13 марта 1935 года. Великобритания, небольшой городок графства Норфолк, фамильное поместье Недведов.
Старый лорд не мог дышать, дым лез в нос и глаза, по щекам катились слёзы, жар становился невыносимым. Герберт носился по всей комнате как сумасшедший. Он бросился к окну. Внизу никого не было, но горячий воздух, поднимавшийся с первого этажа, заставил лорда отступить назад в комнату. Недвед почувствовал неприятный запах горелых волос, приложил руку к лицу, провёл пальцами над глазом. Бровь превратились в труху от прикосновения. С улицы доносились крики людей. Быть может, они успеют добраться сюда раньше, чем лорд сгорит?
Герберт посмотрел на потайной лаз снова. Оттуда веяло холодом и влагой. Лорд боялся лезть туда. Но этот страх не мог сравниться с ужасом, который Недвед испытывал при виде языков пламени, охвативших дверь и стену.
«Ты уже не мальчишка», — подумал Герберт. А перед глазами стояли отвратительные рыльца крыс, ползавшие по ногам, плечам, лицу, их маленькие зубки, жадно впивавшиеся в одежду Недведа, его плоть.
«Тебе было девять, и ты застрял. Как собираешь протиснуться теперь?» — задался вопросом лорд. Но огонь не оставил ему времени на размышления. Пот стекал по груди и вискам, волосы влажные, рубашка насквозь промокла. Отбросив раздумья, лорд полез в потайной проход.
11 апреля 1935 года. Соединенные Штаты Америки, Нью-Йорк, Бронкс, трущобы.
— Я встретился с этим человеком, Эмберхом, если он назвал мне своё настоящее имя, один-единственный раз, — подвёл итог Арчибальд. — Он погубил моего отца, но я смог от него уйти. Мы смогли от него уйти! И у вас получится, если встанете на нашу сторону.
Дени угрюмо рассматривал свои руки.
— Не лучше ли отказаться от шкатулки, вернуть её Эмберху? — спросил Дени. — Ты спасёшь и себя, и дочек Прохорова, и нас с Юджином.
— Я не могу. Я дал слово отцу.
Дени посмотрел в сторону и сохранял молчание.
— Итак, я поведал вам свою историю. Теперь я хотел бы получить ответ, — нарушил молчание Арчибальд. — Вы готовы помочь нам?
— Я боюсь его. Я помню, гибель Иоганна, не хочу оказаться на его месте.
— Мой отец тоже погиб. Я любил его, потому всё, чего я желаю, отомстить! Неужели Иоганн настолько вам безразличен?
— Чего ты от меня хочешь? — ирландец холодно посмотрел на Недведа. Арчибальд понял, что его вопрос попал в цель.
— Слушайте и запоминайте, — и Арчибальд пересказал Дени план англичан.
12 апреля 1935 года. Соединенные Штаты Америки, Нью-Йорк, Центральный парк.
Джеймс вышел из-за дерева и быстрым шагом направился к девочкам. Он был сам себе противен за то, что собирался сделать, но иного пути Сквайрс не видел. Первой его заметила Вика. Она удивилась, увидев в руках незнакомца бутылку и белую тряпку, повернулась к сестре, хотела окликнуть Наташу. Джеймс побежал, за мгновение догнал Вику. Она коротко вскрикнула, Сквайрс прижал смоченную хлороформом тряпку к её лицу. Девушка обмякла, упала на мокрый снег. Наташа увидела это, пришла в ужас, закричала. Сквайрс кинулся к ней, она попыталась убежать, но обувь, предназначенная лишь для неспешных прогулок, подвела Прохорову. Джеймс настиг Наташу. Она стала сопротивляться, Сквайрс повалил её на землю и с трудом прижал тряпку к лицу. Наташа пару раз слабо ударила Джеймса рукой и уснула.
Сквайрс встал на ноги, стряхнул снег с колен, огляделся. Похоже, его никто не заметил.
— Освальд, скорее сюда, — позвал Джеймс напарника. Освальд, стоявший на стрёме, выскочил из своего укрытия.
— Бери младшую, тащим их к машине, — распорядился Сквайрс.
Джеймс поднял Наташу на руки и засеменил по одной из тропинок выглядевшего заброшенным парка.
12 апреля 1935 года, вечер. Соединенные Штаты Америки, Нью-Йорк.
Солнце медленно катилось к горизонту. Из жёлтого оно становилось оранжевым, окрашивалось в бледно-красный, розовый, а затем и алый цвет. Последние косые лучи рассекали воздух, согревая жителей города, который никогда не спит. Некоторые смотрели на закат с надеждой, предвкушая грядущее, другие с тоской, печалясь об уходящем, а третьи просто наслаждались зрелищем, живя здесь и сейчас. Но в самые последние секунды, когда на горизонте становилось различимым неясное пятно, каждый уходил в себя, на мгновение позволял отвлечься от созерцания величия природы и погружался в царство своих мечтаний.
А когда солнце скрывалось за горизонтом, излишняя торопливость, городской шум и бьющая ключом жизнь сменялись размеренностью, затишьем, сонливостью. Где-то семья собиралась за общим столом, воздать благодарственную молитву за хлеб, который им предстояло разломить, где-то влюбленный парень крутился под окнами своей невесты, а где-то отчаянные грабители дожидались очередной жертвы. Жизнь продолжается, хоть и теряет в темпе.
Карл Эмберх задумчиво глядел на Нью-Йорк с балкона своей квартиры. Он размышлял обо всех этих людях. Единственная радость в их тихой, незаметной жизни — это завершение дня, когда заботы позади.
Эмберх невольно вспомнил своё детство. Юноша из рода прусских юнкеров, небогатый, но сообразительный, некрасивый, но обаятельный, он вынужден был много работать и точно так же радовался завершению дня. Когда он поступил на службу в армию, с ностальгией вспоминал о юношеской поре. Как никто другой он с самого детства познал значение неотвратимости событий, зависимости жизненного пути от несчётного числа факторов. Поэтому не разделял горделивости своих сослуживцев, кичившихся происхождением, своими задатками, достижениями. Сослуживцы представлялись Эмберху тщеславными дураками. Происхождение лишь случайность, задатки достались от природы, достижения обуславливались удачей.
Карл не верил в то, что человек хозяин своей судьбы. Поэтому если представлялся редкий шанс предотвратить несправедливость, исправить собственную ошибку, не стоило гнушаться в средствах — цель их всегда оправдывала. Эмберх смотрел вперёд и гадал, как распорядится судьба: позволит ему забрать шкатулку или снова обведёт вокруг пальца, повернувшись лицом к врагам немца.
Джеймс Сквайрс в это время тоже смотрел на Нью-Йорк и думал о разрушительной силе выбора. Правда, в отличие от Эмберха, не верившего в выбор, считавшего его насмешкой над самим существованием человека, англичанин видел в нём шанс, право проявить себя. Он ведь помнил Арчибальда Недведа, помнил, как зазнавшийся наглец устраивал дебоши на тихих улицах городка, упиваясь своей безнаказанностью. Лорд переживал за сына, винил в его ошибках себя. Джеймс даже вызвался «поговорить» с Арчибальдом по душам, дабы тот одумался. Правда, «разговор» так и не состоялся. А теперь молодой лорд держится за данное им слово, готов плюнуть на свою гордость, когда того требует необходимость. Джеймс не верил, что характер Арчибальда резко переменился. Нет, юношу изменил выбор, который тот совершал. Выбор позволил прозябавшему в провинции Арчибальду проявить те качества, которые были заложены в нём, но не находили точки опоры. Для того выбор и предназначался — он выявлял недостатки и достоинства, помогал разобраться в человеке. И Сквайрс благодарил Бога, за то, что тот придумал такую штуку как выбор.
Бессонная ночь ждала и Платона Прохорова, который забрал украденные им много лет назад бумаги из банковской ячейки и искал место в квартире, где их можно было спрятать. Не спал Арчибальд Недвед, вспоминавший отца, не спали Дени и Юджин, оба размышлявшие о предстоящем дне, не спала Наташа Прохорова, запертая в тёмной комнате вместе со своей сестрой, молившаяся о том, чтобы с Викторией ничего не случилось. Не спал даже бывший дворецкий Освальд, невольно ставший участником опасного приключения. Он боялся смерти, но не собирался цепляться за жизнь, готовый пожертвовать ею во имя друзей. Но самая беспокойная ночь выпала на долю другого русского эмигранта, православного священника Павла Ивановича Молчанова.
Люди ждали рассвета, ждали развязки событий. Они готовились к выбору, который утром поставит перед ними судьба.