Ледовая армия

Глава девятнадцатая «Что снится Черному Капитану?»

Сегодня корабли встали на ночь треугольником. Мелкие харьеры и лайары забрались под защиту старших братьев, и рядом с ними от бортовых фонарей было светло, как днем. Я сделал несколько шагов по льду, царапая его зубьями кошек. Мороз набросился на меня с жадностью.

Во мраке он кусает сильнее.

В темной Пустыне огни кораблей были чужеродны, но их холодный свет грел души. Если бы все ледоходы гасили свет на ночь, я точно не посмел бы выйти наружу. Потому что в ночи замерзших равнин нет места человеку.

Корабль Малакрая находился прямо передо мною. Командир «Изумительного» примкнул к нам, так как, по его словам, такое решение поддержала вся команда. При этом он очень неуклюже отшутился, когда Фарри попросил подняться к нему на корабль. Это случилось после того, как я, по ночной просьбе друга, несколько дней подряд обыскивал баржу и «ИзоЛьду» в надежде найти Черного Капитана.

Делали все тайно, чтобы не добавлять людям новых тревог (Фарри так и сказал «не добавлять новых тревог», честное слово). Так что я просто бродил по кораблям с глупыми вопросами, прикрываясь приказом руководителя экспедиции.

Оставался только «Изумительный».

Фарри, посмеявшийся шутке Малакрая, через несколько дней попытался напроситься в гости еще один раз, и в этот раз капитан шаппа выдал остроту не такую смешную, но уже напряженную. На корабль к себе он пускать не хотел.

Именно поэтому ночью я вышел на лед.

Левее возвышалась баржа Ластен-Онга. Свет облизывал сонные лайары и харьеры, практически лишая их теней. Зато там, куда фонари не доставали, тьма была еще глубже. В отличие от нас, ночь скрывала свои тайны. И где-то там мог шастать Черный Капитан.

Если его нет на «Изумительном».

Я затянул капюшон, поправил шарф и пошел к ледоходу Малакрая. Кивнул дозорному, бродящему вокруг стоянки малых кораблей. После атаки акул у нас появились часовые.

Тот вскинул руку в приветствии и ничего не спросил.

Басовито гудели двигатели ледоходов, цокали по льду «кошки», шуршал мех капюшона. Мороз собирался с силами, окутывал меня все больше. Небо вспыхивало огнями.

Про свой план я никому не рассказывал. У Фарри забот хватало, и он надеялся дожать Малакрая, так что отыскать Черного быстро мог только самонадеянный эмпат.

Может быть, это мог бы сделать и Тройка, но…

Я шумно выдохнул. Нельзя об этом думать. Нельзя. Дознаватель мертв, уже ничего не изменишь.

С траков «Изумительного» был сброшен трап. Наверху, привалившись к стене, стоял еще один часовой. «Кошки» царапнули по металлу, тот загудел под моим весом. В ответ звякнул поднятый дальнобой.

— Ты кто?

«Эд ан Бауди, руководитель экспедиции прислал меня осмотреть ваш корабль, позвольте пройти. Ах, опять нет, простите, я пойду», — мог бы сказать я. Но вместо этого просто задрал голову. Закутанный в шкуры неповоротливый часовой держал меня на прицеле.

— Не слышу. Ты кто? Иль мне пальнуть?

Я перебирал его чувства, не зная, за что ухватиться. Усталость, тревога, раздражение, желание прилечь. Светлый Бог, как мне вообще пришло в голову сюда прийти?

Я закрыл глаза, вспоминая день заготовки провианта. Вспоминая тележку. Вытащил из себя память об усталости, пустоту в голове, ноющие мышцы.

И залил это все в часового.

Тот пошатнулся, схватился за поручень. Ствол дальнобоя нырнул вниз.

— Что с вами? — с участием спросил я.

Дозорный что-то прошептал. Усталость наполняла утомленное тело пустынника. Он осел, сполз вдоль бортика на пол.

— Вам помочь? — зашагал по мостику я. Часовой завалился на решетку перехода, поток слабости проходил сквозь мое тело и заливался в несчастного. У двери меня самого качнуло, голова закружилась. Дозорный спал так, как мечтал бы спать каждый из нас. Холод стены и сдернутый с лица шарф привели меня в чувство. Ледяная ночь облизала щеки морозом. Все, пора. Руки легли на поворотный рычаг.

Он не пошевелился. Я навалился на рычаг всем телом, но тот все равно не поддался.

— Собачья жизнь, — вырвалось у меня. Дернул еще раз. Сильнее. На лбу выступил нервный пот. Ну что, сходил, Эд? Стоило оно того?

Я навалился на рычаг еще раз, и тот с гулом опустился. Есть! Получилось! Охранник что-то буркнул и устроился поудобнее. Главное, чтобы не замерз.

Из «Изумительного» пахнуло теплом, я закрыл за собой дверь и прислушался. Ровный гул двигателей сонного корабля можно было пощупать. Я стащил капюшон, сунул варежки за пояс. Почему Малакрай отказывал Фарри впосещении? Что тут могло скрываться?

«Ты сможешь определить Черного Капитана, когда тот спит, Эд?»

Вот эта мысль явно была лишняя.

Я стащил «кошки», также повесил их на пояс. Коридоры «Изумительного» освещались тусклыми фонарями, конусы света давали теням много места. За первым перекрестком нашелся ход на лестницы. Внизу точно кто-то будет. У сердца ледохода всегда живут инструментарии. Если оно остановится — капитан за это подарками не осыплет. Так что мне лучше всего было бы начать поиски сверху.

Третья палуба, как водится, принадлежала старшим членам команды. Здесь было чище, теплее. По коридору даже тянулась дорожка из отделанных белых шкур. Я медленно пошел по нему, вслушиваясь в сон ледохода. Остановился у первой каюты, прикрыл глаза, отыскивая за дверью людей. Один… Два… Три… Четвертый мучился кошмаром, от которого по голове пробежали мурашки. Но… Сны остальных были теплы небытием, но не пусты. Хотя, может, и Капитаны такие? Прежде чем пойти на «Изумительный», я проверил свои догадки на команде «ИзоЛьды». Проверил, могу ли уловить спящего человека. Уловить его чувства во сне.

Получилось.

Но вот видят ли Капитаны сны?

«Дурацкая идея».

— Кто не пробует, тот ничего не получает, — одними губами ответил я внутреннему голосу и крадучись пошел дальше по коридору. Ночной охотник за снами.

У каюты Малакрая я стоял дольше всего. Ему снилось что-то волнительное, что-то, связанное с женщинами. Это напомнило мне о том, как раньше я лечил свое сердце в объятьях шлюх. Сладкое чувство. Сердце заколотилось чаще. Губы пересохли, я отпрянул от дверей Малакрая с ощущением, будто испачкался.

Но разве кто-то способен контролировать сны?

На второй палубе тоже ничего подозрительного не было. Люди как люди. Спали и спали. Капитаны или не Капитаны. Обида на себя становилась все сильнее. Отличный план, Эд. Что ты тут делаешь и зачем? Что если сны Черного ничем не отличаются от снов обычного человека?

У дверей в обитель инструментариев я остановился, вслушиваясь в гул оттуда. Потянул за ручку, а затем уставился на железный засов, запирающий ход вниз. Команда Малакрая не позволяет инструментариям выходить наружу?!

Очень осторожно я подцепил тяжелый засов. Потащил его наверх, высвобождая, как вдруг один ржавый край лязгнул. От звука, должно быть, проснулись и на барже. А все три палубы «Изумительного» уже собирались в коридорах, чтобы отловить дерзкого чужака.

Я застыл, держа в руках собачью железку, вдруг ставшую легче снега. Удары сердца выколачивали барабанные перепонки наружу. Оледеневшими руками я поставил засов у стены. Вслушался. Несколько долгих минут стоял, пригнувшись, и ждал шагов в коридоре.

Если кто-то и собирался обыскивать корабль и рвать на части чужаков, то он не торопился.

Я подождал еще немного и открыл дверь.

В лицо пахнуло нечистотами, потом, гнильем и энгой. Я прикрыл рот рукавом. Переступил порог. Внизу, под лестницей, горел свет. Пол был завален то ли тряпками, то ли разодранными топчанами. Поверх спали люди. Человеческая мешанина. По краям, у стены, полулежали люди с задранными руками. Цепи тянулись от запястий к приваренным под потолком кольцам.

— Кто там? — спросил внизу кто-то. Я вздрогнул, отпрянул назад.

— Кто там шастает? — голос стал злее, громче. Кто-то из прикованных людей вздрогнул, лязгнул цепями и поднял голову. Кто-то зашевелился сонно, повернулся на другой бок.

А я захлопнул дверь, набросил сверху засов и бросился прочь. Люди, спавшие там, на полу, выглядели так скверно, что рядом с ними самый пропащий выпивоха из напивальни тянул, по меньшей мере, на отпрыска благородного дома. Ох, Малакрай-малакрай. Такой задорный, улыбающийся человечек. Спаситель женщин.

Выскочив из корабля, я закрыл дверь и посмотрел на спящего часового. Рабы. У них трюм забит рабами. Иначе оледенеть как сложно придумать что-нибудь более достоверное. Вряд ли он так наказывает своих бойцов.

Скатившись с трапа, я поскользнулся на льду и грохнулся, больно ударившись локтем. Торопливо нацепил «кошки», накинул капюшон и поспешил назад на «ИзоЛьду». Проходя мимо часового у лайаров, я сказал ему:

— Там, по-моему, дозорный у «Изумительного» заснул.

— Сладких ему снов, — недовольно буркнул тот.

Я толкнул его тревогу. И, когда забирался на палубу «ИзоЛьды», обернулся. Охранник шел к «Изумительному». Получилось. От зрелища покорного моей воле вооруженного человека стало непривычно тепло. И это чувство отогнало ненадолго изумление от увиденного на шаппе. Это была власть. Чистая власть.

Надо поймать командира наемников. Надо заставить его передумать. Он умел такое, что хотел уметь и я. Мне нравилось управлять людьми. Но только так, незримо.

«Потому что на прямой приказ у тебя не хватит духу, Эд»

— Да пошел ты, — сказал я сам себе.

***

— Рабы? — переспросил Фарри. Сердце у него упало. Он с потерянным видом смотрел на дверь из нашей каюты. Руки положил на колени и то и дело сжимал-разжимал кулаки.

— Мне не удается придумать что-то еще столь же достоверное, — развел руками я.

— Рабы… — потерянно сказал мой друг. Сам когда-то примеривший на себя столь незавидную участь. Те, кто скинули с себя цепи, совсем иначе смотрят на тех, кто цепями одаривает.

Некоторое время мы оба молчали. Фарри кусал губы, разглядывая пустоту перед собой. Я сидел на своей койке и старался не слушать его чувства.

— Но нам нужен Малакрай! — возмутился мой друг. Хлопнул ладонями по коленям. — Очень нужен!

— Зачем?

— Три корабля, Эд. Где три корабля — там и четвертому легче присоединиться. Легче принять чужие правила. Льдинки-ботинки, как же это все неудобно. Вот зачем ты туда полез?

Он глянул на мое вытянувшееся лицо:

— Шучу, Эд. Шучу… Значит, рабы… Понятно, почему он так от гостей увиливал. Чувствует ледяная акула, где потроха вывалили. Чтобы ты сделал на моем месте, Эд?

У меня округлились глаза:

— Что?

— Вот представь, что ты должен что-то решить. Вот что бы ты сделал сейчас? Рабство — это, очевидно, плохо. Уж я-то знаю. Но как поступить? Окружить «Изумительный» и перестрелять всех за благое дело? Учесть, что они точно будут обороняться, что его люди хорошо подготовлены. Что мы на ровном месте уберем из своих рядов ну, допустим, сотню бойцов. Часть постреляем мы, часть постреляют они. В итоге у нас будет корабль и гора мертвецов. Или закрыть глаза, выбрав меньшее зло, а когда сил станет больше — избавиться от мерзавца?

— Может, спросить Монокля?

— Монокль слишком занят своим пойлом и страданиями, — отмахнулся Фарри. — Он так просил не лезть в команду, что вон, видишь, как ею занят.

— Может, понимает, что тебе лучше не мешать и не хочет с тобой бороться? Ты ж его не слишком то и слушаешь, — я легко представлял себя на месте Барри Рубенса. Драный демон, да я и был он. Это Фарри так меня подзуживал?

— Я вообще не трогаю команду «ИзоЛьды»! Никакие его решения никак не оспариваю! Хотя стоило бы… Вот только я дал слово, льдинки-ботинки, и держу его.

Ему было меньше восемнадцати. Капитану Моноклю за сорок. Мне приходилось напоминать себе об этом.

— Это тот самый груз, который нужно брать на себя самостоятельно, — вдруг решил Фарри. — Прости, что на тебя это вывалил, мне так легче думать. Светлобог, как же все сложно. Давай-ка спать, Эд. Я думаю, это лучшее, что мы сейчас можем сделать. Там ведь нужно все хорошо обдумать, очень осторожно. Ведь одним словом можно все сломать. Поэтому слова надо выбирать тщательно!

Я кивнул. Да, как же хорошо, что не мне этим придется заниматься. Как хорошо быть простым наблюдателем. Свидетелем, а не вершителем. Ведь и правда: случайный намек, неточная формулировка, и все накрывает черным льдом.

***

— Ты рабовладелец, Малакрай? — спросил Фарри. Капитан «Изумительного» только что весело пританцовывал, спасаясь от холода. Рядом с ним склонился его помощник, прикрывая лицо от ветра, он что-то говорил командиру, но, услышав обвинение, осекся. Оба уставились на Фарри. Эд ан Кэм хмуро кашлянул из-под побелевших от инея бровей.

Утренний совет не задался. Обычно капитаны сходились у площадки лайаров, делились мнениями, обсуждали какие-то насущные вопросы, и потом пустыню рвали гудки снимающихся с места ледоходов. Но не сегодня.

Жерар, Сабля и оба Неприкасаемых знали, что задумал Фарри. Монокля в планы не посвятили, и потому новость вызвала в нем довольно живой интерес.

— Заранее прошу извинить меня за косноязычность, но… не оледенел ли ты, дружок? — наконец пришел в себя Малакрай.

— Я был ночью у вас на корабле, — сказал я. — Видел трюм.

Лицо Малакрая закрывали массивные костяные очки с черной щелочкой да высокий меховой воротник с пестрыми ленточками. Не нужно было быть эмпатом, чтобы почувствовать его взгляд.

— Печальненько, что сказать, — развел руками он. — Светлый Бог знает — я старался оттянуть этот изумительный миг.

Его помощник выпрямился, потянулся к дальнобою.

— Ты не успеешь, — сказал ему Торос. — Торос успеет. Поживи еще.

— Не слушай его, не успеет. Давай! — тут же вмешался Буран. — И я не успею!

Пустынник безмолвно и демонстративно развел руки. Ветер мочалил оторочку капюшона.

— Мы каперы, юноша, — произнес Малакрай. — Охотники за пиратами. Я же говорил? Эти люди, в трюме, они заняты искуплением. Ну, вы ж знаете, у них есть должок пред всем человечеством. Мы великодушно, так сказать, позволяем…

— Я был рабом, — сказал Фарри.

— Оу. Да… Изу-у-у-умительное попадание.

— Я был пиратом, — добавил мой друг.

— Исключительно соболезную, но… Это невероятно интересные истории! Вот только к чему они? Давайте сразу перейдем к сладенькому.

— Я вижу два варианта, — Фарри говорил спокойно, уверенно. — Первый, самый простой. Мы прощаемся. Ты уходишь в одну сторону, мы в другую. Будто ничего и не было.

Эд ан Кэм опять закашлялся, но теперь в хрипах мужчины слышалось возмущение.

— Второй посложнее, — продолжил Фарри. — Вы освобождаете рабов. Мы их забираем. Проверяем твой корабль, твою команду. Если вам не хватает рук — думаю, у ан Кэма найдутся желающие перебраться на шапп. Равными, а не слугами, конечно же. У нас всех тут одна цель, Малакрай. Мы меняем мир, а первое, что в нем должно измениться — это мы сами.

Монокль переступил с ноги на ногу, отвернулся, пряча ироническую усмешку.

— Что будет с рабами дальше? — спросил помощник Малакрая.

— Это имеет какое-то значение?

— Ты чего-то такой уже слишком главный! — пыхнул злобой моряк. — Твой папаша еще баб не нюхал, когда я пиратам головы отпиливал. Ты мне не ровня. Я чужого никогда не брал, руки чисты, выкормыш ледовый. А эти недолюди много чужой крови на лед выплеснули заради пойла да дешевых шлюх. Конечно, это имеет значение!

— Простите, — Малакрай повернулся к помощнику. — Боюсь, у нас возникают противоречия.

Из широкого рукава капитана «Изумительного» выскользнул ствол карманного дальнобоя. Бах. От выстрела с головы первого помощника слетел капюшон. Капер грохнулся на лед. Малакрай тяжело вздохнул, вновь обернулся к Фарри, словно, не замечая направленных в него дальнобоев.

— Я готов к диалогу. Палаш он… Он был наиболее радикален, давайте будем честны друг с другом.

Он поднял руки, щель костяных очков скользнула по лицам:

— Ну перестаньте уже. Я недостаточно явно показал свою заинтересованность?

— Вот теперь мне в твоей компании немножко жутковато стало, — сказал Буран.

— Не стоит. Право. Я давно уже пленник нашей своеобразной каперской традиции, джентльмены. Меня вдохновляет шанс все изменить. Палаш бы этого не позволил. Даже если бы мы смогли договориться — спать мне пришлось бы с одним открытым глазом. Я сберег порядочно нашего общего времени!

Он не врал. Он действительно чувствовал себя освобожденным, воодушевленным. Малакрай повернул голову к Фарри.

— Несмотря на весьма изу-у-у-умительно громкие слова, достойные твоей молодости, я бы продолжил наше взаимодействие.

— Если эта, кто-то че-то против меня так же держит — так вы словами, ладно? — буркнул Сабля. — Я понятливый. Слышь, ан Кэм. Пулять не надо. Сначала побалакаем, ладно?

Капитан баржи кивнул.

— Без вот этого, да? — уточнил его первый помощник.

— Конечно, — сипло сказал Эд ан Кэм.

— У меня очень хорошее предчувствие, — с улыбкой добавил Малакрай. — Вы не могли бы опустить оружие?