Лавка сладостей на Сумеречной аллее

Глава четвертая. Перебрасывающие несчастья карамельки

Стоит мне взять в руки музыкальный инструмент — такой золотой и блестящий, — как я сразу же наполняюсь энергией. Я прикладываю губы к мундштуку и набираю побольше воздуха в легкие — и из трубы выходит чистый звук. И кажется, будто инструмент и я стали единым целым.

Думаю, осенний воздух особенно хорошо подходит трубе. Интересно почему?..

— Так, разыгровку мы на этом заканчиваем. Давайте приступать к репетиции по партиям! — в мои размышления внезапно ворвался голос Аяки, лидера нашей группы, — и я вздрогнула от неожиданности.

После окончания уроков мы репетировали в одной из аудиторий школы. Участники оркестра, выполнявшие до этого базовые упражнения в разных углах аудитории, с трубами в руках начали собираться в общую группу.

— Начнем с длинных тонов.

В унисон с ударами метронома все разом издали длинный звук.

Когда Аяка только-только стала лидером группы, она очень нервничала, поэтому с ее лица не сходило напряженное выражение. Но спустя какое-то время она стала настоящим уверенным лидером.

— Следом поработаем в индивидуальном режиме над композициями для музыкального фестиваля. Сегодня также будет общая репетиция, поэтому хорошенько повторите проблемные места, чтобы не осталось того, что вы не сможете сыграть.

— Хорошо, — откликнулся хор голосов в ответ на ее инструкции.

Когда я вернулась к стойке для партитур, ко мне подошла моя кохай[16].

— Сато-сэмпай, не могли бы вы мне помочь?

— Могу. А что такое?

— У меня не получается сыграть одно место… Вот здесь. — Не выпуская инструмента из рук, она ткнула в проблемный фрагмент на моем листе с партитурой.

— А, здесь?..

Я сыграла для нее отрывок, показывая, как должна звучать мелодия, и кохай посмотрела на меня с восхищением.

— У вас, как всегда, уровень звучания абсолютно другой!

Ее похвала была мне приятна.

— Хм, но на будущее, если тебе нужен совет, лучше, наверное, обращаться не ко мне, а к Аяке.

На самом деле я совсем так не думала и Аяку упомянула нарочно, чтобы услышать следующий ответ:

— Мы с вами знакомы с младшей школы и вместе играли в клубе духовых инструментов, поэтому мне проще обратиться к вам. Кроме того, если уж начистоту, то мне кажется, что вы играете лучше, чем Такахаси-сэмпай…

— Об этом, пожалуйста, больше не говори никому.

— Да, я и сама понимаю.

Я кивнула, но была не в силах сдержать улыбку, которая озарила мое лицо. Слова кохай наполнили меня гордостью и придали уверенности. Про себя я подумала о том, как же легко мне угодить.

Ни в учебе, ни в спорте я ничем особенным не выделялась, а из увлечений можно было назвать разве что чтение книг. Поэтому труба стала для меня «тем самым» единственным и неповторимым занятием.

Я начала играть в клубе духовых инструментов, когда училась в младших классах, а в средней школе продолжила в школьном оркестре. Поскольку я была одной из немногих, кто уже умел играть на трубе, ко мне с самого начала было приковано внимание сэмпаев.

Однако, когда к концу второго года обучения в средней школе сэмпаи покидали оркестр, на роль нового лидера группы выбрали не меня. Это место заняла моя одногодка Такахаси Аяка. Она начала играть на трубе только в средней школе, но быстро достигла успехов и практически поравнялась со мной. Думаю, ее выбрали из-за хорошей успеваемости, а также потому, что высоко ценили ее ответственность. Если же говорить о музыкальном мастерстве, то, как мне кажется, пока я ее уверенно обхожу. Но даже эта уверенность не избавляет меня от тревоги.

Каждый год у нас в городе проводится музыкальный фестиваль, где выступает и наш оркестр. В выбранном нами для фестиваля произведении есть сольная партия на трубе. И кандидатами на исполнение этой партии стали Аяка и я. Чтобы определить, кто будет ее играть, мы обе должны пройти прослушивание, выступив перед всеми членами оркестра и учителем, после чего будет принято решение голосованием. Для той из нас, кто провалится у всех на глазах, это станет ударом, от которого уже вряд ли оправишься. Одна только мысль, что я могу проиграть Аяке, лишает меня всяких сил…

После репетиции я отправилась в святилище неподалеку от школы, чтобы попросить поддержки у богов. В последнее время я стала приходить в него почти каждый день, хотя для этого требовалось сделать внушительный крюк по дороге домой. Святилище было старым и совсем небольшим, но именно в это место родители принесли меня еще во младенчестве на обряд о-мия-маири[17]. Так что божеству этого святилища я доверяла.

«Пожалуйста, не дай мне провалиться на итоговом прослушивании! Пожалуйста, пусть на этот раз меня минует мое всегдашнее невезение!..» — я сосредоточенно молилась, упрашивая бога рассеять, хотя бы на самую малость, мою вечную неудачу. Да, приходилось признать, что с самого детства меня преследовали неудачи и разного рода провалы. Вот такая невезучая я уродилась.

Для меня было обычным делом споткнуться в эстафетном беге на спортивном фестивале или сплоховать на музыкальном выступлении. На всех ответственных мероприятиях я постоянно допускала какие-то промахи. Но и помимо этого меня вечно преследовали разные неприятности: то вляпаюсь прямиком в собачью кучу, то на велосипеде врежусь в столб. Невольно я уже начинала подумывать, не преследует ли меня какой-нибудь злой дух.

На прослушивании я наверняка опять что-нибудь перепутаю. Но в этот раз я абсолютно-абсолютно-абсолютно точно не могу позволить себе провала! Аяка — отличница, у нее нет никаких проблем с учебой, учителя доверяют ей, и вообще у нее столько всего, чего нет у меня. Она идеальная ученица, будто сошедшая с плаката, да еще и лидер группы. А у меня нет ничего, кроме моей трубы. И я не могу позволить, чтобы человек, у которого есть все, отобрал мою единственную гордость.

Честно говоря, иногда я без зазрения совести думала: «Ну уступи мне, откажись от участия!» Но понимала, что серьезная Аяка никогда на это не пойдет и уж точно выложится по полной, чтобы победить.

«Ах, если бы только в этот один-единственный раз со мной не случилось никакого очередного невезения! Если бы я могла перекинуть его на кого-нибудь другого. Например, на Аяку…

Нет-нет! Нельзя о таком думать!»

Не размыкая молитвенно сложенных рук, я яростно потрясла головой. Отойдя от святилища на пару шагов, я подумала, что допускать такие страшные мысли равносильно проигрышу.

Вдруг где-то в деревьях каркнул ворон. Я непроизвольно оглянулась на звук. Все вокруг выглядело как обычно, но меня кольнуло какое-то странное чувство…

— Что?..

Не успела я толком задуматься, что именно изменилось, как уже поняла, в чем дело. Между высоченными деревьями, окружавшими святилище неприступной стеной, будто для отпора врагам, образовалась прореха. Интересно, откуда она взялась? Вчера я приходила сюда, и ее точно не было. Может, это каннуси срубил утром несколько деревьев? Я приблизилась к странному просвету, и там, за прогалиной, меня ждала еще более удивительная картина.

— Торговая улочка? Но откуда?..

Вдаль уходила грунтовая дорога, по обеим сторонам которой выстроились в ряд магазины. Да, так все и было. Но ведь я приходила в это святилище множество раз и никогда не замечала здесь ничего подобного. Как странно…

Улочка была до жути пустынной, а в старомодных зданиях, выстроившихся по обе стороны дороги, не было и намека на современность. Так чудно… Хотя, с другой стороны, как еще должны выглядеть заброшенные торговые улицы.

Так, стоп. Вместо того чтобы болтаться в таком непонятном месте, мне стоит поскорее вернуться домой и заняться разбором нот сольной партии. И хотя головой я понимала, что так и следует поступить, казалось, некая странная сила влекла меня к себе — и мои ноги сами шагали вперед.

Хм, недаром говорят, что юношеское любопытство порою притягивает жуткие вещи.

Пройдя улицу до половины, я с сожалением поняла, что все магазины вокруг закрыты: в одних — опущены шторы на окнах, в других — просто непроглядная темень внутри. Так я и думала. Даже здесь мне не везет.

Поначалу, когда я только заметила это место, я предположила, что, скорее всего, передо мной самая обыкновенная торговая улица, каких тысячи, разве что немного старомодная. Но чем дальше я продвигалась по ней, тем больше убеждалась в ее необычности. Повсюду были лавки с фасадами в китайском стиле, вместо уличного освещения висели россыпи бумажных фонариков. Надписи на вывесках были на неизвестном мне языке. Все создавало какую-то таинственную атмосферу. Будто я прогуливалась среди декораций к японскому кино времен эпохи Сёва, которые перемешали со вставками из старых китайских фильмов, а затем приправили элементами фэнтези. Тонувшая в оранжевом свете закатного солнца улочка и в самом деле походила на съемочную площадку.

— О! Магазин музыкальных инструментов…

Блуждая взглядом по пустым витринам, я вдруг заметила музыкальный магазин. Обрадовавшись, я ускорила шаг и подошла поближе.

Инструмент, который я издалека приняла за скрипку, при ближайшем рассмотрении оказался мне незнаком. Впрочем, он напоминал биву[18], которую обычно держит в руках один из Семи богов счастья. Были там и другие инструменты, такие как поперечная флейта из черного дерева и японские традиционные барабаны вадайко. Вот только среди них я не заметила тех, на которых обычно играют в духовых оркестрах. Решив, что, возможно, в магазине есть хотя бы мундштуки для труб или трости для деревянных свирелей, я попыталась открыть дверь музыкальной лавки, но она лишь заскрипела и не дрогнула.

Могли бы табличку «Закрыто» повесить…

Я пошла дальше по улице, но открытых или хотя бы чем-то примечательных магазинов больше не встретила. Дойдя до конца улочки, я неожиданно увидела магазин, на двери которого светился фонарик бонбори персикового цвета, а вывеска гласила: «Волшебная лавка янтарных сладостей». Неужели мне наконец-то улыбнулась удача… Хотя странная приписка, сообщавшая, что по новолуниям и полнолуниям магазин не работает, показалась мне несколько подозрительной. Да и само название «Волшебная лавка янтарных сладостей» тоже заставляло задуматься. Что еще за волшебство? Может, здесь продают вовсе не сладости, а какие-то специфические китайские травки?..

Нет уж, пойду-ка я поскорее отсюда.

И только я решила развернуться и отправиться домой, как вдруг в голове мелькнула мысль: если они продают всякие подозрительные травки, то, возможно, у них найдется что-нибудь от моего невезения?.. Например, китайское снадобье от нервов. Стоит все-таки зайти: хоть одним глазком гляну, что же здесь продается. А если вдруг почую что-то неладное, то просто убегу. Благо в своей дыхалке я точно уверена. Не зря же столько лет играю на трубе.

Крайне осторожно, стараясь не издать ни единого звука, я приоткрыла красиво украшенную деревянную дверь и заглянула внутрь. Передо мной предстала ничем не примечательная кондитерская. Облегченно выдохнув, я вошла.

На прилавке лежали традиционные японские сладости вроде васанбона или пирожных мандзю, а еще старомодные дешевые конфетки и карамельки, чей бум популярности остался в далеком прошлом. Я внимательно разглядывала выставленные сласти, как вдруг откуда-то из глубин магазина появился молодой человек.

— О, неужели к нам пожаловал посетитель? Прошу прощения, я был занят приготовлением сладостей в подсобке и не заметил, что кто-то вошел.

— Нет-нет, что вы…

Ко мне подошел золотоволосый красавец в штанах хакама, чья внешность была настолько ослепительной, что мое сердце невольно затрепетало.

— Я — Когэцу, хозяин этой кондитерской. Добро пожаловать в «Волшебную лавку янтарных сладостей»! Если вам потребуется помощь, пожалуйста, обращайтесь. — Сощурив золотистые глаза, он почтительно поприветствовал меня улыбкой.

— Д-да, спасибо…

Надо же, хозяин лавки настолько обходителен со школьницей средних классов… Нельзя сказать, что я прониклась к нему доверием из-за его завораживающей красоты, но все-таки такой человек не станет торговать чем-то опасным, ведь правда?.. А значит, можно расслабиться и хорошенько изучить его товар.

Но что это?..

«Жадные компэйто», «Васанбон-невидимка», «Нескрываемая куримонака» — на какую бумажку ни посмотри, названия такие причудливые. Сначала странное предупреждение о выходных по новолуниям и полнолуниям, затем штаны хакама на хозяине, а теперь еще и это. Что и говорить, очень своеобразная кондитерская, в этом нет сомнений. Но несмотря на чудачества, сладости, разложенные на прилавке, выглядели довольно аппетитно. Я поймала себя на мысли, что была бы не прочь попробовать их все.

— А это что?..

Мой взгляд вдруг зацепился за коробочку с карамельками. И хотя у сделанной явно вручную упаковки было очень интересное оформление, меня в первую очередь привлекло название. «Перебрасывающие несчастья карамельки» — гласила надпись на ценнике. Как будто кто-то подслушал мои недавние мысли о том, что я хотела перекинуть свое невезение на других людей…

— Всем порою хочется отдать свои неудачи кому-то другому, не правда ли? — раздался за моей спиной голос Когэцу, и я невольно вздрогнула от неожиданности. — Кажется, вас печалит какая-то черта вашей личности. Возможно, эти сладости смогут вам помочь.

— Как… как вы узнали?..

Он обращался ко мне таким тоном, будто знал о моем невезении и моих тревогах.

— Просто интуиция подсказала.

— Интуиция?..

Наверное, и правда догадаться было нетрудно. Если кого-то заинтересовала карамель с подобным названием, вероятно, этот кто-то не отказался бы скинуть свои несчастья на других. Конечно, в волшебные свойства конфет я не верила, но цена была такой низкой, что я решила купить себе коробочку. Карамель мне всегда нравилась, да и оформление в стиле ретро радовало глаз.

Рассчитав меня на винтажной кассе ручного ввода, Когэцу положил маленькую коробочку с карамелью в пакетик цвета сепии.

— Ох, даже пакетик… Спасибо большое! — Я взяла протянутую мне упаковку с карамелью.

Когэцу поклонился. Уголки его губ были немного приподняты.

— Благодарю за покупку! Пожалуйста, будьте осторожны, чтобы не попасть под чары сладостей. Они подобны нескончаемому послевкусию карамели во рту.

— Как же сладко!

После ужина я решила попробовать купленные в загадочной кондитерской карамельки, но стоило мне положить в рот одну штучку, как мой язык тут же обожгла невероятная сладость. Я, конечно, давно не ела карамелек, но разве они должны быть настолько приторными? Я закашлялась и поспешила на кухню и, только выпив воды, испытала облегчение.

— Может, в этом что-то и есть…

Я почувствовала, что даже взбодрилась от такой чрезмерной сладости. Пожалуй, стоит съесть штучку и перед подготовкой к экзаменам.

На следующий день, выходя из дома, я рассосала еще одну карамельку и, уже оказавшись около школы, услышала вопль в толпе учеников за моей спиной.

«Что там? Что такое?» — подумала я и обернулась.

Позади стояла девочка со сморщенным от брезгливости лицом. Задрав ногу, она с отвращением рассматривала свою подошву.

— Фу! Мерзость какая! Наступила прямо в собачью какашку! Да еще и в кедах, которые только-только помыла!

— Вот же не повезло… — Стоявшая рядом подруга с сочувствием смотрела, как та яростно трет подошву об асфальт.

А ведь обычно такие катастрофы происходят со мной… Но почему-то сегодня мне повезло обойти эту кучу стороной, не вляпавшись в нее. Сначала я просто подумала: «Ну надо же, оказывается, и мне иногда может повезти», но уже к четвертому уроку стала подозревать, что все это неспроста.

Время было предобеденное, и я успела довольно сильно проголодаться, поэтому сосредоточиться на уроке никак не получалось.

— Так, следующий пример решит… — Учитель дописал уравнение на доске и посмотрел на меня.

Я уже приготовилась, что следующими его словами будут: «Ну-ка, Сайто, давай к доске», но вместо этого он сказал:

— Сай… А, нет, Ватанабе, выходи.

Учитель отвел от меня взгляд и вызвал к доске моего одноклассника.

— Я?.. — растерянно отозвался Ватанабе.

Видимо, он был уверен, что к доске вызовут меня, и совсем не ожидал услышать свою фамилию.

— О, Риса, повезло! — легонечко хлопнув меня по плечу, сказал подруга, сидевшая сзади.

— Ага…

Значит, мне не показалось, и подруга тоже подумала, что мне улыбнулась удача. В любой другой день вызвали бы точно меня. Математика всегда была моим слабым местом, и я бы наверняка не смогла решить пример, написанный на доске. Повезло… Но почему учитель вдруг передумал? Ведь он уже практически произнес мою фамилию. «Перебрасывающие несчастья карамельки», — в голове внезапно всплыло название купленных вчера конфет. А что, если утренний инцидент с собачьей какашкой и случай на уроке всего лишь последствия волшебного действия карамели? Может, конфеты перебросили мое невезение на кого-то еще?.. Что, если мне и правда удалось скинуть сегодняшние неудачи на других людей? Тут же вспомнилась невероятная сладость карамельки, съеденной перед выходом из дома, и я нервно сглотнула. Если все это правда, значит, я наконец избавлюсь от судьбы вечной неудачницы. И вероятно, смогу победить Аяку в борьбе за сольную партию!

Впрочем, это также подразумевает, что предназначенные мне неприятности произойдут с кем-то другим… Хм, так-то оно так, но я же не намереваюсь всю жизнь сбрасывать бремя своих несчастий на чужие плечи. Только один раз, лишь один-единственный. Во время предстоящего прослушивания я хочу показать все, на что способна без подножки моего вечного невезения! Неужели в таком желании есть что-то предосудительное? Нет, я уже достаточно натерпелась от своих постоянных неудач. Вполне простительно будет поделиться ими с кем-то хоть один разочек.

Так я оправдывала себя, притворяясь, что не замечаю ни притаившегося чувства вины, ни болезненных уколов совести.

До прослушивания оставалось несколько дней. Все это время я продолжала есть карамельки, чтобы случайно не пораниться или не вляпаться в другие неприятности. И вот что странно — у меня было такое чувство, будто с каждой съеденной карамелькой ее вязкая сладость становилась все более приторной.

Неприятности, преследовавшие меня в прошлом — забытые дома учебники и закономерные нагоняи от учителей, провалы экспериментов на уроке химии, которые почему-то всегда случались исключительно у меня, — все они теперь перекинулись на моих одноклассников.

Родители тоже заметили эти перемены и даже похвалили меня: «Риса, мы всегда думали, что ты слишком несерьезно ко всему относишься, но вот наконец ты собралась». А мои подруги удивлялись: «Ты в последнее время прямо в ударе! Колись, что случилось?»

Теперь у меня появилась возможность посмотреть на все предыдущие неудачи со стороны, и я в полной мере осознала, насколько кошмарна была моя жизнь… Черные мысли клубились в моей голове, и стоило только подумать о возвращении после прослушивания к прежнему невезению, как меня охватывал жуткий страх. Смогу ли я отказаться от помощи волшебных карамелек?

Наступил день прослушивания. В субботу у нас не было школьных занятий, и первая половина дня была посвящена общим оркестровым репетициям. Прослушивание назначили на вечер. В аудитории, как и для репетиций, расставили стулья для всех членов оркестра, только на этот раз они сели спиной, чтобы не видеть, кто играет, и судить беспристрастно.

По результатам жеребьевки я должна была выступать после Аяки. Выйдя из аудитории, я постаралась не слушать ее выступление, но громкий звук трубы все равно доносился до меня — не помогала даже звукоизоляция стен. Как и ожидалось, у Аяки очень красиво выходили высокие ноты, но все-таки несколько ошибок она допустила.

Значит, если я сыграю безупречно, то сольная партия моя! Преподаватель музыки как-то сказал мне, что, хоть я и не могу сравниться с Аякой по красоте звучания, моя труба играет чище и увереннее. Так что если у меня получится исполнить партию, используя свои преимущества, я обязательно выиграю.

Было немного странно выступать перед членами оркестра, сидящими ко мне спиной, но я не допустила ни одной ошибки. Более того, вышло даже лучше, чем во время репетиций. Высокие ноты, которые мне не всегда удавалось взять с первого раза, прозвучали потрясающе чисто, и в какой-то момент я, позабыв обо всем на свете, просто отдалась льющейся мелодии моей трубы.

Насколько же классно я могу играть, если мне ничто не мешает! До сих пор мне не удавалось по-настоящему проявить свои способности, поэтому учитель и члены оркестра сравнивали меня с Аякой. Но теперь-то все точно поймут, что Аяка мне не соперница!

Более двух третей участников проголосовали за второго выступающего — и я выиграла сольную партию. Когда все аплодировали, я мельком взглянула на Аяку. Кусая губы, она еле сдерживала слезы.

— Сато-сэмпай, поздравляю с победой!

Я убирала трубу в футляр, когда ко мне восторженно обратилась моя кохай.

— Спасибо.

Кохай говорила довольно громко, поэтому я забеспокоилась, как бы Аяка не услышала, но, оглядевшись по сторонам, поняла, что ее в музыкальной аудитории уже нет.

— Как и ожидалось, ваше исполнение было идеально! Вы не допустили ни одной ошибки!

— Ну да, наверное, потому, что сегодня я почти не нервничала.

Конечно, в этом была и заслуга карамельки, но ведь, по сути, я просто-напросто проявила свои природные способности.

— А вот Такахаси-сэмпай, наоборот, раз споткнувшись, потеряла концентрацию и уже не смогла оправиться. Даже жалко ее как-то…

До этого мгновения совесть моя молчала, но после слов кохай сердце вдруг ухнуло куда-то вниз.

— Вот как… Честно говоря, я не особо прислушивалась к ее исполнению…

— И ошибки были совсем для нее нетипичные, на репетициях она их точно не допускала. Наверное, перенервничала сегодня.

— Да, наверное… — ответила я машинально, но мои мысли были уже совсем о другом.

Неужели в этот раз все мое невезение приняла на себя Аяка?.. И причиной моего идеального исполнения стало то, что она совершила все мои ошибки? Это из-за меня она сегодня не смогла по-настоящему показать свои музыкальные способности?

— Сэмпай, не переживайте, вы ведь еще с младшей школы привыкли выступать на публике. Вот и оказались лучше подготовлены к прослушиванию! — заметив мое потемневшее лицо, попыталась поддержать кохай.

— Наверное…

Возможно, я придала случившемуся слишком большое значение. Скорее всего, ошибки Аяки не имеют никакого отношения к моему невезению и способу, которым я от него избавилась. В конце концов, от избытка волнения ошибиться может кто угодно. Даже Аяка.

Убрав трубу в футляр, я отправилась в подсобку для музыкального оборудования, куда мы должны были относить инструменты после репетиций. Возле подсобки я вдруг услышала приглушенные всхлипы и чьи-то голоса. На секунду я замерла от неожиданности, но в следующее мгновение спряталась в тени стоящего рядом стеллажа.

— Эх, Аяка, обидно, что так вышло…

— Угу…

Украдкой выглянув из своего укрытия, я увидела сидевших на корточках Аяку и ее подругу — в нашем оркестре она играла на тромбоне. Аяка горько плакала, а подруга ее утешала.

Услышав прерываемый сдавленными рыданиями голос Аяки, я почувствовала, как в груди у меня все сжалось. Ведь если бы не помощь волшебных карамелек, то, возможно, именно я сейчас сидела бы в подсобке, давясь слезами…

— Но что все-таки случилось? Ты ведь прекрасно играла эту партию.

— Не знаю. Не понимаю, почему именно сегодня все пошло не так. Я же постоянно практиковалась, чтобы не волноваться на прослушивании. Но стоило мне только начать исполнять мелодию, как в голове вдруг стало пусто…

— Эх, и это несмотря на то, что ты самостоятельно занималась даже в те дни, когда не было репетиций, а по утрам приходила пораньше только для того, чтобы лишний раз сыграть сольную партию…

Что?.. Аяка самостоятельно практиковалась? Впервые об этом слышу! Мои руки, в которых был зажат футляр с трубой, затряслись.

— Прости, ты каждое утро приходила поддержать меня, а в итоге такой плачевный результат…

— Ну уж об этом не беспокойся. Все в порядке.

Я увидела, что они встают. И, догадавшись, что разговор закончен, незаметно выскользнула из подсобки и вернулась в аудиторию.

— Сэмпай? Вы разве не пошли относить инструмент? — с удивлением спросила кохай.

Но ответить ей я уже не могла. Мое сердце так колотилось, что еле-еле удавалось вздохнуть. Я и представить не могла, что Аяка каждое утро приходила в школу пораньше, чтобы самостоятельно отрабатывать сольную партию. Никто мне об этом не рассказывал. Значит, по всей видимости, она об этом никому и не говорила, кроме учителя и подруги, с которой вместе практиковалась.

Я думала, что кто угодно будет волноваться, выступая перед публикой. Как же я ошибалась!

Все мои ошибки во время выступлений были от недостатка практики. Странно было надеяться, что места, плохо получавшиеся на репетициях, вдруг ни с того ни с сего идеально зазвучат во время исполнения перед публикой.

Аяка прилагала колоссальные усилия, чтобы не допустить подобных промахов на прослушивании, в то время как я по утрам валялась в кровати до последнего, а потом сломя голову мчалась в школу. В те дни, когда у нас не было репетиций, я радостно отправлялась домой, чтобы побездельничать. А Аяка усердно оттачивала сольную партию — без лишних слов, вдали от посторонних глаз и не стремясь покрасоваться своим рвением перед другими.

И, несмотря на все ее старания, она проиграла, приняв на себя бремя моего невезения.

— Кажется, я совершила что-то непоправимое… — едва слышно прошептала я и, обессилив, тихо сползла на пол. Где-то над головой раздался встревоженный голос кохай.

Прошла неделя. Карамелек я больше не ела. Зато, внимательно понаблюдав за собой, сделала множество неожиданных открытий. Виной тому, что по пути в школу я постоянно вляпывалась в собачьи кучи или спотыкалась о какую-нибудь каменюку, было не что иное, как собственное ротозейство. Выбегая из дома в последнюю минуту, я мчалась что есть мочи, лишь бы не опоздать. Неудивительно, что мне было не до того, чтобы смотреть себе под ноги.

Учителя вызывали меня к доске чаще других просто потому, что на уроке я постоянно сидела, уставившись в окно с отсутствующим видом или опустив глаза, и изо всех сил молилась про себя: «Только не меня, пожалуйста, только не меня!..»

На лабораторных работах по химии или уроках кулинарии я часто ошибалась, потому что путала последовательность необходимых шагов, а все ингредиенты добавляла на глазок.

Я всегда считала себя невезучим человеком, но на деле все оказалось совсем не так: первопричиной моих неудач была я сама. Небрежная, невнимательная и не умеющая ни на чем концентрироваться. Вот и все.

«Кажется, вас печалит какая-то черта вашей личности. Возможно, эти сладости смогут вам помочь». Я вспомнила тот день, когда оказалась в «Волшебной лавке янтарных сладостей», и слова ее хозяина. Когэцу ведь не сказал, что меня печалит моя несчастливая судьба. Нет, он использовал выражение «черта личности». Вероятно, с самого начала он видел меня насквозь: заносчивая школьница, оправдывающая все провалы и ошибки обычным невезением и отказывающаяся признать свои недостатки.

И хотя со дня прослушивания я больше не ела карамель, во рту до сих пор ощущалась ее приторная сладость. Видимо, это был вкус моей вины. Из-за меня Аяке, которая не сделала ровным счетом ничего плохого или неправильного, пришлось вкусить горечь публичного поражения.

Не в моих силах было повернуть время вспять. Но и вести себя так, будто позорного прослушивания никогда не было, я тоже не могла.

Оставался лишь один способ искупить свою вину.

— Хасегава-сенсей[19], не могли бы вы уделить мне минутку?

В обеденный перерыв я зашла в учительскую и обратилась к учителю музыки, курировавшему наш оркестр. На его лице промелькнуло удивление:

— О, Сайто-сан, что такое? Нечасто тебя увидишь здесь.

Что правда, то правда. Я слышала, что отличники часто заходили в учительскую во время обеденного перерыва, чтобы задать учителю уточняющие вопросы, но меня учеба несильно заботила, поэтому я практически сюда не заглядывала. Еще в учительскую иногда приходили менеджеры букацу за ключами от музыкального класса, а лидер группы — чтобы посоветоваться о дальнейшем плане репетиций. Мне же было не по себе в месте, где вокруг сновали одни взрослые. Видимо, заметив мое смущение, Хасегава-сенсей решил задать мне наводящий вопрос:

— Ты хотела о чем-то посоветоваться?

— Э-э-э… Да, если честно, я хотела бы поговорить с вами о сольной партии.

— Хм, но ведь мы уже провели прослушивание и отдали партию тебе. Возникли какие-то сложности с исполнением?

— Нет, дело не в этом.

С самого утра я мысленно прокручивала в голове свою просьбу и вот наконец произнесла ее вслух:

— Не могли бы мы провести прослушивание повторно? Последние результаты кажутся мне не очень убедительными.

Мгновение сенсей глядел на меня широко распахнутыми глазами, а затем его лицо посуровело, и он тихо спросил:

— Ты это сейчас серьезно?

— Да, в тот раз кое-то случилось, и Аяка не смогла показать все, на что способна. Сенсей, вы ведь и сами так думаете, не правда ли?

В отличие от Аяки, я-то продемонстрировала все, что умела. И, думаю, сенсей тоже прекрасно это понимал.

— Умение выступать перед публикой и держать под контролем свое волнение — это тоже часть мастерства, необходимого музыканту. Ты ведь понимаешь?

— Да, конечно.

Обычно на выступлении мы показываем все свои умения и навыки, но в этот раз честный ход состязания был искажен силой таинственных карамелек.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Когда учитель понял, что я тверда в своем решении, его лицо смягчилось, и он протяжно вздохнул:

— Хорошо, я подумаю, что можно сделать. На следующей репетиции обсудим это со всеми.

— Большое спасибо!

Я поклонилась. Если так подумать, это, наверное, был мой первый искренний поклон перед взрослым, которого я по-настоящему уважала.

— Вот уж не ожидал услышать от тебя подобной просьбы. Как быстро растут дети… — глядя куда-то вдаль, с улыбкой сказал Хасегава-сенсей.

Когда на очередном собрании перед репетицией учитель объявил о моем предложении провести повторное прослушивание, загудела вся аудитория. Кохай вперилась в меня таким ошеломленным взглядом, будто заметила привидение. Аяка сидела с застывшим лицом. Я же молча стояла расправив плечи и смотрела прямо перед собой. Наверное, в этот момент я впервые в жизни по-настоящему гордилась собой.

В следующую субботу на повторном прослушивании я с треском провалилась. Уверенное исполнение Аяки было абсолютно чистым, без каких-либо неровностей или шероховатостей. Ей также прекрасно удалось вибрато — звучание ее трубы поражало своей выразительной красотой. Выступление Аяки было несравненно лучше, чем мое на первом прослушивании, когда я думала, что отлично сыграла.

После того как все участники оркестра единогласно проголосовали за Аяку, она украдкой смахнула выступившие слезы. Но поскольку все сидели к выступающим спиной, никто, кроме меня, этого не заметил.

— Риса!

Занятия закончились, и я уже выходила со школьного двора, когда Аяка вдруг окликнула меня:

— Почему… почему ты настояла на повторном прослушивании? Ты же сама хотела сыграть эту сольную партию!

Что за отчаянное выражение у нее на лице? Она ведь победила — сольная партия теперь ее. Могла бы и притвориться, что не замечает моей боли, но это была бы не Аяка. И я видела, что сейчас она мучительно переживает за меня.

— Потому что я знала твой истинный уровень и сама сольной партии не заслужила. Вот и все.

— Значит, ты попросила о повторном прослушивании, понимая, что проиграешь?.. Глупая… Риса, какая же ты глупая! — схватив меня за руку, сквозь слезы прокричала Аяка.

— Ага, знаю. Но, видишь ли, впервые в жизни я рада своей глупости. Ох, как же легко теперь у меня на душе! — весело ответила я поникшей и дрожащей Аяке. — И голос мой был ясен и чист. Впервые за четырнадцать лет моей жизни я наконец-то кое-что поняла о себе.

— Риса…

— Удачи на выступлении! Но не слишком расслабляйся! До выпуска я тебя точно обойду!

Да, мое сегодняшнее поражение — это еще не конец. Наверняка в будущем нас ждут новые сольные партии, и в следующий раз на концерте соло точно буду играть я!

— Угу…

Не сговариваясь, мы одновременно протянули друг другу руки и пожали их. В глазах Аяки, которая еще мгновение назад горько плакала, теперь светилась решимость. Она будто говорила мне: «Я проигрывать тоже не собираюсь!» И мне подумалось: «Как было бы здорово, если бы в будущем мы смогли стать добрыми соперницами».

А вот что случилось потом.

Решив, что пришло время поработать над своим характером, я стала внимательнее смотреть по сторонам и слушать учителей на занятиях. На букацу я перестала лениться и теперь усердно практиковалась. Выполняя даже базовые упражнения, я вкладывала все свои силы. Кроме того, я начала прислушиваться к игре других участников оркестра и старалась перенимать у них все то хорошее, что подмечала.

«Мы раньше говорили, что ты стала более вдумчивой, но сейчас видим, что дело не только в этом. В последнее время ты полна энтузиазма, и это так здорово!», «Риса, с недавних пор ты сильно поменялась. Думаю, что в лучшую сторону!» — вот как хвалили меня родители и друзья. И честно сказать, эти слова грели мне душу гораздо больше, чем комплименты, которые я получала, съев очередную карамельку.

Кажется, с Аякой мы сблизились. Она стала чаще обращаться ко мне за советом по поводу практических занятий для кохаев и планов наших общих репетиций. И хочется думать, что раз серьезная Аяка — лидер группы — просит моего совета, то так она признаёт меня за равную.

Получается, если упорно трудиться, то твои старания обязательно кто-нибудь заметит. Наверное, я поняла это только сейчас, потому что раньше никогда даже не вкладывалась во что-то на полную силу.

Сегодня, когда день уже клонился к вечеру, я впервые за долгое время отправилась в святилище в надежде, что смогу встретиться с Когэцу и поблагодарить его. Но отыскать дорогу, ведущую к торговой улочке, мне не удалось.

Странно, почему-то я даже не удивилась, а просто подумала, что это было вполне предсказуемо. Ведь торговая улочка и «Волшебная лавка янтарных сладостей» изначально не были местом, куда может попасть обычный человек. В тот день одна случайность следовала за другой, и передо мной на мгновение приоткрылась дверь в фантастический мир.

— Ками-сама[20], эту карамель я приношу тебе в дар. В ее помощи я больше не нуждаюсь.

Положив на алтарь коробочку, внутри которой осталась последняя карамелька, я хлопнула в ладоши, а затем отошла.

Интересно, наступит ли когда-нибудь день, когда волей случая я смогу вновь встретиться с Когэцу? Или подобные вещи возможны лишь в детстве?..

Почему-то мне почудилось, что Когэцу наблюдает за мной.

Я стояла перед святилищем и любовалась оранжевым светом закатного неба.

На мгновение он встретился глазами с девочкой, уставившейся на закат, однако Когэцу она не заметила и вскоре ушла.

А Когэцу, наблюдавший за ней с крыши святилища, спустился на землю.

— Забавно, что среди всех посетителей, захаживавших в мою лавку, только ей удалось постичь истинное положение дел. Хм, никогда не стоит недооценивать детей, — сказал он, слегка прищурившись и приподняв уголки губ.

Когэцу взял коробочку с карамелью, которую девочка оставила на алтаре святилища.

— Вот только в одном она все-таки ошиблась. На самом деле ее и правда преследовал злой дух, приносящий неудачу. И хотя поначалу Риса сама была причиной своих несчастий, постоянно обвиняя в этом судьбу, она все же притянула к себе нечистую силу.

Когэцу вытащил из коробочки последнюю оставшуюся карамельку и задумчиво посмотрел на ее.

— В последнее время дух ее несчастий, кажется, куда-то пропал. Ну и хорошо. Что ж, как всегда, благодарю за новый образец.

Карамелька в руке Когэцу покрылась янтарем. Он вернул пустую коробочку на алтарь, а затем исчез.