Ледовая армия

Глава двадцатая «Хватала»

— Корабль! Корабль! — закричал кто-то. Я повернул голову и пропустил выпад соперника. Тренировочный клинок плашмя впечатался в затылок. Капюшон смягчил удар, но все равно его силы хватило, чтобы опрокинуть меня на палубу.

— Ой, — сказал мой напарник, парень из Ластен-Онга, лет двадцати. Гораздо крепче меня, надо сказать. Но дрался я лучше. — Прости.

В ушах звенело, на губах стало солоно. Я сплюнул кровью.

— Все хорошо.

— Корабль!

В Пустыне послышался гудок «ИзоЛьды».

— Отдыхайте, лапушки мои нежные, — приказал Буран. Все тренирующиеся на верхней палубе бросили учебные поединки. Неприкасаемый в алой парке не спеша подошел к ограждению, вцепился в него руками и принялся выглядывать в Пустыне признаки корабля.

На идущей параллельным курсом «ИзоЛьде» появился сигнальщик, он неистово махал флагами, будто отбивался от невидимого врага. Совершенно не представляю, что содержалось в сообщении. На барже и на «Изумительном», наверное, понимали. Ну, я на это надеялся.

Палуба загудела. Бесконечность Пустыни вдруг оказалась разорвана. Наверное, многие потеряли счет одинаковым дням. Даже я от тоски стал каждое утро отправляться на баржу, тренироваться. Вылазки за льдом, охота, разведка — все оставляло меня равнодушным. А вот выжатым до капли на занятиях Бурана я чувствовал себя чуточку счастливее.

Злой язык нашего учителя как-то подстегивал. Из тех четырех, бесконечно ведущих тренировки на верхней палубе, он единственный мог заставить меня сделать больше, чем я собирался. После него на баржу поднимался Темный из солдат Рубенса, потом шел Праведник из Клинков, а ближе к вечеру людей гонял Торос.

Палуба всегда была забита людьми. При любой погоде. А иногда, после того как Торос объявлял конец тренировки, здесь проходили потасовки. Люди делились на две-три группы и начинали учебный бой. Часто все было залито кровью, но обходилось без серьезных травм. Так — носы, ссадины, зубы. Мне нравились эти схватки, хоть я и понимал, что от выстрела из дальнобоя они не спасут.

Просто… Кроме них у меня ничего не было. Люди Ока игнорировали все попытки заговорить с ними. Юрре проходил мимо, словно я ничем не отличался от куска льда под ногами, а мой язык высыхал до состояния вяленого куска мяса, и, думаю, без эмпатического таланта наемника не обходилось. Среди людей Малакрая не нашлось никого похожего на Черного Капитана. Рабы с «Изумительного» словно растворились в барже. Одного, правда, пришлось обезглавить — он проник на корабль Малакрая и зарезал какого-то пустынника, своего давнего обидчика. Казнь провели показательно. Три корабля встали вокруг ледяного эшафота. Фарри, голосом которого служил Тас Бур, произнес речь с обвинением, и Жерар отсек осужденному голову.

Мститель улыбался и после смерти.

Боль, причиненная Братством, притупилась, страсть добраться до Южного Круга подзамерзла. Пустыня вымерла. Все крупные города остались позади. Навстречу нам никто не попадался, наверное, с месяц. Пару раз мы находили брошенные ледоходы. Один из них явно возвращался с Берега, но не дошел и уже был разграблен. Второй застрял во льдах, наверное, несколько лет назад. С него содрали даже куски обшивки, оставив только зияющий и забитый снегом остов.

Ничто не беспокоило Пустыню. События в Ластен-Онге, в Барроухельме принадлежали каком-то совсем далекому и несуществующему миру. Здесь человеческой возне места не было. Только лед, холод и небо. Кряжи вздымались и оседали. Плоть холодной вселенной взрезали многомильные расщелины. Ночью полыхали далекие зарницы, трещал многострадальный лед да монотонно гудели двигатели. Где-то там, в холодных просторах, прятался Черный Капитан.

Каждый день одно и то же.

Поэтому весть о корабле оказалась знаковым событием.

— Корабль. На юге. Один. Уходит, — громко перевел нам повторяющиеся сигналы кто-то из зевак.

Многоголосо вздохнула толпа, возгласы перепутались, перемешались.

— Братство?

— Кому еще?

— Теперь уже есть кому. Берег ближе, чем Содружество. Может, из этих?

— Да кто угодно.

— Пират?

— Падальщики?

— Братство!

— Может, наши?

Люди, разгоряченные тренировкой, сыпали предположениями, спорили. Под моими руками дрожал поручень, внизу крошили лед гигантские траки. Пустыня сверкала, выедая глаза, слева тянулись поля алого мха. Я наблюдал за сигнальщиком на борту. Он все махал и махал, повторяя сообщение, пока с других кораблей не подали сигнал, что услышали его. Парень опустил руки, но на верхней палубе появился кто-то в рыжей парке Клинков, и сигнальщик вновь принялся передавать сообщение.

Разбитая губа пульсировала, но из-за холода толчки чувствовались все меньше.

— Рубенс идет за ним. Меняем курс.

«ИзоЛьда» дала гудок и медленно стала заворачивать налево. Трубы задымили, на палубе инструментариев запустили сердце ледохода на полную. Я даже пожалел, что отправился на тренировку. Мы так долго плелись… Так медленно. Красный фрет Барри Рубенса удалялся от нас так, словно мы остановились.

— Походу мы прокакали веселье, — прервал гомон Буран. Он покачал головой. — Это больно меня ранило. А когда мне больно — страдать должны все. Поэтому давайте, заплетайте косички и продолжаем. Я хочу, чтобы, когда вам встретятся настоящие мужчины, вы знали, как их удовлетворить.

Неприкасаемый нахмурился:

— Нет, как-то не очень вышло. Забудьте. Продолжайте наносить друг другу увечья, прошу вас.

Клинок в руке стал невыносимо тяжелым. Мороз вновь стал запускать руки под одежду. Настроения драться не было. Да и губа болела.

— Быстро-быстро! — гаркнул Буран.

После первой, несколько ленивой атаки напарника, которую я без труда слил в сторону, яответным ударом направил клинок ему в незащищенное колено, и интерес появился. Парень охнул, припал на подбитую ногу и ринулся в драку с большим усердием.

Корабль мы нагнали довольно скоро. Он и «ИзоЛьда» стояли на месте, рядом друг с другом. Хищный красный фрет и приземистый шапп, когда-то выкрашенный в белый цвет, с огромными прорехами облупившейся краски. К фальшбортам были приколочены черепа животных. Охотники? У шаппа виднелись рыжие парки адептов Восходящего Солнца. Ну и, конечно же, там находился и Фарри, меж мрачными фигурами Монокля и Тороса.

Дождавшись своей очереди, я спрыгнул на лед. Поправил штурмовой клинок и расправил плечи. Вот он я, Пустыня. Не мальчик, а мужчина. Воин. И таких, как я, здесь уже не десять-двадцать человек, а сотни. Это не одинокий ледоход. Это настоящая армия.

Немудрено, что команда шаппа не торопилась выходить к нам навстречу.

Под ногами похрустывал снег. После вечно дрожащего пола мне казалось, будто я ступаю по меховому ковру. Мягкому и при этом незыблемому.

— Близко не подходить!

— В цепь, в цепь!

Новоявленные командиры расставляли вчерашних рыбаков, мастеровых, пустынников в шеренги. Я шел дальше, зная, что не подчиняюсь здесь никому.

— Перепугались, — сказал я, когда поравнялся с Фарри. Он поднял голову, глянул на меня из-под меховой шапки и обернулся на наши корабли.

— Льдинки-ботинки, а ты бы не испугался?

Ответа не требовалось, все и так было ясно.

— Эк тебе лицо раздуло, — отметил Фарри. Я коснулся разбитой губы языком. Поморщился.

— «Хватала», — произнес Монокль название корабля. — Прекрасное имя.

Он скинул капюшон. Рваные облака плыли по небу и волокли по льду серые тени.

— Уже теплеет, заметили? — ни к кому не обращаясь, спросил он.

Торос покосился на него неодобрительно, но промолчал. А я согласился со словами капитана «ИзоЛьды». Мороз отступал. Теперь повсюду был просто холод.

Барри Рубенс накинул капюшон обратно и зашагал к «Хватале». Добрался до лестницы, свисающей с технического хода. Взялся за крепкие поручни и ловко поднялся. Вытащил из-за пояса нож и постучал в дверь рукоятью.

Он ничего не говорил. Лишь привалился плечом к борту шаппа и со скучающим видом ждал.

Изнутри что-то звякнуло. Хрустнуло. А затем дверь распахнулась. В Пустыню протиснулся мужчина необъятных размеров. Он что-то спросил у Монокля сверху вниз, но тот лишь махнул рукой в сторону Фарри.

Толстяк с опаской подошел к лестнице и с пыхтением спустился.

— Слушай, — попросил Фарри, хотя мог и не делать этого. Я знал, для чего здесь нахожусь.

Охотник еле передвигал ноги. Ох, как же далеко отсюда он хотел оказаться. Где-нибудь в теплом месте, со знакомыми запахами, лицами. В безопасности.

Фарри шмыгнул носом.

— Крепкого льда вам, — толстяк с заискивающей улыбкой обратился к Торосу. — Мы зла никому не желаем и бед не хотим никаких.

Телохранитель даже не моргнул. Как стоял белой глыбой, так и продолжил стоять. Лишь ветер приглаживал шерсть парки.

— И вам крепкого льда, — сказал Фарри. Ему нравилось удивлять новых собеседников. Он и сам до сих пор поражался своей роли. Хотя, как мне кажется, уже значительно реже.

Заросшее лицо охотника казалось мордой животного. Растерянный взгляд толстяка запрыгал по нашим лицам. Торос-Фарри-я, я-Фарри-Торос. Он даже опустил голову, разглядывая заговорившего с ним подростка.

К нам двинулись Клинки. Без угрозы, с живым интересом. Но охотник занервничал еще больше. Впереди солдат Спящего шагал Тас Бур. Шаман сбросил капюшон, явив солнцу сверкающую лысину с вязью татуировок.

— Меня зовут Фарри. Я командую этой экспедицией, — представился мой друг.

— Эм… А… — толстяк улыбнулся, но тут же исправился, осознав, что никто не шутит, и выпалил заготовленную, но совсем позабытую в дороге речь:

— Я этот… Ротенбруст из Рудни-Онга… Промысловики мы. С забоя идем. Олени на дальние поля пришли. Ну и мы их того. Ну, да…

— Давно ли ты был в Рудни-Онге, друг мой? — печально спросил Монокль, непонятно как оказавшийся рядом с нами.

— Неделю как, а что? Что-то сморозилось? Вы сами-то откуда?

— Отовсюду понемногу. — улыбнулся Фарри, — надеюсь, что все с Рудни-Онгом в порядке, если до него не добралось Братство.

— Братство? А что с ним? В паре лиг от нас их лагерь стоит. Громгар даже пригнали. Мы вон, им мясо продаем.

Глядя на наши лица, он весь сжался. Тут не нужно быть эмпатом, чтобы увидеть, как заледенели глаза тех, кто видел зверства фанатиков.

— Мы вольный город. Мы в войны не лезем. Когда Содружество с Берегом топтались, я возил провиант адмиралу Мингу Айронкастловскому. Он меня лично благодарил. Ну там же все понятно, Берег — те еще твари. А вот с Братством сражаться мы не договаривались. Мы не солдаты. Они нас не трогают.

— Кто такой Минг Айронкастловский? — спросил подошедший Тас Бур.

Рубенс пожал плечами.

— Командир флота Содружества! Вы ж оттуда, верно? — упавшим голосом уточнил охотник. Ему пришло в голову, что с ним могут говорить и спасшиеся с Берега.

Я лишь моргнул. Медленно. Шагнул ближе, вглядываясь в лицо лохмача. Ротенбруст отступил. Его испуг можно было взять в руки и крепко-крепко сжать. Пальцы зачесались, но я удержался. Братство им не враги?

— Ты чего это, малец?

Я вспомнил замерзшие тела на столбах Ластен-Онга. В ноздри вернулся запах едкой дряни из чанов с пленниками, я вновь ощутил слабость цитадельской отравы, выкручивающей кишки. Охотничий главарь отступил еще раз, воззвал к Фарри:

— Чего он, а?!

— Он верит во все это… — ответил я.

— Я простой охотник, понимаете? Простой охотник. Я обеспечиваю город мясом. Что там не поделили Содружество и Цитадель — меня не касается. Детей наших никто из вас кормить не станет.

— Каждый первый с того вот корабля, — Фарри указал на нашу баржу, — захочет оторвать от тебя кусок за эти слова. Вот эти люди, в цепи, видишь?

Лохмач застыл:

— Почему?

— У нас совсем другой опыт общения с Братством, — покачал головой мой друг. — Однако я готов оказать тебе услугу и уберечь от гнева этих людей. Но взамен мне кое-что понадобится.

Тас Бур хищно оскалился. Рубенс хмыкнул.

— Мне нужен твой корабль, — сказал мой друг.

— Но…

— Я верну его. Обязательно. Слово Фарри. Так что выбор за тобой. Либо ты со мною, либо они, — он кивнул на вооруженных мужчин Ластен-Онга, стоящих на отдалении, — с тобой и твоими людьми.

***

Над Пустыней пульсировали контуры черных туч, алые линии сменялись синими. Их свет терялся, не достигая льда. За окнами рубки было так темно, что я отчетливо видел в них свое отражение. Прожекторы «Хваталы» извлекали из кромешного небытия выдавленную в Пустыне дорогу. Ротенбруст стоял у переговорника и мрачно сопел, смирившись со своей ролью. Буран развалился в капитанском кресле и делал вид, что дремлет.

Я знал, что стоит мне подать голос — Неприкасаемый в один миг окажется рядом с главарем охотников и сделает то, о чем предупреждал Фарри. Тот самый Фарри, который обещал никогда не отнимать чужих жизней.

Ведь тот, кто берет на себя ответственность, вынужден меняться.

Справа поблескивали огни Рудни-Онга. Небольшой городок на окраине мира. Уцелевший. Почему Братство не сделало с ним тоже самое что и с Ластен-Онгом? Или же вопрос следует поставить иначе: почему с жителями Ластен-Онга случилось то, что случилось?

«Братство воююет с Содружеством, Эд, а не со всем миром».

Корабли Цитадели расположились у огромной ледовой горы, прикрыв лагерь от ветров. В ночи сверкали шаманские бортовые фонари. Их было так много, что свет собирался в один поток и резалглаза.

Когда мы подошли ближе, я разобрал среди огней громгар. Огромный корабль Цитадели, раза в три больше «ИзоЛьды».

— Семь ледоходов и громгар. Что они тут вообще делают? — спросил Буран. — Надеюсь, что-нибудь полезное?

Ротенбруст шумно вздохнул, покосился в мою сторону. Промокнул пот на лбу. От него пахло кровью и потом. Смесь неприятная, но ей далеко до той жижи, что Братство получало из человеческих тел.

— Ждут чего-то, — сказал толстяк. — Откуда нам-то знать?

Он наклонился над трубой переговорника и гаркнул:

— Потише давай! Заводи прямо.

Цитадель расставила свои ледоходы так, чтобы бортами оградить себя от ветров. Бродячий городок с проездом во внутренний двор. Двашаппа Братства, повернутыхносом друг к другу, служили ему воротами. Мы проползли мимо, и в свете фонарей я разглядел несколько фигур часовых. На вползающий охотничий корабль никто внимания не обратил. Молчаливые бойцы даже голов не повернули. К «Хватале» привыкли.

Фарри на это и рассчитывал.

— Все, хорош, — буркнул Ротенбруст инструментариям. — Приехали.

«Хватала» остановился.

Буран мягко поднялся из кресла, приоткрыл дверь рубки.

— Всем снедаемым совестью просьба выметаться отсюда к ледовым демонам, — сказал он. — Грязные и подлые негодяи сейчас будут делать нехорошие вещи. Мне самому от них дурно. Не хочу, чтобы ты заплакал.

Ротенбруст опять вздохнул, но не сказал ни слова. Вышел в коридор, покорно протянул руки Неприкасаемому и молчал жалобно, пока Буран привязывал его к трубе отопления.

— Не грусти, — сказал он охотнику напоследок и махнул мне рукой. — Идем!

На нижней палубе, среди туш оленей, нас ждали наемники Ока, Клинки Восходящего Солнца, солдаты Рубенса, каперы Малакрая и почти две сотни тех жителей Ластен-Онга, которых отобрали для боя. Возбужденная молчащая армия. Люди стояли так близко друг к другу, что нельзя было пошевелиться, не задев соседа.

Буран и я спустились по лестнице, ближайшей к выходу. Неприкасаемый ловко прорезал толпу. Люди расступались перед ним и мною. Я чувствовал на себе взгляды, и они придавали мне сил. Это идет не маленький мальчик. Это идет тот, кто нужен. Тот, кого знают. Тот, кто не знает почти никого.

— Мне скучно. Хочу играть, — сказал Буран, когда мы добрались до шлюза.

— Рано, мы ж говорили, — ответил ему старший помощник Ротенбруста. — Сейчас из Братства подойдет проверяльщик. Вы же сами хотели…

— Шучу, — огорченно прервал его Неприкасаемый. — Не принимаешь ты мой искрометный юмор. Обижусь.

Охотник промолчал, покосился на меня.

— Не бойся, — сказал я ему тихо. — Я же просто юнга, помнишь? Детишки усыпляют бдительность, да?

— Ты того, дай ему подзатыльник, — не успокаивался Буран. — Очень поможет в роль войти.

Охотник нервно улыбнулся.

— Умолкните, — сказал Торос.

Я стоял рядом с высоким помощником Ротенбруста и примерял на себя испуганно-восторженный вид. Натягивал на непослушное лицо смущенную улыбку, а когда поймал на себе насмешливый взгляд Бурана, то просто отвернулся.

Позади слышалось дыхание сотен вооруженных людей. Иногда раздавались легкие позвякивания оружия. Кто-то беспрестанно покашливал. Я положил руку на клинок, прикрыл глаза. Драться я умею. Драки не боюсь. Смерть же… Она настигает всех.

Удар по корпусу, которого все так ждали, все равно пронзил сердца неожиданностью.

— Идем, — сказал охотник. Подошел к выходу рядом с грузовым шлюзом. Посмотрел на меня, бросил взгляд назад. — Быстрее!

Он выскочил в Пустыню. Холод ударил в лицо, и я поспешил за охотником.

Внизу, на льду у траков, стоял, запрокинув голову, солдат Братства. Сетчатое забрало его шлема покрылось инеем. Небо рисовало кривые алые линии. Звук двигателей отражался от стальных бортов и входил в резонанс, щекотал кости.

— Почему ночью? — с механическим шипением спросил цитаделец. Тревоги в нем не было. Немного раздражения, да и только.

— Торопились, — ответил ему охотник. — Буря идет.

— Разгрузка только утром.

— Буря же… Может мы сейчас выгрузим все? Домой бы добраться, а то заметет так, что на неделю увязнем.

Солдат промолчал. Затем коснулся шлема, щелкнул рычажком на нем и что-то забормотал. Прислушался. Повторил что-то. Все это время он стоял, запрокинув голову, не сводя с нас сетчатых окуляров.

— Идем, — наконец сказал он.

Помощник Ротенбруста ловко скользнул по лестнице вниз. Я последовал за ним.

— А этот зачем?

— Пусть учится. Пацан совсем, опыта никакого нет. Хочу сделать из него человека.

Я улыбнулся солдату, как только что пробовал в брюхе «Хваталы». Смущенно и испуганно.

— Хорошо. Вперед.

Он указал в сторону громгара, и я с трудом удержал облегченный вздох. Когда обсуждался план, мы опасались, что цитаделец, ответственный за провиант, окажется на другом корабле. Тогда все становилось значительно сложнее. И хотя Ротенбруст уверял, что тот обитает на громгаре, я никак не мог отделаться от мысли, что всегда может случиться досадная мелочь, которая обрушит все.

Каждый победоносный случай — это всегда череда счастливых совпадений. Те, кто любят риск, об этом знают. Те же, кто полагаются только на себя, частенько проигрывают, даже не начав игру.

Мы добрались до короля Пустыни, слепящего глаза бортовыми прожекторами. Свет был настолько ярок, что за нами совсем не ползли наши тени. Я даже обернулся, чтобы убедиться в этом.

Солдат остановился у лестницы, спущенной сверху, махнул рукой. Первым полез охотник, я следом. На первой же площадке помощник Ротенбруста остановился. Посмотрел на меня с сомнением. Лица его я не видел, но чувствовал.

О чем он думал? Представлял себе вариант, как сбрасывает меня вниз и предупреждает Братство о засаде на «Хватале»? Считал выгоду и потери для такой ситуации?

«А может , он в тебе не уверен?»

Слава Богам, солдат заткнул свои сомнения и даже подал мне руку, помогая забраться. Внизу клацали о стальные ступени «кошки» цитадельца.

Вход в корабль был заперт. Солдат Братства опять щелкнул чем-то на шлеме, с хрустом провернул какую-то шестерню у уха.

— Четвертый вход, открывайте, — сказал он.

С другой стороны раздался глухой стук. Тяжелая дверь без скрипа раскрылась. Оттуда потянуло теплом.

— Вперед, — сказал цитаделец.

Мы прошли внутрь, миновав еще одного воина Братства. Тот запер дверь за нами и даже не проводил взглядом уходящих по коридору охотников и сопровождающего. Я скинул капюшон, стянул шарф с лица.

Внутренности корабля ничем не отличались от виденных мною до этого. Все те же коридоры, все те же трубы отопления, все та же грязь под ногами. Наверное, я был разочарован. Думал, что тут вокруг все мигает, сверкает и каждый шаг открывает чудеса, что давно познаны Братством, но являются тайной для всех других обитателей Пустыни.

Шли мы довольно долго, мимо запертых кают и дверей в смежные ходы. Солдат пропустил нас вперед и топал позади. Все хорошо. Ни тревог, ни беспокойства. Рутинная служба.

— Здесь, — сказал цитаделец.

Над дверью мастера припасов висела табличка с номером. Больше ничего не отличало ее от десятка кают, что мы прошли. Солдат постучал, и та сразу открылась.

На пороге стоял грузный мужчина с красными от усталости глазами. Он был без шлема, и лицо его, из которого торчали провода, уходящие куда-то за спину, показалось мне белее снега. Я уставился на две вспухшие ранки на висках, через которые крепились эти чудовищные черные щупальца.

— Сколько привезли?

— Двести тридцать три, — сразу ответил охотник.

— Где Ротенбруст?

— Лихорадит. Промерз, отогревается. Просил извиниться. Хотелось бы домой поскорее…

— Это кто?

— Малой наш. Учу вон.

Взгляд мастера провианта упал на меня. Тяжелый, неуютный. Мне захотелось от него спрятаться.

— Нашел время сопляков учить, — недовольно сказал цитаделец. — Выгружай, людей сейчас пришлю.

Он захлопнул дверь, не попрощавшись. Я хотел спросить у помощника Ротенбруста, почему цитадельцы не пообщались друг с другом без этой утомительной прогулки с помощью своих чудо-шлемов, но подумал, что сейчас такой вопрос задавать не стоит. Возможно, для Братства важен этот ритуал поклонения, когда просящий должен идти по этим длинным коридорам для разговора. Да мало ли причин.

Для нас наступал самый ответственный момент. Солдат потопал вперед, а я поймал взгляд охотника. Кивнул в сторону цитадельца и показал пальцем в грудь помощника Ротенбруста. Тот прикрыл веки, дав понять, что увидел мой сигнал.

Второго, у двери, должен был взять я.

Рука скользнула к ножу, тронула холодное навершие.

Мы сработали очень хорошо. Когда первый цитаделец отвлекся на запор, охотник вогнал нож в щель между шлемом и воротником нашего сопровождающего, с правой стороны. Придержал захрипевшего, а я прыгнул на солдата, открывающего дверь и ударил его так же справа. Один раз, другой, третий. Совсем как убийца Трех Гвоздей. Мужчина повалился на пол, позади помощник Ротенбруста положил труп второго солдата.

— Теперь отступать некуда, — сказал охотник. Он приоткрыл дверь, наблюдая за двором. — Стой, смотри, — добавил помощник Ротенбруста. Подхватил мертвеца за подмышки и поволок его в темный закуток, где часовой отдыхал, когда еще был жив. Я застыл у щели, из которой тянуло холодом, и уставился на «Хваталу». Пока тихо. Посланные на разгрузку солдаты Братства еще не объявились. Охотник тем временем оттащил труп первого цитадельца и взялся за второй. Я неторопливо, тщательно отер от крови нож. Еще одно убийство, но в душе ничего не шелохнулось. Это Братство. Из-за них можно не переживать.

Где-то что-то лязгнуло, наверное, раскрылся грузовой шлюз одного из кораблей. Звук несколько раз отразился от стен стальной коробки и растаял. К «Хватале» пополз скорт.

— Выехали, — сказал я.

— Иди, — охотник содрал шлем Братства с головы мертвеца, натянул его на голову, затем сорвал плащ и накинул себе на плечи.

— Ты все правильно сделал, — произнес я, помня о сомнениях помощника Ротенбруста.

— Если вы не врете, то да — все правильно, — буркнул он в ответ. Дверь отворилась. Я выскользнул наружу, слетел по лестнице вниз и пошел к «Хватале». Не побежал, неторопливо пошел, объятый корабельными огнями.

Это и был наш сигнал.

Скорт Братства подполз к «Хватале», остановился. Из него выбралось несколько цитадельцев. Я остановился, силясь разглядеть в изрытом траками снеге фигуры наемников Ока. Они должны были быть там, но в пятнах света и тьмы, под росчерками алых и синих линий с неба отыскать их оказалось невозможным. Только когда люди Братства стали валиться с ног, белые фигуры выросли изо льда и бросились к задыхающимся в ужасе и слабости жертвам. Кто-то из безмолвных запрыгнул в скорт, чтобы добраться до механиков.

Кормовой шлюз «Хваталы» опустился разинутой пастью хищника.

Я развернулся, побежал обратно к громгару и забрался наверх, к дверям, охраняемым помощником Ротенбруста. Внутренний двор все так же ровно тарахтел двигателями ледоходов. Внизу, в свете фонарей, к громгару неслись наши. Мне все казалось, что в любой момент их заметят, загудят трубы ледоходов, и все кончится. Все ходы на суда перекроются, и запертых среди кораблей Братства людей расстреляют из орудий. Да что там, если я сейчас постучу, не откроет ли мне настоящий солдат Братства, не увижу ли я на полу труп моего напарника?

Выдохнув, я отстучал условный сигнал, сжал в руке нож.

Дверь распахнулась, помощник Ротенбруста мотнул головой, мол, заходи. Пропустив меня, он встал в проеме.

Я вошел в тепло, снова стянул шапку. Отер ею мокрый лоб и услышал шаги. Кто-то топал по кораблю прямо к нам. Несколько шагов и он окажется в проходе, где будет стоять мальчишка, а в открытой двери будет виднеться притворяющийся цитадельцем охотник.

Зажмурившись, я вцепился в идущего по коридору человека. Туалет. Туалет. Боги, как же хочется в туалет. Как же хочется в туалет. Очень. Лопну. Просто лопну! Распирает так, что режет. О, только бы не описаться. Но как же хочется. Шаги ускорились, а я все давил ему на это желание, превращал его в основное, самое яркое, самое сильное.

— Дрань, — раздалось из коридора изумленное. — Дрань-дрань-дрань!

Да, знай я секреты наемников Ока, все было бы проще. Описавшийся цитаделец остановился в нескольких шагах от поворота, растеряно глядя на себя. Когда я выскочил ему навстречу, он только и смог, что поднять на меня взгляд. Нож вошел ему под подбородок. Человек Братства схватил меня за руку, всхлипнул и повалился на пол. Собачья жизнь, ему было почти столько же, сколько и мне.

Вымазанный в крови, я отступил прочь, не в силах отвести глаз от убитого мною подростка. Потом посмотрел на нож, вытер его о свою парку, и так уже замызганную.

— Отойди, — сказали мне сзади. Сильная рука легла на плечо, оттолкнула к стенке. В коридоры вышли люди Фарри. Растеклись по ходам. Я услышал, как лязгает дверь на лестницу. Как открывается путь к другим палубам.

— Молодец, — раздался рядом голос Бурана. Он лихо подмигнул мне и скользнул мимо.

Откуда-то спереди послышался вскрик. Неясно, то ли кто-то нашел открытую каюту, то ли специально поднял тревогу, чтобы выманить наружу цитадельцев. Не знаю. Вот только после этого вскрика началась настоящая резня. Люди Фарри врывались в каюты, забивали сонных обитателей и спешили назад. Наверху что-то глухо щелкнуло. Мимо пробежало несколько наших. А затем человеческий поток хлынул на другие палубы, оставив эту истекать кровью. Я смотрел на черные лужи, выползающие из открытых дверей, смотрел на цепочки кровавых следов и не мог поверить, что это происходит со мною. Воин Пустыни? Бросьте, маленький, потерянный в брюхе гигантского ледохода мальчик.

Прислонившись к стене, я сполз вдоль нее вниз, опять уставился на труп заколотого мною паренька. Что такое… Я же уже убивал людей. Почему сейчас вот так?

Мир погрузился в туман, и даже когда огромный громгар дернулся, разворачиваясь, я еще не пришел в себя. Там, снаружи, титан Пустыни таранил и мял стоящие вокруг корабли, а его бортовые пушки изрыгали огонь по полусонным соседям, а внутри, на второй палубе, сидел с потерянным видом мальчик по имени Эд ан Бауди.

Когда же у меня нашлись силы, и я побрел по залитым кровью коридорам искать своих, основной бой уже закончился. В драку мне больше вступить не довелось. Пустыня за бортом громгара полыхала, и в горящих кораблях Братства сплавлялись в единое целое металл и человеческая плоть.