Ложная девятка, часть третья

Глава 7

25 июня 1984 года, г. Мценск, Орловская область, СССР.

Выпускной в Советском Союзе в 1984 году пришёлся на понедельник. И это был не простой понедельник, а день после феерического полуфинала на Чемпионате Европы по футболу.

И само собой что буквально весь родной город Ярослава Сергеева, в этот понедельник обсуждал то как он сыграл против датчан. Школы не могли стать исключением. Тем более четвертая, в которой «нападающий республики» учился вплоть до десятого класса.

Колька, задушевный друг Славы, который с момента отъезда последнего в Москву ходил гоголем сейчас вообще казалось был готов лопнуть от чувства собственной важности и гордости. Еще бы, друг такого важного человека!

И именно Коле Тимофееву пришла в голову мысль, которая всем выпускникам четвертой школы города Мценска показалась гениальной. Торжественную часть выпускного перенести было нельзя. Футбол футболом, а правила правилами. Так что ребята и девчонки получили свои путевки во взрослую жизнь так же как и их предшественники.

В актовом зале школы, под аккомпанемент аплодисментов и рассказов дорогих учителей о каждом ученике. Свой насквозь троечный аттестат и сопроводительную реплику о том что умная голова дураку досталась, получил и Колька.

А вот куда более приятную часть выпускного, банкет, было решено немного перенести. Всего на пять дней, на вечер субботы тридцатого июня.

Как никак финал Чемпионата Европы должен был состояться 27-го а прилетела сборная команда Советского Союза на следующий день.

Ну а то что Слава должен быть на банкете, это вообще никто не обсуждал. Это само собой разумеющееся. Как еще может быть, если он учился в этой школе девять лет?

Правда эта идея пришла Кольке в голову в тот момент когда за банкет было уже уплочено. Дочка Михаила Ивановича Зарубина, директора местного треста столовых и ресторанов тоже училась вместе с Колькой и Славой и любящий отец полностью оплатил банкет.

Притом не просто банкет а в лучшем ресторане даже не города, всего района!

Правда «Ресторан Первый Воин», находившийся в селе Первый Воин, ну туго у советских рестораторов с фантазией, туго, был одним из трех подобных заведений района, большего и не требовалось. Но зато лучшим

Товарищ Зарубин снял для параллели своей дочери весь ресторан и оплатил шикарный по нынешним меркам банкет. Такой что не стыдно устраивать в честь назначения первого секретаря обкома, не то что для каких-то там школьников.

Но, услышав предложение Кольки, а Тимофеев не поленился и впервые в жизни сам пришел на родительское собрание, пусть и посвященное не учебе а подготовке к выпускному, Зарубин задумался.

«Хмм, а ведь пацан дело говорит. Выпускной без Славы Сергеева это не то. Да и моя Нюрка о нём трещит без умолку», — Зарубин вспомнил о дочери, — «Не иначе влюбилась в него, дура. Где он и где она. Но ладно, сделаю ей приятное».

В общем, самый главный начальник всех мценских точек общепита согласился. Не смотря ни на что дочку он любил, да и в теории она всё-таки могла заинтересовать бывшего одноклассника. За тот год что Слава её не видел Антонина ЗАрубина расцвела превратившись в форменную красотку.

Правда характер у неё был такой что скорее всего девушка выскочит замуж чуть ли не за первого попавшегося парня. Красавчик футболист с московской пропиской, мастер спорта в 16 лет да к тому же еще и возможный чемпион Европы и один из лучших игроков мира это отличный вариант, ради такого можно немного раскошелиться.

В общем, банкет по случаю выпускного перенесли на тридцатое июня.

25 июня 1984 года. Париж, Франция.

И вот, мы в Париже и впереди один, самый главный матч.

Сказать что я устал после Дании, это все равно что промолчать. Всё-таки эмоциональные нагрузки опустошают тебя чуть ли не лучше чем физические. правда и играл я на пределе всех сил. И на следующее утро я еле оторвал себя от кровати. Ноги болели так как будто я марафон пробежал, вернее сразу парочку.

Как оказалось такое же состояние было у половины команды, если не больше. Так что у Савелия Евсеевича было полно работы. Восстановительные процедуры заняли большую часть нашего первого дня в Париже. Да и тренировка у нас тоже была такая же, восстановительная.

Полноценная подготовка к французам началась на следующий день.

Второй день подготовки к финалу выдался ясным и прохладным. Я проснулся задолго до подъема, мысли о предстоящем матче с французами не давали спать. Платини, Жиресс, Тигана — эти имена крутились в голове, как заевшая пластинка.

В девять утра мы вышли на легкую тренировку. Малофеев категорически запретил любые силовые упражнения — только растяжка, легкий бег, упражнения на координацию. Рината отвели в сторону, с ним отдельно занимался Мышалов. Я украдкой поглядывал, как наш доктор колдует над рукой вратаря — бинты, мази, какие-то хитрые упражнения для запястья. По лицу Дасаева было видно, что ему все еще больно, но он не подавал виду.

— Ярослав, не отвлекайся, — окликнул меня Валентин Иванов. — Сосредоточься на своей работе.

После тренировки нас собрали в видеозале. Два часа мы изучали французов, как будто готовились к экзамену. Хотя почему как будто, завтра у нас у всех экзамен. В школе я их пропустил, притом все. Буду сдавать здесь, в париже.

— Смотрите, как Платини открывается между линиями, — говорил Малофеев, он останавливал запись чуть ли не каждые пятнадцать секунд, — Алейников, твоя задача — не давать ему принимать мяч в этой зоне. Сергеев, обрати внимание, как высоко поднимаются их крайние защитники. При перехвате это наш шанс для быстрой контратаки.

Я впитывал каждое слово. Малофеев был очень конкретен. Он раскладывал игру французов на простые элементы, показывал слабые места, объяснял, как их использовать.

После обеда я завалился спать, но сон не шел. В голове крутились эпизоды полуфинала с датчанами, мой гол, обрывки разговоров с трибун. Я представлял, как выйду один на один с Баттистоном и перекину мяч через голову Жоэля Батса. Так и не уснув толком, отправился на вечернюю тренировку.

На этот раз работали над тактикой. Нам с Заваровым Малофеев уделил особое внимание.

— Саша, Ярослав, вы будете нашим главным оружием. Завтра ваше взаимодействие должно быть безупречным. Вне зависимости от того когда я выпущу Славу.

Мы отрабатывали быстрые комбинации на ограниченном пространстве. Заваров — гений паса, да и я не пальцем деланный. Плюс сыгранность у нас отменная. Нормально должны сыграть

После тренировки — массаж. Михалыч, наш массажист, работал со мной дольше обычного.

— Мышцы перед финалом должны быть как струны на гитаре, — приговаривал он, разминая мои ноги. — Ни одного узелка, ни одного закрепощения.

За ужином мужики пытаясь снять напряжение принялись травить байки, разные и многие далеко не про футбол,. Я больше молчал. Малофеев подсел ко мне:

— Не нервничай. Ты уже доказал, что готов к таким матчам. Давно доказал. Португальцы, немцы, Испанцы, датчане, теперь вот эти. Французы сильны, но они тоже люди. И знаешь что? Им есть что терять, а нам — нет. Мы уже перевыполнили план, выйдя в финал. Играй в свое удовольствие.

Перед отбоем подошел Дасаев. Его рука была замотана эластичным бинтом.

— Как рука? — спросил я.

— А ты как думаешь, Слав? Болит.

— Но ты выйдешь?

— А ты как думаешь? Конечно выйду!

В одиннадцать вечера в номере погас свет. Я лежал с открытыми глазами, прокручивая в голове завтрашний матч. Кто выйдет у Франции, какой состав будет у нас, сможет ли сыграть Дасаев. С этими мыслями я и уснул, сам не заметив когда.

27 июня 1984 года. Париж Франция, Стадион Парк де Пренс. +25 градусов ясно, 18:00 по местному времени. 47368 зрителей.

Финальный матч чемпионата Европы по футболу 1984 года между сборными Франции и Советского Союза.

главный судья Войтек Христов (Чехословакия)

Сборная Франции: Жоэль Батс, Жан-Франсуа Домерг, Максим Боссис, Патрик Баттистон, Ивон Ле Ру, Луис Фернандес, Мишель Платини, Ален Жиресс, Жан Тигана, Брюно Беллон, Бернар Лякомб

Главный тренер: Мишель Идальго.

Сборная СССР: Михаил Бирюков, Анатолий Демьяненко, Василий Жупиков, Андрей Зыгмантович, Виктор Круглов, Сергей Боровский, Сергей Алейников, Геннадий Литовченко, Александр Заваров, Юрий Желудков, Олег Протасов

Главный тренер: Вячеслав Малофеев

Парк де Пренс — настоящая французская крепость. Стадион, на котором «Пари Сен-Жермен» играет свои домашние матчи, сегодня стал полностью сине-бело-красным. Флаги, баннеры, шарфы — всё в цветах триколора. Я сидел на скамейке запасных, невольно вспоминая, как спустя тридцать лет этот же стадион будет принимать матчи Евро-2016. Забавно, как переплетаются нити времени. Но сейчас — 1984-й, и я часть истории, которую пытаюсь изменить.

Справа от меня Дасаев с болезненной гримасой растирал запястье, пока Мышалов накладывал новую повязку. На разминке рука снова дала о себе знать. Перелом? Растяжение? Никто толком не знал, но в ворота отправился Бирюков.

— Миша не подведет, — сказал Ринат, поймав мой обеспокоенный взгляд. — Ты главное будь готов. Без тебя точно не обойдется.

То что в итоге я начну на скамейке Малофеев сказал только перед самой игрой, видимо до конца сомневался как правильно поступить — Ярослав, ты наш джокер. Точно как в матче с датчанами. Французы наверняка ждут тебя в стартовом составе. Пусть думают что мы сделали выводы после Дании и решили сразу играть на встречных курсах. А я наоборот, хочу дать тебе больше возможностей. Против уставшей обороны ты эффективней. Да и нельзя сбрасывать со счетов дополнительное время, вернее его возможность.

План звучал логично, но чертовски тяжело было смотреть матч со скамейки. С каждой минутой напряжение росло.

Французские болельщики создавали невероятную атмосферу. «Allez Les Bleus!» — скандировали они, и весь стадион вздрагивал от этого клича. Потом начинали петь «La Marseillaise», и у меня мурашки бежали по коже от этого. Могут, умеют, практикуют.

Впрочем, наши болельщики тут тоже есть. В дальнем секторе виднелось красное пятно — несколько сотен советских флагов. Маленький островок в бушующем сине-белом море.

С первых минут стало ясно, что нам будет тяжело. Хотя, в этом никто и не сомневался. Французы контролировали мяч, да и трибуны работали на все сто. Их «волшебный квадрат» в центре поля — Платини, Жиресс, Тигана и Фернандез — творил настоящие чудеса. Каждая передача, каждый финт вызывали восторженные «Оле!» с трибун.

— Хороши, ублюдки французские, хороши — пробормотал я себе под нос, не в силах скрыть восхищение, когда Платини одним ложным движением убрал сразу двух наших защитников.

— Держи Платини! Держи же! — я невольно вскочил со скамейки, когда французский капитан в очередной раз ушел от опеки Алейникова. Сергей старался, но Платини был словно из другого измерения — он чувствовал игру на несколько шагов вперёд, всегда оказываясь там, где его не ждали.

Десять минут спустя Жиресс выдал гениальный пас между линиями на Рошто, тот пробил — Бирюков потащил, трибуны одобрительно загудели.

— Молодец, Миша! — закричали мы со со скамейки. Ринат так и вовсе зашёлся в залихватском свисте что твой Соловей разбойник.

Французы всё прибавляли. Каждая их атака вызывала волну на трибунах — люди вскакивали, размахивали флагами, скандировали имена игроков. Особенно громко кричали «Пла-ти-ни! Пла-ти-ни!», когда мяч оказывался у капитана.

На 17-й минуте произошло неизбежное. Платини получил мяч в полумесяце от Жиресса, легко убрал его под правую ногу, и когда Зыгмантович выдвинулся навстречу, изящно переложил на левую и пробил точно в дальний угол. Бирюков бросился в отчаянном прыжке, но мяч уже был в сетке.

Парк де Пренс взорвался. Люди обнимались, прыгали, размахивали флагами. Платини побежал к угловому флажку, и вся команда окружила его в восторженном объятии.

— Черт! — я в сердцах ударил кулаком по скамейке, чувствуя, как внутри поднимается жгучее желание выйти на поле и всё исправить. — Дай мне выйти, Васильич! — прошептал я, хотя понимал, что ещё не пришло моё время.

Малофеев вскочил со скамейки, хлопая в ладоши: — Нормально, ребята, нормально! Пережили Данию и это переживем! Спокойно! Алейников, держи позицию!

Трибуны всё не утихали. Минут пять после гола французы скандировали «Ми-шель! Ми-шель!», а потом запели какую-то песню, которую я не узнал. Возможно, это была специальная кричалка для Евро.

Наши пытались огрызаться, но французы были везде. Каждый раз, когда мяч оказывался у Заварова или Протасова, к ним моментально подлетали сразу двое или трое синих футболок. Французы так высоко прессинговали, что порой казалось, будто на поле их не одиннадцать, а все пятнадцать.

— Саша слишком глубоко отходит, — от напряжения я комментировал каждый эпизод и обращался к Черенкову, сидевшему рядом. — Если бы он держался ближе к Протасову, у них бы получалась короткая передача.

— Там нет места, — покачал головой Федя. — Французы так плотно играют в центре.

— Нужно растягивать их! — ответил я. — Литовченко должен держаться ближе к бровке. И Желудков тоже. Пусть делают коридор для Заварова.

Я не мог усидеть на месте. Каждую атаку французов и каждую нашу попытку контратаковать я переживал, как свою собственную. В мыслях я уже был на поле, представляя, как бы обыграл Баттистона — резкая смена направления, потом ускорение вдоль бровки, а когда он потянется за мной, внезапный рывок внутрь. Высокие защитники всегда медленно поворачиваются, я бы успел пробросить мяч между его ног и уйти на скорости.

Или против Боссиса — он любит делать подкаты, можно было бы использовать это, резко остановив мяч в момент скольжения, а потом рывок…

Каждую деталь игры я разбирал в голове, анализировал, искал слабые места. Это помогало мне сосредоточиться и не сорваться раньше времени.

На 26-й минуте Заваров и Протасов разыграли отличную комбинацию — Саша сделал проникающий пас, Олег оторвался от Баттистона, вышел один на один… и пробил прямо в Батса.

— Да что же это такое! — я вскочил со скамейки, схватившись за голову.

Советские болельщики в своем секторе тоже вскочили, а потом разочарованно осели на места. Контраст с французскими трибунами был разительным — там всё было в движении, постоянный шум, песни, барабаны.

— Терпение, — сказал Малофеев, бросив взгляд на скамейку запасных. — Скоро твой выход. Не трать нервы.

Французы продолжали атаковать. Платини, Жиресс и Тигана словно читали мысли друг друга — мяч летал между ними с невероятной скоростью и точностью. Каждый пас, каждый финт вызывал восторженные крики с трибун. Когда Платини спрошёл Алейникова моим финтом, козлина этакая, весь стадион взорвался аплодисментами. Такое люди любят. Особенно в исполнении своих.

На 36-й минуте Рошто проверил Бирюкова мощным ударом метров с двадцати пяти. Миша в отчаянном прыжке перевел мяч на угловой, трибуны загудели от разочарования.

— Внимательнее на угловом! — крикнул Малофеев, но его слова потонули в громовом реве десятков тысяч глоток.

Жиресс встал у флажка. Он поднял руку, словно дирижируя трибунами, и те начали ритмично скандировать. Когда шум достиг апогея, французский полузащитник выполнил подачу.

Мяч взвился высокой дугой, опускаясь прямо в гущу игроков в нашей штрафной. Бирюков попытался выйти на перехват, но столкнулся с кем-то из своих. Снаряд отскочил на Тигана, тот пробил с лёта — Миша каким-то чудом дотянулся кончиками пальцев, но мяч отскочил прямо на ногу Платини.

Второй удар французского капитана был неотразим — 2:0!

Невероятно, но шум стал еще громче. Фанаты на трибунах обнимались, прыгали, размахивали флагами. Платини, празднуя гол, снял футболку и размахивал ей, словно флагом. Весь стадион, кроме маленького красного островка, скандировал его имя. Настоящее безумие имени потомка итальянских иммигрантов.

Я сидел, впившись пальцами в куртку — костяшки побелели от напряжения. Но внутри меня уже не было ни злости, ни разочарования — только холодная, кристальная решимость. Это не зависть к Платини, не досада на партнеров — это понимание, что скоро моя очередь выйти на сцену.

Оставшиеся минуты первого тайма тянулись мучительно долго. Французы, уверенные в своем превосходстве, начали играть на публику — финты, пасы пяткой, эффектные передачи. Трибуны отвечали восторженным гулом на каждый такой трюк. Позёры, честное слово.

Наши, казалось, были полностью деморализованы. Заваров, обычно такой элегантный с мячом, раз за разом терял его, не выдерживая прессинга. Протасов был полностью выключен из игры парой Баттистон-Боссис. Даже неутомимый Литовченко едва передвигался, затерзаный Тиганой и Фернандезом.

— Не смотри на счет, — сказал мне Черенков. — Два гола — это ничто. С Данией разве не так было? И где та Дания?

Я кивнул, но продолжал сосредоточенно анализировать каждое движение французов. Они были хороши, чертовски хороши, но не идеальны. У Баттистона был явный недостаток скорости. Боссис слишком увлекался атаками и оставлял открытые зоны. Ле ру, несмотря на свою молодость и энергию, порой не успевал за нашими и терял позицию.

Не выглядят они непобедимыми, вот честное слово. И после перерыва я это докажу!