Глава вторая «Напивальня и гость из прошлого»

Никак не могу вспомнить, как я наткнулся на эту напивальню. Сумрачное помещение пряталось в конце заводской улицы. Обычно здесь оседал народ после смены на мануфактуре. Тут лилось невероятно дешевое пойло, помятые бардеры откровенно фальшивили, однако мне тут очень нравилось. Я даже обзавелся собственным уголком, а хозяин заведения, коренастый Томби, завидев меня, тут же готовил отменную смесь из шаркунки и какой-то зерновой бурды, отбивающей острую вонь алкоголя.

Кружка, обычно вымытая, оказывалась за моим угловым столиком, как только я протискивался в уютный уголок, где садился лицом ко входу. Стабильность, традиции. Те вопросы, которыми я изводил себя когда-то: “Как ты здесь оказался, Эд? Что ты с собой делаешь?” — растаяли. Ушли.

Я делал то, что хотел. Не зависел ни от кого, никому не был нужен, и мне никто не был нужен. Есть я, есть собачья жизнь, драный Барроухельм и бесконечный звон в ушах от чужого страха.

Так стало с того дня, как ушла Лайла, и надо признаться — то было верное для нее решение. Она, конечно, могла хотя бы попрощаться, а не снова сбежать, но что поделать — в этом она вся. Появляться из ниоткуда и внезапно уходить. Бежать от опасности, реальной ли, мнимой, но бежать. Слабые люди всегда так поступают. Просто средства у всех разные. Вон, Динар же тоже убежал. Самым дурацким, но надежным способом.

Ведь могли жить. Могли быть счастливыми. Зачем желать большего, когда тебе тепло, у тебя есть деньги, и рядом с тобой Лайла? Я не слушал чувства друзей, не слушал ее терзания и просто пытался быть обычным человеком, забыв, что никто не любит обычных людей. А сейчас будто взглянул на все ее глазами. Мы застряли тут. Завязли, как будто в какой-то липкой луже. Корабль Содружества полз по Пустыне, а мы топтались на месте.

Сейчас Лайла, наверное, развлекает своими сказками какого-нибудь богатого аристократа из какого-нибудь драного квартала знати на каком-нибудь поганом корабле. Богатей пялится на ее высокую грудь и облизывает пересохшие от возбуждения губы, а она тешит его слух историей Добрых Капитанов или еще какой-нибудь ерундой.

Как мне ее не хватало.

— Вечер добрый, мастер Бауди! — хрипло сказал кто-то, протиснувшись мимо моего стола. Я ответил неопределенным жестом, даже не разбирая того, кто же меня поприветствовал. Наверное, когда-то мы с ним выпили. В последнее время я компании не искал. Мне так надоели бесконечные рассказы о невидимой войне. Все эти сводки, слухи, легенды. Рассказы о захваченных кораблях Содружества, где коварные наемники Черных Капитанов вспарывали животы детям, чтобы запустить туда шаркунов (истории подобных бесчинств появлялись все чаще, и напивальня гудела от справедливого негодования). Я постоянно думал о том, что где-нибудь в далеком трактире на Берегу какой-нибудь рыбак рассказывал скотоводу такую же историю, но только про безумных дикарей с бродячих городов.

Слухов было много. Они приходили с редкими очевидцами, с кораблями снабжения, с рассказами моряков. Люди вслушивались, переживали, доедали похлебку с привкусом рыбы, закипали священным гневом, а потом шли в свои железные клетки спать.

Слух о возвращении “Клинка Света” из похода уже пошел. Кто-то вполголоса рассказывал о том, что увидел в доках. Страх полз по напивальне и даже в мою душу просочился. Мне не хотелось знать, что будет дальше.

— Ты, — сказали рядом со мною. Кто-то сел справа и положил локти на стол. — Тебе не многовато места, а?

— Сюда трое легко сядут, а ты один торчишь. Нехорошо это. Вот что я тебе скажу — собери свои вещички и найди себе уголок, хорошо? Нам с ребятами надо поболтать немного.

Я поднял взгляд на незнакомцев. Судя по черной форме — солдаты. Нечастые гости на этой палубе.

— Доброго снега, уважаемые! У вас какие-то сложности? — почти сразу нарисовался Томби, он теребил перекинутое через плечо полотенце.

— У нас нет. У тебя да. Какого талого льда у тебя тут за огромным столом сидит столь щуплый малый? Эй, малый, ты потеснишься?

Напивальня примолкла, и моряки опешили от оглушительной тишины.

— Это вы чего, подледные, так на нас пялитесь? — глухо сказал один из троицы в черном.

Постояльцы ждали. Для них это было начало славного представления. Возможно, драки. Глаза потерянных людей, посвятивших жизнь темным цехам мануфактуры, загорелись.

— Так чего пучите зыркалки-то? И ты чего уставился? Мы за вас, шаркуньи последыши, кровь лили на войне! Неси чего получше да покрепче, да?

Третий же молча положил ладонь на притороченный к поясу палаш.

— Все в порядке, Томби, — сказал я, но не встал. В голове уже хорошо шумело, хотелось приключений. — Я справлюсь.

Хозяин напивальни оглядел бойцов быстрым взглядом, чуть осуждающе глянул на меня и ретировался. Остальные постояльцы молчали, будто и не слышали вызова со стороны солдат.

— Чего пялитесь? Чего ты уставился, пучеглазик? — обратился к кому-то вспыхнувший злобой воин.

Тот, кто сел рядом со мною, неуверенно кашлянул:

— Варг, ты это…

— Варг, прекрати, — сказал я.

Он был крепок. Наверняка умел владеть оружием и точно прекрасно управлялся с кулаками.

— Да вы тут все я смотрю бесстрашные? — солдат навис над столом, упершись сжатыми в кулаки руками в металлический лист. — Да? За тысячи лиг от войны смелости-то много, да?

Я встретил его взгляд и ухмыльнулся, направляя в расширенные зрачки воина накопившуюся безнадегу. Усиливая ее, распаляя. Заталкивая в жестокое сердце солдата, где язвочка отчаянья давно уже воспалилась и просто ждала своего часа. В каждом из нас находятся все чувства разом. Просто некоторые спят. Их нужно всего лишь растормошить.

Взгляд воина чуть затуманился, и Варг резко выпрямился.

— Да ну их, братцы. В задницу. Все равно подохнут скоро, — он развернулся и пошел к выходу. — Дурацкая идея была сюда идти. Я спать.

— Варг?! Эй, ты чего? — сидевший рядом со мною вскочил и поторопился следом за приятелем. — Варг?!

— В задницу. Достало все, — на прощание сказал тот и вышел.

Третий боец остался в напивальне один. Он внимательно посмотрел на улыбки завсегдатаев, знающих хитрости мастера Бауди, потом с подозрением взглянул на меня.

Я устало улыбнулся ему, несмотря на то что у горла застрял тошнотворный комок, как всегда бывает после таких игр с чувствами. Впрочем, еще на один удар меня бы хватило. Надавить на сомнения, впрыснуть в душу страх. Вариантов было несколько.

Я многому научился за месяцы пьянства. Губы солдата дрогнули, взгляд расфокусировался.

— Всего хорошего, — тихо проговорил он и, пошатываясь, вышел из напивальни.

— Томби, кружку лучшего пойла мастеру Бауди, за мой счет! — сказал кто-то, и зал ожил, заболтал, переваривая представление. Я чувствовал на себе бросаемые тайком взгляды, но предпочел их не ловить. В висках екало, и в такт с этим пульсировал собачий комок чуть выше солнечного сплетения.

Я прикрыл глаза, борясь с дурнотой.

— Привет, Эд! — за мой стол кто-то сел. Я сразу узнал этот голос из прошлого. Из тех времен, когда жизнь имела смысл.

— Привет. Сегодня слишком много людей.

Ему тяжелее всех пришлось. Он не мог просто сидеть и ждать. Ему обязательно нужно было что-то предпринимать, где-то крутиться. Паренек к восемнадцати годам прошел страшную школу жизни, но, удивительно, так и не набрался опыта выбирать путь осторожнее. Его все тянуло познакомиться с какой-нибудь новой гадостью. Я открыл глаза и посмотрел на Фарри.

Он сидел напротив, смотря на меня с какой-то смесью злости, воодушевления и брезгливости.

— Тебе что-то не нравится, Фарри?

— Я рассказывал тебе о Шарренвейме?

Фарри посмотрел по сторонам на темные деловито напивающиеся фигуры.

— Даже там этот кабак…

— Напивальня, — поправил его я. — Кабак — это слишком возвышено.

— Пусть так. Так вот даже в кварталах, где властвовал Воровской Закон, столь угрюмых заведений не было!

— Ты пришел сюда рассказать мне об этом? — я посмотрел поверх его плеча в дверной проем.

У выхода из напивальни стоял вооруженный мужчина в перевязанной ремнем алой рубахе. Он широко расставил ноги, уперев руки в бока, и старательно демонстрировал свое презрение ко всем находящимся в благостном заведении. Неприкасаемый по прозвищу Буран в принципе не любил людей, и я не мог понять, почему он всюду таскался за Фаррианом ан Лавани, бывшим воришкой, бывшим рабом, бывшим моим другом…

— Нет, Эд, не ради этого. Как у тебя дела?

Я развел руками, не глядя в глаза приятеля. Когда Фарри, учредитель «Офаррительных лотерей», спускался к простым смертным с верхних палуб, мне тяжело давались наши разговоры. Слова падали в вонючий воздух, беседы неохотно волоклись по грязным переулкам. А я пытался понять, кого во мне больше — слабака или предателя.

Мне не хотелось общаться с ним. Потому что только сильные духом люди способны держать неподалеку кого-то, напоминающего о чем-то дрянном в прошлом. А такие, как я, предпочитают забыть о мерзких моментах. Лучше всего это выходит, когда избавишься от любых ассоциаций.

Например, от друзей.

— Чего тебе надо, Фарри? Я очень устал за сегодня. Ветрюга знатный в Пустыне, продувает даже сквозь броню.

— Я давно не заглядывал. В последний раз сам помнишь…

— Ты поэтому Бурана привел? Боишься с бедолагами из мануфактуры ссориться?

— Злой ты какой стал, Эд. Прекрати, — поморщился Фарри. — Это же все дела лотереи. Когда у тебя появляются деньги — то сразу же являются и те, кто тебя из-за них ненавидит.

Я демонстративно криво ухмыльнулся, хотя отчего-то вновь почувствовал себя скверно. Может, увидел себя глазами друга? Жалкого паренька, застрявшего в темном, пропахшем дешевой шаркункой заведении. Потерявшегося.

— Эд, — сказал Фарри. — Мы можем поговорить где-нибудь в месте потише и поспокойнее?

— О чем?

— Льдинки-ботинки, о том, о чем не стоит разговаривать вот в таких дырах, Эд! Пошли, выйдем на минутку, я много времени не отниму. Это важно.

Я отхлебнул едкий напиток, поморщился, удержав слезы. В ушах хорошо шумело, виски постукивали, идея не казалась мне дурацкой. Все же мы когда-то дружили. Когда-то вместе тащили никому не нужный древний артефакт. Сквозь снега и смерть.

Мы много прошли вместе. И оказавшись у последней черты, оказавшись у места наших стремлений, выяснили, что сделали это зря. Что все жертвы были напрасны. Загадочный компас Черного Капитана оказался никому не нужен. Он пропал где-то в недрах Тайного Двора, где-то в глубине советов Содружества.

Осел. Исчез. Растворился.

Мы могли выбросить его где-нибудь в Пустыне, и было бы не так обидно. Героической жизни у нас не вышло, мы ничего не изменили. Как и тысячи других обитателей этого прекрасного, дружелюбного мира!

Однако Фарри оказался из тех, кто готов поднимать растоптанные мечты, в отличие от меня, выбравшего путь нормального человека. В своем, разумеется, понимании нормальности.

“Поэтому Лайла и ушла. От твоей нормальности."

Дурную мысль нужно было запить. Я добил кружку, встал.

— Ну, пойдем поговорим.

Буран, когда я проходил мимо, чуть заметно кивнул.

Мы вышли на едва освещенную улочку, где в маслянистых лужицах на ребристом полу играла рябь от двигателей корабля. Светлый Бог, как я привык к этому постоянному гулу. Раньше он закладывал уши, мешал спать, сводил с ума, а теперь…

Затхлый воздух с примесью нечистот из ближайшей подворотни заставил меня пожалеть о решении выбраться наружу. В напивальне было лучше. Шумно, но вряд ли Фарри мог сказать мне что-то новое. Скорее всего, он собирался произнести что-нибудь жизнеутверждающее. Что-то вроде “нельзя опускать руки, нельзя отказываться от целей, мы не можем оставить все так, и тыры-пыры-тыры-пыры”. Ему было легко. Он не потерял Лайлу. Он нашел в этом большом городе успех. Рискнул и победил. Все мануфактуры гудели в тот день, когда на центральной площади «Офаррительная лотерея» объявляла номера победителей.

— Чего хотел, Фарри?

Он сунул руки в карманы легкой куртки, обернулся.

— Компас у меня.

— Чего?

— Того, — передразнил он мое удивление. — Компас у меня. Я давно крутился вокруг него и наконец он мой.

— Светлый Бог, да зачем он тебе?

— О, я найду ему применение. Я уже нашел.

Он нервничал и чувствовал себя победителем. А я даже чуть протрезвел от новостей.

— Ты его украл?

— Нет. Все меняется, Эд. Все уже изменилось.

Буран держался чуть поодаль, охраняя Фарри. Да, все изменилось. Бывший воришка окреп. Набрался уверенности. Неужели все дело в разработанной им идее продавать счастливые билетики людям, потерявшим всякую надежду? Ночь с шлюхой да приличная сумма на карман — и сотни работяг меняют деньги на помятые жетоны.

— Война проиграна. Об этом многие догадываются, но я знаю наверняка.

Он даже одевался теперь иначе. Выглядел чище, светлее.

— Откуда? Разговорил кого-то в порту?

— Не, там очень серьезный приказ молчать, так что у меня свои источники. Обаятельная улыбка и веселый нрав, знаешь ли. Люди любят тех, кто им улыбается, Эд. Они говорят много охотнее. Они больше доверяют, когда ты им улыбаешься месяц от месяца, а не раз в полгода. Если их любить, то они всегда отвечают взаимностью.

— Спасибо за урок. Что с компасом?

— С компасом все хорошо. Я забрал его оттуда, где он никому не нужен, и нашел людей, которые готовы на многое ради того, на что указывает его стрелка. Пара-пара-пам, Эд! Все получилось. Хотя я бы не хотел так говорить, пока не покину порт, но, Светлобог, дела чисты, как утренний снег. У меня есть капитан, готовый отправиться в путешествие в любой момент. У меня есть команда, в которой хватает как искусных рубак, так и выпускников Навигаторства. У меня есть собачий фрет! — Фарри размахивал руками, не в силах совладать с эмоциями. — У меня есть все, что есть у гребанного богатея. Кроме одного, Эд. Мне нужен эмпат. И я опять пришел к тебе.

Я хлопал глазами, не веря в то, что все это мне говорит Фарри. Он сделал больше, чем просто «не сдался». Он победил?

— Ты… серьезно?

— Мы многим пожертвовали ради компаса, Эд, — почувствовал он мое смятение. — Я не мог оставить все так, как оно было. У тебя получилось бросить все, хотя мне не кажется это удачным выбором, а я не смог. И, мне кажется, не зря!

“Вот видишь, Эд, как бывает? Посмотри на него и на себя, чувствуешь разницу?”

Стало вдруг обидно за то, что мой выбор оказался неверным. Что я отвернулся от дорогих мне людей, лишь бы забыться, а они сделали то, на что у меня не хватило сил. И у них получилось.

Да, в этой легенде не я был главным героем.

— Зачем я тебе, Фарри?

— Я же тебе сказал. Мне нужен эмпат, которому я могу доверять. Так всем будет проще.

— Эмпат? Тебе? Дай мне уложить это в голове.

Я смотрел на него, как на ожившего ледяного голема. Фарри улыбался, и в его душе не было ни капли фальши. Он ждал моего ответа с надеждой. После всего, что было, он опять пришел сюда, ко мне.

— Да как ты компас достал?!

— Льдинки-ботинки, мы на пороге великого приключения, Эд. Приключения, сравнимого с легендами, а ты интересуешься мелочами? Достал и достал! Соглашайся! Времени нет, здесь нельзя больше оставаться. С каждым днем растет шанс, что сюда нагрянут корабли Братства.

— Хватит, Фарри! Да остановись ты уже! При чем тут Братство?!

— А, ты же не знаешь… Война проиграна. Братство предало нас. Содружество почти опрокинуло флот Берега, они даже высадились на западе их земель, и тогда Ледяная Цитадель ударила с моря. Есть версия, что это все из-за того, что мы тогда немного покрошили их людей и спрятали компас. Надеюсь, что это не так, но в любом случае мы должны уходить.

— Моя голова сейчас взорвется, — хмель ушел, и мрак, поселившийся в душе и ставший неотъемлемой ее частью, вдруг рассеялся. За мутной тусклой пеленой объявилась вдруг детская надежда и радость. Клянусь, я уже знал, что отвечу другу, но все еще не мог понять, взаправду ли происходит наш разговор, или я напился, как водится, и уснул прямо за столом.

— Понимаю.

Мимо прошлепал по лужам сгорбленный человечек, остановился поодаль:

— Мастер Бауди, у тебя все хорошо? — прохрипел он.

— Да-да, все прекрасно, — отозвался я, вновь не зная, с кем общаюсь. Когда я только появился тут — на меня косились странно. Задирали, один раз даже хотели побить, но я случайно сломал одному из обидчиков руку, второму вполне целенаправленно свернул нос, а третьего через пару дней увезли из города на остров Покоя где-то в Пустыне, где содержат безумцев. Я разрушил его душу, запихав в нее чистый ужас мальчишки, на которого набросилось трое здоровых работников мануфактуры.

Посетители напивальни поняли то, что я сделал, даже раньше меня. Поняли, и приняли, не расспрашивая. Среди них нашелся кто-то худо-бедно разбирающийся в эмпатии, и, может быть, только поэтому меня не пырнули ножом в подворотне, как колдуна или пособника Черных Капитанов.

Выпивоха, пошатываясь, двинулся дальше. Наверное, должно быть стыдно, когда не знаешь имени человека, вступившегося за тебя. Но в таких местах забываются не просто так. В таких местах потерять имя не так уж и плохо.

— Драный демон, так все резко. У меня смена завтра…

Фарри скептически кашлянул.

— Ты прав. Ты прав… Конечно же… Фарри, у меня нет слов.

Меня прорвало. Мне словно подарили нечто давно утерянное и невероятно важное. По-моему, я даже прослезился.

— Спасибо, Фарри…

— Вот и отлично. Не будем терять время. Я объявил сбор команды. Мы пришли за тобой. Показывай, где ты нынче обитаешь. Надеюсь, местечко более приятное, чем эта твоя… Напивальня. Вместе соберемся и пойдем на корабль.

— Хорошо. Конечно.

— Показывай дорогу.

Я зашагал по темной улице в сторону съемной каморки, которая находилась в двух кварталах от напивальни. Нависающая над тесной мануфактурской улочкой туша из тесных клетей лишь снизу казалась жутковатой. Однако наверху все выглядело значительно лучше. Иногда я подолгу стоял на сетчатом мостике над улочкой, вглядываясь в прохожих, прежде чем вскарабкаться по гудящей металлической лестнице на четвертый уровень бараков и скрыться в личной комнатушке без окон, с узким шкафчиком и продавленной кроватью. Впрочем, я уже говорил об этом.

Когда мы поравнялись с Бураном, Фарри сказал:

— Ну что, Эд с нами. Я же говорил, что он одумается!

— Ой ты ж радость-то какая. Давайте теперь возьмемся за рученьки и поскачем по этой милой улочке в сторону светлого будущего, где тепло, сладко, и десятки обнаженных дев хотят подарить всем волшебство любви. Но мы назло им будем просто кататься на облачках, и смеяться, смеяться, смеяться! — он сплюнул.

— Я скучал по тебе, — сказал я ему.

Неприкасаемый лишь хмыкнул.

Загрузка...