Ларец Пандоры (СИ)

Глава 14

13 апреля 1935 года. Соединенный Штаты Америки, Нью-Йорк.

Платон Прохоров сидел в спальне своей квартиры и в сотый раз перечитывал письмо следующего содержания: «Ваши дочери у нас. Мы хотим получить сведения, которыми Вы располагаете, относительно шкатулки, некогда принадлежавшей Вам. В первую очередь нас интересуют бумаги, которые, как Вам наверняка известно, связаны с этой вещью. Придите сам или пришлите Вашу жену на следующий день с момента получения письма в четыре часа вечера на угол восемьдесят пятой и Сивью-авеню. Наш человек встретит Вас или Вашу супругу. Выполняйте всё, о чём он Вас попросит, и очень скоро Вы снова увидите Ваших дочерей. Не смейте обращаться в полицию или к частным детективам. Дело только осложнится и единственные, кто от этого пострадают, будут Ваши дети. Даём слово, пока Вы неукоснительно следуете нашим требованиям, девочки в абсолютной безопасности. Надеемся на Ваше благоразумие и не меньше Вашего желаем поскорее со всем этим покончить».

Вчера вечером, когда стало ясно, что дочери пропали, Дарья носилась из угла в угол и готова была рвать на себе волосы, а камень, обёрнутый листком с посланием, забросили в открытое окно. К несчастью, Прохорова первая отыскала его и прочитала письмо. Она пришла в бешенство, стала во всём винить Платона, хотела звонить в полицию, но муж ей не позволил. Прохоров решил, что имеет дело с организацией, а не одиночкой. Письма, в которых расспрашивали об украденных у Линя бумагах и шкатулке, стали приходить с завидной периодичностью около трёх-четырёх лет назад. Прохоров не придал им никакого значения. Истинную ценность шкатулки он выяснил в Лондоне, когда показал её оценщику.

— Самое большее, что за неё получится выручить — фунт, — сказал оценщик Платону. Прохоров стал настаивать, просить приглядеться. — Уверяю вас, я не ошибся. Этой вещице не может быть больше десяти лет. Ума не приложу, с чего вы сочли её древней?

Неожиданно для самого себя, Прохоров сумел надуть одного француза, отвалившего за шкатулку несколько десятков фунтов. Однако бумаги, украденные у Линя, оказались ценными. Старые, пожелтевшие листы принадлежали какому-то барону из рода немецких аристократов. Записи датировались двенадцатым-тринадцатым веком, у многих антикваров сохранность бумаг вызывала восхищение. Платон рассчитывал сорвать на сделке куш, но потом внезапно передумал их продавать. Параллельно с изучением английского, он стал разбираться в дневнике и бумагах, исписанных латиницей. Дневник принадлежал некоему Бернарду Недведу, а разрозненные листки его брату — Якобу. И тот и другой видели в шкатулке, то же, что и Платон — древнюю, хранившую тайны вещь. Из их записей следовало, что ларцу никак не меньше полувека. Значит, оценщик ошибся. Платон стал сокрушаться по поводу сделки с Бюстьеном, решил во что бы то ни стало вернуть шкатулку. Но француз от неё избавился, отказался предоставить сведения о новом хозяине. Самостоятельно Прохоров выследить шкатулку не сумел. Зато у Платона остались бумаги, и он посвящал довольно много времени их чтению и расшифровке закорючек. Вот почему многочисленные предложения о покупке бумаг, поступавшие по почте, он игнорировал. Прохоров хотел закончить перевод. Он не заметил, когда попался на крючок, но слезть с него без посторонней помощи оказалось невозможно.

Со временем тон писем изменился. В них содержались угрозы, к нему в лавку наведывались сомнительные личности, не просившие, а требовавшие продать бумаги. А несколько дней назад заявился отвратительного вида ирландец, чуть ли не открытым текстом грозивший расправой над дочерьми, если Прохоров не продаст бумаги. Платон прогнал его, погрозив полиций. Как оказалась, представители власти не внушали трепета этим головорезам.

Рассказывать всю историю Дарье не было нужды. Она и так возложила вину на Платона, если узнает о его упрямстве, из принципа поступит наперекор и обратится в полицию. Прохоров намеревался уладить дело своими силами. Он успел сходить в банк и забрал бумаги из ячейки. Оставалось расплатиться ими за свободу дочерей.

— Успокойся, глупая баба! — оборвал супругу Платон, когда та принялась снова причитать. — Я всё обдумал. Мы выполним их требования.

— Ты не читаешь газет?! — не собиралась сдаваться Дарья. — Ублюдки безжалостны. Они убьют Викулю с Наташенькой, даже если ты отдашь им то, чего они хотят! Нужно связаться с полицией!

— Вот тогда они точно их убьют! — оборвал жену Прохоров. — Сделаем, как я говорю и точка!

Дарья долго смотрела на него красными от слёз глазами, кивнула.

— Давай их сюда! — потребовала Прохорова.

— Кого?

— Эти бумаги! Их отнесу я.

— Выбрось это из головы, — отрезал Прохоров. — Не хватало, чтоб они ещё и тебя схватили.

— Не надо, Платон. Я тебя прекрасно знаю. Ты начнёшь торговаться, потому что ты торгаш по природе. И ничего тебя не изменит, даже если жизнь дочерей на волоске! Ты попытаешься надуть их, всучишь им не то, чего они хотят. Я не позволю тебе погубить моих деток! Давай мне бумаги, быстро!

— Провались ты в Пекло! — вспыхнул Прохоров, вскочил со своего места, открыл нижний ящик комода, достал большую коробку, высыпал её содержимое на кровать. — Подавись!

— Здесь всё? — спросила Дарья.

— Да, всё!

Женщина выхватила коробку из рук Прохорова, собрала бумаги с постели и бросила их обратно в коробку. До половины третьего они сидели, как на иголках.

— Я не могу больше ждать, — Дарья вышла в прихожую и стала надевать своё пальто. Прохоров сердито цокнул, пошёл следом за женой. — Ты куда собрался?

— С тобой. Пойдём вместе.

— Нет, оставайся. Я знаю тебя Платон, — жена посмотрела Прохорову в глаза. — Я вижу, что ты задумал — хочешь их надуть. Оставайся!

— Да чтоб тебя! — Платон яростно взмахнул рукой, вернулся в спальню. Входная дверь хлопнула. Дарья ушла. Прохоров подскочил к окну, дождался, когда супруга покинет подъезд, бросился обратно к комоду. Он снова открыл нижний ящик, сместил подставное дно, достал из-под него старинные листы. Жадно проведя рукой по поверхности бумаг, Прохоров вздохнул. Пробежав глазами по неровным строчкам, он аккуратно сложил листы друг на друга, перенёс их на кухню, где перепрятал в свой небольшой чёрный чемодан.

Он вышел в прихожую, накинул лёгкую куртку, начал обуваться. Как раз в этот момент в дверь постучали.

Квартира, в которую отвезли похищенных девушек, располагалась в полузаброшенном многоэтажном доме в Бронксе. Её отыскал Джеймс, как утверждал он сам, через старого знакомого. Англичане расположились на третьем этаже. Соседей у них не оказалось. Этажом ниже и выше почти никого не осталось: на втором обитала вредная старушка, на четвёртом — итальянские эмигранты. Вряд ли кто-нибудь из них решится вызвать полицию, даже если похищенные девушки будут громко кричать. Ко всему прочему, стены комнаты, в которую заключили пленниц, хорошо изолировали звук. Пока ситуация складывалась благоприятно для англичан. Они беспрепятственно перенесли усыплённых девушек на третий этаж и спрятали в небольшой комнатке, окна которой выходили в переулок.

Джеймс и Освальд с виду оставались абсолютно спокойными, а Арчибальд тяготился чувством вины. Он протестовал против плана Сквайрса, когда тот поделился им с друзьями. Недвед считал недостойным действовать подобно бандитам. Джеймс настаивал, приводил новые и новые доводы и, в конце концов, Арчибальд согласился. Но совесть лорда продолжала бунтовать против подобных методов. После переговоров с ирландцем, Арчибальд уверился в правоте своей совести. Дени произвёл на Недведа впечатление конченого человека, эгоистичного и трусливого. Ирландец не попытался спасти своего друга, пошёл на сговор с его убийцами ради того, чтобы сохранить себе жизнь. Подобная манера поведения претила представлениям Арчибальда о чести и достоинстве мужчины. Удивительным образом в Недведе сочетались тяга к кутежу и разгульной жизни с рыцарскими идеалами средневековья, например, преданность дружбе, верность данному слову. Поэтому Арчибальд, вступив на скользкую дорожку похитителя, чувствовал себя крайне неуютно и с нетерпением ждал скорейшей развязки этой истории.

Джеймс, однако, не замечал колебаний младшего товарища, поэтому делил с ним обязанности по уходу за девушками поровну. В частности, Сквайрс счёл необходимым, чтобы еду и воду пленницам относил Арчибальд.

— Ты моложе меня и куда смазливей, — объяснял Сквайрс Арчибальду. — К тому же напрямую не связан с похищением. Они спокойнее отнесутся, когда увидят тебя.

Арчибальд согласился с доводами Сквайрса. Он отнёс поднос с продуктами, когда девушки ещё спали. Арчибальд собирался покинуть помещение, но его взгляд невольно упал на пленниц. Та, что младше, спала беззаботно. Старшая же нахмурилась, в её позе ощущалось беспокойство, напряжение. Арчибальд не сразу понял, что заглядывается на девушку. Женственные черты лица, красивые, чуть кучерявившиеся волосы. Недвед сделал шаг по направлению к ней, потом одёрнул себя, вышел из комнаты. Ночью он вспоминал старшую сестру, Арчибальду стало по-человечески жалко девиц. Сбитые с толку и напуганные, они оказались впутаны в эту историю по вине англичан, и неизвестно, чем закончатся злоключения девушек.

Джеймс разбудил Недведа на следующий день, четырнадцатого апреля, и велел забрать поднос и выяснить, как пленницы себя чувствуют.

— Наверное, они спят, — предположил Арчибальд.

— Если так, разбуди, — приказал Сквайрс. — Через пару часов их нужно будет вести на встречу с родителями.

Арчибальд не стал возражать, на кухне умылся холодной водой, пригладил волосы, подошёл к двери комнаты пленниц и остановился. Сначала он даже хотел постучать, но, решив, что это будет выглядеть глупо, отомкнул дверь и вошёл внутрь комнаты.

Девушки не спали. Младшая жадно доедала бутерброды с маслом, которые вчера приготовил Освальд, старшая забилась в угол и тревожно смотрела в окно. Когда Недвед оказался внутри, девушки почти синхронно перевели взгляды в его сторону. Арчибальд замялся, он не знал, как себя вести. Молча пересёк комнату, снял с подоконника поднос, поставил на него пустую бутылку и стаканы, подошёл к младшей сестре.

— Я возьму, — пояснил он, потянувшись за пустой тарелкой. Младшая сестра испуганно отодвинулась в сторону, вернув бутерброд на место. — Да нет же, забери, — Арчибальд поставил поднос на пол, протянул девочке тарелку с бутербродом. — Доедай.

Младшая отползла дальше, прижалась к сестре и испуганно смотрела на Арчибальда. Лорд тяжело вздохнул.

«Что же мы наделали! — подумал Недвед. — Они боятся меня, как какого-то…» — он не сумел подыскать подходящего слова. Похоже, смятение отразилось на его лице, потому что старшая Прохорова решилась заговорить.

— Зачем вы это сделали? — тихо спросила она, посмотрев прямо в глаза Арчибальду. Недвед стыдливо потупился. — Наши родители небогаты. Они не смогут заплатить вам большой выкуп.

— Мы… понимаете ли… я… виноваты, конечно… но для вашего же блага, — запинаясь пробормотал Арчибальд.

— А вы ведь не злой человек, — Наташа поборола свой страх и, отстранившись от сестры, подошла к Арчибальду. — Наверное, у вас была веская причина, чтобы сделать это.

— Если бы не мы, вас похитили другие люди, куда хуже нас, — Арчибальд тоже собрался с духом и поднял голову. Он даже сумел на секунду посмотреть в глаза Наташе. — Мы не собираемся причинять вам вреда.

— Отпустите нас, мы ничего плохого не сделали, — Наташа пристально разглядывала Арчибальда. — Поставьте ваш поднос и помогите нам выбраться.

Арчибальд ничего не мог с собой поделать. Казалось, девушка околдовала его. Он с удовольствием подчинился, поставив поднос, и уже готов был вывести Наташу и Викторию на улицу.

— Виктория, — девушка перешла на русский. Арчибальда это несколько смутило. — Как только он отвернётся к дверям, приготовься бежать.

— Что вы сказали? — Арчибальд насторожился.

— Моя сестра ещё не успела выучить английский. Я попросила её встать. Ведь вы нам поможете? — Наташа старательно изображала покорность судьбе и своему спасителю, каковым по идее являлся Арчибальд.

— Я думал, девочка всю жизнь прожила в Америке.

— В среде русских эмигрантов. Да не об этом сейчас речь, — Наташа умело перевела тему разговора. Разобравшись, что перед ней за человек, она решила продолжить давить на жалость. — Скажите, вам не стыдно держать в плену двух беззащитных девушек? Я вижу, вы добрый человек, а вот ваш напарник, он, не поверите, вёл себя неприлично.

— О чём это вы? — Арчибальд с сомнением посмотрел на девушку. Но красивые зелёные глаза Наташи рассеяли все сомнения.

— Он приставал ко мне, распускал руки. Нам повезло, что в комнате был ещё один, иначе… — зловеще закончила Наташа.

— Неужели Джеймс способен на такое? — Арчибальд побледнел, руки его задрожали. Он совсем позабыл о том, что во время похищения Джеймс усыпил девушек.

— Я вас уверяю, что способен. Вы на него посмотрите, он же зверь!

— Я должен поговорить с ним, — Арчибальд развернулся, намереваясь выйти из комнаты.

Наташа действовала быстро. В ход пошёл тяжёлый серебряный поднос, который Наташа схватила двумя руками и врезала англичанину по голове. После такого удара устоять было невозможно. Недвед повалился на землю.

— Господи, Наташа, что ты наделала, они нас убьют! — закричала Вика.

— Тише, молчи! Нас и так могли услышать.

— Неужели ты думаешь, что они идиоты, запросто позволят выбраться отсюда?!

— Попытка не пытка, — парировала Наташа, — может и идиоты. Ты на него посмотри, — Наташа указала пальцем в сторону Арчибальд. — Даже если схватят, нам не ничего не сделают.

— Почему ты так в этом уверена? — Виктория с сомнением посмотрела на сестру.

— Потому что не убили сразу. Я думаю, они принимают нашего отца за богача. Хватит болтать. Пора уходить, — Наташа оборвала подол платья, поступила так же с платьем сестры. Получилось что-то вроде мини-юбки.

— Срам-то, какой! — пробормотала Виктория, но возражать не стала. Девушки выбежали из комнаты и осмотрелись. Им действительно повезло. Никто не услышал звук удара подноса о голову и шум, произведённый падением англичанина на пол. Оказавшись в коридоре, сёстры заметили в его противоположном конце дверь, наверняка, выход из квартиры. Комната, в которой сидели Освальд и Джеймс, была смежной с коридором. Знай сёстры об их присутствии, они бы аккуратно пробрались мимо и, как знать, может и сумели бы выбраться из квартиры бесшумно. Но окрылённые успехом девушки посчитали, что никого кроме Арчибальда в доме нет.

— Побежали, Вика, — шумно топая, Наташа пролетела за спиной Джеймса, который мирно читал газету, устроившись в кресле.

— Наташа, тут кто-то есть, — Вика, догонявшая сестру, заметила своего похитителя. Тот в свою очередь заметил её.

— Арчибальд! — сквозь зубы процедил Сквайрс, вскакивая на ноги и устремляясь вслед за сёстрами.

Ночью Дени не мог уснуть, когда рассвет только занялся, он встал, разбудил Юджина. Мальчишка потянулся, сладко зевнул, сонно посмотрел на ирландца.

— Поднимайся, — сказал Дени.

— Что случилось? — Юджин нехотя сел, зачесал лезшие в глаза волосы на бок.

— Пора уходить.

— Как?

— Вставай! — Дени тряхнул его за плечи. Юджин перепугался, отпрянул назад.

— Да что случилось? — мальчишка проснулся окончательно.

— Мы опаздываем на поезд, — сказал Дени.

— На какой поезд?

— Любой. Мы уезжаем из Нью-Йорка прямо сейчас.

— А как же похищение? — глаза Юджина округлились. — Ты забыл, немец обещал, что достанет нас.

— Плевать я хотел. Поднимайся.

Юджин мигом встал на ноги.

— Мне нужно, — он запнулся. — Нужно собрать вещи. Они не здесь, — Юджин выскочил из трущобы на улицу. Дени позволил мальчишке уйти. Ирландец тяжело вздохнул, сел на потрёпанный матрац. Только теперь он воспринял слова Недведа всерьез. Юджин действительно предатель. Наивному Дени всегда казалось, что их компанию скрепляли узы дружбы.

«Винишь мальчишку, — подумал Дени, — а сам не лучше».

Согласившись работать на убийц Иоганна, ирландец отрёкся от него. Немец-великан, Карл Эмберх, умел манипулировать низменными страхами, ставил человека перед выбором между смертью и совестью. Если бы только Юджин дал согласие… Вдвоём они могли сбежать из Нью-Йорка, оставить с носом и англичан, и немцев. Но мальчишка ушёл. Теперь ирландец твёрдо вознамерился помочь Арчибальду.

Дени залез под матрац, достал бутылку с самодельным пойлом, приложился к горлу. Напиток крепкий, хороший. Дени разделывался с выпивкой неторопливо. Возможно, он пьёт спиртное последний раз в жизни. Когда на дне бутылки оставалось пару глотков, снаружи донёсся шум шагов: к хибаре кто-то подходил. Дени уставился в узкий проём между стенами, служивший входом, и ждал.

Первым залез Юджин.

— Дени, пошли, нужно поговорить, — сказал мальчик, заикаясь.

— Я посижу, — ответил ирландец.

— Дени, это не шу… — Юджин не успел договорить. Внутрь чуть ли не на четвереньках залез бритый молодчик с оружием.

— На выход! — приказал он. Дени усмехнулся, с укоризной посмотрел на Юджина, приложился к бутылке, прикончив самогон. Ирландец встал, голова закружилась, он пошатнулся, но устоял на ногах.

— Немного перебрал, — пояснил Дени, — Подвинься в сторонку, паренёк, — обратился он к вооружённому бандиту. Молодчик уступил место, позволяя ирландцу вылезти. Дени успел высунуть наружу только голову, когда пятерня вцепилась в его воротник и рывком выволокла наружу. Эмберх схватил Дени за грудки, прижал к стене. Немец пристально смотрел в глаза ирландца.

— Где они?

— Так ты уже приехал, — промямлил Дени. Эмберх потащил ирландца на себя, резко толкнул вперёд, стукнув его спиной о стену. Дени показалось, от удара отнялись легкие. Ирландец пытался вздохнуть, но не мог. Позволив ему отдышаться, Эмберх повторил свой вопрос.

— Я вообще не понимаю, о чём мы тут разговариваем, — ответил Дени.

— И ты, и мальчишка умрёте, если не скажешь где они?

— А с чего ты решил, что я знаю? — спросил Дени.

— Он приходил к тебе! Не играй со мной, ирландская пьянь! Отвечай, где они!

— Да скажи ты ему! — не выдержал Юджин. Глаза мальчика наполнились слезами.

«Кого ты жалеешь, Юджин, — задался вопросом Дени. — Меня или себя?»

— Я не знаю, он мне ничего не говорил. А даже если бы и сказал, думаешь, он настолько глуп, чтобы рассказать правду, а не попытаться пустить меня по ложному следу? — ответил ирландец.

Эмберх зарычал, снова стукнул Дени о стену, сжал кулак и занёс его для удара. Юджин закричал. Карл бросил короткий взгляд в сторону мальчишки, отшвырнул Дени в сторону, достал из-за пазухи пистолет, взял на прицел мальчишку.

— Последний шанс, ирландец. Где они? — прорычал немец.

— Пожалуйста, Дени! — взмолился Юджин.

— Угол восемьдесят пятой и Сивью-авеню, — выдавил из себя Дени.

— Что там? — спросил Эмберх у своего помощника.

— Ветка железной дороги, за ней пустырь. Удобное место, — ответил наёмник.

— Вы не представляете, насколько всё усложнили, глупцы! — произнёс Эмберх и зашагал прочь от хибары ирландца.

— Что делать с ними? — окликнул его бандит.

— Ничего. Пускай живут, — распорядился Эмберх.

Немец и его подручный вскоре скрылись, оставив Дени и Юджина наедине. Ирландец валялся на земле, приходил в себя. Мальчик бросился к нему.

— Ты как? — заботливо спросил Юджин.

Дени поднёс руку ко рту, закашлялся, после взглянул на ладонь. Капельки слюны вперемешку с кровью. Ирландец посмотрел на Юджина, грустно улыбнулся.

— Объясни, почему, — попросил Дени. — Он был нашим другом, без него мы бы пропали в Англии.

— Я испугался, — выдавил из себя поникнувший Юджин.

Дени сжал зубы, откинул голову назад. Хотелось закричать, настолько паршиво стало на душе. Ирландец всегда уверял себя в том, что он хороший человек. Дени винил обстоятельства, толкнувшие его на кривую дорожку. Он считал, предоставь судьба ему шанс, он бы не упустил его, выкарабкался бы из ямы. Теперь Дени не верил в это. Он трус, Юджин перенял эту черту от него.

«Хуже, — подумал ирландец. — Я ещё и предатель».

— Я не хочу тебя видеть, Юджин, никогда больше. Будь ты проклят за свои поступки, живи с моим проклятьем и мучайся.

— Дени, — всхлипнув, окликнул его Юджин.

Но ирландец проигнорировал мальчика. Он встал на ноги, скривился от боли, пошёл прямо по переулку.

— Куда ты? — спросил Юджин.

— Долг воровской чести, — коротко бросил ирландец.

Он свернул на улочку и направился в сторону Сивью-авеню.

Дверь была закрытой, но Наташа быстро сориентировалась и заметила ключ, лежавший на тумбочке. Схватив его, она открыла дверь и выбежала на лестничную площадку. Вика семенила следом, почти догнала её, но убежать от взрослых мужчин шансов у них не было. Дистанция между Джеймсом и девушками стремительно сокращалась.

Может быть, в одиночку Наташа оторвалась бы. Но её сестра осторожничала, когда спускалась по ступенькам. Джеймс схватил Вику на лестничном проёме между первым и вторым этажами, Наташа бросилась на выручку. Но Сквайрс легко расправился с обеими. Небрежно взвалив их себе на плечи, он побежал к себе на этаж. Наташа закричала. Дверь квартиры вредной старушки отворилась.

— Позвольте, что вы делаете с девочкой? — возмущённо воскликнула бабушка, вперившись в спину поднимавшегося по лестнице Сквайрса.

— Помогите! — пискнула Наташа.

— Дочка, — Джеймс попытался улыбнуться. — Страсть непослушная.

— А это тогда кто? — спросила старушка, заметив спускавшегося вниз по лестнице Освальда.

Сквайрс устало вздохнул. Так и напрашивался ответ: «А это мой сын».

— Я отец второй девочки, — не сумел придумать ничего лучше Освальд.

— И за что же вы их так? — сердобольная старушка никак не унималась.

— Да вы посмотрите, как они вырядились, — Джеймс многозначно провёл рукой вдоль обнажённого бедра прекратившей рыпаться Наташи. — Говорят по последней моде. Какой же я отец, если позволю моей девочке гулять в этом по Нью-Йорку.

— И не стыдно-то вам, девочки? — старушка мигом заняла сторону «родителя», готовилась прочитать нравоучения. Наташа, растерявшаяся во время разговора, опомнилась.

— Нас похитили, пожалуйста, вызовите полицию, — произнесла она. Бдительный Джеймс, успевший передать Вику Освальду и освободить плечи, зажал её рот рукой. Наташа впилась зубами в его палец, но вояка терпел.

— Экие бесстыдницы. Чего только не придумают, чтоб было по-ихнему, — попытался выкрутиться Джеймс, понимая — его слова выглядят неубедительно.

— В любом случае, было приятно поболтать, — сказал он, дотащил Наташу до двери и затолкал в квартиру. Освальд помог с Викторией, язык которой от страха отнялся. Они закрылись, надеясь, что бабушка не придаст словам Наташи внимания.

Старуха некоторое время подозрительно смотрела на дверь своих соседей сверху.

— А, ну их, пусть полиция разбирается, кто врёт, а кто говорит правду, — старушке вспомнились горящие глаза Джеймса, — Да он ведь просто зверюга, — промямлила она и стала спускаться вниз, к уличному телефону, намереваясь вызвать полицию.

План Джеймса Сквайрса трещал по швам.