Глава 5

Ленинград, Проспект Володарского 4,

здание ОГПУ-НКВД

Кабинет начальника отдела кадров.

1 января 1935 г. 9:00


— Ну, покажись-покажись, каков ты есть, наш герой, — из-за большого, заваленного бумагами, письменного стола показался невысокий, лет сорока пяти человек в форме ОГПУ с двумя ромбами в петлицах. — садись-садись, Алексей, в ногах правды нет. Зови меня Иван Иваныч.

"Итак, передо мной Молчанов И.И. — начальник отдела кадров, согласно табличке на двери у входа в приемную. На Леонова похож. Добродушное лицо, открытая улыбка, мягкие неторопливые движения. Глаза, однако, жили своей жизнью и добродушия, отнюдь, не выражали. Быстро, не задерживаясь ни на чем, мазнули меня с ног до головы и сосредоточились на лице".

— Как здоровье? — поднимает трубку телефона. — Гена, организуй нам чайку.

— Так грех в двадцать лет на здоровье жаловаться, — поддерживаю полушутливый тон Молчанова. — а что подзабыл кое-что, так врачи говорят, что еще через двадцать лет я ничем не буду отличаться от всех.

— Что верно, то верно, — Иван Иваныч заливисто смеётся. — только вот корреспонденты из газет, что сегодня прибудут для встречи с тобой, вряд ли будут этим довольны.

— Ну, значит, мы должны помочь нашей советской прессе, не так ли Иван Иваныч?

"Аж крякнул от удовольствия. Ясно, что не без твоего участия осуществилась эта афера".

— Поможем-поможем, — расцветает Молчанов, как бы говоря: "Заметьте, не я это предложил".

Без стука вплывает в распахнутую секретарём дверь миловидная девушка с подносом в руках. На приставном столике передо мной появляются два чайника побольше и поменьше и вазочка с сушками. Иван Иваныч перемещается на стул напротив меня.

— Посмотришь там у Гены, чего мы накумекали для газет, — руки Молчанова сноровисто разливали чай по чашкам. — через полчаса подойдёт наш портной подогнать тебе форму. Встреча с корреспондентами у тебя в двенадцать. Жаль, конечно, что ты пропустил награждение с нашими в день чекиста, двадцатого декабря. Теперь придется с военными. Но, ничего, будешь и так выглядеть молодцом.

Делаю небольшой глоток чая: А что, ничего… Ароматный.

— Наш, грузинский, с новых плантаций! — Молчанов остался доволен моей реакцией.

— Иван Иваныч, разрешите спросить вас о моём месте на службе. — Подвожу разговор к наиболее интересующей меня теме.

— Смотри, Алексей, — Молчанов с хрустом ломает сушку. — оперод, после выявленных московской комиссией недостатков, будет переформирован. Его начальник ещё не назначен и все должности вакантны. Но без начальника я не могу заполнить ни одной вакансии.

— С другой стороны, ты же — радиоинженер, правильно? — оживляется он, поймав какую-то мысль. — Сейчас в особом отделе создаются несколько отделений на военных предприятиях, в том числе на "Светлане". Там требуются люди со знанием техники, чтобы выработать режим секретности. Так, может, пойдешь на помощника начальника отделения? Учти, сразу назначить начальником отделения не могу, нужен хотя бы год стажа в особом отделе, но будешь выполнять его функции, а через год займёшь эту должность. Людей овладевших техникой у нас не хватает. Ну как, согласен?

— А сколько сотрудников будет в отделении?

— Пока один и будешь. Плюс одна ставка вольнонаёмного. Соглашайся, должность седьмой категории, шпала в петлицах, оклад 350 рублей, место в общежитии. Я понимаю, что как инженер ты легко найдешь место с окладом 450 рублей, но я слышал, что выходит постановление о доплатах для сотрудников с высшим образованием. — Молчанов испытующе посмотрел на меня.

"А что, вполне может и подойти. Как раз для Оли место — вольнонаёмная в особом отделе. И всему научит Алексея, а, в крайнем случае, и сама всё сделает, когда придёт время мне возвращаться. Впрочем, сама пусть решает".

— Иван Иваныч, денег скоро вообще не будет, к коммунизму идём. Я согласен.

— Ну, молодец, обрадовал так обрадовал. Звоню начальнику ОО.


Ленинград, Проспект Володарского 4,

здание ОГПУ-НКВД

1 января 1935 г. 14:00


"Выхожу из Большого Дома, поскрипывая сапогами, с вещмешком со старой одеждой, выданным вещевым довольствием и улыбаюсь бледному пятну у горизонта. А что, ведь правда, хорошо в стране советской жить"!

— Товарищ Чаганов? — высокий широкоплечий парень в кожаных куртке и фуражке со звёздочкой преграждает мне путь. — Комиссар Васин, из охраны товарища Кирова.

— Что-то я вас не припомню, — пытаюсь напрячь память.

— Прикреплённый из Москвы. — комиссар показывает свой мандат. — Товарищ Киров прислал за вами свой автомобиль и приглашает на встречу. Давайте ваши вещи.

"Шикарный "Бьюик"! Никогда не ездил на таком. Наверно бронированный, так двигатель заревел при троганье с места. А ход мягкий, как кожа салона. Не машина, а песня, которая, к сожалению, быстро закончилась — Смольный. Ну, что ж, с удовольствием пройдусь по местам боевой славы. До третьего этажа нахожусь под постоянным обстрелом женских взглядов, как какой-нибудь Стас Михайлов, впрочем, без фанатизма, смотрят застенчиво, украдкой. Мужчины, в военной форме и без, жмут руку, стучат по плечам. Любят значит Сергея Мироныча здесь. На третьем этаже малолюдно — режим сильно ужесточен".

— Лёша, ты? — молодой командир армеец со шпалой в черных петлицах с синим кантом распахнул свои объятия.

— …

"Опять, что ли, провалы в памяти начались"?

— Это же я — Ощепков Павел, Шалашинская школа-коммуна. — моя грудная клетка явственно хрустнула.

— Пашка-профессор? — всегда подозревал, что массаж улучшает умственную деятельность. — Что ты здесь делаешь?

— Да, вот, понимаешь, записался на приём к товарищу Кирову, — погрустнел Ощепков. — а его секретарь сейчас всё отменил.

"Неужели из-за меня"?

— Паш, можешь меня обождать? Или нет, лучше… где тебя найти? — чувствую за спиной нетерпеливое покашливание Васина.

— Здесь, недалеко, пересечение улицы Мира и Монетной, КУКС ПВО, — скороговоркой выпалил Павел. — На вахте меня спросишь.

"Ну что ещё два обнимания и я у цели?".


Ленинград, Смольный,

кабинет Кирова,

1 января 1935 г. 15:00


— Вот это другое дело, — Киров трясет мою руку и легонько с опаской стучит по плечу, глядя на меня снизу вверх. — Не то что в прошлый раз. Хоть сейчас на обложку "Огонька"!

"Да, в прошлый раз я видел Кирова две недели назад, когда Петя с Верой учили меня ходить в больничном коридоре. При этом краснея и бледняя от случайных прикосновений и встретившихся взглядов, обращаясь друг к другу по имени-отчеству и с трудом подбирая слова, со мной же говорили языком команд, как к собаке на прогулке: назад, налево и тд. Появление живого Кирова ввело их в полный ступор, они застыли на месте, а я предоставленный сам себе, на трясущихся ногах, сделав несколько шагов вперёд был готов рухнуть, но был подхвачен Сергеем Миронычем в последний момент. С тех пор, конечно, да… прогресс налицо".

Широким жестом он приглашает меня к столу, на котором на медном подносе был сервирован чай.

"Определенно местные обычаи мне нравятся".

— Извини, Алексей, что не пригласил домой, — подходим к длинному столу для совещаний. — там сейчас упаковка. Переводят меня в Москву. Кухарка моя замечательные пироги с капустой печёт, ну, ничего, в следующий раз… А пока, чем богаты, тем и рады.

"Садимся, не спеша разливаем чай и Киров начинает подробно расспрашивать об учёбе, житье-бытье, о нуждах. Солидно, так, отвечаю, что ничего мне не нужно, всё у меня есть (заметил одобрительную реакцию, мелькнувшую в прищуренных карих глазах), что, мол, предложили новое место службы. Хочу одновременно на "Светлане" пройти дипломную практику и получить диплом".

— Понимаю, — махнул он своей густой шевелюрой. — хотел тебя забрать с собой в Москву, но вижу, что это пока преждевременно: тебе надо закончить учёбу, мне войти в курс дела. Так что, отложим эту тему на полгода.

"Благодарю за внимание, пробую бутерброд. Какой, всё-таки, вкусный здесь хлеб! За девяносто лет ржаной хлеб превратился в какое-то непотребство. Оцениваю взглядом последний — с копчёной колбаской, лежащий на тарелке, и отворачиваюсь. Пора и честь знать, а то подумает, что с голодного края".

— Мы с товарищем Сталиным поспорили недавно о тебе, Алексей. — Киров чиркнул спичкой и с удовольствием затянулся.

"Охренеть, обо мне спорят Сталин с Кировым"!

— Скажи, Алексей, о чём ты думал когда бросился меня спасать? — Белый табачный дым устремился к потолку.

— Ну это легко, — быстро подхватываю тему. — у меня два часа назад была встреча с корреспондентами газет, так один из них, кажется из "Комсомольской правды", чтобы успеть передать материал для завтрашнего номера, начал диктовать его по телефону: "успеть, только успеть, одна эта мысль билась в мозгу Алексея, когда он один, безоружный бросился на двухметрового верзилу обнажившего ствол".

Киров заливисто смеётся, откидываясь назад на спинку стула.

— А если серьёзно, то я вообще ничего не помню, что произошло тогда в Смольном, память отшибло. Сейчас у вас в коридоре я встретил однокашника из школы-коммуны и вспомнил как мы давно ездили на Волховскую ГЭС, прошли по узкому темному тоннелю в теле плотины и попали в залитый светом машинный зал. Вот так и жизнь у нас разделилась на две части: беспризорничество, голод и учёба в институте. На тьму и свет. Так, что знаем, что защищаем — советскую власть. А вот отсюда и у меня вопрос. Как же так, Троцкий, Зиновьев, Каменев — революционеры с дооктябрьским стажем, вместе с вами в одной партии делали революцию, защищали её в гражданской войне. Почему сейчас они стали врагами? И этот, Николаев, он же молодой — половина его жизни прошла при советской власти, которая дала ему всё. Почему и он? Откуда такая чёрная неблагодарность?

— Я думаю, что никто из них никогда не был коммунистом в душе, — папироса в руке Кирова закончилась и погасла после трёх мощных затяжек. — рассматривали партию как средство для удовлетворения своих амбиций и получения благ. И эти блага для них лично всегда весили больше, чем благо всего народа.

"Ну да, говоря современным языком, хотели получить власть чтобы затем её монетизировать, но не вышло. Одни и те же персонажи, только вот в 30-х им не повезло".

— Так что, Алексей, значит, не едешь со мной в Москву?… Ладно, но как будет возможность заходи, буду рад. Возьми у Свешникова мой личный номер телефона.

"Нормально прошла первая беседа. Вполне, так себе, дружески и доверительно, не взирая на разницу в возрасте. Чувствую не разочаровал я Кирова. А что, глядя на бывших вождей этих бухариных с зиновьевыми, поневоле будешь опасаться предательства: кто он, Чаганов, может жизнь спасает тебе, а сам о кабанчике и доме в Жаворонках мечтает".


Ленинград, улица Мира 17,

КУрсы Командного Состава ПВО,

1 января 1935 г. 17:00


— Ощепков, говорите? — красноармеец на вахте с уважением покосился на мои три треугольника в петлицах. — И принялся про себя, шевеля губами, читать моё удостоверение.

"Ха, понятно, в ОГПУ это низшая первая категория, а в Красной Армии — помкомвзвода: бог и царь для бойца".

— Ча-га-нов… — На лице у бойца вспыхнул восторг, но новый беглый взгляд на мои петлицы заставил его, видимо, вспомнить наставление по несению караульной службы, и следующая фраза была им прознесена тоном того наставителя. — Фокин, пулей к Ощепкову. К нему товарищ Чаганов.

Не прошло и минуты как по двору забухали сапоги Павла (без головного убора в гимнастёрке), опередившего посыльного на двадцать метров.

— Лёха, как кстати! — Ощепков махнул караульному пропустить.

— Твой батальон, наверно, решил, что началась война. — Я не удержался и съязвил, когда мы отошли от вахты.

— Какой батальон? А ты насчёт бега. — весело засмеялся Павел. — Какой из меня военный, я еще полтора года назад работал инженером-электриком. И вот на военных сборах зенитчиков мне пришла в голову одна идея, для реализации которой создаю ОКБ.

— Ну, ты даёшь! Недаром у нас тебя называли профессор. — Заходим в трёхэтажное здание красного кирпича и подходим к двери с надписью: "ОКБ ПВО".

— Мои владенья. — "Профессор" распахивает дверь.

— Постой-постой. — Останавливаюсь на полном ходу. — Так это значит тебя мне сегодня дал в нагрузку начальник Особого Отдела.

— Какую нагрузку? — Павел по инерции пролетел внутрь помещения и неуклюже развернулся ко мне через правое плечо.

— Я — помощник начальника отделения особого отдела на "Светлане" и ОКБ ПВО, с сегодняшнего числа. — Немая сцена.

— Так это ж отлично! — отмер Павел. — Тогда пошли в твой кабинет.

Мы двинулись по коридору в направлении соседней двери. Внутри просторной комнаты, с заклеенным белой бумагой, до двух третей его высоты, окном, стоял письменный двухтумбовый стол, два стула и шкаф.

"А что, неплохо".

— Извини, Лёша, сейчас телефона нет, но нам твёрдо обещали в течении месяца.

— Да ладно, что ты как не родной, — стучу Павла по плечу. — Давай рассказывай, что тут у тебя…

Если кратко, то Павел Ощепков предложил создать радиоуловитеь самолетов, т. е. локатор. Убедил инспектора ПВО, заместителя наркома обороны по вооружению Тухачевского, Наркома Ворошилова обратиться в Академию Наук (до 1935 года в Ленинграде) и получить экспертное заключение об осуществимости проекта. Положительное заключение было получено и в середине 34 года был проведён решающий эксперимент, подтвердивший такую возможность на практике. Было создано ОКБ на базе КУКС ПВО и Павел был назначен его начальником. И вот тут

три главных игрока: ленинградский физтех, ЛЭФИ и харьковский физтех стали отказываться от заказов ОКБ (по созданию специальных ламп), предпочитая вести работы по локации самостоятельно, получая деньги от наркомата напрямую. ОКБ тогда решил создать свою электровакуумную лабораторию, но это дело не быстрое и работы затормозились. Как раз сегодня Павел с письмом от Тухачевского и должен был просить Кирова помочь с размещением заказов на "Светлане" и ускорением исполнения уже размещённых.

— Переводят от нас Сергея Мироныча в Москву, — сообщаю и без того грустному другу и добавляю голосом самого Павла, читающего сказку младшей группе. — но знаю я как помочь твоему горю. Завтра с утра попытаюсь выяснить какие у них дела на заводе.

— Понимаешь, — продолжил Ощепков даже не улыбнувшись. — Иоффе из физтеха рассчитывает получить результат используя имеющуюся хорошо отработанную радиотехнику метрового диапазона, Чернышёв — тоже (их правда сейчас расформировывают), но дело в том, а что если окажется, что в метровом диапазоне задачу не решить и надо сдвигаться в дециметровый или даже сантиметровый диапазон? Аппаратуры для этого нет, её надо разрабатывать. Правда, харьковчане занимаются магнетронами и хотят их приспособить в радиоуловителе, но в документе, принятом по итогам совещания в Академии Наук, сантиметровый диапазон был Иоффе намеренно исключён. А ты вообще знаком с этой техникой? Понимаешь о чём я говорю?

"Знаком ли я? Да лучше всех в мире! Как раз вчерашней ночью закончил штудировать двухтомник Сиверса 49-го года и расшифровывать полный комплект документации на американскую РЛС 50-го, заботливо хранившийся на олиных антресолях с момента смерти её прадеда — крупного специалиста в радиолокации.

Что значит расшифровывать? Дело в том, что для запоминания больших объёмов информации мы применили способ мнемоник. Это когда для запоминания информации (даже бессмысленной для запоминающего) каждой букве, цифре или их комбинации ставится в соответствие некий яркий образ и этот образ помещается в определённое место, скажем на маршруте, который ты исходил тысячу раз и знаешь каждый камень или дерево. Расшифровка — это процесс мысленного путешествия по этому маршруту и записи встретившихся образов — предметов в виде букв, цифр или линий чертежа.

Ещё тогда в будущем, подбирая подходящую литературу, я наткнулся на нереализаванный проект олиного прадеда по постройке действующего учебного макета локатора, состоящего из двух одинаковых параболических антенн (чтобы не макет коммутаторами антенны), трофейного немецкого магнетрона (копии английского), простейшего модулятора, для гененрации высоковольтных микросекундных импульсов и приемника, на базе кремниевого точечно — контактного диода и осциллографа. Наткнулся и включил в свой список литературы, а затем стал копать информацию по этим диодам и обнаружил, что кремний в них обычный — металлургической очистки".

— Конечно, знаком с магнетронами. Участвовал в сборке одного из них у нас в лаборатории. — Излучаю полную уверенность в своих силах. — Даже имею кое-какие идеи как их улучшить.

— Так ты что, радиоинженер? — Глаза Павла округляются. — А как же НКВД?

— Стечение абстоятельств… Я — выпускник ЛЭТИ, для получения диплома должен пройти полугодовую практику на предприятии. Сейчас подыскиваю место…

— Всё, ни слова больше. Ты — мой. — Павел крепко хватает меня за руку, по видимому, всерьёз опасаясь, что я могу сбежать. — Всем обеспечу. Тема будет учебно — исследовательская, никому дела не будет до неё… Летом под Москвой будет смотр, сам Тухачевский будет присутствовать. Будет возможность продемонстрировать твою аппаратуру… Только, как быть с работой по линии особого отдела?

— Ах, это, — легкомысленно машу рукой. — просто надо найти хорошего заместителя!

Шапкозакидательские флюиды окончательно проникли в моё сознание. Смешно, но, однако, никто из нас даже и не подумал, что такое грандиозное дело надо вспрыснуть.


Ленинград, Сосновка, ул. Приютская

физико-технический институт,

10 января 1935 г. 10:00


"Какой чистый морозный воздух, дышу не надышусь… Сегодня у меня премьера — иду на встречу с первым своим прогресором. Решил пройтись пешком, от общежития НКВД в Лесном до физтеха в Сосновке не более километра. Последние дни были очень загружены разными бытовыми хлопотами: выездом из коммуны, вселением в общежитие НКВД, покупкой костюма и разных мелочей. Вчера на рынке у Ленфильма купил бритву "Золинген"! Обустроил свой кабинет на "Светлане". А от Оли всё ни слуху ни духу, сам же я понятия не имею на какую наживку ловятся шпионы. Сделал чертёж магнетрона и его деталировку. Ушло пять ночей. Не берусь посчитать сколько лет назад или вперёд я сдал инженерную графику, но получилось неплохо и наш чертёжник вчера скопировал их на ватмане. А сам Павел сегодня понёс их на завод имени Энгельса. На очереди параболические антенны, сегодня в ночь приступаю. Мой сосед по комнате сотрудник второй категории Иван Стрельцов делает понимающее лицо и весело подмигивает, когда я, измученный, рано утром возвращаюсь с ОКБ что бы умыться и побриться. Не пытаюсь его разубеждать".

"Вот сглазил, северо — западный ветер принёс со "Светланы" или с Энгельса сильный запах гари. Спешу укрыться внутри здания физтеха".

— А куда это вы, гражданин. — Я неожиданно был остановлен громогласным возгласом крепкого ещё старичка неожиданно выросшего прямо передо мной.

"Что мои чары перестали действовать? Или старое поколение имеет от него иммунитет? Хотя всё проще, я сегодня в штатском в сером шерстяном костюме московской фабрики "Большевичка" и ванином пальто булыжного цвета, так как не хочу привлекать лишнее внимание к своей встрече с прогрессором. Не хочу, а придётся, этот пережиток истории с повадками городового от меня просто так не отвяжется. Не прошёл я фэйс контроль. Ясно, народ здесь работает высокооплачиваемый из Англии и Франции не вылазит, не мне чета".

С неохотой лезу в карман за служебным удостоверением и со значением цежу сквозь зубы: "К начальнику физического отдела"…

Удостоверение НКВД и мой наезд превращают физтеховскую держиморду в лебезящего неуверенного в себе представителя проигравшего класса.

— Второй этаж, четвёртая дверь налево, товарищ Чугунов, вот сюда по лестнице.

"А что, звучит неплохо. Почти как товарищ Сталин, только не закалённый".

— Поберегись. — Мимо меня на полной скорости пролетает верзила с вытянутой вперёд рукой обёрнутой какой-то тряпкой, бежит по коридору и забегает в открытую дверь.

"Прямо какое-то дежа вю"…

Подхожу к открытой двери и осторожно заглядываю во внутрь. В большой комнате, за высоким столом, заставленным приборами сидит давешний "верзила" и пытается намотать маслянистую тряпку на стеклянный цилиндр. Рядом двое других молодых людей степенно беседуют, сидя за большим столом и не обращая на верзилу никакого внимания.

— Игорь Васильевич, ну согласись, что без повторного эксперимента говорить о резонанансном поглощении нейтронов чересчур самонадеянно. — Говорит один собеседник, по виду ботаник, другому, очень похожему на "верзилу", патетически повышая голос. — неужели мы хотим повторения того вселенского позора с "супердиэлектриком", который пал на седую голову нашего шэфа?

Чёрная туча бросила тень на лицо брата "верзилы" и он надолго задумался.

Вдруг женщина бальзаковского возраста в длинной старомодной юбке, светлой блузке с кружевным жабо, бесцеремонно отодвигает меня в сторону и неожиданно низким прокуренным голосом приказывает:

— Товарищ Арцимович, быстро к директору. Товарищ Курчатов, задерживаете квартальный отчёт. — И не дожидаясь ответа, резко поворачивается и энергично шагает назад, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Сию минуту, Амалия Львовна, — Лев Арцимович быстро вскакивает из-за стола и довольно похоже пародируя походку секретарши выходит из комнаты. "Верзила" покатывается со смеху и роняет карандаш.

— Вот гадство, — он сильно расстроен. — грифель сломал. Английский крандаш…

"Всё встало на свои места. "Верзила" — это брат Игоря Курчатова — Борис, который обмотал стеклянный цилиндр — датчик счётчика Гейгера тряпкой — мишенью с бромом (классический эксперимент, приведший к открытию ядерной изомерии), а бежит потому, что надо скорее начать измерения подальще от излучений ампулы с эманацией радия и бериллием (альфа-частицы с бериллием — источник нейтронов)".

Игорь Курчатов продолжает сидеть за столом задумавшись глядит сквозь меня и никак не реагирует на происходящее. Подхожу к нему поближе и машу рукой у него перед глазами.

— А… что?

— Игорь Василич, я из издательства. Где бы мы могли поговорить?

— Да, конечно, — Курчатов с тем же отсутствующим видом ведет меня в маленькую узкую комнатку по соседству, которая является его кабинетом, предлагает сесть и вопросительно смотрит сквозь меня.

— Товарищ Курчатов, вам надо срочно сдавать в печать статьи о резонансном поглощении нейтронов и ядерной изомерии. — сразу захожу с козыря.

— Что? — Курчатов не верит своим ушам.

— Вы же понимаете, что конкуренты не дремлют. — Спокойным, без эмоций голосом продолжаю я. — В римской лаборатории Ферми уже начали подготовку публикации по первой теме, а по изомерии у вас ещё есть месяц-другой.

— Откуда вы это можете знать? — Недоумение на лице Курчатова сменяется недоверием.

— Что именно знать? О ваших исследованиях или о плане публикаций лаборатории Ферми? — Я не тороплюсь подсекать клюнувшую рыбу.

— И то, и другое… А вообще, кто вы такой? — рыба атакует крючок.

"Пора! Издалека, не раскрывая, показываю своё красное удостоверение с гербом и выдавленными золотыми буквами Н.К.В.Д. С.С.С.Р.".

— Наша группа из технического отдела занимается сбором информации о перспективных с военной точки зрения открытиях и изобретениях у нас в стране и в мире. — моё удостоверение не производит на учёного ровным счётом никакого впечатления, так просто скользнул взглядом. — Стараемся не упустить ничего, что влияет на военную сферу.

— Как же ядерная физика может быть связана с вооружением? — неподдельный интерес не скроешь за иронией.

— Как выясняется, самым непосредственным образом. — добавляю уверенности в голос. — К более предметному разговору буду готов позже, скажем, через полгода.

— А почему вы пришли ко мне, а не к руководству, не в Академию Наук?

"Правильный вопрос"!

— Понимаете, Игорь Василич, мы имеем представление о, мягко говоря, борьбе без правил в вашей научной среде, — Курчатов понимающе усмехнулся. — поэтому наводим справки о людях, с кем собираемся работать. Да взять, хотя бы, случай с бегством в Америку сотрудника вашего института Гамова. Информация, которую мы будем вам передавать может невольно раскрывать наши источники, поэтому мы будем её передавать непосредственно нужному человеку, а не спускать по научным инстанциям, где возможны не только утечки, но и злоупотребления, кумовство и тд.

— Кроме того, — продолжил я, внимательно следя за реакцией Курчатова. — как говорится, нет пророка в своём отечестве, поэтому мы заинтересованы в росте научного авторитета наших людей на международной арене, за этим, я уверен, последует рост и у нас. Так лучше, чем продвигать своих людей в научной среде по протекции, часто это приводит к обратному результату.

— И последнее, — завершаю своё выступление. — конечно, вы вправе сами решать воспользоваться или нет моими советами и хотите ли вы, вообще иметь с нами дело, но помните, что это мы делаем не для вас лично, а в интересах государственной безопасности СССР.

"Что-то мне подсказывает, что Курчатов скажет да. Солидно спускаюсь по лестнице и проходя мимо давешнего старичка вижу как непроизвольно дергается его правая рука, пытающаяся отдать мне честь".


Ленинград, улица Мира 17,

КУрсы Командного Состава ПВО,

26 января 1935 г. 18:00


"Умер Куйбышев… откладываю "Правду" и потягиваюсь. Делаю перерыв и проветриваю комнату, топят у нас нещадно, надо будет прикрыть батарею шинелью. Почти круглосуточный режим работы начинает приносить свои плоды: вчера получил с завода Энгельса четыре медных анода с восьмью полыми резонаторами каждый, четыре катода и восемь медных боковых крышек. На следующей неделе на "Светлане" обещали выплавить пробные стеклянные (на базе корпусов серийных радиоламп) вводы один для катода, другой — для антенны. Надо быстрее заканчивать чертёж и техзадание на постоянный магнит и просить Валентина Петровича Вологдина изготовить. Рассчитываю выполнить первое включение в середине февраля. Павел укатил в Москву сдавать годовой отчёт. Будет через две недели. За себя оставил молодого парня Ивана Москвина, выпускника электротехникума, со строгим наказом исполнять все мои просьбы. Да он и так бы расстарался, смотрит на меня влюблённым взглядом. Посоветовал ему больше внимания уделять противоположному полу. Так что, всё пока идёт хорошо".

"Однако, не у всех. Поразмышлял недавно о новом раскладе сил в руководстве и вижу, что не стать теперь Ежову секретарём ЦК, так как нет вакансии — Киров жив, так же и Чубарю не войти в Политбюро по той же причине".

"Но больше всего меня волнует отсутствие вестей от Оли. Как она там? Без неё меня скоро выгонят со службы. Не написал ни одной бумаги"…

По коридору забухали тяжёлые шаги, сапоги с подковками, затем деликатный стук в мою дверь и…

— Товарищ Чаганов, — заокал знакомый голос бойца Фокина — к вам посетитель.

"Молодец, дверь особого отдела открывать нельзя. Открываю дверь сам и тут же закрываю её за собой".

— Кто? — Спрашиваю понизив голос, нечего светить моих визитёров.

— Девушка, забыл фамилию пока бежал… — также полушёпотом отвечает Фокин.

"Неужели? Быстро, закрываю дверь на ключ и спешу за посыльным. Так и есть, Оля! Заметно похудевшая, с короткой стрижкой — совсем по другому стала выглядеть. Делаю знак караульному — пропустить, и с деланным равнодушием здороваюсь с ней".

— Ну, как съездили… — громко начинаю разговор и осознаю, что не знаю как её называть, Маша или Аня, ведь паспорт видел только караульный.

— Отлично, товарищ Чаганов, — без промедления приходит мне на помощь Оля.

— Поздравляю с повыщением. — Кивает на мои петлицы.

"Заходим в здание, в коридоре никого — рабочий день закончился. Завожу Олю в свой кабинет, а сам бегом в столовую КУКСа, к которой прикреплено ОКБ. Петрович, начальник столовой, выделяет мне, неведомо откуда у него взявшийся трёхэтажный железнодоржный судок и бегу назад распространяя вокруг божественные запахи рассольника с мясом и пшённой каши с маслом. Вхожу в комнату — Оля, сидит на стуле с опущенной головой. Ничего себе, думаю, неужели научилась спать? Но, тут же вижу её пристальный взгляд из под полуприкрытых век".

— Налетай, — локтём освобождаю уголок на столе, Оля хватает ложку, а я сижу с глупой улыбкой и смотрю как она ест.

— Ой, а я тут, нечаянно всё съела. — Виновато улыбается она.

— Надеюсь, что твой рассказ будет стоить скормленных тебе калорий. — Делаю строгое лицо.

— Сейчас уже не уверена, было очень вкусно. Спасибо…

— И-и-и…

— Выехала в Москву первого января, — начала свой рассказ Оля. — утром следующего дня в Загорск с Ярославского вокзала. В моём первом детдоме выяснила, у узнавшей меня воспитательницы, где жила мать. К вечеру разыскала нашу старую квартиру, поговорила с соседкой, подругой матери. У той сохранилась шкатулка матери с письмами отца. Соседка рассказала, что мать перед смертью в двадцать шестом сильно пила, это я уже смутно помнила, как во хмелю называла меня Аней, по имени умершей в детстве сестры, как жаловалась на судьбу. Переночевала у неё, ночью прочла все письма, отца и других к матери. Из них выяснилось, что отец, Мальцев Алексей Федорович, был секретарём горкома партии Перми в 18-ом году, как во время наступления Колчака оборонял город, попал в плен и был расстрелян. Сестра умерла по дороге в Москву на руках у беременной матери. Поколдовала со справкой об окончании Шалашинской школы — коммуны, что ты мне дал. Подправила даты, имена. Вроде бы вышло неплохо, если, конечно, придирчиво не смотреть. Пятого января была в Перми, сразу без остановки уже на санях в Оханский район, в деревню Шалаши. Побывала в сгоревшем здании опытной станции, где раньше была школа-коммуна, которую после пожара перевели в райцентр и слили с детским домом.

"Молодец, серьёзно подошла к вопросу, посмотрела как всё выглядело на месте".

— Десятого опять была в Перми. — продолжала Оля — Начальником милиции оказался другом отца, нашёл, что я очень похожа на него, мельком взглянул на мою справку, вызвал секретаря и распорядился выдать паспорт, уточнив дату рождения в изъятых церковных книгах. На прощание расстрогался, пожелал не посрамить имени героического отца. На обратном пути, в Загорске по справке об освобождении получила паспорт на имя Марии Мальцевой.

"Я рассказал о своих новостях и планах. Сидим, молчим, думаем".

— Ну ты понимаешь, конечно, что эта легенда проживёт до первой формальной проверки, — Голос Оли не выражал никакой тревоги, так констатация факта. — если кто-то захочет проверить мои пальчики в уголовной картотеке.

— Понимаю, — У меня вырывается не весёлый вздох. — но, насколько я узнавал, у вольнонаёмных сейчас не берут отпечатков, хотя в будущем это вполне вероятно.

— А ты знаешь, — её руки дёрнулись покрутить отсутствующий завиток, — если сравнивать варианты: начать с чистого листа против начать с грузом проблем, в краткосрочном плане, я за первый вариант. Со стороны уголовников, первый вариант лучше, так как исключает утечку от знакомых: Анна Мальцева — восемнадцать лет, никаких сестёр — уголовниц нет, фамилия распространённая. При втором варианте, всё равно вокруг будут сплетничать и информация легко уйдет в свободное плаванье. Кроме того, в шестнадцать лет на эту работу скорее всего не возьмут, даже если закроют глаза на прошлое. В долгосрочном плане — любой вариант будет плох. Уйду за границу, как вариант…

— Ну на этом и порешим пока, — говорю с облегчением. — поехали в Лесной, буду тебя устраивать в женское общежитие "Светланы", я уже договорился с комендантом.

— Сегодня твоя подруга — улыбается Оля, глаза, правда, напряжённо фиксируют мою реакцию, — дежурила на вахте и выгнала меня из вашей коммуны на Каменноостровском. Не знает, говорит, где ты. Пришлось караулить на входе других девчонок, чтобы твой адрес получить.

"Люба… эта может"…

— Люба что ли? Какая ж она моя? Не знала, наверное… Только вчера из деревни вернулась… — мой детский лепет был твёрдо проигнорирован.

"Это она ещё про Дусю из вакуумного цеха не знает…, пока не знает… Это ж теперь её работа, знать. Да, не всё так однозначно с этим решением"…

Загрузка...