Лейтенант (Часть 2) Назад в СССР. Книга 9

Глава 17. Разговор с безумцем

Повисла глухая тишина.

Я все соображал, как же он тут жил десять лет, взаперти? Один! Ну, допустим, были запасы провизии, какие-то консервы, крупы… Но растянуть запасы на такой длительный срок? Маловероятно. А витамины? Минералы? Свежие овощи и фрукты? Естественный свет. Хм, не знаю… Проблем на самом деле много, даже если их сразу не видно…

А питьевая вода? Ясно, что здесь горные ручьи есть, профессор вполне мог на техническом уровне найти способ фильтровать воду. Здесь ничего феноменального нет, человек науки же.

Воздух — допустим, законсервированный объект он мог частично разблокировать изнутри и обеспечить работу некоторых систем, в том числе и подачи воздуха. Чисто для своих потребностей. Электричество? Вероятно какие-то мощные дизеля, но сколько же нужно топлива для того, чтобы все это поддерживать? Шума их работы я не слышал, а это странно. Реактора, даже самого маленького тут нет и быть не может, слишком уж круто.

Значит, все-таки дизеля. Впрочем, если снизить энергопотребление на самый минимум, то топливо не проблема. Ну или имеются какие-то хитрые объемные батареи…

— Подойди ближе… — после продолжительной паузы произнес Спирин. Из-за изменённого электронного голоса сложно было определить его точный возраст. Ну, около шестидесяти, наверное. Может, меньше.

Я подчинился и сделал ещё несколько шагов в направлении к стеклу — за ним по-прежнему ничего не было видно. Спирин был там, наблюдал за мной, но предпочитал оставаться невидимым. Он меня видел, я его нет. Так себе беседа…

Пока я двигался, обратил внимание, что на стене слева, чем-то красным, возможно кровью, крупными буквами было намазано: «Не верь ему!»

Отметил, взял на заметку. Что это значит? Кто это написал? Снегирев? Кто-то ещё? Это предупреждение?

Остановившись в трёх метрах от двери в отдельную часть пункта управления, я громко спросил:

— Итак, профессор Спирин! Ты хотел, чтобы я пришел… Я здесь! Умирать от токсина мне что-то совершенно не хочется, драгоценное время терять я тоже не намерен, поэтому делаю вывод, что я тебе для чего-то нужен. Предлагаю бартер.

Раздалось потрескивание.

— О! Бартер? Что это значит?

Ну да, слово-то в восемьдесят седьмом году может и известное, но широкое употребление получило только в девяностые, да и то не везде.

— Я помогаю тебе, а ты мне. Обмен, чтобы оба получили то, что хотят.

— А, хм… Ты разве не хочешь выслушать мою историю?

Этот вопрос сбил меня с толку. Но это было только начало, поскольку затем я услышал, как он переадресовал этот же вопрос кому-то ещё. И прозвучало это достаточно странно. Он что, там не один?

До меня донёсся тихий хриплый смех.

— Хочу, — ответил я. Сразу стало ясно, что нужно действовать гибко, чтобы не злить профессора, пока я во всём не разберусь. — Но почему тебя забыли?

— Не забыли! — он резко повысил голос, отчего эти слова прозвучали словно истерика. — А бросили! Это разные вещи, понятно, да?

После этих слов он снова как-то странно захихикал, что ещё больше укрепило мое предположение о том, что у него проблемы с головой. Уж с психикой точно.

Разве может бесследно провести десять лет взаперти, да ещё и в полном одиночестве? Что там у него с головой творилось — это прям полет фантазий, полный атас. Любой разум, даже ученого человека, даст трещину. И во что это выльется, сложно представить! Да что там, спятить проще простого. Но это сильно зависит сразу от нескольких обстоятельств, и в особенно от того, насколько сильно на него повлияла эта самая изоляция. Может он там за стеклом не один, а с воображаемым другом. Или настоящим, откуда мне знать?

— Расскажи! — с напором попросил я. Именно попросил, а не потребовал.

— Кхе-кхе… Зачем мне тратить на тебя время? — вдруг спросил тот. — А впрочем, почему бы и нет?

Затем уже тише до меня донеслось:

— А ты как считаешь?

Ответа я не услышал. Вероятно моя догадка верна и он говорит сам с собой.

— Да? Хорошо! — голос стал громче. — Кхе-кхе… Ты спросил, почему меня бросили? А ты вообще знаешь, что это за место?

— Военная лаборатория по производству химического оружия. Она давно законсервирована. Разве нет?

— Да. Так задумывалось. Но в 1975 году люди ответственные за управление этого объекта вдруг изменили направление научной деятельности и… Мы отошли от производства боевых отравляющих веществ. Вроде как шагнули дальше. Начали эксперименты с психотропными и даже запрещенными биологическими составляющими. Сначала я сильно сомневался, потом понял, что так нельзя. Решил все остановить. Но, опоздал. Сюда тайно прибыли специалисты из Америки, начали провоцировать конфликты. И все пошло наперекосяк.

— Что именно? — насторожился я.

— М-м, разведчик, а что вообще тебе сказали? — вздохнул тот, затем чуть покашлял и продолжил. — Ну, перед отправкой сюда… Что бункер эвакуировали, все вывезли, а объект законсервировали, так?

— Вроде того.

Спирин весело рассмеялся, отчего динамики снова затрещали.

— Нет. Это ложь. Тот, другой, говорил то же самое.

Оп-па, а о ком это он? О своем воображаемом друге? Или же о Снегиреве?

— Это который лежит между первым и вторым уровнем? — осторожно уточнил я.

— Не знаю, — нервно ответил тот. — Я отсюда редко выхожу, когда безопасно. Но до тебя здесь был другой… Тоже из Союза! Молодой, глупый. Пытался обвинять меня.

— Понятно. А скажи, почему ты там сидишь? Почему не ушел? Ты же можешь управлять дверями. Что у тебя там, за стеклом?

— Потому что не могу!

Жёсткий и нервный ответ.

Сложно сказать, что я сейчас чувствовал. Нужно было задавать вопросы правильно, обдуманно, чтобы не разозлить его. Чувствовалось, что психика Спирина надломлена и чтобы не усугубить ситуацию, я продумывал варианты возможных действий. Пока что это давалось с трудом.

— Ты болен?

— О, а ты догадлив! — профессор внезапно повеселел, что тоже показалось мне странным. — Всего лишь хроническая пневмония, вероятно, рак кожи, артрит крайней стадии. Ещё боязнь света, частичная слепота, отсутствие зубов, истощение, дефицит витамина С и постоянная мигрень. Могло быть и хуже. В любом случае, мне не долго осталось, но и помирать я пока не собираюсь!

— Я могу вывести тебя отсюда, чтобы тебе оказали медицинскую помощь! — осторожно предложил я.

И тут Спирин захохотал, как ненормальный. Хотя, почему как?

— Помощь? А ты забавный… Помощь мне нужна была лет восемь назад, а сейчас это уже не имеет смысла.

Ага, ясно… Реакция вполне нормальная, если верить в то, что его и впрямь тут бросили. А если так, то за что?

— Ладно, ладно. Успокойся! Это я чушь сказал. Так почему тебя бросили?

— Кхе-кхе…

Повисла тишина. Я слышал какой-то шепот, но ничего не разобрал. Опять говорит сам с собой?

— Мой заместитель превысил свои полномочия… — быстро произнес учёный. — Значительно превысил. Начал применять экспериментальные вещества на пленных, без их согласия.

— Каких пленных? — удивился я. — Войны тогда не было!

— Какой войны? — по голосу я понял, что теперь удивился он. Тьфу, ты…

— В Афганистане уже восьмой год идёт война. СССР и оппозиция Афганистана, что против правительства, ведут боевые действия. Бункер расположен на территории республики. Кто убил тех душман, чьи тела лежат в бункере? Они совсем свежие. Ты?

— Нет, это не я. Они сами.

— Так… — я глубоко задумался. — Ну и над какими же пленными начали проводить эксперименты?

— Я не знаю… Они просто были.

Голова кругом идёт, как с ним разговаривать, если каждое слово можно ставить под сомнение?

— А кто был твоим заместителем? — продолжил я, выстраивая картину того, что тогда происходило. — Герман Петрович?

— Это паршивый человек! Хитрый, скользкий! — вдруг очень резко выразился Спирин. — Лживый! Ему нельзя было доверять. А я…

И снова я удивился… Ведь я говорил с ним, и там даже намека не было, что он безумец. Обычный учёный, которого вынужденно привлекли к этому делу. Правда, я так и не понял, откуда шел звонок? Уж не из психушки?

— Ты можешь внятно объяснить, что здесь произошло? — снова попросил я.

— Он превысил полномочия. Подставил меня. Скомпрометировал указание свыше, выдав его за прямой приказ Министерства обороны. Наплевав на ряд инструкций, приступил к проведению ряда экспериментов, на которые не было разрешения. Поддался влиянию американских учёных. А когда я решил все прекратить, он обманул и заблокировал меня в одной из лабораторий!

С одной стороны — это важная информация, с другой я отнёсся к ней скептически. Ведь что на плане объекта, что при личном осмотре второго уровня, я видел только одну лабораторию. Спирин то ли что-то путал, то ли врал, то ли выдавал желаемое за действительное. И попробуй тут определи, где кроется истина. Старик явно не в себе, но он порционно выдает нужную информацию, тем самым давая понять, что тут произошло. Потихоньку картина принимала очертания.

— А дальше?

— Меня держали взаперти. Три месяца, или больше? — снова вопрос в никуда. — А потом, в начале 1976 года случилась авария. Произошла угроза химического и биологического заражения. Американцы сбежали. Бункер посредством лжи и ухищрений, был срочно эвакуирован, а по протоколу все списали на что-то другое. Что тебе сказали, разведчик?

— Что программа по созданию новых образцов БОВ была закрыта в связи с ненадобностью. Бункер законсервировали.

Снова смех. Снова шепот.

— Консервируют тогда, когда внутри объекта никого нет.

— Сотрудников не вывезли?

— Вывезли не всех, а только тех, кто слепо подчинялся Герману и тоже нарушил приказ. Остальных просто бросили здесь, чтобы молчали. Нас оказалось пятеро.

Сложно сказать, но верить в это я пока отказывался… Где же доказательства?

— Ты сказал, здесь были американцы! — продолжил я, прощупывая варианты. — Что произошло с ними? Эвакуировались вместе с остальной частью персонала?

И тут неожиданно профессор едко рассмеялся. Причем, смеялся он достаточно долго.

— Я сказал что-то смешное? — спросил я.

— Ты и сам не понял, что сказал. Молодой, наивный. Откуда же мне знать, что с ними случилось? Я ведь сидел здесь! Гнил! Правда, про одного из них я тебе всё-таки смогу рассказать. И даже показать.

Эти слова прозвучали как-то неожиданно, с долей сомнения. И не успел я принять их к сведению, как Спирин вдруг продолжил:

— Назови мне свое имя, разведчик!

— Зачем оно тебе?

— Имя! — вдруг заорал тот, отчего динамики затрещали, не справляясь с пиковой нагрузкой. От неожиданности я аж вздрогнул. Ну точно — психика у профессора явно под вопросом.

— Максим.

— А! Тезка… — он мгновенно успокоился. — Это хорошо. Знаешь… А ты мог бы мне помочь.

Разговор с ним постоянно срывался, перескакивал с пятого на десятое и обратно. Сложно было выделять важное, контролировать и не терять суть разговора.

— Какую же помощь я могу тебе оказать? — сдержанно поинтересовался я.

— Справа от тебя есть дверь. Видишь?

Повернув голову я действительно заметил мало приметную дверь, которую ранее не заметил из-за плохого освещения.

— Вижу. Мне зайти?

— Конечно.

— Если я это сделаю, нейтрализуешь токсин в крови? — напрямую спросил я.

— Ишь ты какой скорый… Не так быстро, парень! Иди… Посмотри!

Что меня там ожидало, я старался не думать — вряд ли этот безумец захочет убить меня прямо сейчас. Пока я тут — он и рад поболтать. Давненько у него не было собеседника. По крайней мере, реального точно.

Дверь оказалась не запертой — обычная деревянная дверь, обитая металлом. За ней комнатушка, три на три метра, голые стены, отсутствие электроники и мебели. А посередине стоял стул, на нем связанный человек, с мешком на голове. Он не двигался и даже как будто бы не подавал признаков жизни. Это, случайно, не Корнеев?

— Эй, здесь человек! — громко произнес я, вновь посмотрев в сторону стекла.

— Знаю… — отозвался Спирин. В этом помещении динамиков не было, да и микрофонов, судя по всему, тоже. — Это американец! Один из тех, кто был тут десять лет назад! Они снова пришли, пытались попасть внутрь главного хранилища. А знаешь почему? Потому что у них там есть секретный архив, который они намерены забрать. Там секретные документы и прямые доказательства того, чем тут занимались и что произошло. Я все знаю. Мы знаем.

Последняя фраза меня смутила. Очередное доказательство, что я говорю с больным человеком.

— Ты там не один, что ли? — настороженно спросил я, обернувшись. Но тот меня словно и не слышал. Он снова покашлял немного и продолжил:

— Они тут давно. Я не могу видеть, но я их постоянно слышу. Они начали выносить из бункера старые запасы наших разработок. Они долго пытались попасть на второй уровень и сюда, но я не разрешал. А спустя долгое время я снял блокировку второго уровня и пропустил их внутрь. Они частично расконсервировали бункер, но сюда попасть не могли, они не знали, что делать дальше.

— Как давно это было?

— А! Кажется, это было вчера… Или нет? Ты не помнишь?

Кому он задал этот вопрос, я снова не понял. Вероятно, у него и впрямь периодически возникают галлюцинации, а может и натуральная шизофрения. Потом отпускает, затем снова наступает расстройство личности. Мало ли, как на него десять лет одиночества с самим собой подействовали! Человеческий разум — потёмки…

Я медленно подошёл ближе, рывком снял мешок с головы сидящего. Отошёл, всмотрелся.

Тот, кто сидел на стуле, не был мне знаком. Лицо бледное, опухшее. Грязный, в следах крови. Коротко стриженая, почти лысая голова. На вид лет сорок пять. Форма одежды — светлые потрёпанные душманские тряпки, тоже все в пятнах крови.

Сложно сказать, американец передо мной или нет. Это может быть кто угодно.

Протянул руку, приложил два пальца к артерии на шее. Пульс есть, но слабый. Дыхание тоже слабое. Но не похоже на то, что он спит.

— И зачем ты мне его показал?

— Он ещё жив? — уточнил Спирин.

— Да!

— А! Если хочешь жить, убей его!

— В смысле? — опешил я. Слова Спирина стали для меня полной неожиданностью. Ну точно, безумец…

Из динамиков послышался тяжкий вздох. Профессор что, ожидал от меня слепого подчинения?

— Максим… Как я уже сказал, в бункере по системе вентиляции был распылен редкий токсин. Он не имеет цвета и запаха, но при этом медленно разрушает твою нервную систему, причем даже сейчас… А у меня, совсем случайно, есть сыворотка! Удачно, да? И, кстати, она эффективная, но времени осталось немного. Ну… Я могу тебе доверять?

Да твою мать, чем дальше, тем интереснее! Максим Громов, опять ты оказался в полной заднице, причем на этот раз, в неожиданно глубокой заднице. С такими противниками я не привык иметь дело, как с ним вообще разговаривать?

Ситуация, однако… Хорев отправлял меня сюда, чтобы я выяснил над чем тут работают душманы, чем и какими средствами располагают. Отснял материал. Затем передал его командованию и ждал дальнейших указаний… Возможно, поступила бы команда все уничтожить, а может и нет. А теперь получалось, что душманы тут и не причем вовсе? Но тогда чего они торчат у входа в бункер? Обложили его, будто у них тут последний оплот обороны за свободу нации. Тьфу… Явно выполняют чей-то приказ! И ладно, это мелочь… В бункере засел безумец, который перед смертью решил поиграть в бога? Неизвестно, какими козырями он располагает. По его словам, я отравлен. Нет оснований с ним спорить, он тут все знает как свои пять пальцев. Возможно поэтому духи мертвы, а сам он заперся за тем стеклом.

Напрашивался и другой вопрос, а знает ли обо всем этом наше командование? Почему Герман Петрович ни слова не сказал о том, что произошло в 1976 году?

Что если все рассказанное мне сейчас, это бред сумасшедшего профессора Спирина? Где правда?

У меня даже нет четкого понимания того, кто именно сидит за этим стеклом!

Может быть, меня очень ловко разводят западные кураторы? Может поэтому Шут, Урду и Снегирев попали в задницу, потому что неверно восприняли истинную обстановку и были не готовы к такому?

Вопросов было много, да только ответов взять пока негде…

— Ты молчишь… Почему он молчит?

Я старался не обращать внимания на эти чудачества — если ему так нравится, пусть выдумывает себе виртуальных друзей. Главное, чтобы эти друзья не начали им управлять!

— Я правильно вас понял, профессор — мне нужно убить сидящего здесь человека и тогда вы начнёте мне доверять? Тогда вы дадите мне сыворотку?

— Очень может быть…

Находясь в этом помещении я времени зря не терял — камер тут не было, микрофонов тоже. Если я симулирую убийство, он даже об этом не узнает! Но сделать это нужно предельно аккуратно, чтобы не вызвать подозрений…

Впрочем, это уж как получится!