6. ДЕНЬ 2 АКТ 1 СЦЕНА 2

Летра Савоуд:

При дворе нынче странные крутят дела,

И уйти не могу — я присягу дала.

Я приказ получила, но как все исполнить — не знаю.

Что случилось — не в силах никто изменить,

Что случилось — уже от людей не укрыть;

Так кипящей водой на котле крышку приподнимает.

Император велит: слухи — остановить.

Волшебство я любое могу сотворить,

Я готова одна против тысячи встать —

Но нет средства, чтоб людям не дать языки развязать!..

Хор (Придворные):

Слово Императора — золотое слово.

Мы его не любим, да, но все под его кровом

Вместе обитаем мы и вместе процветаем.

Помоги Империи, твою мы славу знаем.

А если не получится, уже не наше горе;

О, Темная Владычица, погибель для героев!..

Летра:

Ох, всех бы вас да вышвырнуть в Великое бы Море!..

Так, как было — солдатам нельзя поступать:

Выиграв бой — проигравших нельзя убивать,

Даже если там был просто сброд ополченцев безродных.

Я хотела, как должно, проблему решить,

Покарать всех виновных и правду раскрыть;

Мне ж велели — подальше все спрятать от прессы свободной.

…Только им бесполезно о должном твердить,

Чушь любую друг другу готовы скормить,

Лишь бы вид благонравный иметь при дворе…

Мне б все бросить да скрыться в своей недоступной горе!..

Хор (Придворные):

Слово Императора — золотое слово.

Мы его не любим, да, но все под его кровом

Вместе обитаем мы и вместе процветаем.

Помоги Империи, твою мы славу знаем.

А если не получится, уже не наше горе;

О, Темная Владычица, погибель для героев!..

Летра:

Ох, всех бы вас да вышвырнуть в Великое бы Море!..

(На мостике)

Сенешаль при дворе — как всегда, медоуст;

Знаменосец — скучней, чем ободранный куст;

Интендант в казначействе — проныра и вор,

А привратник надежнее каменных гор.

Все, что вскроет Держава — объявит герольд,

Виночерпий услужливо кубки нальет,

А Хранитель Сиденья… вот правда, друзья,

Он работает тем, чем похвастать нельзя.

Валенда:

С каждым днем все сложней все в секрете держать…

Вам задание ясно? Тогда — выполнять.

Летра:

Повеление ясное выдали вы.

(в сторону)

Только сделать такое — и боги не властны, увы.

Валенда:

Впереди вас дорога нелегкая ждет,

Собирайтесь — и сразу, не медля, в поход,

Безопасность Империи — в ваших руках!..

Летра:

Ох, как часто мне так говорили в минувших веках…

Придворные:

Как там все обернется — и не угадать,

Но не нам ведь, а ей за провал отвечать.

Валенда:

С благодарностью служит Державе она.

Придворные:

Благодарная, служит Державе она.

Благодарная, служит Державе она!

Летра:

Этот двор и его обитатели — куча дерьма!

Хор (Придворные):

Слово Императора — золотое слово.

Мы его не любим, да, но все под его кровом

Вместе обитаем мы и вместе процветаем.

Верную Империи, тебя мы с детства знаем,

И лучшей жертвы не сыскать, как только все раскроют —

О, Темная Владычица, погибель для героев!..

Летра:

Ох, всех бы вас да вышвырнуть в Великое бы Море!..

* * *

Когда Демон ушел, я поднялся, затем передумал и сел обратно. Еще пару минут размышлял над тем, что мне сообщили. А сообщили немало. В итоге я решил пока все это отложить. Заметил, что книга по — прежнему у меня; я открыл ее, потом закрыл, побарабанил пальцами по обложке. Вернулся обратно на сцену, там никого не было; что — то рановато они сегодня вечером закончили, но мне — то откуда знать, как надо? Так что вся сцена оказалась в моем единоличном распоряжении. Я с минутку постоял там, что вновь вызвало в памяти не столь уж давние события[25], и быстро встряхнул головой, избавляясь от таковых. Вокруг никого, и света почти нет, как — то даже чуть страшновато, и я поспешил оттуда уйти, пока Лойош не начал потешаться надо мной. Сапоги мои громыхали по сцене очень гулко; наверное, во время представления они кладут тут какой — то ковер, а то всякий раз, когда кто — то пройдет от одного края к другому, все слова и песни заглушит.


Примерно на середине я остановился и медленно развернулся, пытаясь представить себе, каково это, когда в зале заняты все сидения, и все смотрят на меня, слушают меня. Да, пожалуй, вот это и правда может быть страшновато. И восхитительно. Я, впрочем, не ожидал, что подобное станет моим будущим, да оно и к лучшему.

Лойош хранил молчание, из чего я сделал вывод, что он также глубоко ушел в раздумья. Необычно для него. Ротса на моем левом плече неспешно и размеренно переминалась с ноги на ногу; по ощущениям — похоже на массаж, а массаж мне нравится. Я заметил, что поглаживаю пальцами рукоять Леди Телдры, и убрал руку.

Сошел со сцены, вновь отметив гулкое эхо, порожденное моими сапогами в просторном пустом зале. Вероятно, все — таки у актеров особая обувка.

Кстати, о гуле: в мастерских вовсю стучали молотки. Я решил, что они там слишком заняты и мешать им не стоит, и прошел дальше.

Миновал стайку актеров, что развалились в одной из комнат отдыха и пили воду. Странное дело, у актеров вроде как репутация запойных пьяниц, а я, пока тут сижу, даже бутылки вина ни у кого не видел. Я плеснул воды и себе.

— Полтора в один не так плохо, — сказала одна, явно тиасса. — У Песчаника старик Ментра заставлял нас работать три в один. Вот это было жестко.

— Как ты вообще до премьеры дотянул? — вопросил креота.

— Он нам дал отдохнуть денек после последней репетиции до вечера премьеры.

— Глупо как — то, — заметил другой креота. — Сделал бы два в один, и…

— Знаю, знаю. Но это Ментра. У него свои теории.

Тут один из актеров посмотрел на меня, а за ним и все остальные.

— Простите, — проговорил я, — я не помешал?

— Нет, — отозвалась тиасса, — мы просто болтаем о расписании генеральных репетиций.

— Что за расписание такое?

— Генеральная репетиция — все точно как на живой постановке, только без зрителей. Многие режиссеры любят уплотнять расписание. Нам предстоит пройти трехдневную постановку за два дня.

— А это не утомительно?

Рассмеялись сразу несколько.

— Восемь часов без перерыва два дня кряду? Ну да, можешь назвать это утомительным, — фыркнула тиасса.

— Тогда зачем они так делают?

— А зачем, — вопросил тсалмот, — режиссеры вообще что — то делают?

— Все нормально будет, — сказал другой тсалмот, оказался под перекрестным прицелом всеобщих взглядов. — Черт. Прошу прощения. В смысле, все мы умрем. — Поднялся, вышел из комнаты, развернулся, трижды стукнулся лбом о дверной косяк, затем постучал по той же двери кулаком, как выходец с Востока, и вновь вернулся. Снова опустился в кресло, и только тогда все расслабились; я же предпочел не задавать вопросов, ответы на которые мне совершенно не нужны.

Они продолжали болтать о том, о сем, а я просто болтался рядом и узнал, что такое «дублер», и что актеры очень уважают рабочих сцены, хотя сами их уважением отнюдь не пользуются, что дирижеры очень странный народ, что продюсеры не нравятся никому и никогда, и что о режиссерах не всегда говорят так уж уважительно.

Впрочем, разговор получился интересный, мне даже захотелось, чтобы тут была Сара, и я бы потом смог обменяться с ней впечатлениями.

Через некоторое время вошел еще один парень, похожий на орку, что меня удивило. Кивнул всем, они кивнули в ответ, но невозможно было не понять, что атмосфера в комнате стала заметно холоднее. Разговор быстро завершился и актеры рассосались прочь, оставив меня наедине с оркой.

— Я Влад, — сказал я.

Он кивнул.

— Монторри.

— Они тебя не любят?

Он замешкался с ответом, вероятно, думая, стоит ли возразить, а может, обидеться, но в итоге просто признался:

— Они думают, что я получил главную роль из — за того, что мой дядя хозяин труппы.

— А, — я хотел спросить, правда ли это, но подумал о своем кинжале и решил этого не делать. Но он так и так ответил.

— Я справлюсь.

— Думаю, только это и важно. Не ожидал увидеть орку на сцене.

Он пожал плечами.

— Не только ты.

Прямо даже захотелось, чтобы он мне понравился, просто потому, что он, кажется, единственный орка, который не был со мной груб.

— Ты мне вот что скажи, — проговорил я, — это театр так меняет суть некоторых людей, или просто именно такие люди сюда и приходят?

— Не знаю. Наверное, и то, и то.

— Быть может.

— Ходит слушок, ты тут прячешься.

— Ага.

— От чего?

Что ж, раз уж я начал задавать неприятные вопросы, не стоит жаловаться, что и он ответил тем же.

— От людей, которым я не нравлюсь.

Он улыбнулся.

— Сотня золотых, и я не стану распространять слух, что ты здесь.

Я фыркнул и добыл стилет из сапога.

— Я тут только что узнал, что значит «дублер». У тебя такой есть?

— Я пошутил.

— Ага, — согласился я, — я тоже. — И убрал стилет на место.

После этого ему вроде бы стало несколько неуютно, так что он вскоре вышел вон, оставив меня в привычном обществе моих дружков.

«Думаешь, он шутил, Лойош?»

«Думаю, шутил, если только ты бы не решил дать ему сотню.»

«Ну да, я вот так и подумал.»

Похоже, время было уже позднее. Жизнь театра, как я обнаружил, имела собственный ритм и пульс. Не как у небольшого города, что я ощущал в недрах Императорского Дворца, и не как у города как такового. Но тут был хаос, и порядок внутри хаоса, и хаос внутри порядка; курсирующие туда — сюда посыльные, различные не связанные вроде бы группы, работающие раздельно и встречающиеся с целью обмена плодов своих трудов, времена громкие и времена тихие, и сооружения, движения и речи, за которыми стояли почти ощутимые образы и схемы. И еще тут было вполне уютно; ну, если бы я не был мною и не находился в нынешнем своем положении, а так я вполне мог представить себе, что чувствую себя тут как дома, а мои напарники, будь то актеры, музыканты или технический персонал, становятся моей семьей.

Да, я мог представить себе такое, в иной жизни.

Я вернулся к себе в «норку» и заснул.

* * *

Кресло свое Демон любил, как другие любят своих детей или домашних животных. От одного взгляда на него на сердце теплело. Большое, мощное, с многослойной плотной обивкой, с подлокотниками, что заключали его в объятия как возлюбленная. И хотя быстро выбраться из этих объятий было непросто, он полагал, что вряд ли возникнет ситуация, когда такое ему может потребоваться, по крайней мере — не здесь, у себя дома, в личном кабинете, в окружении любимых книг. Изрядной частью то были сборники поэтов Шестого Цикла, а еще — свежие труды по философии переходного периода, каковой он начал интересоваться с некоторых пор. И что бы ни творилось вокруг, когда Демон сидел в своем кресле за прекрасным письменным столом из тика и мрамора, он чувствовал, что с миром все в порядке, по крайней мере — прямо сейчас.

В данном случае он позволил себе еще на миг отдаться этому ощущению, ибо предвидел, что вскоре все станет очень и очень неуютным, а такого рода предвидениям он предпочитал доверять. Затем глубоко вдохнул носом и медленно выпустил воздух через рот, как его учили много лет назад.

Взял со стола чистый лист бумаги, окунул перо в чернильницу и написал два имени. Взял со стола колокольчик из серебра и обсидиана и вызвал Кессу, который словно ожидал тут же за дверью — как, скорее всего, и было.

Тот вошел и кивнул.

— Добудь мне Жиндена, — велел он. — Он мне нужен прямо сейчас, есть особое задание. Затем подними информацию о театре на Северном холме, называется «Плачущий Паяц», выясни, сколько стоит выкупить здание и как скоро мы можем провести эту операцию. Если там все просто и цена разумная, я готов уже завтра утром закрыть сделку. — Передал ему лист бумаги. — А потом найди, на кого работают эти двое. Мне нужно поговорить с их боссами.

Кесса взял бумагу и скользнул взглядом.

— Искреца я знаю, — сообщил он. — Работает на нас, ходит под Долговязым.

— Хорошо. Тогда пусть Долговязый заглянет ко мне.

— Сегодня вечером?

— Завтра к полудню вполне подойдет, не будем портить бедняге вечер.

Если мы в итоге купим театр, позаботься, чтобы успели и то, и то.

— А покупка театра решит проблему Талтоша?

— В основном, полагаю, да. Если вдруг вылезет недостаток финансов, я могу убедить Крестина и Искреца немного добавить.

Кесса кивнул и уточнил:

— Вы хотите приобрести театр на свое имя? Потому что если нет, даже нет нужды…

— Нет, я хочу записать его на себя.

— Хорошо. Что — нибудь еще?

— Как там идут дела со сделкой?

— С какой сделкой?

— Кесса, у меня нет настроения на глупости.

— Прошу прощения, милорд. Дела выглядят прилично, весть разошлась — и да, из рук в руки скоро перейдет уйма денег. Я знаю, что в некоторых бухгалтерских конторках нанимают дополнительный персонал, а у спекулянтов уже слюнки текут.

— Кстати, о слюнках, что там у нас с поставщиками провизии?

— Все устроено, подготовку, вероятно, уже начали.

— Вот и ладно. Я ни о чем не забыл?

Кесса покачал головой.

— Не думаю. Завтра утром еще раз все просмотрю, вдруг что всплывет, но пока вроде все покрыли.

— Хорошо, хорошо.

— Что — нибудь еще?

— Нет, это все. Да, как там Чара?

— Ей гораздо лучше, спасибо. Я передам, что вы спрашивали о ее самочувствии.

Кесса удалился без дальнейших церемоний, а тот, кого называли Демоном, поудобнее устроился в кресле и задумался о метафизических вопросах.

* * *

Несколько часов спустя я пожалел, что Крейгар больше на меня не работает, а то б я тут же удвоил его зарплату, потому как — да, кто — то принес мне кляву. Настоящую, всамделишную кляву. Полную кружку, Вирра побери. Чтобы выпить ее, я нашел укромный тайничок, примерно как орка, которому нужно подсчитать монеты. Хвалебных мыслей в адрес Крейгара у меня при этом было столько, что вы себе такого от меня и представить не можете.

Допив кляву, я вновь появился наверху, чувствуя, что с миром все в полном порядке. И даже предполагаемый хореограф, который пел, какие, мол, все эти актеры неуклюжие, не портил мне настроения, хотя и дал повод задать пару вопросов ожидающим своей очереди членам труппы, собственно, так я и узнал, кто такой хореограф. Ха, теперь, если я вдруг окажусь в ситуации, где от жуткой смерти меня сможет спасти лишь знание, кто такой хореограф, я вообще буду с благодарностью вспоминать нынешний момент.

Женщина, которое все это мне пояснила, худенькая и с очень коротко обрезанными волосами — вопреки ее цветам и оттенку кожи, я даже не сразу понял, что она атира. Потом я удивился, что вообще атира делает в составе театральной труппы. В смысле, она ведь должна быть волшебницей, так? А сколько я понимаю, волшебство в театре не работает. Если Сара ошибалась, мне нужно подумать, могу ли я тут спокойно спать. Или вообще тут оставаться.

Во время репетиций общаться вполголоса, похоже, было приемлемо, во всяком случае, во время предыдущего разговора на нас никто не косился. Так что я спросил:

— Если не против моего любопытства — кем ты тут работаешь?

— Осветителем, меняю цвета, — сказала она с таким видом, словно я должен быть впечатлен.

— Э. Так, позволь предположить — ты отвечаешь за лучи освещения и смену их цвета?

Взгляд ее был еще тот.

— Правильное предположение.

— Это требует волшебства?

— Не знаю, как еще можно изменять цвет световых лучей.

— Я думал, в театре волшебство невозможно.

— Так и есть, — сказала она, — исключение — для тех, кто накладывает защиту от него.

— О, — проговорил я, — то есть именно осветитель, меняющий цвета, накладывает заклинания, препятствующие волшебству?

— А кто ж еще? — вопросила она, мол, только идиот такого не знает.

— Э, да.

«Босс, правду сказать, мне уже даже неуютно становится, тут все ведут себя с тобой так вежливо.»

«А как же Искрец?»

«Ну, почти все.»

Я бы представился ей, но ответь она этаким презрительным фырканьем, мне бы пришлось ее убить или учинить нечто схожее, что вряд ли помогло бы успеху моих планов, так что я просто кивнул и двинулся дальше.

Да, с годами я стал куда менее резким, но я — все еще я, понятно?

Я вышел в вестибюль, поскольку Демон сказал, что пошлет ко мне своего человека, а действует он обычно быстро. В этом вопросе я не ошибся; ожидать его появления мне не пришлось и получаса, по Державе.

Пожилой, точно за две тысячи лет, повислые плечи, пальцы на левой руке чуть шевелились, словно поглаживая нечто невидимое и закрепленное на ноге. Опасным он не выглядел, однако полагаться на это впечатление я не собирался: масса парней специально работают над тем, чтобы выглядеть крутыми, но другие не менее тщательно стараются выглядеть безобидными, так что тут не угадаешь.

— Вы Талтош, — произнес он это правильно. — Я Жинден. — Странный какой — то акцент, этак намеренно забавный, возможно, он специально практиковался именно в таком ключе, примерно как я оттачивал свое остроумие.

Я кивнул типу с забавным акцентом и сказал:

— Пройдемте в мой кабинет.

Он последовал за мной, а я сообщил через плечо:

— Я вообще — то пошутил. Здесь у меня кабинета нет.

Объяснение было воспринято, сколько я видел, примерно так же, как и шутка, то есть никак, и я решил на этом и закончить. Хотя должен сказать, мне несколько обидно, когда мое отточенное годами остроумие не приносит желаемого результата.

С чем мне в этом месте повезло, так это с кучей небольших комнатушек на нижних этажах. И стены там довольно — таки толстые. Вот так вот навскидку, возможно, их специально такими устроили, чтобы актеры могли попрактиковаться в пении, не мешая друг другу и посторонним. Могу ошибиться, конечно. Но для моих целей — то, что надо.

— Демон все объяснил? — уточнил Жинден.

— Да. Нам надо настроиться друг на друга, чтобы я как можно быстрее сумел отправить ему сообщение в случае, ну, в общем, если понадобится.

— Да, — подтвердил он.

Странное дело, руки мои дернулись, а желудок чуть свело, когда я потянулся, чтобы снять амулет, которого уже не носил. Забавно, как привычки управляют нами, да?

Отстегнув ножны с Леди Телдрой, я положил ее на стол перед собой, ладонью касаясь рукояти. Он посмотрел на клинок, потом на меня.

— Вы знаете, что это такое? — спросил я.

— Да, — ответил он. — Мне сообщили. Не беспокойтесь. У меня нет иных распоряжений, кроме настройки для общения.

— Хорошо, — согласился я, — тогда этим и займемся. Полагаю, вы знаете, как, потому что я — не очень.

Он кивнул.

Скажу вам, было странно. Обычно, со временем, знакомясь с человеком, вы в конце концов представляете его себе достаточно хорошо, чтобы появилась возможность псионически общаться с ним. А вот намеренно настраиваться для этого — как — то забавно. Я об этом не подумал, когда Демон высказал сию мысль, а сейчас стало несколько неудобно.

К счастью, ощущение это никогда мне не препятствовало что — либо сделать.

* * *

«Когда начала раскручиваться вся эта история, журналист — креота по имени Нестрон из Плоткарсы, он же «Плотке», как подписывался в статьях, которые поставлял в газету «Придворные сплетни», был тем, кто сообразил и посмел взять интервью у Сетры Лавоуд. Изрядная часть интереснейших аспектов данного действа — а именно, как он с ней связался, и объяснил, чего хочет, и откуда вообще у него родилась сама мысль, — увы, Плотке попросту даже и не подумал записать. С другой стороны, то, что он зафиксировал в письменном виде, было куда важнее.

Интервью имело место в «неупомянутом месте вблизи Изнанки, но не в ней самой» и, опять же согласно Плотке, продолжалось более десяти часов.

Он в высшей степени уважительно отзывался о Сетре за то, что та дала четкие и прямые ответы на все вопросы журналиста, включая и описание собственных усилий выполнить пожелание Его Величества помешать раскрытию истории. Некоторые из этих усилий, по ее же собственным словам, легко могли послужить причиной для судебного преследования, однако не так уж невозможно, что она имела должную уверенность в своих значительных силах, как и в своем статусе, и потому сделала вывод, что никаких действий против нее предпринимать не станут, в чем оказалась совершенно права.

Опубликованное интервью отозвалось волнами потрясений во всем городе, и в первую очередь — при дворе. Сетру ни в чем не обвинили открыто, но немедля изгнали, как выразился Его Величество, «в свои владения», и столь же немедля арестовали самого Плотке, а «Придворные сплетни» закрыли. Когда историю эту подхватили другие издания, у них под дверью немедля возникли гвардейцы Лиорна. Из почти сотни известных нам тогдашних газет и журналов шестьдесят перепечатали статью Плотке более — менее без изменений, и пятьдесят девять были тут же закрыты до тех пор, пока владельцы не пообещают более данный сюжет не развивать, или как минимум согласовывать все описания с интересами Империи. Сорок одно согласие было получено, двадцать восемь прекратили издаваться. Последняя же газета, «Фексовы Кексы», была попросту уничтожена вместе с редакцией и типографией вследствие наводнения и внезапного прорыва плотины. Все свидетельства, как современников, так и при последующих расследованиях, сходятся, что наводнение было чистым совпадением и просто сэкономило Империи малую толику хлопот, хотя потом стали утверждать, что тут — де поработали волшебники — заклинатели, и рассматривали данное событие как еще одно свидетельство беспощадности императора. Суть, однако, в том, что Империя вполне эффективно закрыла все источники, распространяющие информацию.

И это в рассматриваемом деле было последним, что Империя вообще проделала эффективно…»

* * *

— Сядьте, — проговорил Жинден. — Расслабьтесь. Глаза держите открытыми и продолжайте смотреть на меня. Ничего специально высматривать не нужно, просто смотрите.

Я так и сделал. Красавцем назвать его было сложно: нос слишком маленький и острый, глаза слишком близко посажены, подбородок явно маловат.

— А теперь, — сказал он, — сосредоточьтесь у меня на лбу и изобразите, будто смотрите сквозь него.

— Э…

— Постарайтесь как только можете. И одновременно вообразите металлическую пластину, что прикрывает ваш собственный лоб, а затем приподнимите ее.

Мне как колдуну такие вот игры разума не в новинку; полагаю, озадачило меня частично то, что от драгаэрянина я такого не ожидал — волшебство, в моем представлении, должно быть более… механистично, что ли.

Но я сделал все, как он сказал, так хорошо, как мог. И где — то через минуту уточнил:

— Уже должно что — то случиться?

— Нет, пока нет. Это подготовка.

— Хорошо.

«Босс, ты уверен во всем этом?»

«В чем? Пустить к себе в голову незнакомого типа? Конечно. Он ведь работает на того, кому я совершенно не доверяю, так о чем тут вообще волноваться?»

«Босс?»

«Я рассчитываю, что ты будешь бдить, приятель. Хотя бы намек, что он творит больше, чем мы оговаривали, и Леди Телдра преподаст ему урок хороших манер.»

«Лады.» — Слишком убежденным Лойош не казался.

— Вы родились в Империи? — поинтересовался Жинден.

Я начал было сочинять уклончивый ответ, а потом понял, что это, вероятно, часть процесса, а потому сказал:

— Да. Сюда пришел мой прадед, когда дед был еще ребенком. А вы родились в Доме Джарега или присоединились потом?

— Родился, — ответил он. — Унаследовал баронство от матери.

— Старший ребенок?

— Единственный.

— А баронство настоящее?

— Нет, сугубо бумажное. А ваше владение настоящее?

— Ага, годовой доход где — то в несколько империалов. Никогда там не был, да и неохота.

— Но у вас также есть имперское графство, не так ли?

— Ага, там я гостил несколько лет назад. Милое и пасторальное.

— Доход с него приличный?

— Не особенно. Тому, кого я там поставил главным, лень возиться со сбором налогов.

— Но с целого графства должно бы выйти неплохо.

— Там большая часть территории занята горами. Когда — нибудь подумывали обзавестись настоящим земельным владением?

— Думал, может, однажды и устрою такое. Продолжайте смотреть на меня и продолжайте открываться.

— Кстати, мне нравятся ваши сапоги.

Жинден на миг опустил взгляд. Они были довольно схожи с той обувью, что я носил, когда путешествовал — мягкие, но крепкие, голенище стянуто кожаными ремешками. Общий стиль его явно не беспокоил, а еще он в ближайщее время не планировал садиться в седло. Я тоже не планировал передвигаться верхом, вообще.

Мы пообщались на тему лошадей и почему они нам не нравятся.

Отсюда, естественно, перешли на иные способы перемещения, и я поведал ему, что выходцев с Востока тошнит от телепортации, только вот лично у меня есть сработанный дедом амулет, который это предотвращает[26]. Далее речь зашла о волшебстве вообще и как долго он ему учился, а потом я почувствовал нечто вроде осторожного прикосновения пальцами к своему сознанию и отстранился.


— Откройтесь снова, — сказал он, — и в то же время потянитесь ко мне.

— Ага, — кивнул я, — просто растерялся.

Он кивнул, и я сделал так, как он сказал, и…

«Вот и все, господин Талтош.»

И правда, все. Я чувствовал, что Лойош пребывает в полной готовности, высматривая любые признаки того, что он пытается что — то провернуть, коль скоро в моей голове возникло нечто вроде бреши для него. Но Жинден играл честно.

«Тогда все, — мысленно же произнес я. — Хорошо. Я свяжусь, если будет что сообщить Демону.»

«Аналогично," — кивнул он и встал.

Я вернул Леди Телдру обратно на пояс и проводил нового друга, ну или, скажем так, близкого знакомого, обратно к выходу, потому как отыскать в этих лабиринтах правильный маршрут не так уж просто. Когда он удалился, я сверился с Державой; весь процесс у нас занял около часа. И теперь я знал, как такое сделать. Мне всегда нравилось узнавать новое. И это уже второе мое новое приобретение за последние два дня, причем, полагаю, знать, как настроиться для псионического общения с незнакомцем, с куда большей вероятностью сохранит мою жизнь, нежели иметь представление о том, чем занят хореограф.

Да, как — то я куда больше стал задумываться о сохранении собственной жизни, чем несколько лет назад. Забавно, с чего бы.

Интересно, когда Жинден вновь появится на связи, и с каким новым вопросом. Нет, конечно, всегда есть вероятность, что новость окажется приятной, но — часто ли подобное случается?

Я прошел в зрительный зал и немного поболтал с Котой, который друг Сары. Он попытался выяснить, от чего я тут прячусь, но делал это вежливо и не настаивал. Потом мы обсудили музыку, о которой я знал больше, чем он ожидал. Естественно, всплыло имя Сары, и я спросил, как они познакомились, и мы поговорили уже о ней. Я спросил, как обычно музыканты взаимодействуют с актерами, и вот тут ему пришлось подумать над ответом.

— Это ведь труппа, понимаешь?

— Э, не очень. В смысле не полностью.

— Они держатся вместе. Актеры, в смысле. Актерский состав и рабочие сцены всегда те же самые, неважно, что они играют, а уже для конкретной постановки нанимают музыкантов и кого им там нужно еще.

— Но разве в труппу входят не все?

— Вовсе нет, иногда продюсер снимает здание, нанимает режиссера, нанимает актерский состав и работников, делает постановку, а потом — все, разбежались.

— А.

— Я к тому, что в такой вот труппе, когда они всегда вместе и, в общем, очень тесно связаны, и я как музыкант не то чтобы чувствую себя частью коллектива.

— Странно. Мне — то показалось…

— Что?

— Меня вот честно удивило, как тут все ко мне дружелюбно относится.

Я‑то выходец с Востока и правда к такому не привык.

— А, это. — Он пожал плечами. — Просто в театре такой народ. Они сами считают себя изгоями общества, понимаешь? Неважно, кто в каком Доме родился, от тех, кто принадлежал к благородным Домам, скорее всего уже отреклись. Так что здесь всегда дружески примут еще одного изгоя, понял, о чем я?

— Что, даже осветительница, которая меняет цвета?

— О нет. Этих всегда нанимают для конкретной постановки. Они не часть труппы, не больше, чем музыканты.

— Ха. Интересно.

Потом кто — то его позвал. Мы оба посмотрели в ту сторону, тиасса указала на него, потом подняла руку, растопырив пять пальцев. Я перевел взгляд на Коту, который как раз ей кивнул.

— Похоже, начинаем снова.

— А это кто?

— Резза, она у нас дирижер.

— И как с ней работается?

Он вновь пожал плечами.

— Лучше, чем кое с кем еще. Но ненавидит, когда ее заставляют ждать.

Пообщаемся позже.

— Ага.

И я задумался об истории, о той книге, что дала мне Сара. Не отрицаю, интересно. Мой интерес к истории Империи всегда был легкий и не совсем искренний, просто потому, что я знаком с Сетрой Лавоуд, которая сама бывала частью этой долгой — долгой истории. Я мог, конечно, представить, как я просто сижу и читаю исторические труды. Было бы неплохо. Но это «неплохо» — для джарега, а я, кем бы нынче ни являлся, джарегом быть точно перестал.

Ах да, наверное, стоит пояснить: боссы всегда мечтают заработать такую кучу денег, чтобы уйти на покой и жить в роскоши и без забот; почему — то ни у кого не получается.

И этим, я внезапно понял, Демон и отличается от остальных: он совершенно не намерен уходить на покой. Он делал то, что хотел, и ему нравилось, и он это знал. Поэтому, наверное, он мне и нравился больше, чем следовало бы. Интересно, сумею ли я когда — нибудь стать примерно таким же.

Учитывая все обстоятельства, не слишком вероятно.

Пока же я по — прежнему ожидал плохих новостей.

Чтобы добраться до меня, им понадобилось всего часа два.

Загрузка...