Ледовая армия

Глава двадцать четвертая «Бросай якорь, Сорольд!»

Капли воды падали с ее тела на залитую кровью палубу. В тросах и мачтах свистел ветер, но холода она не чувствовала. Маленькая изящная служительница смерти медленно ступала по палубе, и на губах ее играла робкая улыбка. Не будь в руках девушки окровавленных клинков — образ бы оказался мечтой любого мужчины. Высокая грудь с торчащими сосками, стройные ноги, соблазнительная талия.

Когда-то давно ее, быть может, это и тронуло бы. Но власть над бойцами, поэтами, купцами она имела и раньше, пусть и не настолько откровенную.

Охрана ледохода не ожидала нападения. Недели единообразных вахт расслабили истосковавшихся по земле моряков. Горизонт не менялся. Их души терзали сомнения, страхи, переживания. Их желудки познали голод. Их умы заплыли отчаяньем. Бывшие прежде властителями, они стали гонимыми. Дарители ужаса нынче боялись сами. Посланница мести впитывала миазмы корабельной команды, свисая с якорной цепи.

Она ждала. Терпеливо ждала того дня, когда хозяин позволит подняться из-под воды. Позволит сделать то, о чем она мечтала.

И вот теперь ее ножки касались теплой и липкой от крови палубы. В ушах звучала старая мелодия, на которую так и просились чудесные слова. Прикрыв глаза, смерть пританцовывала на палубе, поднимаясь все выше. Солнце стоялопочти над самой головой, волны бились о борт черного фрета. Ледоход пустел.

— Эй… — изумление. Чаще всего изумление. Эти здоровые бородатые мужчины, много раз мывшие руки в крови, замирали, увидев пред собой обнаженную девушку с клинками. Кто-то успевал схватиться за оружие, но обычно с этим вот изумлением они и умирали. Смерть поднималась все выше. Ветер толкал ее в спину, черные волосы крыльями закрывали лицо, но девушка шла. Стихия выла, раскачивая корабль. Брызги долетали даже до той палубы, где началась резня. Маслянистые лужи крови становились жиже.

— Ты чего тут делаешь? — крикнули слева. Чернокожий моряк с ярко-белыми глазами и зубами выхватил клинок. Она тряхнула головой, танцуя, двинулась к нему навстречу. Меч темнокожего лязгнул о сталь смерти, соскользнул дальше, увлекая за собой бойца. Глаза мужчины расширились от осознания ошибки, но острие уже вошло ему в грудь. Перешагнув через скрюченное тело, смерть подошла к трапу на верхнюю палубу. Вспорхнув наверх, девушка направилась к капитанской пристройке. Она надеялась, что владелец фрета будет там. Несколько раз, ночью, она выбиралась из-под воды и наблюдала за тем, как бородатый человек, воплотивший в себе боль ее жизни, проводит время за картами, книгами. Как мечется по каюте в размышлениях. Смерть наблюдала за ним, сокрытая во тьме.

В этот раз прятаться она не собиралась. Обошла надстройку и заглянула в окошко. Капитан был не один. У стола, упираясь в него руками, стояла женщина, и запрокинув голову, изогнулась так, чтобы было удобнее стоящему за ней любовнику. Тот пыхтел, сжимая ее рыжие волосы, намотанные на кулак, и уже был в том состоянии, когда окружающий мир для него перестает существовать. Когда остаются только движения.

Смерть улыбнулась. Она знала обоих. Когда-то в прошлом была к ним по-своему неравнодушна. Взмахнув мечами, она встала так, чтобы любовники могли ее увидеть. Развела руки с клинками в стороны. Ветер вновь толкнул ее в спину. Увлеченные друг-другом мужчина и женщина никак не отреагировали на ее появление. И тогда она прыгнула в окно.

Сила, которой одарил ее хозяин, вышибла зачарованные стекла. Брызги сверкнули в солнечных лучах и рассыпались по деревянному полу. Мужчина отпрянул от любовницы, а та, распахнув глаза и оскалившись, в тот же миг кинулась навстречу гостье, будто и не изгибалась только что в сладострастной неге. Смерть шагнула вперед, вскидывая клинок. Рыжая перепрыгнула через стол, вытянув перед собою руки.

Окровавленная сталь вошла ей в горло. Девушка пошатнулась от навалившегося на нее тела, всмотрелась в знакомые с детства глаза, в которых гасло узнавание. Из разинутого рта рыжей хлынула черная кровь. Смерть склонила голову набок, выдернула клинок из шеи противницы. Так просто. Все так просто, так быстро. Тело грохнулось на пол.

Убийце вспомнилось что-то. Что-то из прошлой жизни. Это было мимолетно, почти неощутимо. Взгляд смерти вонзился в бородатого. Он даже не пытался натянуть штаны. Капитан фрета улыбался.

— Я узнал тебя даже без повязки, — сказал он. — Это Харт? Или Абдука? Кто из них?

Она сделала шаг, но мужчина не шевельнулся.

— Просто скажи и делай, что должна. Я хочу знать, кто решился. Абдука, да? Он знал про тебя. Он вернул тебе глаза?

Смерть шагнула еще раз, прокрутила клинки в кистях.

— Надо было взять тебя тогда самому, — Капитан отступил, но, запутавшись в спущенных штанах, опустил голову. На миг. Но когда поднял ее — девушка пошла в атаку. Он поднял руку, то ли защищаясь, то ли пытаясь остановить ее темной силой, но сталь оказалась быстрее. Смерть оказалась за спиной Капитана, изумленно взирающего на брызжущий кровью обрубок, оказавшийся на месте родной кисти. Губы под черной бородой шевелились, но ни звука не вырвалось наружу.

Девушка отсекла ему голову одним движением. Труп свалился на мокрые от крови доски, и холодные губы гостьи искривились в улыбке. Внизу живота потеплело.

Радаг мертв.

Хозяин будет доволен. Он приближался. Лайла развернулась и грациозно выскользнула по битому стеклу из каюты Капитана. Ей еще предстояло поработать.

***

С Биами я больше не разговаривал. Конечно, обида детская, но сколько страху выпало на мою долю за те минуты, что я бил тревогу о протечке, живо представляя себе нашу судьбу на дне моря. Кто-то может считать такие розыгрыши обучением. Подтруниваем опыта над молодостью. Светлый Бог пусть озарит им путь, не спорю. Но меня так разыгрывать не надо.

Да, теперь я знал, что насосы исправно откачивают воду, попадающую в трюм. Что протечка — обычное дело для морских путешествий. Что на обиженных таскают лед. И еще десять морских премудростей от матросов Рубенса. Меня подначивало желание заставить каждого из насмешников испытать то же, что и я.

Первые дни я старался не подниматься на верхнюю палубу. Там бесился ветер. Он и вода стали соратниками в борьбе против нашего корабля. Ледоход качался на огромных плавных ступенях, замирал на вершинах волн и проваливался, кренясь, в наполненные пеной ямы. Матерый Жерар, непобедимый Буран и один из наемников Ока не отходили далеко от гальюна, выполаскивая желудки. Половина команды пряталась в кают-компании, где теперь преобладал желто-зеленый оттенок измученных лиц. Энекен так переживал за страждущих, так хотел им помочь, предлагая покушать, что мне даже подумалось, не издевается ли он над ними.

Признаюсь, мне качка нравилась. Очень удивительное чувство — плавность и движение. Нет дребезжания в суставах от передвижения гусениц польду. Плавать много лучше, чем ползать.

Однако не только непогода удерживала меня от визитов на верхнюю палубу. Было кое-что еще. Это случилось в первый же день нашего плаванья. Я был наверху (как и многие), но, когда стемнело, все еще оставался на носу корабля, завороженный тем, как режет волны острый нос фрета. Свет носовых фонарей сверкающей дорожкой скользил вдоль притихшей воды, когда вдруг преломился о вынырнувшее… что-то. Заблестел огромный бок морского зверя, волна качнула корабль. Клянусь, эта тварь была в несколько раз больше «ИзоЛьды». В первый миг мне подумалось, что нас нагнал сам Темный бог, но… Не так выглядел повелитель океанов.

Хотя я живо представил, как он поднимается из глубин к нашему кораблю. Как разевается его огромная пасть, а лапы-клешни разводятся в стороны, чтобы разорвать ледоход на части. Я представил это настолько живо, что похолодел от ужаса. Мне пришлось вслух убеждать себя самого, что все это — мои фантазии. Что это я придумал, увидев тот бок морского обитателя (который, уже давно ушел с нашего курса). Однако вода теперь пугала меня. Что еще в ней могло прятаться?

В открытом море мы пробыли несколько дней. Монокль и Гушлак (наш новый штурман) почти не покидали рулевую рубку. Капитан лично взялся за управление. Пару раз, когда утихала погода, я поднимался к ним, притаскивал еду с кухни. Гушлак, обложившийся картами и диковинными приборами, с красными глазами кивал мне (опасливо, без симпатии), а Монокль даже не поворачивался. Он шел по следу. Он был близок. Компас стоял на подставке у рулевого колеса, и стрелка указывала куда-то вперед, в бесконечную даль под серыми тучами, вспоротую пенными волнами. О борт и по сей день крошились белые льдины, оторванные когда-то от Пустыни.

Когда ветер утихал, эти крошечные островки старого мира наполняли сердце непонятной тоской. Тот холодный, ледяной мир я знал, а вот этот, новый — еще нет. Но раз за разом я вдыхал морской воздух и, прикрыв глаза, наслаждался теплом южных краев.

Когда на горизонте показался тот корабль, Барри Рубенс уже приказал вывесить на крылья «ИзоЛьды» клетки с волокунами. Мохнатые ленивые звери пробовали железные прутья на зуб, высовывали лапы с когтями, режущими лед, но слишком слабыми для металла. «Зачем?» — спросите вы. Южный Круг был рядом. Я не видел ничего, кроме бесконечной линии моря, но в том и коварство мертвых вод.

Волокуны дадут знать, если ледоход зайдет в отравленные границы.

Черный фрет, стоящий на якоре посреди моря, напомнил мне Снежную Шапку. На подобном ледоходе путешествовал Радаг. Проклятый Капитан, чей компас теперь стоял перед глазами Монокля. Долгий путь. Долгая встреча.

Стрелка указывала дальше, и мы должны были пройти мимо одинокого судна. Барри Рубенс приказал готовиться к бою, и мы, вооруженные, столпившиеся на верхней палубе, ловили каждое слово Биами. Моряк изучал корабль через бинокль.

Матрос отмалчивался, даже не шикая на расспросы. Лишь поигрывал скулами, отчего бакенбарды ходили ходуном. Наконец он вскрикнул, отступил на шаг в испуге.

Сердца застыли, но в следующий миг пустынник сказал:

— А, показалось, — Биами глумливо глянул на нас, хохотнул. Буран молча выдрал у него бинокль и оттолкнул матроса в сторону.

— Эй! — возмутился тот. — Это ж мое!

— Я потом тебе объясню, когда можно шутить, а когда нет, — буркнул Неприкасаемый. Минуту изучал корабль, а потом бросил.

— Там никого нет.

Он теперь всегда ходил налегке, в алой теплой рубахе, расстегнутой на груди. В парках, в тулупах наверх никто уже не выбирался. Внизу распарывали одежду, делали ее легче. Корабельный температурник показывал на улице плюс пять, и мне казалось, что он сошел с ума. Даже воздух стал другим. Совсем-совсем другим. Иногда я задыхался без обжигающей привычной свежести.

Наш курс прошел недалеко от ледохода, и все то время, что мы плыли мимо, десятки глаз не отрывались от пустых палуб черного фрета. Это определенно был корабль Радага. Конечно, куда бы подался проклятый Капитан, потеряв след компаса, потеряв Гончих? Только сюда, ведь владелец артефакта рано или поздно последует за стрелкой.

С другой стороны, раз его фрет здесь, значит Черный Капитан смог добраться до прохода и без помощи артефакта. Зачем тогда остался тут? Зачем ждал? Зачем вообще ему нужен этот компас? Наловить зверья, сделать из их шкур буи и притопить якорями. Вот тебе и водные путевики по местам, где не страшна отрава круга. Почему они так не сделали?

И что стало с командой Радага?

О своих догадках я, разумеется, не распространялся, болеетого, старательно уходил от мыслей про Черного Капитана, потому что привлек внимание эмпатов. Бледные наемники в белых одеждах находились вместе с нами наверху, и их взгляды из-под тонких белых масок то и дело касались меня. Юрре даже стащил с лица повязку и вопросительно поднял брови. Я отвернулся.

К черному фрету приставать не решились. От тишины (двигатели корабля молчали) жутко было даже самым смелым.

— Мой опыт подсказывает, что такие места надо обходить подальше. В последний раз из такого вот дерьма вылезла дрянь, перебившая многих, — подал голос Буран. — Но я совершенно не испуган и не волнуюсь. Просто отрежу язык первому, кто предложит посмотреть, что там такое.

— Ну а что, хороший ж корабель! Могет, есть в нем чего, а? — отреагировал Биами.

Неприкасаемый достал увесистый нож, не глядя, поманил матроса пальцем и протянул ему оружие рукоятью вперед.

— Сделай это сам, ладно? Я занят! — сказал он. — Справишься?

Тот фыркнул, но притих. Буран ловко вогнал тесак обратно в ножны.

— Мы почти у круга, — подал голос Вэнс ан Жаннен. — Почти у круга. Давайте без лишних остановок, прошу вас.

— Больше всего на свете я хочу услышать визг волокуна, — согласился с ним Академик.

— Я ж пошутил! — всплеснул руками Биами, — конечно же только дурак туда сунется!

— Брать надо не количеством острот, дружок, а качеством! У тебя хороша только каждая седьмая, так что есть над чем поработать. Попробуй пока шутить в одиночестве, а потом уже выступай на людях, — Буран сардонически ухмыльнулся. Неприкасаемый по-прежнему изучал в бинокль корабль. — Кстати, не из-за твоих ли невероятно остроумных розыгрышей меня столько дней полощет?

Я огляделся. Если Южный Круг рядом, то где он? Вокруг только море. Куда ни посмотри — серая вода сливается с серым небом. Волны приходят из ниоткуда и уносят редкие льдины в никуда.

И где Радаг? Пустой корабль в этих краях никак не может быть хорошим знаком. Если что-то расправилось с командой Черного Капитана и его Гончими… Я бы не хотел встречаться с этим «чем-то». Справа от меня лязгнул дальнобой — прищурившийся наемник Ока проверил, заряжено оружие или нет.

— Тихо! Тихо! — закричал кто-то, и тревога в голосе заставила умолкнуть всех. Шептало море, рвал воду винт «ИзоЛьды», металл стонал под давлением моря.

— Клетки! Смотрите, они пытаются вылезти.

И в этот момент волокуны по левому борту завизжали. Испуганные зверьки рвались к нам, вдавливались в прутья клеток пушистыми телами. Корабль дернуло — то ли Монокль услышал эти вопли, то ли увидел, как обитатели льдов забились в своих тюрьмах. «ИзоЛьда», покорная рулю, повернула правее.

Волокуны успокоилось, но глупые морды все равно были повернуты в сторону моря.

— Вот и Южный Круг, полагаю, — сказал Вэнс.

Загрохотали якоря, двигатели ледохода притихли, перешли на ровный рокот.

— Я ожидал немного не этого, но, должно быть, все это чрезвычайно волнительно, да? — произнес Буран. Он поглядывал то на мертвый корабль, то в море, куда всматривались притихшие волокуны. — Я просто впервые в такой ситуации и не уверен, как должен реагировать адекватный человек. Мы всерьез решили остановиться здесь?

Распахнулась дверь из носовой пристройки, оттуда выбрался Жерар. Рявкнул:

— Бауди! К капитану! Бегом!

— О… Вот теперь я на самом деле взволнован, — скривился Неприкасаемый.

Я отлепился от поручня в недоумении. Пустынники вокруг меня расступились, будто оказалось, что во мне сидит какая-то неизлечимая зараза.

— Эдди? — занервничал Энекен. — Зачем Эдди?

Лав ан Шмерц морщился, хмурился и задумчиво шевелил губами. Сейчас я дал бы ему за шестьдесят.

— Эдди хороший! — подался к Жерару толстяк. Его седовласый напарник никак не отреагировал на это.

— Тише! Тише! Я просто должен ему помочь, — послал я гиганту импульс покоя. Он чуть ли не подпрыгнул, испуганно замотал головой.

— Что-то во мне. Что-то во мне!

От наемников Ока мне прилетела череда направленных насмешек. Лица без эмоций, а в сердцах ехидный смех.

— Все хорошо, Энекен, все хорошо!

Лав очнулся, взял друга за руку:

— Никто его не обидит, Эн!

***

— Как это понимать? — Монокль говорил холодно, но сжатые кулаки его побелели. Он старательно впивался ногтями себе в ладони и демонстрировал уверенность и силу. При этом ярился, что я, мелкий засранец, насквозь вижу его истинные чувства. Жерар прислонился спиной к двери, нервно почесал щетину на шее.

Причина негодования Монокля висела над штурвалом. Компас. Компас, стрелка которого указывала точь-в-точь туда, откуда пытались сбежать запертые в клетках волокуны.

— Зверье чувствует Южный Круг. Чувствует эту заразу. Если вдруг твари забились — значит, уже все, уже граница. Тут решают футы, как оно случится дальше. Футы! — Монокль сложил руки за спиной. Голос его дрогнул. — Несколько лет назад я так потерял шамана. Кормой развернуло по ветру и все. Сгнил через год. Теперь, я так понимаю, вот эта ваша дрянная собачья игрушка предлагает отправить на гниение весь корабль целиком?!

— Я…

— Заткнись. Я не закончил, — Барри Рубенс прикрыл глаза. — Если вы меня обманули… Если все это какая-то шутка, какая-то игрушка дурацкая… Я сниму с тебя живого кожу. По лоскутам.

— Но…

— Дороги дальше нет! Эта стрелка показывает вот туда! Все, мы пришли.

— Может быть…

— Собачье ты говно! Смотри! — Барри встал за штурвал. — Сорольд! Тихий вперед и поднимай якоря!

Из трубы переговорника эхом донеслось:

— Ай-е!

Корабль затарахтел, пополз вдоль волн подальше.

— Смотри, отродье шаркунье, — Монокль ткнул пальцем в компас.

Стрелка поползла в сторону, будто потянулась за чем-то, остающимся за бортом «ИзоЛьды».

Барри Рубенс вывернул штурвал вправо, и ледоход послушно прорезал волны. Стрелка вновь повернулась.

— Видишь? Ты это видишь?

Он вел себя как ребенок. Обиженный и разъяренный ребенок. Но у меня и самого сердце упало. Стрелка определенно указывала в одну точку, как привязанная.

— Вот и весь ваш указатель!

— Барри..., — подал голос Жерар.

— Тихо!

— Барри! — не отстал его первый помощник. — Успокойся. Ты уходишь вразнос.

— Они появились из ниоткуда, они купили меня этой игрушкой. Какой я дурак был, что поверил. Все это время, все это время… Сорольд! Якоря вниз!

Застучало глухо, затрещало. Тяга упала. Нас развернуло так, что прямо по курсу оказался пустой корабль Радага.

— Спусти шлюпку, — услышал я свой голос. — Я проверю.

Монокль опешил:

— Что значит «проверю»?

— То и значит, — опустошенно сказал я. — Сяду туда, заплыву по стрелке.

— И подохнешь там?

— Оно же не сразу убивает, верно?

Голос не дрогнул, равнодушие с лица не схлынуло, но внутри все сжалось от ужаса. Что я делаю? Что за драную дрянь несу?

Монокль коснулся татуировки, глянул на Жерара в сомнении. Вся его ярость испарилась. Вместо нее воцарилось сожаление.

— Постой…

— Спусти шлюпку. Если там смерть, то пусть она возьмет только меня.

— Ой как громко сказано, — фыркнул капитан. — Только бардерского напева не хватает. Подраматичнее.

— Я не шучу, — отрезал я.

— Может быть, погрузить на шлюпку пару клеток и посмотреть? Сколько волокуны вообще могут продержаться? — подал голос Жерар.

— Мне откуда знать? — огрызнулся Монокль. — Малой, я вспылил, но ты должен меня…

— Я сказал: спускай шлюпку.

— Ты тут не командуй, а? — Барри поморщился.

Я хотел, чтобы меня отговорили. Очень хотел, но знал, что у них ничего не выйдет. Место, куда указывал компас, было совсем рядом. Если все это время оно вело нас к ничему, то… То зачем вообще случилось мое путешествие? Ради чего я потерял всех друзей, потерял любовь, потерял веру в жизнь?

— Там проход, я знаю, — соврал я. — Хочешь уберечь людей — дай мне попробовать.