«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой»

Глава 8 «Цель жизни» и ее перенацеливание

Что касаемо авиации, то большевики на ней — были просто сдвинуты!

Говорю это без малейшего преувеличения или какого-то стёба с моей стороны. Три четверти населения страны рассекают в лаптях, младенческая смертность доходит до половины рождающихся, улицы городов кишат безработными, бездомными и беспризорниками… Разруха в промышленности, на транспорте и, «в головах»… Прежде всего — в мозгах у многочисленных вождей единственной правящей партий, уточню.

А они — на меньшее, чем на великую авиационную державу, не согласны!

Правильно это или нет?

Сказать как на духу:

Я НЕ ЗНАЮ!!!

Всегда хочется найти какую-то альтернативную «золотую середину», но так видимо бывает чрезвычайно редко… А может и, вообще не бывает.

У меня тоже имеются кое-какие авиационные «тараканы» в голове, задумки то есть, поэтому будем считать:

Всё, что ни делается — делается к лучшему!

Летом 1921 года, на IV Всероссийском съезде работников Красного Воздушного Флота, с целью привлечения населения к финансированию государственной программы по созданию отечественной авиационной индустрии — был рождён, а потом широко растиражирован государственной пропагандой лозунг:

«Трудовой народ, строй воздушный флот»!

Весной 1923 года от слов перешли к делу. С подачи газеты «Известия» было создано «Общество друзей воздушного флота СССР» (ОДВФ) — первая всенародная общественная организация, занимавшаяся всесторонним содействием развитию военной и гражданской авиации. Но прежде всего — развитием авиационного спорта в виде авиамоделизма и планеризма.

Редакция обнародовала специально открытый банковский счёт, на который для всенародного участия в строительстве советских самолётов — читателям предлагалась перечислить как свои личные сбережения, так и коллективно собранные средства. В «Инициативную группу» входили такие известные личности, как — Каменев, Рыков, Дзержинский, Антонов-Овсеенко, Подвойский, Фрунзе, Радек, Крадек…

Пожалуй проще, перечислить тех большевиков из их «топа» — кто не принимал участие в создании и затем деятельности этого общества!

Думаю у всех этих товарищей есть одно — хорошо заметное общее: наличие огромного количества свободного времени — позволяющее им заниматься всякой фигнёй, а не своими прямыми обязанностями. Ведь у каждого из них имелась своя — довольно высокая должность в партии и правительстве.

Мне вот только интересно: они тоже сдавали «сколько не жалко» на строительство Красного воздушного флота…? Откуда? Из своего «партмаксимума[1]» в жалкие сорок пять(!) рублей? На что же потом жили?

…Или только призывали это сделать других?

Человечеству, его лучшим умам, всегда свойственно было мечтать об более справедливом устройстве общества. Сперва христианство — с его «Царством божьим» на небесах, затем коммунизм — обещающим построить «Небеса обетованные» на грешной земле. Оба проекта сгубила ложь, лицемерие и ханжество — сперва церковников, затем — партийных чинуш.

Будет ли третий проект, или человечество — окончательно превратится в толпу откормленного фаст-фудом жвачного стада, что-то блеющего в Инете про «общечеловеческие ценности»?

Боюсь, уже никогда не узнаю…

Как бы там не было, «Инициативная группа» утвердила «Устав Общества друзей воздушного флота СССР» и выбрала руководство — «Совет ОДВФ», в котором опять же: мы видим одни и те же — уже хорошо известные по предыдущему «списку», лица.

Первую скрипку же в «Обществе», играли его Генеральный секретарь — Орлинский-Крипс, товарищ генерального секретаря (заместитель) Иордан и казначей Инюшин.

Про последних двух никаких сведений в моём «послезнании» не нашлось, а вот про «генерального секретаря» известно, что происхождением он был из политработников и, это с него Михаил Булгаков «запилил» злобного и тупого — як флібустовскій троль, литературного критикана Латунского в «Мастере и Маргарите».

Должно быть, «достойный» был товарищ — раз «удостоился» внимания классика русской литературы!

Конечная дата его биографии — «1938», тоже о многом говорит: «Не всё скоту масленица», так сказать.

В том же году, что и «ОДВФ», с подачи нашего — уже достаточно хорошего знакомого Александра Краснощёкова, появилось «Российское акционерное общество Добровольного воздушного флота» (Добролёт)…

Прошу не путать!

Эти два общества плотно друг с другом сотрудничали — но их предназначение и правовой статус, были совершенно различны. Первое послужило родоначальницей «ДОСААФа», второе — «Аэрофлота».

Мы в своём Ульяновске, тоже старались идти в ногу со временем, чтоб отвечать на все возникающие вызовы эпохи. По разработанному мной и утверждённому на собрании партийной ячейки «Первому пятилетнему плану развития», наш город должен был стать как минимум — всесоюзным центром развития планеризма и легкомоторной авиации СССР.

Поэтому у нас, ранее даже чем в губернском центре — была создана «инициативная группа», затем — региональное отделение «ОДВФ», в которое вошло всё — «региональное» же начальство. Затем и, волостной «Совет ОДВФ», Первым секретарём которого был избран наш бывший однорукий военком — Взнуздаев Иван Данилович. Я не избежал участи удостоиться чести быть его заместителем по технической части, а один из самых уважаемых горожан — всю жизнь проработавший в фискальных органах, казначеем.

Впрочем, последний — ещё до эпохи «диалектического материализма» вышел на пенсию и, тяготясь ответственностью — всю «черновую» работу свалил на меня. Мне же, ничего не оставалось делать, как так же — «свалить» контроль и учёт поступающих добровольных пожертвований на людей, которым я больше всего доверял… На планово-бухгалтерский отдел Ульяновской исправительно-трудовой колонии, то есть — зэков-экономистов в который, я подбирал с особой тщательностью.

«Инициативная группа ОДВФ» состояла из активных комсомольцев или просто — из гиперактивных школьников и, собирала добровольные пожертвования (не только в Ульяновске или волости — но и по всей губернии) для строительства в городе «имени Вождя мирового пролетариата» аэроклуба. В этом, им всецело помогали наши ребята-комсомольцы — со времён прошлогодней войны с хулиганством, окопавшиеся в Нижегородском губисполкоме РКСМ.

Но думаю, ещё больше помогала в сборе средств — развязанная мной шумная пиар-компания в прессе и, реализация по рыночным ценам очень красивых значков «Общества друзей воздушного флота» — изготавливающихся одной из артелей кооператива «Красный рассвет».

На собранные средства, на комсомольско-молодёжных субботниках — ударными темпами расчищались сельскохозяйственные неудобья чуть севернее Ульяновска. Там, строилась взлётно- посадочная полоса, ангар, пункт управления полётами, диспетчерская вышка с «колбасой», здание для обслуживающего персонала, ангар для техники и так далее…

Конечно, несмотря на «солидные» названия — всё убого-примитивно, как подмышечная щекотка!

Однако и вся тогдашняя советская авиация (а другой я пока не видел), ничего другого у меня не вызывала — кроме безудержного смеха до геморроидальной икоты.

Кроме собственного аэроклуба и, следовательно — подготовки лётных кадров, было предусмотрено развитие в Ульяновске серийного производства планеров и небольших самолётов — вроде небезызвестного «кукурузника».

А вот это уже серьёзно!

Подобная авиатехника в тогдашнем СССР, иной другой — как деревянной в прямом смысле этого слова, быть не могла по определению. Из-за нехватки в стране «крылатого металла», полностью или частично деревянные самолёты, даже в Великую Отечественную Войну — летали и воевали и, в целом небезуспешно.

И вот здесь — мы имеем громадное преимущество перед, положим — даже самой Москвой!

Как я уже рассказывал, в Ульяновской волости исстари находится так называемое «кустарное гнездо» — центр надомной промышленности. И эта промышленность — именно деревообрабатывающая, причём уже знакомая с таким технологическим приёмом — как разделение труда.

Согласен: примитивная «промышленность» конечно — донельзя и, с едва умеющими читать-писать «кадрами»…

А кто мешает вовлечь кустарей в производственные кооперативы наглядно-ощутимой выгодой, снабдить их более совершенным инструментом и научить работать по «плазово-шаблонный методу[2]» — значительно нивелирующему недостаток их квалификации? Не так ли, мобилизованным из деревень женщинам и подросткам — удастся произвести в предстоящую войну бесчисленные летающие орды «Яков», «ЛаГГов» и «Илов» с деревянными крыльями и хвостами⁈

Напротив, у наших ульяновских кустарей — имеется значительно преимущество перед будущими рабочими эвакуированной на Восток авиационной промышленности: они с самого раннего детства — собственными родителями приучены работать с деревом, они живут в собственных сравнительно благоустроенных домах — а не в возведённых на скорую руку промозглых бараках и, они более-менее сыты — подкармливаясь с собственных огородов, а не пухнут с голоду на пайке из чёрного хлеба и тухлой селёдки.

С далеко идущими в области авиации целями, близ нашего с Ксавером «Домостроительного комбината» (ДСК) — производящего быстросборные деревянные домики, уже строится «Деревообрабатывающий комбинат» (ДОК) — так же входящий в АО «Жилстрой». Там же планируется на следующий год возвести фанерный цех, в самом Ульяновске — мебельную фабрику, развивающуюся из артели «Красный интерьер».

Но, одного дерева для производства летательных аппаратов, мало!

Через посредников, я активно вёл переговоры с руководством эвакуированного в 1915 году из Риги в Харьков велосипедного завода «Россия», не так давно возобновившим выпуск продукции на предприятии «Серп и молот». Это в будущем хорошо известный свой вело- мото- техникой — «Харьковский велосипедный завод» (ХВЗ). Точно такие же переговоры велись с бывшим московским заводом «Дукс», а ныне — «Государственным авиационным заводом № 1» (ГАЗ № 1), где по достоверным сведениям — ещё имелись специалисты, не забывшие как делать велосипеды и мотоциклетки «Мото-Рев».

Переговоры вселяли надежду, что если не полноценный велосипедный или мотоциклетный завод — то цех по выпуску отдельных видов комплектующих, мне удастся построить.

Все вышеперечисленные предприятия, довольно легко перепрофилировать для производства тогдашней авиатехники — кто б, спорил⁈

С моей стороны, всё уже было практически готово… Даже подобраны несколько толковых парней и девчат в авиационное конструкторское бюро. Оставался главнейший элемент прогрессорства в области авиации: энергичный, упорный, настойчивый, что немаловажно — молодой и, самое главное — фанатично преданный авиации Главный конструктор.

С большой буквы, заметьте — Главный конструктор!

Где б, мне такого взять?

Моя, сперва оживлённая переписка с Яковлевым, как-то очень «дипломатично» с его стороны — к весне постепенно сошла почти на нет. Точно также, естественно, не сбылась задумка завлечь его в Ульяновск — посулив дать возможность построить собственный планер…

К той, совершенно случайной нашей встрече с ним в августе прошлого года на «Первой всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке» в Москве, я специально не готовился. Давая на мой взгляд — весьма заманчивые посулы будущему генеральному конструктору, я основательно подзабыл кое-какие факты из читаной когда-то книги Яковлева «Цель жизни» — касаемые его характера и личной биографии.

И главное, что я не учёл: какой москвич согласится добровольно уехать из столицы в глухую провинцию? Тем более, такой честолюбивый и амбициозный человек — как будущий Главный конструктор⁈

Из его редких писем стало известно, что сведя знакомство с целью получить работу по проектированию аэропланов с Александром Пороховщиковым — организатором и владельцем частного авиационного конструкторского бюро, он получил от якобы изобретателя первого в мире танка — грандиозный отлуп. Не пав духом, Яковлев познакомился с не менее известной личностью — Константином Арцеуловым. Внук Айвазовского, лётчик-истребитель Первой мировой войны и уже(!) испытатель первого советского истребителя «ИЛ-400» конструкции Поликарпова, более участливо подошёл к настойчивому до неприличия юноше — устроив того помощником к некому летчику Николаю Анощенко, строившему в здании Военно-воздушной академии планер собственной конструкции. С последним же и, с уже готовым планером с прикольным названием «Макака» — он и отправился осенью 1923 года на всесоюзные планерные соревнования в Коктебель. Это курортное место близ крымской Феодосии, надолго станет традиционным местом соревнований советских планеристов.

«Как вы яхту назовёте — так она и поплывёт» — видимо, это правило верно не токмо для чего-либо водоплавающего.

Рождённая скакать — летать не может!

Но хотя для самого Анищенко соревнования окончились плачевно — его «Макака» разбилась вдребезги при первой же попытке взлететь, для Яковлева они оказались знаковыми. Там он познакомился со множеством полезных людей, в частности — с Сергеем Ильюшиным (тем самым!), который чуть позже — помог ему рассчитать собственный планер.

Вернувшись в Москву, Яковлев и ещё дюжина его друзей, заразившихся от него энтузиазмом, организовали планерный кружок и взялись за постройку своими руками летательного аппарата в гимнастическом зале родной школы. Средства им, видимо выделило «Общество», необходимые материалы для планера они покупали на авиазаводе.

К маю число энтузиастов-конструкторов в школьном «КБ» сократилось втрое, но планер был готов к испытательным полётам…

Далее, если верить моему «послезнанию», события будут развиваться так.

На первых же испытаниях планер конструкции Яковлева «АВФ-10» показал превосходные пилотажные качества и, в августе — на всесоюзных соревнованиях в том же крымском Коктебеле, он будет признан лучшим. Сам Александр получит почётную грамоту и 200 рублей премии.

С этой поры, с выбранного пути его уже не свернуть!

Окрылённый первым успехом, начинающий авиационный конструктор устроится «по блату» в мастерские «Военно-воздушной академии имени Жуковского» — сперва разнорабочим, затем мотористом. В саму Академию, ему тогда и ещё очень долго не удавалось поступить — из-за его «неблагородного» происхождения.

Театр абсурда, мля!

Практически всё Политбюро ЦК ВКП(б) — дети дворян, купцов или на худой конец — попов. А внуку крестьянина и сыну «почётного гражданина» — пеняют на непролетарское происхождение.

Двуличные твари!

В тех же учебных мастерских при «Академии воздушного флота», Александру Яковлеву и уже сложившегося вокруг него костяку будущего КБ — в 1927 году удалось спроектировать и построить свой первый лёгкий двухместный самолет «АИР-1». На нём, лётчик Юлиан Пионтковский — командир эскадрильи Воздушной Академии, тем же летом совершит беспосадочный полёт из Севастополя в Москву.

Этот день и будет считаться датой основания «ОКБ им. Яковлева».

Ну, а пока…

Пока, ещё ничто не предрешено!

— Ну что ж, «коренной москвич»… — как-то раз бреясь перед зеркалом, сказал я самому себе, — не хочешь, значит, по-хорошему? Тогда, будем по-плохому — ты сам этого хотел.

Не люблю москвичей!

— … Тебе пожалуй не стоит больше «косить» под беспризорника, Барон. Уж больно ты выглядишь великовозрастным и откормленным!

Однако, надо отдать должное — его артистические способности всё перевешивают.

Вернувшийся с задания Миша, наворачивая за двоих, слушает да ест — лишь изредка:

— Угу.

— «Угу…», — передразниваю, — садись на диету или меняй имидж!

Искусство гримировки он уже освоил не хуже меня и, подобрать нужный новый «сценический образ», или даже несколько — ему не составит особенного труда.

Дождавшись, когда он за столиком в одной дешёвенькой московской забегаловке — где у нас с ним была назначена встреча, прикончит «добавку», спрашиваю:

— Что, юные авиаторы тебя не кормили за труды тяжкие?

Промокая рот и вытирая руки салфеткой:

— Сам голодные, как церковные мыши. А за «мои труды» Саша пообещал меня с собой в Крым взять.

Вид у него был слегка сладко-мечтательным, как бы говорящим: «А я бы не отказался».

— Какой он добрый, однако! Однако, я посылал тебя не в турфирму — за «горящей путёвкой» на юга… Что выяснил по делу?

— «Общаком» в этой компании заведует сам Яковлев. Правда, денег уже не осталось — всё потрачено на эту кучу сосновых реек и тряпок. Испытания планера назначены на середину мая — когда конкретно неизвестно. Знаю только, что пилотом будет Пионтковский… Или Сергеев.

Прикидываю в уме: у нас в запасе ещё около двух недель.

— Планер ещё в школе?

— Да. Но поговаривают — скоро его разберут и отправят в Академию для экспертной оценки.

Пожимает плечами:

— Так, вроде была уже комиссия… При мне была.

— Что за народ был в той комиссии?

— Серьёзные дядьки! А удостоверения мне они свои не показывали.

— А ты у них спрашивал?

— … ???

— Ха-ха-ха! Что говорили то «серьёзные дяденьки», хоть?

Мишка наморщив лоб, вспоминает:

— Один говорит, дескать: «Деталь узла крепления крыльев рассчитана, по моему мнению, неточно, неправильно и в полете она развалится». А другой ему вторит: «Думается, товарищ Яковлев не имел никаких оснований — чтоб строить этот планер. У него нет ни образования, ни опыта, а ведь ему отпустили большие деньги для постройки». Третий — самый важный: «Товарищи не забывайте, что в самолет должен будет сесть человек. Где у вас уверенность, что летчик не разобьется? Имейте в виду, эта затея может плохо кончиться и, на месте товарища Яковлева — я бы от неё отказался…».

Хотя мне на руки, но почему-то стало очень обидно за будущего Генерального:

— Хм… На месте Яковлева — он никогда не окажется, ибо — разумом скорбен!

— Типичный перестраховщик, — согласился Миша, — я этот тип руководителей наиболее хорошо по твоим инструкциям изучил, Серафим: «Как бы что не вышло!». Ими легче всего манипулировать — если знаешь как, конечно.

— Молодец! А списочек — что я просил, составил?

— Да, вот он.

Изучив список фамилий и адресов юных конструкторов и взрослых «перестраховщиков», я после недолгих сомнений и размышлений, типа — «а стоит ли?», решительно заявил:

— Ну, тогда… Завтра начинаем, Миша!

Когда я окликнул Барона, тот слегка округлил глаза:

— Ух, ты! Вылитой городовой — что возле нашего дома в Питере постоянно околачивался.

— Ты тоже хорош!

Критически осмотрев с ног до головы своего воспитанника, выглядевшего — уже лет на пять старше самого себя, но «вчерашнего»:

— А ну-ка пройдитесь, товарищ милиционер…

Часто бывает, человека не по внешнему виду — по походке или голосу узнают, а тот перед друзьями и знакомыми Яковлева — уже достаточно засветился.

— Да, нормалёк всё, — прошепелявил Мишка, слегка прихрамывая сделав вокруг меня круг, — я в левый ботинок камешек положил, как ты учил.

Рисунок 13. Первый состав конструкторского бюро А. С. Яковлева

Недовольно для порядка поморщившись:

— Сойдёт для сельской местности. Но всё же, рот свой поменьше открывай.

Первым, перепугав всех соседей по коммуналке и родителей, мы посетили Гушу — того паренька, что прошлым летом — постоянно падал в воду с поплавка «Юнкерса-13» во время «Всесоюзной выставки». Красиво светанув перед носом «корочкой», я ладонь к козырьку форменной фуражки:

— Оперуполномоченный отдела по борьбе с экономическими преступлениями «МУРа», комиссар Каталкин!

Отец Гущи будучи в изрядном подпитию по случаю субботы, отвесил любимому чаду звучный подзатыльник:

— Что он натворил? Неуж, наш тихоня украл что или с беспризорниками связался⁈

Делаю предостерегающий жест:

— Спокойно, гражданин! У нас к вашему сыну несколько вопросов по поводу его знакомого Александра Яковлева…

Мать паренька будучи в предъистеричном шоке, с размаха шлёпнула того пониже спины скрученным мокрым полотенцем, которое видимо стирала перед нашим приходом:

— Я ж тебе сколько раз говорила — не связываться с этим малахольным!

— Спокойно, гражданочка! Мы всего лишь проверяем поступившие к нам сигналы…

Улыбаясь, развожу руками:

— … Служба у нас такая, понимаете?

После чего, разговор пошёл более спокойным и конструктивным.

Опрашиваемый Гуща был одет…

Ну, мягко сказать — весьма непритязательно!

Очень мягко сказать.

На этом и, на неизбежно появившимся в таком возрасте эгоцентризме — можно хорошо сыграть. Прямо ни в чём не обвиняя Александра Яковлева, я грамотно подводил перепуганного паренька к мысли о нечистоплотности лидера их «планерного кружка» в целевом использовании финансовых средств — выделенных ему «ОДВФ»:

— Не подскажите, откуда у вашего приятеля новенькая «пролетарка», «камчатка» и эти… Как, их там?

— «Берцы», — подсказывает Мишка, — между прочим, на рынке — в полтора раза больше «партмаксимума» стоят!

«Партмаксимум» — это максимальная месячная зарплата, которую до 1934 года мог получать истинный коммунист. Как уже упоминал, на тот период — это составляло порядка 45-ти рублей.

Для сравнения: мужская обувь Зеленкина «с клеймом на подошве» («штиблеты» — как их тогда называли, с рантом и без), казавшаяся тогда самым верхом шика — стоила тогда от девяти до двадцати рублей, в магазине находящемся в доме 3 по Кузнецкому Мосту.

Черные, серые, или песочного цвета фетровые женские боты стоили ещё дороже — 25–32 рубля.

— Вот, вот! — обрадованно, — так откуда «дровишки»?

Гуща, отчаянно защищая своего друга, краснеет и пищит:

— Ему, один наш хороший знакомый из…

Мефистофелем из Преисподней криво усмехаясь, я иронически хмыкнул:

— «Хороший знакомый» из Ульяновска выслал-подарил?

Кивает, но уже неуверенно.

Ребятки, запомните: «бесплатный сыр» — только в мышеловке бывает.

Конечно, было опасение, что Яковлев подарки продаст или обменяет на что-нибудь «авиационное». Но мой коварный расчёт оказался верен: ничто человеческое — будущему «Главному» не чуждо и, молодой человек — не отказался от возможности пофорсить-покрасоваться обновой перед сверстниками.

— … Нам эта версия уже знакома и в данный момент — мы её тоже прорабатываем. Но тогда возникает вполне справедливый вопрос: а почему он Вам ничего не подарил? Или ещё кому-нибудь из ребят? А?

Гуща, бледнея кусает губы. Видимо и, до этой встречи — он неоднократно задавал себе этот вопрос:

«А почему не мне? Почему только ему? Чем это интересно, я хуже?».

Дальнейшими вопросами буквально за каждую мелочь, за каждую «статью» расходов' по изготовлению планера, я довёл и без того робкого и зашуганного паренька до полуобморочного состояния.

Наконец, давая подписать протокол опроса:

— На сегодня достаточно. Если, к Вам у следствия появятся какие-то дополнительные вопросы — вызовем повесткой на «Петровку 38». А потом на суд, по адресу… Что с Вами, молодой человек?

Клиент «поплыл» и передав его на попечение переполошённым родителям, я отправился на выход, строго обратился к обалдевшим соседям:

— Надеюсь, граждане, мне не надо напоминать об тайне следствия и ответственности за его разглашение?

Хотя, формально «опрос» свидетеля происходил с глазу на глаз на общей кухне, нас активно подслушивали не только родители Гущи — но и многочисленные соседи по коммуналке и, в последующей самой широкой огласке сомневаться не приходилось.

Мишка же, буквально одной фразой «на посошок» перед нашим уходом — поселил в сердце яковлевского друга и сотрудника (а так же его родителей и соседей) уверенность, что Александра Яковлева вот-вот арестуют за мошенничество и отправят в домзак:

— Помогайте сушить сухари вашему дружку, в общем.

Примерно по той же схеме, были опрошены ещё трое соратников Яковлева из его «КБ». Не в пример слегка лоховатому Гуще, Сергей Гришин держался молодцом, «лез в бутылку» и даже требовал — предъявить ему для более тщательного изучения, моё и Барона удостоверения сотрудников «МУРа».

Пожав плечами и как можно равнодушнее:

— Это ваше конституционное право, гражданин!

Умильно было наблюдать, как он напряжённо шевелил губами — пытаясь найти в них хоть какую-нибудь «зацепку». Однако взрослый, умудрённый жизнью человек — всегда без особых усилий психологически переиграет, буквально — ещё только вчера подростка.

Зевнув, я ничего хорошего не предвещающим тоном, предлагаю:

— Рука, на колчаковском фронте раненная — уже устала держать документ перед вашим носом… Может, к нам в управление на «Петровку» проедем, гражданин Гришин? Чтоб, «снять все подозрения» в нашей легитимности — так сказать?

Мишка, с готовностью прошепелявил от двери:

— Там и заночуете: после последней амнистии — сидячие места в подвале имеются.

Перепугавшись, тот сразу же:

— Нет, не надо на Петровку! Опрашивайте здесь…

К немалой моей досаде выяснилось, что средств выделенных на строительство планера «Обществом друзей воздушного флота» не хватило и юные энтузиасты — зарабатывали недостающее лекциями.

Что ж, делать?

Приглядевшись замечаю, что гражданин Гришин, вид имеет какой-то «бледно-недокормленный». Хотя НЭП наполнил прилавки магазинов и лотки рынков всеми видами продовольствия, но многим они не по карману.

Поэтому быстро нашедшись, говорю:

— А вот имеется свидетельское показание соседей, что на буржуазное Рождество — семья Александра Яковлева кушала гуся, на Крещенье — поросёнка, а на Международный женский день — он подарил своей маме коробку конфет «Шанель» и духи «Мадам Клико»… Как Вы считаете, Сергей: из какой «тумбочки» ваш Саша взял деньги?

Тот, сперва сглотнув слюну от перечислений недоступных ему яств — «копытом» бия себя в грудь, возопил:

— Да, этого не может быть! Саша не такой!

Тяжело вздохнув, я печально глянув в его чистые, честные, невинные… И голодные юношеские глаза:

— Увы, но в эпоху НЭПа — даже за некоторыми испытанными в борьбе с Самодержавием коммунистами, стал замечаться грешок стяжательства. Учитывая же непролетарское происхождение вашего лучшего друга — в том, что он утаил и потратил на себя часть собранных вами средств — не приходится удивляться…

Того, аж затрясло:

— Мещанин! Буржуй! Подонок!

Короче, к концу опроса и, у него — мне удалось посеять сомнение в лидере их «планерного конструкторского бюро»:

— Как я мог такому поверить⁈

— Каждому из нас свойственно ошибаться, — подливаю «на посошок», уже прощаясь, — главное — делать правильные выводы из своих ошибок, товарищ!

Девушка же, отвечающая за обшивку деревянного каркаса планера материей-перкалью и, без сомнения — тайно в Яковлева влюблённая, сразу же после нашего появления впала в ступор. Поэтому вместо опроса свидетеля, получилось приведение в чувство барышни.

Этим в основном занимался Миша, уже изучившим тонкую женскую душу по взятым у меня методичкам:

— Успокойтесь, гражданочка! Наш народный суд — самый гуманный суд в мире. Он учтёт молодость, глупость, отсутствие прежних судимостей и много вашему любезному дружку не даст. Лет пять — если амнистии никакой не будет и, Вы снова сможете с ним вдоволь миловаться… Так что не плакали бы, а собирали б «тормозок»: запасная пара белья, полотенце, кружка, ложка и кусок мыла.

Бесполезно: даже — протокола опроса не удалось составить!

На выходе говорю:

— Миша! Ты их так действительно поженишь.

— С чего бы вдруг?

— «Комплекс жены декабриста», помнишь?

— Ах, да… Ну, тогда совет да любовь им!

Насколько мне известно, Александр Яковлев в «реальной» истории женится уже в тридцатых годах, на какой-то — то ли лётчице-спортсменке, то ли — парашютистке-рекордсменке.

Короче, не помню!

В течении последующей рабочей недели, были опрошены деятели «ОДВФ» — предоставивших Яковлеву средства на строительство планера, материально-ответственные лица авиационного завода — где он получал необходимые материалы и, наконец — помогавший ему с расчётами конструкции Сергей Ильюшин…

Тот самый!

Конечно, со взрослыми и часто наделёнными властью людьми — мы с Мишей, никаких вольностей себе не позволяли. Особенно с Ильюшиным, перед которым я буквально благовёл за его «Ил-2» — на котором я «там» совершил многие сотни «боевых вылетов» на одноимённом компьютерном авиа-симуляторе и, еле сдерживал себя — чтоб не дать какой-нибудь непрошенный совет по апгрейду этой славной «птички».

Представились, всегда вежливо излагаю суть возникшей проблемы:

— Поступил сигнал от законопослушных граждан, о нецелевом использовании Александром Яковлевым собранных и выделенных ему средств на строительство летательного аппарата. Что Вам известно на этот счёт?

— Ничего не известно…

— Хорошо, так и запишем: «Соучастнику преступления…». Ой!

Комкаю лист бумаги и, достав новый, шевеля губами пишу «вслух»:

— «Свидетелю, по существу заданного вопроса»… Не вспомнили часом чего, гражданин Ильюшин?

— Я же сказал — НЕТ!!!

— «…Ничего не известно».

После чего, я нудными и мелочными вопросами — так психологически изматывал собеседника, что уверен: только при виде «виновника» — у них должен был возникнуть стойкий рвотный позыв. На прощанье же, после росписи на официальном бланке опроса, всегда:

— Больше Вам сказать следствию нечего, Сергей Владимирович? «Без протокола», так сказать?

— Нечего.

Вздыхаю осуждающе:

— А жаль — другие более разговорчивыми были… И на суде сможете подтвердить Вами сказанное?

Опрашиваемые, всегда — крайне нервно отвечали-реагировали на этот вопрос:

— И на суде, тоже!

— Очень хорошо, — встаю и не торопясь собрав со стола «архив», прощаюсь, — тогда ждите повестки из Басманного переулка.

По нашему уходу, у всех без исключения официальных и «полуофициальных» лиц, на лице написано одно желание: никогда больше в жизни не видеть Александра Яковлева и никогда не иметь дело с этим — не по возрасту настырным, упрямым и оказывается — вороватым пареньком.

Не избежали участи быть по такой схеме опрошенными и, лётчики Пионтковский с Сергеевым.

Я уехал по срочно-неотложным делам в Ульяновск, оставив в Москве Мишку, а события шли своим чередом.

Начальству «Академии Воздушного Флота имени Н. Е. Жуковского», от имени «Отдела по борьбе с экономическими преступлениями и саботажем» Московского ОВД, было отправлено грозное письмо — с требование не допустить планер Яковлева к испытаниям, как важную улику и вещественное доказательство, могущую во время неудачного полёта быть испорченной. И принять меры к недопущению её уничтожения злоумышленниками — с целью сокрытия преступления.

В итоге, Александр Яковлев — из потенциального главного конструктора авиационной техники, вдруг оказался «космонавтом» — вышедшим в открытый космос. Вокруг него оказался галимый «вакуум», а его планер — арестованным в одном из ангаров столярной мастерской «Академии».

И всё бы ничего!

Да, куда не кинь свой взор — дисциплина в Стране Советов хромала на обе ноги и, высшее учебное заведение «Красного военно-воздушного флота» — не была в этом ряду чем-то особенным.

Во время празднования 1 Мая — «Дня международной солидарности трудящихся», когда весь советский народ как один — дружно демонстрировал на демонстрациях эту самую «солидарность», кто-то пробрался в ангар и топором изрубил первый планер Яковлева в щепки.

Это ж не танк, хотя бы и самый примитивный. Сосновые рейки, стальная проволока, да покрытая лаком парусина — много ли надо, умеючи⁈

Приехав вновь в Москву через две недели после этого события, чисто ради спортивного интереса, спрашиваю у Миши:

— Какая сволочь, мне интересно, это сделала?

Тот, пожав плечами:

— Мало ли сволочей среди этого быдла, что за пару бутылок сивухи — хоть мать родную зарубит?

Стало, до слёз «за державу обидно»:

— Хм, гкхм… Ты уж, Барон, не утрируй и на людей напрасно не наговаривай! Самодельный планер — это всё же не родная мать.

Затем, наградив его за успешное выполнение задания словом «молодец!» и одобрительно-поощрительным лёгким похлопыванием по плечу, говорю с немалым патетическим пафосом:

— А теперь Миша, ты исчезаешь с исторической сцены и на ней появляюсь я… Весь в белом!

Стою незаметно у входа с полчаса примерно и, наблюдаю.

Как мне удалось только что убедиться собственными глазами (не без малой толики злорадства, каюсь): рабочие учебной столярной мастерской «Академии воздушного флота», куда по протекции Ильюшина в марте 1924 года удалось устроиться Александру Яковлеву — его откровенно гнобили. Юноша «из интеллигентов», со средним образованием — под насмешливые комментарии из курилки, с утра до вечера таскает на спине фанерный короб с опилками и сосновой стружкой — работа для самых неквалифицированных рабочих, вчера только приехавших из деревни.

— Александр, это ты? — столкнувшись буквально «лоб в лоб», делаю вид, что крайне изумлён, — вот, кого не ожидал здесь увидеть… Так это тебя угораздило, не подскажешь?

Когда он поставил пустой короб на пол, я с живейшим участием заглядываю ему в тоскливые глаза:

— А… Как же тот планер — про который писал⁈ Я уж думал — ты где-нибудь в кабинете, на самый худой конец — в чертёжном зале… Что случилось?

Тот, вытирая уже достаточно влажным носовым платком пот со лба, вкратце рассказал мне уже известную «из первых рук» историю. Сочувственно качая головой, пнув ящик, спрашиваю:

— Неужели, всё так плохо, Саша?

Тот, надо отдать должное — не впадая в грех уныния, пытается передо мной хорохориться:

— Да, нет — все очень хорош…

Тут его весьма ехидно окликнули от циркулярной пилы:

— Молодой человек, хорош прохлаждаться! Вы ещё у меня не убрали.

Яковлев, пробурчав под нос:

— Вот так всегда: не «товарищ» и даже — не «гражданин»… Не «ты», а всегда — «Вы». Они не считают меня за своего!

Безапелляционно, резко и без малейшей тени какого-нибудь слюнявого сочувствия, бросаю как перчатку в лицо:

— И правильно делают!

Тот, крайне изумлён:

— Почему⁈

— Да потому что, по их мнению — ты маешься дурью, как бесящийся от жира барчук. Делаешь не свою работу и занимаешь чужое место в разгар массовой безработицы.

Тут его ещё раз нетерпеливо окликнули и, схватив короб — будущий Главный конструктор бегом отравился собирать лопатой и метлой, здоровенную кучу опилок из-под станка.

Когда я в следующий раз выловил Александра во время краткого перерыва, тот попытался оправдаться. Скорее, перед самим собой, чем предо мной:

— Зато я очень хорошо узнаю производственный процесс, научусь так сказать — своими руками…

Грубо его перебиваю, обличительно тыча пальцем в грудь:

— Ничего ты здесь не узнаешь, не ври самому себе! Никого «производственного процесса» — так как авиация скоро перейдёт на сплавы алюминия. А «своими руками» учиться работать с деревом — тебе уже поздно, Саша. Это надо было начинать с самого раннего детства. Так что, даже гробовщик с тебя — получится весьма и весьма посредственный!

Понимает, что я прав и, с немалой ненавистью пнув вконец опостылевший фанерный ящик — тем не менее с напускной бравадой:

— Отработаю год или два и поступлю в «Академию».

Довольно насмешливо его обламываю:

— Не факт, Саша! Далеко не факт. У тебя неподходящее происхождение и после этой грустной истории с планером — репутация конченного неудачника.

У Яковлева сжимаются кулаки:

— Кто это сделал⁈

С невозмутимо-безапелляционным видом:

— Кто-нибудь из конкурентов. Или, ты один-единственный в «Академии» — кто делал планер⁈

Насколько мне известно, только планеров с индексом «АВФ» во II Всесоюзных планерных испытаниях 1924 года — участвовало аж целых семнадцать. А ведь в соревнованиях участвовала вся страна — от Питера до Владика!

Непонимающе:

— Так ведь «конкуренция» — это между капиталистами…

Здорово им здесь уже мозги успели прополоскать!

Откровенно насмешливо:

— «Конкуренциями» — между людьми, между личностями. Даже за девушку, очень часто бывает — парни бьют друг другу морды. А девушки конкурируя — стремятся перещеголять друг друга косметикой, нарядами и украшениями. Тебе это разве неизвестно?

— Известно, но ревность — это мещанство.

— Пусть будет так, пусть будет «мещанство», — перехожу на доверительный шёпот, — а как тогда назвать конкуренцию за власть в Кремле?

По советским газетам не разберёшь, конечно,что твориться во властных верхах — только пищеварение себе испортишь. Но в народе всё же ходили достаточно правдоподобные версии про всю эту подковёрную возню и, он не мог их не слышать.

Мальчик был умный и на эту тему спорить не стал, лишь вполголоса осторожно:

— Не знаю…

— Хорошо! А соревнования в Крыму — разве не конкуренция между конструкторами планеров, в поисках самого лучшего? А для чего тогда? Собраться, на народные денежки потусить, профукать их, да разъехаться⁈ Или устроить состязания — в которых обязательно будут победители и проигравшие?

Наконец-то соглашается со мной:

— Получается, что — конкуренция.

Хлопаю его по коленке и не по месту жизнерадостно:

— Ну, вот видишь! Так что — проиграл ты в этой конкурентной гонке, Саша и, теперь находишься на самом низу пищевой цепочки.

Он вспыхивает, как сухие сосновые стружки от поднесённого факела:

— Это была нечестная конкуренция!

Глядя на него несколько сверху вниз:

— А кому это интересно, Саша? Главное — ты её проиграл, а скучные подробности — никого не волнуют, кроме тебя конечно.

С досады тот прикусывает губу и надолго замолкает. Молчу и я…

Пауза изрядно затянулась и, я стал обеспокоенно поглядывать на часы — делая вид что тороплюсь. Наконец Яковлев, понимая — что я вот-вот уйду и, быть может — навсегда, с затаённой надеждой спрашивает:

— Серафим! А ты как здесь оказался?

— Да, так… По делу.

— Извини, конечно… Если не секрет — что за дело у тебя в «Академии»?

Похлопываю по «совнаркомовскому» портфелю:

— Да, какой там «секрет»… Прям, как Диоген — хоть рисуй плакат «Ищу человека» и, ходи с ним по вашей Москве. Ха-ха-ха!

Смеюсь, а потом резко:

— Но: «Кто ищет — то всегда найдёт»!

Заглядывает мне в глаза:

— Какого «человека»?

— Да если б, одного-единственного…

Не торопясь достаю из портфеля папочку с надписью «Акционерное предприятие „Красный полёт“» и, открыв её:

— … Нижегородские комсомольцы на общем собрании выдвинули лозунг: «Комсомольцы — на самолёт!». Ты читаешь газеты? Если читаешь, то понимаешь: скоро этот лозунг — подхватит молодёжь всей страны. Поэтому, через пару лет для аэроклубов страны потребуется достаточно дешёвый массовый планер, а в дальней перспективе — лёгкий самолёт для первоначального обучения.

Внимательно слушает.

— Всё будет практически готово, уже к осени. В Ульяновске уже начинают строить аэроклуб, аэродром, учебные классы и производственные помещения. Заключены договора с поставщиками материалов и со смежниками. Дело осталось за малым…

Вздохнув:

— … Нам нужен человек умеющий делать планеры, ещё один — могущий преподавать курсантам аэродинамику и, прочие — необходимые авиатору науки. И ещё третий: авиатор — умеющий управлять планером и аэропланом и, могущий научить этому других. В Нижегородской губернии таковых, увы — не оказалось.

В принципе, я и не искал.

В отличие от нашей первой с ним встречи — никакой отсебятины с моей стороны, никакого экспромта… Всё заранее обдумано, продумано и разложено по полочкам.

Разглагольствуя, я как бы ненароком показывал Александру Яковлеву рисунки, чертёжики, графики, таблицы… Даже несколько штук фотографий.

Компьютерная графика, ещё раз скажу и, повторю ещё не раз в дальнейшем — это убийственная сила для хроноаборигенов!

Как бы спохватившись, захлопываю папочку и засунув её обратно в портфель:

— Александр, ты бы не мог помочь мне найти таких людей?

В ответ пересохшими губами, он хрипло:

— Серафим! Извини, что не ответил тебе тогда… Я просто…

Лихорадочно озирается по сторонам, как будто ища причину — по которой он не ответил на мой последнее письмо, где я уже потеряв терпение — ставил вопрос «ребром».

Наконец, нашёл:

— … Я просто потерял твой адрес.

По-детски несложная откорячка, одна не забываем: Главному конструктору — едва исполнилось (1 апреля!) восемнадцать лет. Поэтому я, не поведя бровью:

— Сам по запарке постоянно обо всём на свете забываю. Особенно досадно бывает, когда утром забываешь имя девушки — с которой спал… Хахаха!

Однако, вижу — моему собеседнику не до смеха.

Выжидающе смотрю на него:

— Так, что? Порекомендуешь кого, или мне сразу идти к товарищу Баранову?

С этим «товарищем» Александр был постоянно «на ножах» (особенно после посещения того двумя «муровцами» почти месяц назад) и, его — буквально передёрнуло лишь при упоминании этой фамилии. Уволить просто так рабочего в то время было невероятно трудно, а вот выжить — науськав на того коллектив, это запросто. Являясь хоть и не непосредственным, но всё равно — начальником Яковлева, тот казалось — только этим и занимался, устраивая постоянно собрания — на которых все кому не лень, песочили будущего Главного конструктора, почём зря.

Человек, в своё время (в реальном будущем) смогший пропиарить себя перед самим Сталиным — особой скромностью не отличался. Поэтому, со всей решимостью, он:

— Лучшего человека, умеющего делать планеры — чем я, тебе не найти!

Помолчав, я со всей серьёзностью кивнул:

— Я знаю.

Горячечно, Яковлев:

— У меня сохранились чертежи и расчёты и, если у тебя всё уже готово — то я смогу успеть до соревнований…

Подняв руку, строго предупреждаю:

— Торопиться не надо: авиация не терпит суеты, а торопыг — наказывает увечьями и смертью. Если не успеем на соревнования этого года — то будем участвовать в следующем. В нашем с тобой положении, Александр, лучше потерять год или даже два, чем поторопившись — осрамиться ещё раз…

Заговорщически подмигнув:

— … Хорошенько, не торопясь подготовимся, создадим действительно — самый лучший в СССР планер и, затем — порвём им всем жоп… Разом заткнём за пояс всех конкурентов!

Как поётся в одной комсомольской песне: «Сборы были недолги»!

Как в ледяную прорубь бросившись — решившись переехать в Ульяновск, Александр Яковлев развил прямо-таки бешенно-активную деятельность. Нашёлся и один «теоретик» из буржуазных специалистов — знавший ещё Жуковского и, не шибко ладивший с новой властью. И, «практик» — лётчик Первой мировой войны, потерявший ступню и по этой причине — вынужденный прозябать в безвестности и полунищете.

С первым были постоянные проблемы по причине его излишне бойкого языка, со вторым не меньшие — по причине его запойного пьянства.

Но, ничего!

По мере роста наших успехов, «теоретик» увлёкся и почти перестал бухтеть на «красный цвет», а лётчику я — хорошенько порывшись в своём «послезнании», нашёл лекарство от алкоголизма.

Но об «лекарствах» в целом — как-нибудь в другой раз.

Вся «троица» переехала к нам в Ульяновск с семьями. Его отцу, Сергею Васильевичу — закончившему когда-то «Коммерческое училище» и, до Революции — работающему в «нефтянке» у самого Нобеля, я при первом же знакомстве сделал предложение стать коммерческим директором производственно-торгового кооператива «Стандарт-Ойл» — от которого он не смог отказаться. Мать Главного конструктора — Нина Владимировна, домохозяйка и, она тоже не возражала перебраться в более спокойное и хлебное место. Недвижимости у них не было, мебель в единственной комнатушке пожгли в буржуйке во время Военного коммунизма, носильные вещи были изношены и выброшены…

Короче, «собраться в путь — только подпоясаться»!

[1]Максимальный месячныйоклад, существовавшийдо1934 г. учленовкоммунистическойпартиируководящихработниковучрежденийипредприятий.

[2]«Плазово-шаблонный метод» (ПШМ) обеспечения взаимозаменяемости — метод зависимого образования форм и размеров сопрягаемых элементов конструкции летательных аппаратов и технологической оснастки, необходимой для изготовления и сборки этих элементов. Метод основан на перенесении форм и размеров деталей и оснастки с единого эталона форм и размеров, которым является чертёж изделия в натуральную величину с проекциями и сечениями — теоретический плаз.