рецепту. Чурчхела — грузинские сладости из виноградного сока и орехов.

— А расскажи про команду, — попросил Евтушенко, наливая всем вина. — Как у вас отношения? Дружные?

— В целом да, — ответил я. — Хотя характеры разные. Суслопаров, например, — философ. Может часами рассуждать о смысле жизни. Братья Савичевы — противоположности. Юра серьезный, основательный. Коля — живчик, шутник. Заваров что на поле импровизатор что в жизни.

— А тренер у вас какой? Расскажи о Стрельцове. Я знаю его как игрока. Он был гением. Русским Пеле.

— Стрельцов?Он мой первый тренер в футболе. Мне сложно оценивать Эдуарда Анатольевича как специалиста. Но как человек он очень и очень хороший. И я рад что сейчас он добирает то что недополучил в молодости. Он не должен был ограничиваться только олимпийским золотом и победами в кубке и чемпионате страны.

Евтушенко кивал, делая небольшие глотки вина.

— Знаете, — сказал он вдруг, — а ведь между поэзией и футболом много общего.

— В смысле? — удивился я.

— Ну вот взять ритм. В стихах есть метр, размер. В футболе — темп игры. Или возьмем импровизацию. Поэт может отойти от изначального замысла, если чувствует, что так лучше. Футболист тоже должен уметь импровизировать на поле.

— Интересная аналогия, — согласился я.

— Или эмоции, — продолжал поэт. — Хорошее стихотворение должно зацеплять читателя за живое. Красивый гол — тоже вызывает эмоции у зрителей.

Мы еще долго говорили о футболе, об искусстве, о жизни. Евтушенко рассказывал истории из своих поездок, я — из футбольной карьеры.

— А сладкое будете? — поинтересовался официант, убирая пустые тарелки.

— Конечно! — ответил Евтушенко. — Гиви, принеси нам пахлаву и чай по-грузински.

Пахлава оказалась невероятной — тонкие слои теста с орехами и медом, хрустящая и сладкая. А чай подали в армуду — маленьких стаканчиках грушевидной формы.

— Вот теперь трапеза завершена, — удовлетворенно сказал поэт. — Кстати, Слава, я к вам в Новогорск приеду, — сказал Евтушенко, отпивая чай. — Хочется посмотреть, как готовятся настоящие профессионалы. Может, даже стихи напишу об этом.

— Серьезно? — обрадовался я.

— Конечно! Я уже с договорился предварительно. И не один я приеду. Будет целый творчесский коллектив. Миша Боярский приедет, Роберт, Вознесенский, еще кое кто. Дадим вам наше творческое напутсвие.

— Это здорово! — восхитился я.

. — Тогда давайте выпьем за будущие победы сборной СССР и за творческие эксперименты!

Мы чокнулись и в этот момент я подумал, что вечер получился именно таким, каким и должен быть — с хорошими людьми, интересными разговорами и прекрасной едой.

— Знаете, — сказал я Евтушенко, — а ведь вы правы насчет общего между поэзией и

Когда мы вышли из ресторана, была уже глубокая ночь. Москва спала под легким апрельским снегом.

— Спасибо за вечер, — сказал я Евтушенко. — Очень рад был познакомиться.

— И я тоже. До встречи в Новогорске!

Мы попрощались. Евтушенко сел в свою машину, а мы с Катей пошли ловить такси.

— Ну как? — спросила Катя. — Забыл про Одессу?

Я понял, что она права. За весь вечер я ни разу не вспомнил про Хлуса, про драку, про все эти неприятности. Театр, встреча с интересными людьми, прекрасная еда — все это помогло переключиться.

— Ты молодец, — обнял я Катю. — люблю тебя.

— Я тебя тоже.

На следующий день я в отличном расположении духа отправился на нашу базу на Восточной улице и присоединился к команде. И все оставшееся до полуфинального матча со «Спартаком» время Эдуард Анатольевич решал увлекательную задачу по латанию Тришкиного кафтана, в который превратился наш состав.

Без большей части основы «Торпедо» выглядело безнадежным аутсайдером. Как нам играть со «Спартаком», было совершенно непонятно. Нападать мы могли только эпизодически. И это диктовало схему игры — «Торпедо» должно было исключительно обороняться, играть на своей половине поля. А если идти в атаку, то ни в коем случае не большими силами, чтобы, не дай бог, не пропустить опасный выпад «Спартака».

То есть фактически у нас предполагалась схема 1−9–1. Вратарь Валера Сарычев, девять игроков обороны и полузащиты, которые играют в последней трети поля, и один я на позиции человека-оркестра.

И естественно, что полуфинальный матч Кубка СССР, который прошел 6 апреля в «Лужниках», сложился для нас очень и очень тяжело. Подопечные Константина Ивановича Бескова владели мячом, наверное, процентов 80 игрового времени. Собранная с миру по нитке защита «Торпедо», прямо скажем, не очень справлялась с атаками красно-белых.

Если в первом тайме у нас получалось все достаточно неплохо, то во втором даже иллюзий того, что мы можем выйти в финал Кубка, не осталось к 60-й минуте. Родионов с пенальти, затем Черенков, а на экваторе второго тайма Бубнов с углового — 3:0, и матч можно было заканчивать.

Правда, после гола спартаковского защитника красно-белые немного расслабились. И тут же получили гол в свои ворота. Троицкий нашел меня в центре поля, я после сольного прохода расстрелял Дасаева с ближней дистанции. Этот мяч, конечно, получился очень эффектным — можно сказать, что это было украшение игры. Но революции на поле не случилось, и «Торпедо» проиграло полуфинальный матч Кубка СССР со счетом 3:1.

Ну а после этого наступил длительный перерыв в матчах чемпионата и Кубка. И этот перерыв был посвящен сборной Советского Союза. Подготовка к мексиканскому мундиалю вступала в завершающую фазу.