Лавка сладостей на Сумеречной аллее

Глава шестая. Мамэ дайфуку на прощание

Была ночь новолуния. Из окна своей спальни Когэцу глядел в ночное небо, которое поглотила непривычно густая тьма.

— В такие ночи невольно вспоминаешь о том человеке.

Когэцу выполз из-под футона, набросил на плечи накидку хаори и, сев возле окна, прислонился спиной к стене.

Сегодня было холодно. Глядя в окно, он выдохнул белое облачко пара — и на стекле остался запотевший след.

— Сколько же лет прошло с тех пор? Кажется, почти сотня. Впрочем, время людей для меня уже потеряло счет.

Случилась эта история еще до того, как Когэцу открыл «Волшебную лавку янтарных сладостей». Это было время, когда западная культура только-только начала проникать в страну. В городе бурлила жизнь, и люди сходили с ума по новым веяниям моды, но на улицах по-прежнему можно было увидеть гораздо больше японцев в традиционных кимоно, чем в одежде западного кроя.

Вышло все как-то случайно. Нельзя сказать, что он был голоден или сильно хотел полакомиться теми сладостями. Нет, они ему просто попались на глаза — пирожные нерикири в форме цветков камелии, оставленные в дар богам. Нисколько не таясь, видимый для людей, Когэцу потянулся за ними.

— Эй! Вор! — раздался за спиной громкий возглас, стоило лакомству оказаться в его руке.

Когэцу медленно обернулся.

— Эти сладости — приношение богам.

Уверенным и широким шагом к нему приближался молодой мужчина с выразительными чертами лица. Роста он был примерно такого же, как Когэцу, но из-за мускулистого телосложения казался крупнее. Его хаори было сдержанно-приглушенного тона.

Они встретились взглядами — и глаза молодого человека на мгновение широко распахнулись:

— Ты… Это твои настоящие волосы? По-японски вообще говоришь?

— Ну говорю. А что?

Услышав ответ, молодой человек удивленно покачал головой:

— Ох, извини. Увидел твои штаны хакама и даже не подумал, что ты можешь оказаться иностранцем… Работу в наших краях, должно быть, нелегко найти?

— Да… — не понимая, к чему клонит собеседник, ответил Когэцу бесцветным голосом.

— Как же ты, наверное, проголодался! Послушай, эти сладости — пища для богов, поэтому отдать их тебе я не могу. Но у меня есть другие. На, возьми вот эти, — сказал молодой человек и развернул принесенный с собой фуросики[27].

В нем лежало несколько видов сладостей, каждая — величиной с ладонь.

Только тогда Когэцу наконец понял, что его, по всей видимости, приняли за безработного иностранца и, пожалев, решили подать милостыню. Объясняться с молодым человеком показалось делом слишком утомительным. А тот уже вовсю рассказывал: «Вот это пастила ёкан, а вот это…»

Ну и пусть. Скорее всего, этого человека он больше никогда не увидит. К тому же Когэцу вовсе не намеревался водить знакомство с людьми. Даже интереса к ним особого не испытывал, так что решил оставить все как есть и не стал переубеждать.

— Есть ли здесь сладости, которые ты не ешь?

— Я ничего из этого не пробовал, поэтому не знаю.

— Ах вот оно как. Понятно. Ну тогда забирай все.

Великодушно кивая, молодой человек вручил ему фуросики со сладостями. Узелок не был тяжелым, но держать его приходилось двумя руками, что Когэцу нашел довольно обременительным.

— Как тебя зовут?

— Когэцу.

— Когэцу? Имя похоже на японское, — пробормотал молодой человек и, не дождавшись встречного вопроса, представился: — А меня зовут Кохаку Акифуми. Видел, наверное, на той стороне главной улицы лавку сладостей «Кохакуя»? Это мой дом.

— Значит, Акифуми-сан?

С таким телосложением он вполне мог быть военным или полицейским, но на самом деле работал в кондитерской. Разве для изготовления сладостей нужна физическая сила? Судя по изящному виду лакомств, трудно было предположить подобное.

— А где ты живешь, Когэцу?

— В той стороне, — Когэцу показал куда-то за святилище. И не соврал.

— О! Стало быть, довольно близко. Тогда все просто. — Акифуми похлопал его по плечу.

Не привыкший к прикосновениям Когэцу напрягся.

— Если тебе снова будет нечего есть, приходи ко мне в лавку. Как раз поделишься своим мнением о моих новинках, если будешь не против отведать сладостей.

С жизнерадостной улыбкой он бросил на прощание «Ну бывай!» и затем быстрыми шагами направился прочь из святилища.

— Сдается мне, произошло колоссальное недоразумение… И хотя он явно поспешил с выводами, вряд ли он плохой человек.

Когэцу вздохнул. Несмотря на то что беседа с Акифуми была недолгой, отчего-то он почувствовал себя измотанным. Такие жизнерадостные люди только раздражают.

Он хотел оставить подаренные ему сладости в святилище, но подумал, что Акифуми может вернуться и увидеть их. Пришлось забрать угощение с собой.

В глубине святилища таилась скрытая от обычных людей дорога, ведущая к дому Когэцу на самом краю Сумеречной аллеи в торговом районе. В сгущавшихся сумерках он возвращался домой. По обе стороны высились многочисленные лавки, но вокруг не было ни души. Ни один магазин не работал: традиционные занавесы — норэны, оповещавшие о том, что заведение открыто, были убраны. Вероятно, местные жители изначально не очень-то хотели заниматься торговлей.

Когэцу поселился здесь уже давно, но чем зарабатывать на жизнь, так и не решил. Он вполне мог обойтись и без работы, к которой у него не было особого пристрастия — что, надо сказать, вполне себе в духе ёкаев.

Торговый район на окраине города духов, на стыке мира мертвых и мира живых, населяли лишь ёкаи-изгои — чокнутые чудаки да полукровки с неустойчивой силой вроде Когэцу. Это была территория отвергнутых, тех, кто не выжил бы в центре города.

В такое место посетители-ёкаи почти не заходили. Иногда сюда забредали люди, слоняющиеся по улице с растерянными лицами, но никто из местных не проявлял к ним особого интереса.

Бывало, что Когэцу от скуки сам навещал мир людей, но остальные обитатели Сумеречной аллеи почти не покидали района.

— Моя бессодержательная жизнь течет настолько уныло, что, пожалуй, иногда неплохо вот так развлечься…

Успевший устать от жизни Когэцу остановился и вздохнул. В конце улицы ютилась небольшая лавка. Раньше в ней, вероятно, что-то продавали, но сейчас она стала Когэцу домом. Хозяин этого места давно исчез, и поэтому Когэцу подумал, что ничего страшного не случится, если он самовольно здесь поселится.

— Если бы я был человеком, моя жизнь пролетела бы в один миг. И почему я только родился полукровкой…

Наполовину лис-ёкай, наполовину человек, Когэцу был чужим и в городе духов, и в мире людей. Полукровка, которому нигде не было места. Его существование напоминало жизнь медузы, бессмысленно качающейся на волнах.

Сколько себя помнил, Когэцу всегда был один. Своих родителей он не знал. Скорее всего, они его просто бросили.

— Человек, которого я сегодня повстречал, — моя полная противоположность. У него есть цель в жизни, и наверняка ему незнакомо зыбкое чувство неустроенности. Как же далек от него мой мир!

В углу пустой спальни лежал подаренный ему фуросики со сладостями. Когэцу неохотно протянул руку, ведь без его участия эта поклажа никуда не денется.

Он пошарил в платке и выбрал сладость наугад — это снова оказалась нерикири в форме цветка камелии. Возможно, форму камелии им придали потому, что сейчас зима, а камелии цветут зимой? Когэцу прежде и не задумывался, что сладости могут быть связаны с временами года.

Он аккуратно вытащил пирожное из маленькой коробочки — оно оказалось на удивление мягким, и Когэцу побоялся, что случайно раздавит его, просто держа в руках.

— Такое изящное, но очень хрупкое. Как жаль…

Он осторожно откусил — и рот тут же наполнила изысканная сладость бобовой пасты анко.

— Сладко. Однако…

Это была приятная сладость. Съев одно пирожное, Когэцу не смог устоять и попробовал другие лакомства. В ту ночь, прежде чем отойти ко сну, он съел каштановую пастилу ёкан и сладкие шарики каноко.

Наступил следующий день. Когэцу бесцельно бродил по Сумеречной аллее, когда неожиданно столкнулся с Акифуми. Тот, с любопытством озираясь по сторонам, уверенно шагал вперед, прижимая к груди фуросики.

— О, а вот и Когэцу!

— Как… как вы здесь оказались?!..

Акифуми с беззаботным видом поднял руку в приветственном жесте. Казалось, он не замечал обеспокоенности Когэцу, торопливо приближавшегося к нему.

— Что значит «как оказался»? Ты же сам сказал, что живешь где-то за святилищем. Вот я и пришел тебя искать. Удивительно, я ведь даже не знал, что здесь есть торговая улочка. По пути мне попались норэны с надписями на каком-то непонятном языке. Да и эти красные фонарики повсюду — такая диковинка! Много здесь живет иностранцев?

— Нет, не в том дело! Это место…

В город духов обычные люди попасть не могли. Лишь отлетевшие от тела мятущиеся призраки живых и люди, чей дух оказался сломлен и зыбок в своем существовании, могли увидеть эту дорогу.

— «Это место»? Что ты там говорил?

— Это место не для таких, как вы.

Когэцу даже не предполагал, что Акифуми настолько чем-то обеспокоен, что его дух потерял опору и стал зыбок в своем существовании. И с чего вдруг он сплоховал? Не стоило так беспечно делиться информацией о своем местожительстве.

— Ты имеешь в виду, что это неблагополучный район? Не переживай! Наверное, по мне не скажешь, но с физической силой у меня все в порядке.

Это-то как раз очевидно. В отличие от мастерства кондитера.

— Пожалуйста, возвращайтесь скорее туда, откуда пришли. Мне недосуг водиться с людьми.

Этому человеку нельзя было здесь оставаться. Рано или поздно он столкнется с кем-то из ёкаев. И хотя они все затворники, не кажущие носа из своих жилищ, и вряд ли представляют опасность… Тем не менее, если Акифуми догадается, что попал в город ёкаев, это точно ни к чему хорошему не приведет.

Шу! Шу! Словно отгоняя молодого человека от себя, Когэцу замахал на него рукой. Акифуми опустил брови, и его лицо погрустнело.

— Холодно ты меня встречаешь. А я нарочно пришел к тебе, да еще и принес с собой сладости.

— Сладости, говорите?..

От этого слова невидимые уши Когэцу непроизвольно дернулись.

Все лакомства, которые ему отдали в прошлый раз, Когэцу уже съел. Однако даже под страхом смерти он не признался бы, что хочет вновь ощутить их вкус.

— Ты же их съел? Те сладости.

— Хм, ну съел…

— Вкусные были, да?

— Ну да, наверное.

Когэцу неохотно согласился, и на лице Акифуми появилась довольная усмешка.

— Тогда ничего страшного, если я зайду к тебе в гости? Чаем хотя бы угостишь?

— Ладно уж…

Хоть Когэцу и понимал, что попался на уловку Акифуми, но ради новых лакомств, тут уж ничего не поделаешь, готов был потерпеть. Недаром говорят, что ради живота иногда приходится пожертвовать спиной.

Когэцу провел Акифуми в свою комнату с черного входа. Почти все пространство дома было оборудовано для торговли, а единственная жилая комната совмещала в себе спальню и гостиную.

— Как-то здесь пустовато. У тебя что, нет ни письменного стола, ни чайного столика?

Дзабутонов, подушек для сидения, тоже не было, поэтому Акифуми, скрестив ноги, уселся прямо на татами.

— Мне они не нужны.

В комнатке в восемь татами совсем не было мебели. Лишь перед сном Когэцу доставал футон из встроенного в стену шкафа и раскладывал его на полу. Ему не нравилось нагромождение вещей в комнате: чувство собственности стесняло его, отчего Когэцу становилось неуютно.

Он поставил поднос с маленький чайничком и двумя чашками на татами.

— Радует, что у тебя хотя бы есть посуда для чаепития.

— Ну, чай-то я пью.

Когэцу разлил зеленый чай по чашкам. Он не знал, как правильно заваривать его, поэтому насыпал чайных листьев в заварочный чайник просто на глазок. Раз он сам пьет такой чай, то вряд ли кто-то сможет пожаловаться на его вкус.

— Сласти с чаем становятся еще вкуснее. Вот, смотри, сегодня я принес свою последнюю новинку.

Акифуми развернул фуросики и разложил на татами небольшие круглые пирожные белого цвета с нарисованными ушами, глазами и ртом.

— Это что такое?.. Кролики?

— Сладости в форме снежных кроликов. Мило получилось, не правда ли?

— Ну да, наверное…

— На вкус они тоже хороши. Давай, попробуй!

Когэцу послушно принялся уплетать принесенные Акифуми пирожные — одно за другим. Гость, потягивая чай, наблюдал за приятелем и радостно приговаривал:

— Прямо любо-дорого смотреть, как ты ешь.

Когда Когэцу насытился и уже пригубил чай, Акифуми, наклонившись к нему, поинтересовался:

— Из всех сладостей, что ты пробовал, какие больше всего понравились?

Его глаза светились, да и сам он будто лучился жизнью. По всей видимости, этот человек и правда любил свою работу.

— Если говорить об оформлении, то те, что напоминали камелии или кроликов. А если выбирать по вкусу и текстуре, то больше всего понравились эти, — Когэцу указал на одну из коробочек, которую Акифуми принес сегодня.

Внутри лежали скатанные из пасты анко шарики, усыпанные бобами разной формы и размера. Эти сладости напоминали каноко — Когэцу уже пробовал такие раньше. Вот только те были полностью черные. Скорее всего, то, что принес Акифуми, — совсем другое изделие.

— Бобовые каноко? Я для них использую не только бобы адзуки, но и другие виды бобов. Так текстура получается интереснее, правда?

— Ну да, наверное.

Начинка этих каноко была настолько нежной, что Когэцу мог есть их хоть каждый день, и они нисколько бы ему не наскучили.

— Когэцу, никогда бы не подумал, что тебе по вкусу миленькие вещицы. Даже как-то неожиданно, — усмехнувшись, Акифуми похлопал Когэцу по плечу, но тот лишь нахмурился и сбросил руку молодого человека.

— А не стоит ли вам прикусить язык?.. Будете фамильярничать, я вас выставлю.

— Ой, да не смущайся ты так! Не смущайся! Внешний вид сладостей — одно из самых важных составляющих, — не обращая внимания на недовольство Когэцу, Акифуми приобнял его за плечи.

Неужели душу такого жизнерадостного парня и правда терзают какие-то тревоги? Как ни посмотри, беззаботный идиот помешан на сладостях.

Когэцу начал подозревать, что Акифуми попал на Сумеречную аллею по какой-то ошибке.

Сладости уже закончились, но он продолжал болтать без умолку. Когэцу слушал его и изредка мычал что-то невнятное.

— Ладно, до встречи! Я еще приду!

День клонился к закату, когда Акифуми наконец поднялся, чтобы уходить.

— Почему вы вообще пришли?.. Вы ведь даже толком не знали, где я живу. Вполне могли не повстречать меня, просто бродя по улице, — решил поинтересоваться Когэцу, проводив молодого человека до выхода.

Что ж, быть может, сегодня этот человек и правда его заинтересовал — ровно настолько, чтобы полюбопытствовать о причине визита.

— Ну, я беспокоился о своем друге.

— Друге? Каком друге?

— Чего? Что значит «каком друге»? Конечно о тебе, Когэцу, о ком же еще!

Ответ Акифуми застал Когэцу врасплох, и он застыл на месте, не зная, что ответить. Друг? Человек, с которым он лишь раз перебросился парой фраз у святилища, — его друг? Неужели только поэтому Акифуми, взяв с собой сладости, отправился на его поиски?

Когэцу не очень хорошо разбирался в людях, но даже ему стало ясно, что Акифуми — невероятной доброты человек.

— Неужели у тебя раньше никогда не было друзей?

— Не было тех, кого я мог бы так назвать…

— Вот оно что… Несладко тебе пришлось. Ну ничего, теперь все будет хорошо. Что бы ни случилось, я тебе всегда помогу.

Кажется, произошло очередное недоразумение. На лице Акифуми отразилось сочувствие, смешанное с решимостью выполнить свое обещание. Он положил руки на плечи Когэцу.

— В этом нет никакой необходимости. И больше сюда не приходите, — бросил в ответ Когэцу и захлопнул дверь.

— Да не переживай обо мне! Это вовсе не трудно! Я обязательно приду снова, — донесся из-за двери бодрый голос, в котором не было и тени обиды.

— Какой же твердолобый человек…

Когэцу вздохнул, не зная, как отвадить Акифуми от этого места.

Вряд ли он снова сможет попасть на Сумеречную аллею, но что, если… В броне этого человека не было ни единой трещины. Сам факт, что такой весельчак смог сюда попасть, явно какой-то сбой.

Вопреки ожиданиям, Акифуми продолжил приходить к Когэцу снова и снова. И каждый раз он приносил с собой несметное количество традиционных японских сладостей — вагаси.

— Я второй сын семьи Кохаку. Нашу лавку унаследует мой старший брат, а мне хотелось бы работать в ней кондитером, — рассказывал он. — Отец долгие годы занимался сладостями, и я хочу пойти по его стопам. Все вечера и выходные я провожу на кухне, упражняюсь в приготовлении десертов. То, что ты ешь, — результаты моих стараний. На продажу их не выставить, поэтому ты меня очень выручаешь. Божества того святилища, где мы встретились, покровительствуют торговому делу, поэтому, когда мне удается очередная сладость, я преподношу ее в дар и твержу молитвы.

С каждым разом Акифуми все больше рассказывал о своей семье, поэтому вскоре Когэцу был в курсе его домашних дел. Вдобавок Акифуми неустанно делился секретами кондитерского мастерства, и Когэцу стал разбираться в сладостях немногим хуже него.

В какой-то момент ему стало лень прогонять молодого человека, и Когэцу решил оставить все как есть. Возможно, со временем Акифуми влюбится в какую-нибудь девушку и потеряет интерес к нему. Односторонняя дружба не может длиться долго. Убедив себя в этом, Когэцу почувствовал, что тем самым сумел сохранить свою гордость.

— Слушай, а почему бы тебе не открыть какую-нибудь лавку? Ты так хорошо владеешь японским, что и сам вполне мог бы заняться торговлей, — как-то раз спросил Акифуми.

Когэцу, уже привыкший к его прямоте, ответил:

— Слишком хлопотно.

Он думал, что на этом разговор закончится, но Акифуми не отступал:

— Вот посмотри, этот дом изначально предназначался под торговое помещение. Просто непростительно жить здесь и не использовать его по назначению. Неужто у тебя нет идей? Подумай, какую лавку ты бы хотел открыть?

— Хм…

Когэцу сделал вид, что задумался над вопросом Акифуми. Но, по сути, он разбирался в торговле только одним товаром.

— Если уж открывать, то лавку сладостей…

Акифуми закармливал его ими и бесконечно рассказывал о тонкостях кондитерского дела, поэтому у Когэцу и правда начал пробуждаться интерес к вагаси. Но стоило ему по неосторожности ляпнуть об открытии лавки сладостей, как судьба его была предрешена.

— Сладости, говоришь!

Когэцу вдруг осознал свою ошибку, но было уже слишком поздно: на лице Акифуми сияла широченная улыбка.

— Так ведь в таком случае я смогу тебе помочь! И почему ты сразу об этом не сказал?! — Брызгая слюной, Акифуми что есть мочи хлопнул Когэцу по плечу.

— Я сказал: если бы за это взялся. Я не собираюсь открывать лавку сладостей. И вообще-то мне больно.

Когэцу хлопнул по руке Акифуми, что не произвело никакого эффекта. Молодой человек его уже не слушал.

— Так-так-так… Если уж начинать, то как можно скорее! Ладно, мне пора. Нужно кое-что подготовить. Увидимся в следующий выходной.

— Что подготовить?..

Вопрос Когэцу повис в воздухе, а Акифуми решительным шагом вышел из комнаты.

«У меня плохое предчувствие…»

Когэцу запахнул поплотнее хаори и поежился. Кажется, с тех пор как он повстречал Акифуми, сбывались все его плохие предчувствия.

— Эй, Когэцу, где кухня?

Через несколько дней после их разговора Акифуми появился вновь. На спине он тащил огромного размера фуросики, из которого торчали крышка кастрюли набэ и нечто похожее на длинную палку. Словно этого было мало, в обеих руках у него было по свертку.

— Вот это вы нагрузились…

— Ага, принес все необходимые инструменты. Ну так что, где кухня? Только не говори, что ее нет.

Даже если соврать ему, он все равно обыщет весь дом. Вздыхая и потирая лоб, Когэцу нехотя проводил его на кухню, довольно просторную, если учитывать размеры всего жилища. Там находились традиционная печь камадо, рукомойник и кухонный стол.

— О! А кухня-то достойная! И я отваренное анко принес, — Акифуми похлопал по фуросики у себя за спиной.

Значит, в той огромной кастрюле набэ у него анко? Но раз он притащил целую кастрюлю, то явно не собирается его угощать. Неужели он задумал…

— Что же вы такое затеяли сегодня делать?

— Да вот решил научить тебя готовить вагаси.

Худшие предчувствия Когэцу сбывались. Есть ли предел назойливости этого человека?

— Я вас об этом не просил.

— Но ты ведь сам сказал, что хочешь открыть магазин сладостей.

— Ничего такого я не говорил.

— Нет-нет, я точно помню, что говорил.

Они препирались еще какое-то время, прежде чем Когэцу наконец сдался. Впрочем, он с самого начала понимал, что у него нет ни единого шанса против нахального Акифуми, вечно идущего напролом.

— Ладно… Но если у меня не получится, то я сразу брошу это занятие.

Когэцу, в жизни ничего не стряпавший — он умел лишь заваривать чай, — даже представить не мог, что у него что-то выйдет. Возможно, стоит продемонстрировать Акифуми свои ужасные кулинарные навыки, чтобы тот отказался от своей затеи?..

— Не переживай, со сладостями у тебя точно все получится.

— На каком основании вы…

— Тебе ведь нравится вкус сладостей, не так ли? А это самое важное.

Не найдясь с ответом, Когэцу замолчал. Наверное, он просто растерялся, потому что раньше его никогда не хвалили. Грудь согрело незнакомое прежде теплое чувство. Странное ощущение окрыленности. И Когэцу вдруг показалось, что он и впрямь на что-то способен.

— Как-то мне не по себе… — еле слышно прошептал Когэцу и приложил руку к груди поверх хаори. Однако странное чувство уже успело исчезнуть.

— Что случилось? Пора приниматься за подготовку. — Акифуми подвязал шнурками тасуки рукава кимоно. — Давай, ты тоже, — добавил он и протянул пару шнурков Когэцу, который, глядя на Акифуми, старался за ним повторить.

— О, а у тебя неплохо получилось. Ну что, вымоем руки и приступим. Сегодня начнем с техники обертывания анко.

Акифуми открыл многочисленные коробочки, которые принес с собой. Все они оказались доверху наполнены пастой из белых бобов.

— Обертывание — основа основ. Без правильного обертывания ни мандзю, ни нерикири, ни дайфуку не приготовить. Давай я сейчас покажу, как это делается, а ты попробуешь повторить.

Сначала Когэцу думал, что нужно лишь скатать шарик из анко, а потом обернуть его белой пастой, но на деле все оказалось куда сложнее. Как бы он ни старался, его сладости получались рыхлыми, слоились и ничуть не напоминали те, что делал Акифуми. В его пирожных анко и белая паста плотно прилегали друг к другу.

— Так бывает, когда анко успевает впитать жир с рук, поэтому нужно стараться оборачивать как можно быстрее. Примерно так же, как при приготовлении суси.

Как делают суси, Когэцу не знал, но уже понял, что изготовление вагаси — настоящее искусство. И наверняка каждый вид сладостей требует особых навыков. Впервые Когэцу ощутил прилив уважения к Акифуми, ведь парень мог приготовить такое разнообразие десертов.

— Изготовление вагаси не то, чему можно научиться за один день, ведь так? Может, пора уже оставить эту затею? — с вызовом бросил Когэцу, после того как испортил несколько порций анко.

— Вообще-то я с самого начала знал, что за один день ты ничему не научишься, но оказалось, что у тебя даже больше таланта, чем я предполагал.

— Что?.. О чем вы говорите? — У Когэцу непроизвольно дернулся уголок рта.

— Я говорю о нашем дальнейшем пути. Отныне в выходные и по вечерам, когда у меня нет дел, мы будем готовить сладости. Обо мне не беспокойся. Я уверен, что мне самому это пойдет на пользу.

— Что же получается?.. Теперь вы каждый вечер будете обременять меня своими визитами? — Когэцу словно проглотил горькую пилюлю, настолько недовольным стало его лицо.

Однако Акифуми лишь по-прежнему добродушно усмехался:

— Так ты в любом случае ничем особо не занят, верно? Не переживай. Если хорошенько постараешься, то совсем скоро овладеешь всеми необходимыми навыками.

— Вы ведь все равно не отстанете, если я скажу, что меня такое времяпрепровождение не прельщает?..

Впрочем, ему и правда нечем было заняться: друзей у него не было, как и стремления найти себе дело по душе. В отличие от зловредных ёкаев, он не хотел нападать на людей или изводить их своими проделками.

Что ж, раз он все равно бессмысленно убивает время, не все ли равно, чем заниматься?

— Ладно. Но сразу предупрежу, что у меня бывают дела. Поэтому в те дни, когда я вам скажу не приходить, держитесь, пожалуйста, подальше отсюда.

В дни новолуний и полнолуний Когэцу стоило быть особенно осторожным: его волшебные силы ослабевали — и он не мог, как раньше, скрывать лисьи уши и хвост.

Конечно, можно было предположить, что, догадавшись об истинной природе Когэцу, Акифуми уйдет восвояси. Но если среди людей поползут слухи, то это может обернуться большими неприятностями. Раньше люди уже пытались изгнать отсюда ёкаев, и разбираться с ними было довольно хлопотно.

— Понял. Навязываться не стану.

Когэцу с сомнением зыркнул на него, но промолчал.

С того дня почти каждый вечер они проводили вместе, занимаясь изготовлением традиционных сладостей, а по выходным и вовсе посвящали этому весь день. Помимо обертывания анко, они учились формировать нерикири, готовить пастилу ёкан, пирожки с бобовой пастой мандзю и тонкие вафли монака. По всей видимости, Акифуми купил запасной набор кухонной утвари, необходимой для приготовления вагаси, а свой старый оставил в доме Когэцу.

В «Кохакуя», помимо прочего, продавались дагаси — простенькие конфеты вроде компэйто, леденцов нериаме и карамелек, стоивших сущие пустяки. Объяснялось это заботой о детях: вагаси были достаточно дорогими, тогда как дагаси можно было купить на карманные деньги.

— Сегодня эти дети приходят к нам в магазин с парой монеток в кармане, но однажды они вырастут и вернутся за вагаси. Так мы растим себе постоянных покупателей. Умно придумано, не находишь? — объяснил Акифуми и даже научил Когэцу изготавливать эти простые конфеты.

Когэцу поразило, что процесс изготовления компэйто занимает целых две недели.

Дагаси были гораздо слаще, им не хватало утонченности вагаси, но их отличали доступность и небольшой размер. Конфетки исчезали штучка за штучкой, и всего за миг полная до краев коробка пустела. В этом было свое волшебство.

— Пожалуй, пришло время научить тебя варить анко, — заметил Акифуми в конце зимы. К этому времени Когэцу успел многому научиться и довольно быстро овладел нужными навыками.

К своему удивлению, он обнаружил, что в его руках скрывалась природная ловкость, а кропотливая работа по изготовлению сладостей приносила удовольствие.

— Когэцу, сакура неподалеку от святилища сейчас в полном цвету. Не хочешь сходить глянуть? — как-то спросил Акифуми. В тот день он явился словно вестник весны: в кимоно нежного оттенка бледного маття[28] и с лепестками сакуры в волосах.

— Не хочу. Она каждый год цветет — что тут особенного.

— Да, но так непродолжительно. Неужели тебе не хочется насладиться этим мгновением? Вот ты странный человек.

На вид Когэцу можно было дать около двадцати пяти лет, но на самом деле он был гораздо старше. Вероятно, он появился на свет еще до прадеда Акифуми и проживет еще дольше. Естественно, что вещи, повторявшиеся из года в год, не будоражили его воображения.

— Послушай, если все же соберешься заняться торговлей, тебе придется общаться с посетителями. Хоть ты и вежлив, дружелюбия в тебе не чувствуется. В будущем это может создать трудности. Как бы сказать помягче… Есть ощущение, что тебе не хватает эмоций, — нахмурился Акифуми, придавая сладости в своих руках форму цветка сакуры.

— Вы правы. Я действительно малоэмоциональный.

— О, значит, ты и сам замечаешь! Тогда это еще можно исправить.

— Невозможно.

Человеческие эмоции были за гранью его понимания. Он не мог взять в толк, отчего люди плачут, смеются и злятся. Да, он научился натягивать дежурную улыбку, но не более того. Ни разу ему не довелось испытать эмоций настолько сильных, чтобы они непроизвольно отобразились на его лице.

— Новые знакомства даются тебе нелегко, верно? Тогда попробуй хотя бы просто понаблюдать за людьми, — предложил Акифуми.

— Понаблюдать?.. Думаете, это поможет?..

Если бы простое наблюдение за людьми способствовало эмоциональному развитию, то одна встреча с Акифуми должна была его изменить.

— Ах да. Завтра, пожалуйста, не приходите. Я буду занят другими делами, — сказал Когэцу.

С приближением новолуния его волшебные силы слабели, но он знал, что в сам день новолуния станет еще хуже. В детстве в эту пору он принимал лисий облик и всю ночь валялся на полу, страдая от тошноты и горячки. И хотя сейчас он научился лучше справляться с этим состоянием, ему по-прежнему приходилось целые сутки отлеживаться.

— Знаешь, я тут вспоминал дни, в которые ты просил меня не приходить. И заметил, что это всегда случается дважды в месяц, причем с одинаковыми интервалами, — вдруг сказал Акифуми.

Его руки замерли, и он смотрел на Когэцу краем глаза.

Кажется, этот человек не так глуп и кое-что соображает.

Когэцу тоже остановился и с вызовом уставился на Акифуми.

— Я сверился с календарем, и получилось, что ты всегда занят в новолуния и полнолуния. Что же у тебя за дела такие?

— Хм… Кто знает… Отчитываться перед вами я не намерен.

Но отделаться от вопросов Акифуми было не так просто.

— Меня уже давно смущает одно обстоятельство. Ты ведь не работаешь. Тогда как добываешь себе пропитание? — хмурясь и не отводя взгляда, спросил Акифуми.

— На что вы намекаете?

Пища Когэцу требовалась гораздо реже, чем людям, поэтому он мог спокойно прожить без денег. Когда же он чувствовал голод, то попросту перевоплощался в лиса и охотился на диких кроликов и птиц.

— У тебя очень красивая внешность. Ты ведь не продаешь себя? Я слышал, что на женский организм влияют фазы Луны.

— П-ха! — из уст Когэцу вырвался колючий смешок. — Несложно догадаться, что вы имеете в виду. Одна только мысль о подобном вызывает у меня отвращение, — намеренно сузив глаза и приподняв уголки губ, презрительно ответил он.

— Но почему тогда мне нельзя приходить именно в новолуния и полнолуния?

— Я их просто не переношу… В эти дни я не хочу никого видеть, не хочу выходить из дома. Вот и все, — Когэцу развязал тесемки, придерживавшие его рукава, и с силой швырнул их на кухонный стол. — Не могли бы вы сейчас уйти?

На миг лицо Акифуми вытянулось от удивления, но затем, даже не пытаясь возразить, он понурил голову и пробормотал:

— Прости, не стоило лезть к тебе с расспросами.

А потом этот нахальный человек, никогда не отличавшийся тактом, послушно развернулся и ушел. Глядя на его поникшую спину, Когэцу подумал, что Акифуми похож на побитую собаку — хотя ни ушей, ни хвоста у него не было… Привидятся же порой такие странности.

Так или иначе, столь резкая отповедь должна была отбить у этого человека весь его глупый пыл…

Наступил вечер следующего дня. Когэцу спал на футоне, когда в окно его спальни кто-то осторожно постучал. По тому, как нерешительно это прозвучало, Когэцу сразу догадался, кем был посетитель. Впрочем, кто бы еще мог к нему прийти?

— Это вы?.. — спросил он, на всякий случай приподнявшись так, чтобы его нельзя было разглядеть через окно.

Как и ожидалось, в ответ донесся голос Акифуми:

— Можешь не открывать. Ты, наверное, не хочешь, чтобы тебя видели, когда тебе нездоровится?

Когэцу прикрыл руками лисьи уши, которые был не в состоянии спрятать. И как только Акифуми догадался?..

— Я оставил тебе у черного входа немного еды. Ты ведь обычно ешь одни сладости, но, если нездоровится, нужно что-то более легко усвояемое, поэтому я принес тебе рисовой каши… А еще сладкого саке. Тебе наверняка хочется чего-нибудь сладенького? — в голосе Акифуми слышалась неподдельная забота.

— Вот же… Опять лезет куда не просят… — пробормотал Когэцу с легким вздохом, но, похоже, Акифуми его не услышал.

— Ладно, я пошел… А ты хорошенько поешь и сразу ложись спать.

Когэцу услышал звук удаляющихся шагов. Когда он осторожно приоткрыл дверь, то обнаружил у себя под ногами еще теплый фуросики, в который были завернуты коробочка с рисовой кашей и фляга со сладким саке. Акифуми не забыл положить даже ложку для каши.

Получается, он приготовил еду и сразу же отправился к Когэцу? И не побоялся выйти из дома в темнейшую ночь новолуния?

— А ведь я даже не болен. Навряд ли от еды мне полегчает…

Впрочем, оставить горячую пищу остывать казалось неправильным, поэтому Когэцу неохотно взял ложку и зачерпнул немного рисовой каши. Надо же, по соли — в самый раз.

— Кажется, он добавил сюда что-то еще… Репу и полынь?

Репа приятно хрустела во рту, а горечь полыни придавала каше пикантный вкус. Полынь, кажется, считается еще и лекарственным растением? Неужели Акифуми в своем заблуждении зашел так далеко, что придумал особенный рецепт каши для больного Когэцу?

Доев, Когэцу ощутил, как по желудку разлилось согревающее тепло.

— Странно… К волшебным силам ёкаев еда не имеет никакого отношения. Но мое самочувствие как будто и правда улучшилось… — Его глаза начали слипаться.

Отпив немного из фляги сладкого саке, он снова улегся на футон. В ту ночь Когэцу, не мечась и не стеная, беспробудно проспал до самого утра.

На следующий день вновь пожаловал Акифуми. Он вел себя так, словно ничего не случилось. Когэцу тоже словом ни обмолвился о вчерашнем, только оставил на видном месте вымытую коробочку из-под рисовой каши, флягу и ложку. Боковым зрением он заметил, как Акифуми, взглянув на чистую посуду, широко улыбнулся. Похоже, увиденное его и правда обрадовало, потому что с тех пор он молча оставлял рисовую кашу у порога Когэцу каждое новолуние и полнолуние. И при этом топал так громко, что Когэцу неизменно просыпался, но не жаловался. Странное дело, после рисовой каши Акифуми ему и впрямь становилось лучше.

— Разве может человеческая еда восстанавливать волшебные силы ёкаев? Мне о подобном слышать не доводилось, так что… Быть может, все дело в полыни?

Теряясь в догадках, Когэцу решил выудить из каши полынь и проверить, останется ли у нее целебный эффект. Однако ничего не изменилось, и тайну рисовой каши так и не удалось разгадать.

Весна подходила к концу, и на деревьях уже начали стрекотать цикады, когда в привычную повседневность вкралась зловещая тень. В тот день в «Кохакуя» был выходной, и Акифуми должен был прийти после обеда. Однако время перевалило уже далеко за полдень, когда вместо Акифуми на пороге дома Когэцу возник наголо остриженный юноша, которого он прежде никогда не видел.

— Э-э-э… Прошу прощения, вы ведь Когэцу-сан, верно?

— Ну верно… А вы кем будете?

— Меня к вам послал Акифуми-бо-тян[29]. Э-э-э… С бо-тяном произошел несчастный случай, и он поранил ногу, поэтому велел передать, что какое-то время не сможет сюда приходить.

Как оказалось, юношу, прислуживавшего в доме Акифуми, отправили к Когэцу с неприятным известием. Лишь теперь Когэцу узнал, что семья Кохаку, владевшая старой лавкой сладостей, была довольно состоятельной, а самого Акифуми именовали бо-тяном.

— Понятно. Спасибо, что пришли сказать об этом.

Когэцу дал юноше немного денег на чай, и тот, поклонившись, удалился.

Обычным людям на Сумеречную аллею хода не было, так что, по всей видимости, душу юного слуги тоже что-то терзало. Об этом по одному внешнему виду не узнаешь.

— И все же… Надо же, несчастный случай. Если его жизни ничего не угрожает, то вовлекаться в происходящее нет смысла… И тем не менее… Как же мне все-таки поступить?

Казалось, впереди был целый свободный день, но Когэцу отчего-то не находил себе места. Чтобы не мучится от безделья, он решил прогуляться и впервые за долгое время направился на главную улицу — просто убить время.

Довольно быстро он оказался в толпе уже переодевшихся в легкие летние одежды людей. Они оживленно беседовали, проходя мимо Когэцу. С тех самых пор, как этот городок разросся у подножия замка, на главной улице всегда кипела жизнь.

Где-то здесь должна быть и лавка сладостей «Кохакуя». Поначалу Когэцу думал, что будет долго ее искать, ведь раньше он никогда не обращал внимания на здания вокруг. Но найти ее оказалось довольно просто. Лавка «Кохакуя» заметно выделялась среди других магазинчиков — самая большая по размеру и с бесчисленной толпой покупателей, стекающихся сюда со всех сторон. Вывеска с названием выглядела ветхо, однако это придавало кондитерской лишь благородный налет старины. Весь вид лавки словно говорил: перед вами почтенное заведение.

За лавкой виднелось еще одно здание. Вероятно, это дом, где живет Акифуми.

Двустворчатые ворота как бы намекали, что если прокрасться внутрь без разрешения, то можно навлечь на себя неприятностей.

— С другой стороны, напрашиваться на официальный визит с соблюдением всех правил приличий… Нет, это слишком утомительно…

Когэцу решил было развернуться и уже отправиться восвояси. Но тут ему стало жалко собственных усилий, ведь получается, что он зря вышел из дома и добрался сюда. Поразмыслив, он решил стать невидимым и незаметно проникнуть в дом. Воспользовавшись волшебной силой ёкая, он легко снял засов с ворот и приоткрыл дверь, а затем быстро скользнул в проем.

— Ничего не скажешь, вот уж действительно великолепный дом!

Когэцу оказался в просторном саду, где в пруду плавали карпы, а ветви раскидистых сосен были искусно подрезаны садовником.

— Кто бы мог заподозрить в этом человеке такую утонченность, обычно присущую молодым господам.

Хотя Когэцу уже давно следовало сообразить, что доброжелательность Акифуми к другим людям не просто случайность, а следствие того, что его воспитывали в любви и заботе. Такие черты свидетельствовали о том, что ему незнакома суровая действительность внешнего мира. Человек, которого нежили и баловали, и сам будет ласков по отношению к другим. В отличие от Когэцу.

— Хм, и где его комната?

Когэцу не собирался показываться больному на глаза. Он просто хотел издалека глянуть, в каком состоянии находится Акифуми.

Обойдя вокруг дома и заглядывая по очереди во все окна, Когэцу наконец увидел его. Акифуми лежал на кровати в комнате, обставленной на западный манер, а его туго забинтованная нога была подвешена на ремнях.

Травма Акифуми оказалась серьезнее, чем предполагал Когэцу. И хотя глаза пострадавшего были закрыты, между бровями залегли глубокие складки, а лицо стало болезненно-бледным.

Когэцу никогда не доводилось видеть Акифуми в таком изможденном состоянии. Он пристально рассматривал лежавшего в комнате человека, когда тот внезапно открыл глаза:

— Когэцу? Это ты?

Акифуми позвал его по имени, всматриваясь в окно, за которым он притаился. Когэцу, чьи глаза на мгновение расширились от удивления, вновь стал видимым и распахнул окно, которое оказалось незапертым.

— Как вы догадались, что это я?

Когэцу вошел в комнату, не снимая обуви, но Акифуми не высказал ни малейшего неудовольствия.

— Просто почувствовал твое присутствие. Ты ведь пришел меня навестить?

— Совершенно случайно оказался неподалеку, вот и зашел, — ответил Когэцу, отводя глаза.

Он понимал, что Акифуми вряд ли ему поверит. Но лицо молодого человека прояснилось, и он указал на стул:

— Садись же.

— Я слышал, что с вами случилась неприятность. Что же произошло? — спросил Когэцу.

Акифуми приподнялся на постели:

— А, это я по собственной неосторожности врезался в движущуюся повозку. Никто меня намеренно не сбивал, да и боль в ноге особенно не беспокоит. Вот только… Сказали, что пока нужно соблюдать постельный режим. Что-то я в последнее время постоянно попадаю во всякие передряги, поэтому обо мне и пекутся.

— Передряги?.. О чем вы говорите?

Акифуми часто рассказывал ему о том, что происходит в его жизни, но об этом Когэцу слышал впервые.

— Да была пара случаев, как сегодня, когда меня чуть не сбила повозка или я чуть не упал с моста. Кстати! Недавно на меня сверху свалилась огромная кастрюля набэ, лишь в последний момент я успел от нее увернуться. В общем обычные вещи — с любым, вероятно, случаются.

Когэцу с облегчением выдохнул. Он уже было насторожился, услышав о повторявшихся несчастных случаях, и подумал, что Акифуми кто-то преследует, желая ему навредить. Но все описанные злоключения походила на самые обычные неприятности, которые нередко случались с беспечными ротозеями.

— Вы, вероятно, не слишком внимательны?

— Да нет же, просто у меня неожиданно порвался ремешок на дзори[30], и в тот момент в меня влетела повозка. Возничий не справился с управлением. А что до случая на мосту, то там я всего-навсего столкнулся с каким-то прохожим, потерял равновесие, и меня отбросило к перилам. Самое обычное невезение.

— Хм, да уж, вас послушать, так и впрямь покажется, что все дело в простой неудаче…

Тем не менее Когэцу точно знал, что если такие события наслаиваются, то обычно за этим кроется какая-то причина. Возможно, Акифуми преследует злой дух, а может, все дело в кознях тануки или кицунэ[31]. Бывает и так, что человек, сам того не ведая, становится объектом чьей-то ненависти, и над ним нависает страшное проклятие.

Осторожно, чтобы не выдать лисьих ушей и хвоста, Когэцу дал волю своим волшебным силам и сосредоточился на ауре Акифуми.

— Это же… — внезапно у Когэцу закружилась голова. Его глаза непроизвольно сузились, а лицо стало суровым.

— Что с тобой, Когэцу? Ты прямо с лица спал.

— Мне нужно идти… — бросил тот и, не глядя на Акифуми, повернулся к нему спиной.

— Понятно. Спасибо, что пришел меня проведать! Нога скоро заживет, и мы продолжим готовить сладости. Подожди немного.

— Ладно.

Когэцу покинул комнату, выбравшись через окно, и, снова став невидимкой, выскользнул из дома семьи Кохаку.

То, что ему открылось… это же…

Возвращаясь на Сумеречную аллею, он вновь прокручивал увиденное в голове. Утративший стойкость и четкие контуры бытия дух Акифуми тянулся к миру мертвых. А значит, человек, с которым только что беседовал Когэцу, был уже наполовину мертвец.

— Ничего удивительного, что в таком состоянии его притягивает к себе смерть!..

От накатившей досады Когэцу ударил кулаком по стене ближайшего дома. Маленькая девочка-тануки, наблюдавшая за ним из тени соседней лавки, испуганно убежала прочь.

Когэцу не знал, что утратившего стойкость человека, которого оставили наедине со своими терзаниями, постепенно начинает притягивать мир мертвых. Он злился на себя, что ничего не замечал раньше и чуть не позволил Акифуми умереть. Исправить это можно было только одним способом: Когэцу должен устранить первопричину сломленности Акифуми, источник его душевных терзаний.

— Ох, и зачем я взял на себя эти заботы…

Несмотря на то что Акифуми прописали полный покой, это не значило, что в его доме не таится масса опасностей. В своем нынешнем ослабленном состоянии Акифуми мог погибнуть, просто споткнувшись и ударившись головой о краешек стула или подавившись рисовым пирожным моти. Чтобы его спасти, действовать нужно было немедля.

Со следующего дня Когэцу невидимкой проникал в дом Кохаку и стал наблюдать за домочадцами и слугами. Рассудив, что спрашивать Акифуми напрямую о причинах его переживаний бесполезно — ведь, скорее всего, он сам их не осознаёт, — Когэцу решил прислушаться к обрывкам разговоров… И это сработало.

Кто-то из работников лавки обмолвился, что Акифуми все это время мечтал унаследовать семейное дело. С самого начала он был гораздо искуснее своего старшего брата в приготовлении вагаси, поэтому тот уступил лавку «Кохакуя» Акифуми, а сам перешел в другую семью, чтобы обучиться ремеслу, не связанному с работой кондитера.

Однако на новом месте отношения у него не заладились, и, вернувшись домой в обиде на бывшего наставника, он принялся вымещать недовольство на семье, заявляя, что, как старший сын, он забирает семейное дело себе.

Акифуми терпеть не мог склок и ругани, поэтому просто смирился с новым порядком и уступил управление лавкой старшему брату, удовольствовавшись ролью наемного работника. Такой была история борьбы за наследство, которую разузнал Когэцу.

— Вот к чему приводят честолюбие, жажда наживы и стремление обладать вещами. Люди неимоверно жадны!

Вряд ли Акифуми переживал об утраченном наследстве из-за потерянного богатства или честолюбивых помыслов. Вероятно, старший брат, помимо управления делом, начал менять ассортимент изготовляемых на продажу сладостей. И Акифуми вместе с другими кондитерами больше не мог спокойно творить в свое удовольствие.

А ведь когда Акифуми обучал Когэцу кондитерскому мастерству, он выглядел совершенно счастливым. Кто знает, быть может, из-за подтачивавшей его досады он решил готовить сладости в доме Когэцу.

«Нет ли какого-нибудь способа помочь Акифуми проявить свои истинные желания, свое хоннэ?..» — размышлял Когэцу, невидимкой прохаживаясь по лавке «Кохакуя». Как вдруг ему на глаза попалась куримонака.

Точно! Волшебные силы ёкая помогут ему наделить ее особым свойством, которое подтолкнет человека раскрыть свои сокровенные чувства и желания, как только он ее отведает. Будучи полукровкой, Когэцу не обладал значимыми силами, но его магии должно было хватить, чтобы наделить каждое лакомство тайным смыслом.

Куримонака, например, идеально подходила на роль десерта, проявляющего истинные желания. Как невозможно не почувствовать каштан в ее начинке, так же человеку не удастся утаить свое хоннэ. О, забавная идея!

Когэцу перевел взгляд на другие сладости, и в его голове одна за другой стали появляться идеи, какие лакомства он еще мог быть изготовить.

— Что ж, пойду-ка я домой и поскорее приступлю к делу.

И хотя Когэцу впервые решил заняться этим в одиночку, он был уверен, что справится, ведь на протяжении нескольких месяцев — с конца зимы и до начала лета — он только и делал, что готовил сладости вместе с Акифуми.

По прошествии нескольких дней Когэцу вновь наведался в дом Кохаку, на этот раз с собственноручно приготовленным угощением. Разумеется, как и в прошлый раз, в комнату он проник через окно.

— О, Когэцу! Что случилось? Неужели снова пришел меня навестить? — удивился Акифуми, и его мрачное лицо посветлело.

Когэцу снова внимательно осмотрел комнату. Казалось, единственное, что изменилось с прошлого его визита, — это ночная одежда Акифуми. А вот бинты и положение подвешенной ноги остались прежними. В таком состоянии Акифуми вряд ли мог обходиться без посторонней помощи, так что о еде и переодевании, вероятно, заботились слуги.

— Да, сегодня, как полагается, я принес угощение больному. — Когэцу протянул ему коробочку, в которой лежали пирожные куримонака и мамэ дайфуку.

Акифуми приподнял крышку и радостно воскликнул:

— Да это же вагаси! Неужели сам приготовил? И даже сварил анко?

— Именно так. Хотя мне и потребовалось для этого некоторое время.

— Невероятно! Выглядят они великолепно… Ты уже вполне можешь открывать свою лавку! Надо же, в столь короткий срок ты полностью овладел искусством приготовления вагаси. Вероятно, у тебя особый дар, — не унимался восхищенный Акифуми, разглядывая сладости, сделанные Когэцу.

— У меня был хороший учитель.

Глаза Акифуми округлились.

— Что это с тобой?.. Ты сегодня ужасно добрый. Не собираешься, как обычно, язвить?

— Хватит лишних разговоров. Попробуйте уже скорее. Рекомендую начать с куримонаки.

— Конечно-конечно! Ну что ж, спасибо за угощение!

Под пристальным взглядом Когэцу Акифуми откусил половину пирожного с каштаном.

— О-о! Вкуснотища! — Он принялся смаковать лакомство во рту.

Когэцу чувствовал, что волшебная сила куримонаки уже начала действовать на Акифуми. Теперь, когда он подпал под чары съеденной сладости, оставалось лишь немного подтолкнуть его.

— Акифуми, у вас ведь есть желания, которые вы скрываете от окружающих? — медленно и четко произнес Когэцу.

— Э-э-э… У меня?..

— Подумайте хорошенько. Они у вас точно есть.

Вдруг растерянность исчезла с лица молодого человека: его взгляд затуманился и устремился в неведомую даль. Словно охваченный лихорадкой, Акифуми заговорил:

— А-а, да, ты прав. Все это время я делал вид, что не замечаю своих истинных желаний… Но правда в том, что я хочу свободно готовить вагаси, придумывая необычные вкусы и радуя посетителей новинками, созданными для каждого времени года. У меня столько идей… Осталось лишь, чтобы мой старший брат поверил в меня… — С беспокойством на лице Акифуми уставился на свои руки.

— Но даже если ваш брат не поверит в вас, это ведь не означает, что другие пути закрыты, верно? Наверняка существует место, где вы смогли бы готовить сладости по своему усмотрению, — мягко подсказал Когэцу.

— Ах, вот ты о чем… И правда, какая мне нужда работать под началом брата? Я ведь могу открыть собственную кондитерскую. И почему я раньше до этого не додумался?..

Казалось, Акифуми увидел перед собой ожившую мечту — и в его глазах зажегся огонек надежды.

— Да, разумеется, у новой лавки поначалу не будет ни постоянных посетителей «Кохакуя», ни ее длинной истории, и мне придется все начинать с нуля. Наверняка будет непросто. Но это и замечательно, ведь именно то, ради чего требуется пройти сложный путь, заслуживает настоящего труда. Это будет моя кондитерская, и там я смогу свободно творить.

— До сих пор вы жили под пятой семьи, но я уверен, что, какие бы трудности вас ни ожидали, вы справитесь. — Когэцу почувствовал, что и правда верит в этого человека.

— Когэцу… спасибо. У меня такое чувство, что твои сладости помогли мне обрести веру в себя.

Душа Акифуми, которую уже притягивал мир мертвых, вернулась в свое прежнее состояние. Однако его существование все еще оставалось неустойчивым.

— Как я и думал… — пробормотал Когэцу, закусив губу.

Он предполагал, что одного средства будет недостаточно. Акифуми слишком часто приходил на Сумеречную аллею, и из-за тесного общения с Когэцу между ними возникла особая связь. Теперь, чтобы утратившая стойкость душа Акифуми больше не тянулась к потустороннему миру, эту связь требовалось разорвать.

Именно поэтому в принесенной Когэцу коробочке лежало еще одно лакомство.

— Было бы лучше не прибегать к этому средству, но выбора у меня нет, — чуть слышно прошептал Когэцу и вздохнул.

— Акифуми, попробуйте, пожалуйста, и мамэ дайфуку.

— Ах да! С огромным удовольствием отведаю.

Акифуми откусил кусочек и с видимым наслаждением протянул:

— О-о! Мамэ дайфуку тоже удались на славу. Идеальное сочетание соли и сладости!

Он с увлечением жевал пирожное, как вдруг выражение его лица изменилось и на мгновение словно утратило осмысленность — будто Акифуми перестал понимать, что происходит и почему он вообще ест мамэ дайфуку.

Он медленно повернулся к Когэцу.

— Прошу прощения… Вы кто?.. — В глазах Акифуми растерянность сменилась легкой настороженностью. В один миг исчезли и прежняя дружелюбная улыбка, и теплый тон, с которым он неизменно обращался к Когэцу.

Приподняв уголки губ, Когэцу изобразил улыбку:

— Я обычный посетитель. Ваш дом так велик, что я заблудился и зашел не в ту комнату.

— Ах вот оно что. — На лице Акифуми проступило явное облегчение. — Позвольте мне позвать слугу, чтобы он вас проводил.

— Не стоит. Боюсь, мне уже пора уходить.

Когэцу повернулся к двери и уже взялся за ручку, как вдруг, словно вспомнив о чем-то, оглянулся.

— Ах да, Акифуми-сан, не возражаете, если напоследок я кое-что вам скажу?

— Э-э-э… Пожалуйста.

— Прощайте. В то место вам больше хода нет.

Хлоп!.. Дверь за ним затворилась, и связь между Когэцу и Акифуми оборвалась. В коридоре Когэцу прислонился к стене, и у него вырвался горький смешок.

— Лакомство, которое стирает из памяти того, кто находился рядом, когда его проглатывают. Даже не знаю, как мне удалось все так удачно совместить. В мамэ дайфуку кладется такое множество мелких фасолинок, что пропажи одной никто не заметит.

Для Акифуми Когэцу был такой же фасолинкой. Внезапный каприз судьбы свел их на несколько месяцев. И даже если Когэцу исчезнет из жизни Акифуми навсегда, тот все равно добьется успеха и проживет прекрасную жизнь. До самого ее конца.

— Человеческая жизнь лишь мгновение… Но я желаю, чтобы ваша была счастливой.

С этими словами Когэцу исчез из дома Кохаку.

Длинная вереница воспоминаний оборвалась, и Когэцу прикрыл глаза.

С той поры Япония значительно изменилась. Было время, когда из-за войны вся страна была сломлена, зато нынче царят мир и покой. Впрочем, количество людей, чье существование становится зыбким из-за душевных терзаний, не уменьшается в любую эпоху.

— Что касается того человека… До меня доходили слухи, что позже он открыл лавку где-то далеко отсюда и в скором времени преуспел.

Когэцу же, смекнув, что сладости, наполненные волшебной силой ёкаев, способны излечивать страждущие души, открыл на Сумеречной аллее «Волшебную лавку янтарных сладостей». Однако бескорыстно помогать людям показалось Когэцу довольно скучным занятием, поэтому, чтобы как-то развлечь себя, он начал коллекционировать образцы человеческих эмоций.

Не то чтобы Когэцу принял слова Акифуми близко к сердцу, но все же они заставили его задуматься. Может, однажды он сможет понять поступки самого Акифуми, если научится разбираться в чувствах людей?

Почему Акифуми назвал его другом? Для чего обучал кондитерскому мастерству? И зачем в новолуния и полнолуния приносил рисовую кашу?..

А самое главное — почему он сам вдруг помог Акифуми?

Поначалу Когэцу никак не мог себе этого объяснить, но, кажется, в последнее время стал понемногу догадываться, в чем все-таки дело.

Когэцу поднялся с пола и вышел из спальни.

В подсобном помещении за прилавком возвышался огромный стеллаж, упиравшийся прямо в потолок. Его полки были заставлены бесчисленным количеством стеклянных баночек, в которых Когэцу хранил образцы человеческих эмоций. Взяв в руки одну из баночек, он пробормотал:

— Хм, это ведь образец куримонаки, точно такой же, что я дал тому человеку.

Рассматривая банки на полках, он порою доставал какую-нибудь из них и вбирал в себя содержавшиеся там эмоции. Благодаря этому общение с клиентами в последнее время стало даваться ему гораздо легче.

— Сколько же их накопилось. Пора бы рассортировать — переклеить ярлыки, выстроить в хронологическом порядке… Ах, какая морока!

Среди множества посетителей, которым Когэцу однажды помог, были и те, кто принимал его за божество и возвращался в святилище с благодарностями.

И все же…

— «Волшебную лавку янтарных сладостей» я открыл вовсе не для того, чтобы помогать людям. Это просто способ развеять скуку. И вам не стоит об этом забывать.