Глава 6 Ах, вернисаж, ах вернисаж — какой сюжет, какой пассаж!

Буквально через неделю после перехода поэтического кафе «Стойло Пегаса» под наш с Надеждой Павловной финансовый контроль — мы приступили к следующей, уже задуманной лично мной части плана.

Прежде всего в московские газеты было дано объявление: основоположница «нео-футуризма» Елизавета Молчанова — известная по нашумевшей в прошлом году картине «На Выставку достижений народного хозяйства СССР. 21 век», устраивает в кафе поэтов-имажинистов благотворительную продажу-аукцион своей новой картины. Вся выручка пойдёт на ремонт и реконструкцию этого любимого места отдыха москвичей и гостей столицы.

Должен заметить: со дня основания кафе не ремонтировалось и, стало в натуре — напоминать какую-то конюшню царя Агея, с соответствующим «амбре».

Дамы занимались организационными вопросами, я — пиаром мероприятия.

Лично объехал редакции газет (естественно — не центральных органов печати ВКП(б)!) и, если видел готовность редакции к «взаимопониманию» щедро раздавая денежные знаки журналистам и редакторам — добивался подачи материала в нужном мне формате. Ну а остальные газеты, у редакторов которых я не встретил готовности идти на взаимовыгодное сотрудничество — напечатали статьи об благотворительной акции бесплатно, хотя и не совсем в том формате — в котором хотелось бы.

Но всё равно: пиар — есть пиар, даже вас не хвалят, а ругают!


«Один взбесившийся, искусав всего лишь десяток — заражает бешенством тысячи», — случай в мировой истории не такой уж и редкий, как кому-то кажется.

Я «покусал» редакторов нескольких столичных газет, а они подняли на уши весь «культурный слой» огромного города.

Хотя, так называемые — «благотворительные» билеты на «Вернисаж» стоили безумно дорого даже для нэпманов, всего за три дня они все до одного ушли влёт. Ещё три дня их «свободно» можно было купить у беспризорников-перекупщиков — целую банду из которых, буквально за день сколотил Барон. Наконец, билеты на Вернисаж уже попросту было не достать за любые деньги. Единственное, что мог себе позволить простой московский люд — полюбоваться картиной через уличную витрину, заплатив за контрамарку «всего лишь» полтора рубля.

* * *

Наконец, началось!

Внутри кафе «Стойло Пегаса», уже знакомый нам румынский оркестр разодетый в свежевыстиранные и выглядевшими как новенькие вышиванки — вдохновенно наяривал на своих контрабасах и пел с умилительно-трогательным хуторским произношением:


'- … Ах, вернисаж, ах, вернисаж! Какой портрет, какой пейзаж.

Вот — зимний вечер, летний зной, а вот — Венеция весной.

Ах, вернисаж, ах вернисаж! Какой портрет, какой пейзаж.

Вот кто-то в профиль и анфас, а я смотрю, смотрю на Вас[1] …'.


Мотивчик, правда, постоянно сбивался на сельско-простонародное:


'— … Ти ж мэне підманула,

Ти ж мэне підвела,

Ти ж мэне молодого

З ума-розуму звэла…'.


Ну, а так — хорошо, очень душевно спели!

Как на свадьбе самого пана Дрякулы — румынского национального героя, который имел обыкновение плохих музыкантов сажать на кол, задрав им сзади подол вышиванки.


Ну, там — торжественная часть, негодующе-ликующие звуки «Интернационала» в исполнении того же оркестра румын, традиционные для времени речи о международном положении СССР и той же солидарности трудящихся, анау-мынау… Думаю, всё это можно спокойно оставить за рамками данного повествования.

Публика купившая билеты на Вернисаж — самая разнокалиберная: преуспевающие нэпманы, коррумпированные — но ещё не пойманные за руку гослужащие, маститые мэтры культуры и даже…

УПС!!!

Достаточно высокопоставленные военные званием от комполка, до… Впрочем, звания лишь в тридцатом году введут, а ныне у товарищей красных командиров лишь должности. Глазам бы своим не поверил — если бы не сам им билеты на Вернисаж, через Мишку впарил.

Увы! «Особо значимых» личностей среди них нет — ни Фрунзе, ни Ворошилова, ни Будённого или хотя бы Бубнова. Это, так сказать — советская военная элита «второго уровня».


Наконец, говорильня закончилась и, переодевшись и приведя себя в порядок, Елизавета Молчанова выходит в битком набитый зал и становится у большой — почти в половину собственного роста картины, покамест завешанной холстом.

Выглядит она сегодня — ну просто потрясно!

Как единый биологический организм, зал — глубоко вздохнул, резко выдохнул и больше уж не дышал — забыв как это делается.

На ней небесного цвета слегка приталенная «пролетарочка» — совсем немножко тесноватая в районе «buste féminin», несколько коротковатая юбчоночка, ладно сидящая на её чудной головке пилоточка с козырёчком и кокардой — похожей на офицерскую, белой кожи классные крассовочки.

И держится она, ну — просто королевой на торжественном балу в честь собственной инаугурации!


Подходит к картине и после короткой — буквально в пару слов речи, сдёргивает с неё холстину, анонсируя название:

— «МАРС НАШ»!!!

Народ ахнул, а кто не ахнул — вытягивал шею и вставал на цыпочки, ибо не мог сразу разглядеть и ахнуть — из-за впереди стоящих, уже ахнувших.


На картине, по всем признакам видать — другая планета. Кроме названия, место действия мог подсказать цвет почвы под ногами изображённых героев: ведь Марс — красный, в прямом значении этого слова, по цвету то есть.

На переднем плане группа странно одетых и вооружённых военнослужащих: командир — смотрящий куда-то вперёд-вдаль в весьма необычный бинокль, рядом девушка-знаменосец (в коей легко узнать саму юную художницу) — водружающая красный стяг, спереди — изготовившиеся к стрельбе с колена пулемётчик, снайпер и автоматчик.

Я подсказывал Елизавете делая наброски-зарисовки экипировки «Ратник», оружия и снаряжения российской армии начала 21 века, а дальше она уже дорисовывала в силу богатства своего воображения, поэтому «один в один» не получилось…

Да, этого и не требовалось!


Минут десять длился гул-рокот голосов, затем когда немного стихло, раздался возмущённый вопрос со стороны какого-то «мэтра»:

— Как в вашу голову могло прийти написать такое, гражданочка?

Лизка, молодец — с обворожительной улыбкой ответила:

— Идея написания этой картины, мне пришла в голову после прочтения фантастического романа Алексея Толстого «Аэлита» и, особенно — Артура Сталка, с одноимённым с картиной названием.

«ПИАР — НАШЕ ВСЁ!!!».

Попаданец, излишне злоупотребляющий скромностью, как правило — «прогрессирует» лишь по части ассенизаторского обоза в какой-нибудь Тмутаракани.

Скорее, заинтересованный вопрос:

— Вам кто-то подсказал созданные образы?

Та, меня не сдала и, с апломбом матёрого мэтра от искусства, ответила:

— Художником-неофутуристом способен стать только тот — кто оглядываясь на сегодняшние и уже давно прошедшие реалии, умело их проанализировав и сумев найти общий алгоритм развития социума — способен увидеть будущее человечества. Таким, его вижу я!

Признаюсь честно, как на исповеди: после этих слов меня пробило на скупую мужскую слезу — явление неимоверно редкое. Боже, какая великая актриса в ней, а во мне — гениальнейший сценарист и режиссёр, пропадает…

Господи!

Простишь ли ты мне её загубленный талант и свой собственный⁈

* * *

Больше вопросов от «шпаков» не последовало, ибо в первые ряды по-гусарски стремительно продвинулись и намертво завладели инициативой, товарищи военные. Вопросы посыпались один за другим, как и полагается у людей этой профессии — от младших до самого старшего:

— Это у них шлемы? Почему они на вашей картине покрыты тканью?

Лиза обстоятельно, со всей серьёзностью отвечает:

— Совершенно верно, товарищ комполка! Ещё по опыту недавно прошедшей Мировой империалистической войны, известно — стальной шлем снижает невозвратные потери от ранений в голову на восемьдесят процентов. Сменный чехол же на них — для лучшей маскировки и недопущения бликов на Солнце.


«Удивить, значит — победить!», — любил поговаривать Суворов.

Не тот «Суворов», что — «Ледокол»: тот — гандон и говнюк, а Александр Васильевич — великий русский полководец.

Нам с Елизаветой это удалось в полной мере!


По общей реакции военных, можно было понять: для них это было так неожиданно — как если бы на латыни о тригонометрии заговорила кобыла… Краском завис, как деревянные бухгалтерские счёты от картонной перфокарты — введённой в них неопытной рукой сельского программиста.

Надеялся — прописные истины ей талдычил, ан нет. Заметно было, что приведённая цифра — была для наших военных откровением Божьим.

Однако, следующий вопрос:

— Это «очки-консервы»? Зачем? Ведь, ваши красноармейцы — не лётчики и, даже не самокатчики…

— Это защитные очки из сверхпрочного стекла, защищающие глаза бойцов от мелких осколков и летящего в глаза песка после взрыва. Народной власти, не нужны после каждой войны — слепые и одноглазые в большом количестве.

«И этот сломался, — хотелось сказать мне, — тащите следующего!».

Следующий, ждать себя долго не заставил:

— Что за странное обмундирование, барышня?

Видно озадачило его, что на «Михрютках» высадившихся на Марс — нет ни звездастых будёновок со «шпилем», ни ботинок с двухметровыми обмотками, ни шинелей до пят с «разговорами».

Лизка, проказница, очаровательно улыбнувшись:

— «Барышень» — в Парижах да в Харбинах поищите, товарищ комбриг! А я такая же «товарищ», как и Вы. По существу вопроса же, отвечаю: это — бронежилеты, предохраняющие торс и пах бойцов от осколков и пуль на излёте.

Смутившись, тот:

— Прошу прощения, товарищ художница… Так, это — «кираса»?

С самой благожелательной улыбкой:

— Маркс простит!…Да, можно назвать и так.

Военный убеждённо-категоричен:

— Не один «бронежилет» не выдержит попадания винтовочной пули.

Терпеливо улыбается и объясняет, как учительница — симпатичному, но слегка туповатому от природы первоклашке:

— Этого, от них и не требуется! Общеизвестно, что при атаке — три четверти потерь приходится на пули, в результате рикошета от земли — попавшие в нижнюю часть корпуса бойцов[2]…

Красные командиры удивлённо переглядываются и один из них:

— Откуда у Вас такие сведения?

Несколько кокетливо-нравоучительно, но ничуть не перебарщивая при этом:

— Из книги Анисимова и Взнуздаева «Я дрался в пехоте». Военным делом — надо интересоваться должным образом, товарищ комдив! К тому же на войне в человека стреляют не только из винтовки: низкоэнергетические пистолетные пули, небольшие осколки и колющие удары холодным оружием — бронежилет выдержит…

Обращаясь ко всем одновременно:

— Ведь жизнь и здоровье каждого красноармейца, для красных командиров — наивысшая ценность.

Последнее было сказано тоном, с каким обычно объясняют человеку прописные истины, для всех очевидные: типа, небо — синее, трава — зелёная, а Земля — круглая и, все мы — ходим по ней вверх ногами.


Недоумённое молчание и последующий вопрос последнего по списку — самого брутального на вид и высокопоставленного краскома, заметно выделяющегося на общем фоне своими — какими-то «светскими» манерами:

— Извините, товарищ художница…

Та, многозначительно и многообещающе улыбнувшись:

— Зовите меня просто — «Елизавета», товарищ командарм второго ранга.

— Елизавета! Оружие ваших освободителей Марса, выглядит как-то несолидно. Что это? Карабин не карабин… Почему у него штыка нет?

Елизавета, с уверенностью Кассандры предсказывающей Одиссею извержение Йеллоу-Стоуна в его родной Итаке и последующий всемирный Армагендец:

— Думаю, это оружие назовут «штурмовая винтовка» или просто автомат. Штык ему не нужен, так как красные бойцы — это вам не дикие папуасы из эфиопских джунглей, норовящие выпустить кому-нибудь кишки или перерезать глотку — чтоб потом схарчить на ужин.

После оглушительного взрыва хохота, встрял кто-то из командиров помладше:

— А если патроны у ваших бойцов кончатся?

Елизавета, гордо подняв голову и выпятив «по-гвардейски» грудь… Даже, целых две груди:

— Рабоче-Крестьянская Красная Армия будущей Всемирной Федерации Советов — это вам не старая Царская армия. У неё патроны и снаряды — никогда не кончаются!


В атмосфере всеобщего обубенения и, даже можно сказать больше — полного и безоговорочного офуения, тот — самый из присутствующих «высокопоставленный» краском, пришёл в себя первым:

— «Автомат»? В смысле, он будет стрелять очередями как пулемёт⁈

Лиза, с отчётливо заметной подначкой:

— Товарищ командарм всерьёз считает, что и через сто лет, красноармейцы будут вооружены «стреляющим копьём» — трёхлинейной винтовкой со штырём и почти четырёх-пудовым пулемётом «Максимом» на колёсиках?

Тот, смешавшись:

— Нет, конечно, но… Может в книжке Анисимова и Взнуздаева про то не написано, но чем длиннее ствол — тем большая дальность огня оружия.

Так, как на широко известном плакате «Ты записался добровольцем?», тыча в высокопоставленного военного указательным пальцем:

— В книге Анисимова и Взнуздаева, составленной по воспоминаниям участников трёх войн — написано буквально обо всём…!

Молодец, Лизка! Мало написать книжку — надо суметь заставить её читать.

— … Насчёт же заданного Вами вопроса, скажу: лишь 20 процентов военнослужащих — выводится из строя огнём личного стрелкового оружия и, причём — на дистанции не более трёхсот шагов. Так зачем ему избыточная мощность? Зачем, бойцам таскать на себе лишнюю тяжесть — увесистые и громоздкие винтовочные патроны?

Переглядывается с коллегами и пожав плечами:

— «Зачем», спрашиваете? К примеру — чтоб пробить бруствер окопа.

Снизу вверх смотря, но отвечает как-бы свысока глядя:

— Если командиру будущей РККА потребуется что-то «пробивное», он вызовет артиллерию и снесёт эти «брустверы» на хрен — вместе с окопами и, всем в них находящимся — живым и уже мёртвым!

У того, аж глаз захлопал!

Но, молодец — быстро нашелся:

— Артиллерия не всегда может отказаться под рукой…

Лиза перебивает:

— Тогда значит, этот командир не соответствует занимаемой должности и его надо — поганой метлой гнать из Красной Армии к чёртовой бабушке…!

Она была прекрасна в своём праведном гневе. Ведь, в конце «инструктажа», я сказал ей:

«Помни про своего старшего брата, Лиза — сгинувшего на войне из-за таких вот баранов с большими звёздами!».

Видать, ей запало в душу и она, как гренадер в рукопашную — попёрла грудью на пятившегося от неё командарма:

— … Или, Вы собираетесь и в будущих войнах, по примеру царских генералов — заваливать вражеские окопы «мясом» своих подчинённых'? Так известно, чем они кончили. Вы хотите повторить их судьбу?

Я затаил дыхание — какова будет реакция?

* * *

Осуждаете, да?

Мол, надо было самому — «послезнание» в зубы и, вперёд-бегом — объяснять товарищам начальникам прописные истины, а не посылать буквально «на амбразуру» хрупкую девушку — ещё практически девочку-подростка…

Самому стыдно!

Стою вон поодаль в стороночке и не по-детски потею.


Однако, здесь есть пара интересных моментов.

Как утверждают мозговеды-психологи: «непрошенные» идеи-советы исходящие от мужчин — мужчины же чаще всего игнорят, на уровне инстинкта чуя в них соперника. Принять их — значит признать превосходство ума (а значит и превосходство в целом) самца-соперника над своим.

Настоящему мужику, это — как рабоче-крестьянским серпом-молотом по «фаберже», образно говоря.

Это лишь в книжках про попаданцев всё легко и просто!

А в жизни превалирует пресловутый «человеческий фактор».

А, в суровом «реале», если бы я лично заявился к товарищам красным командирам с этой картиной и такими заявлениями-предложениями — меня б, в лучшем случае — послали бы на хер открытым текстом.

Идеи же исходящие от женщин (если они дельные, конечно) — мужчины довольно охотно принимают как руководство к действию, при этом — не стесняясь выдавать их за свои. Ведь для каждого мужика на уровне того же инстинкта, женщина — это, прежде всего собственная мать…

А маму надо слушаться: ведь мама — плохого не посоветует. Мама учит нас жизни и ничего взамен не требует…

Ведь, это ж — МАМА!!!

Поговорка же «Выслушай женщину и сделай наоборот» — служит лишь хитроумной попыткой самцов-сексистов скрыть истинное положение вещей.


И второй момент: как у шахтёров — силикоз, профессиональная болезнь профессиональных военных — тупость.

Нет, нет, нет!

Вовсе не хочу сказать, что — самый умный… Я всего лишь «послезнанием» владею.

Это не хорошо и не плохо — это существующая российско-советско-российская суровая реальность (возможно и общемировая, но я про то, что «болит»), которую никакими «сталинскими репрессиями» не исправить. Конечно, среди тупых — тоже всякие-разные попадаются (вспомнить хотя бы голливудского «бегуна-счастливчика» Фореста Гампа), однако в целом — подобные особи не способны думать своим умом, а в своих действиях руководствуются «установками» (совокупностью правил, которые очень легко запомнить) — вбитыми в подкорку на уровне инстинкта родителями или преподавателями школ, гимназий, университетов, военных училищ и академий генеральных штабов.

«Установки», также могут вбиваться самостоятельно при чтении «основополагающих трудов» — вроде книги-книг (Библии), единственно верного учения (трудов Карла Маркса и Фридриха Энгельса) или же в данном случае — национальной военной доктрины, с которой потом пишутся воинские уставы.


Нет, я вовсе ничего не имею против фундаментальных трудов!

Я лишь за то, что бы их иногда пересматривали, приводя в соответствии с духом времени. Согласитесь, несколько нелепо выглядит человек, следующей некоторым библейским правилам — даже среди «Десяти заповедей».

К примеру, Заповедь под номером четыре:

«Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела…».

А если человеку надо по сменам работать? Эдак, все непрерывные производства тотчас намертво встанут и, мы в один момент очутимся в пещере с каменным зубилом в руке и облезлой шкурой кенгуру на дрожжазщих чреслах.

И приходится правоверному христианину или иудею, чтоб себя и семью прокормить — «забив» на заповедь идти на работу в субботу… Раз забил, два забил — и вот он уже не набожный праведник и, готов нарушать и следующие по списку заповеди.

Ещё вот Заповедь «№ 10»:

«Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего».

Конечно, про вола и осла — я тактично промолчу: «Гринпис» за эту скотину обидится… А если современный европеец, положим, желает на том «рабе» жениться (замуж выйти)? И чё ему делать? Поступить вопреки собственным толлерастическим убеждениям?

Так это же миллионы на гэй-парады выйдут и снесут на хрен всю Западную цывылизацию!

И приходится святым отцам, наступая на горло собственным убеждениям, женить пыдарастов…

К хорошему это не приведёт!

Жаль только, что своими глазами, не увижу — уж похрустел бы вдоволь поп-корном. Впрочем, расплата за догматизм наступила для западного христианства гораздо раньше: не обновили католики своевременно «Книгу книг» и заполучили Гуситские войны и, Реформацию — с её «тридцатилетними» войнами и «Варфоломеевскими» ночами.


Когда Карл Маркс в середине 19 века писал свои фундаментальные труды, в промышленности и экономике властвовали полу- мануфактуры с преимущественно ручным трудом — управляемые непосредственно хозяином-капиталистом, с коллективами — максимум в пару десятков человек, с «кадрами» — зачастую набираемых из отбросов общества прямо на улице, которым «терять нечего» — кроме своих, каких-то виртуальных «цепей».

Тогда, да!

Случись во времена Маркса и Энгельса какая-никая социалистическая (и желательно мировая) революция, бывшие бродяги, попрошайки и гопники — «приватизировавшие» предприятие «в бозе почившего» капиталиста, смогли бы среди нескольких десятков себе подобных — выбрать наиболее авторитетного, который был бы способен ими достаточно эффективно управлять. Пахан, за каждым «потерявшим цепи» — зорко следит-приглядывает и рассчитывается натурой от лица коллектива. И деньги в таком случае (прав был Маркс!), можно было б отменить — обмениваясь с другими коллективами продуктами произведённого труда прямо на рынке.

Но, как применить эту теорию, чтоб разобраться в экономической деятельности современных транснациональных корпораций — с десятками или даже сотнями тысяч специалистов и менеджеров? Которым, в отличии от пролетариев — есть что терять? Ведь, даже в России — уже в конце 19, начале 20 века, квалифицированный специалист где-нибудь на Путиловском заводе — зарабатывал больше какого-нибудь пехотного штабс-капитана.

Другое дело, что нищая — но плодовитая российская деревня, каждый год извергала из своей утробы всё новых и новых люмпен-пролетариев — задавивших в конце концов тонкий слой «рабочей аристократии»…

Так, как среди десятков и сотен тысяч персонала — выбрать управляющего таким громадным и сложным производством? Ведь любого человека, все его способности, привычки и пристрастия — хорошо знает лишь небольшая кучка непосредственно контактирующих с ним лиц… «Всеобщим, открытым и тайным голосованием», что ли? Но ведь тогда ведь «красным директором» станет — не самый знающий, умелый и опытный управленец-организатор, а наиболее «удобный» и сладкоречивый популист — который, больше всего «ништяков» и «плюшек» электорату пообещает:

— Робя! Васька Пупкин из пузопрокатного цеха обещает один рабочий день и шесть выходных в неделю. Голосуй как един за него!

— Ксплутатор твой Пупкин! Охрим Голопупенко обещает семь дней выходных и двенадцать месяцев оплачиваемого отпуска для заслуженного отдыха!

— УРА!!! Все за Охрима! УРА!!! Голопупенко — наш президент корпорации! УРА!!!

И придётся государству, в конце концов — брать это предприятие под свой жёсткий контроль и сажать за пятнадцатиминутное опоздание, чтоб оно — хотя бы кое-как, да абы-как — но работало.


Может потому наш «развитой» социализм — вкривь-вкось получился, что мы его строили по устаревшим методичкам?

Может, их следовало вовремя обновить⁈

Ересь, скажите вы!

А за ересь — положено тащить на костёр, под грохот бубнов и завывания камлающих шаманов.

Так ведь, уже проходили такое: «шаманы» били в бубны, камлали, тащили и сажали.

И, что? Помогло сохранить «Союз нерушимый»?

Идеология, это тот каркас — на котором держится любой человеческий социум, вышедший за узкие и тесные рамки организации первобытного общества по признакам родства.

Несоответствие устаревших догм и современных реалий — жизни приводит к лжи, пронизывающей общество сверху донизу, затем к неверию, к равнодушию и вот уже — никто не противится распаду сильной, великой, могущественной — но идеологически сгнившей державы…

* * *

Однако, вернёмся от дел мирским к делам военным.

Военная доктрина в России (основной принцип тактики), сформировалась во второй половине 19 века и, дух её — последовательно властвовал в армиях Российской империи, РСФСР и Советского Союза. Утверждать не буду, но вполне возможно («жив ещё курилка!») и в Вооружённых Силах Российской Федерации. Разработана она была в «Николаевской академии Генерального штаба», которой долгое время руководил генерал-адъютант Драгомиров М. И., следовательно — этот известный военный теоретик и является её автором.

Смысл российской военной доктрины, изложенной в многочисленных трудах Михаила Ивановича — превалирование человеческого духа над вооружением. По его словам:

«…Усовершенствованное вооружение, хороший план, знание войсками техники дела значат, конечно, очень много, но значат не более, как нули, когда левее их стоит единица: они увеличивают количественное, но не качественное значение её; сами же по себе ничего не значат. Эта единица в военном деле, как во всём и всегда, человек…».

В принципе нет возражений, что главное для победы в бою — это моральный дух войск, знание каждого солдата — за что ему придётся идти в бой и, возможно — получить в нём тяжкое увечье или даже смерть. Но из этого утверждения почему-то делался вывод, что неважно чем вооружены войска: если они храбры и решительны, то с любым оружием — «труднее, с большими потерями, но всё же» победят противника.


Бессовестно эксплуатируя выдернутое из контекста известное суворовское изречение: «Пуля — дура, штык — молодец!», Драгомиров ловко формирует её в следующий постулат своей доктрины: главным оружием боя является штык, а пули — это дело десятое.

По его мнению, без штыка — бой вообще невозможен!

«Конечная боевая задача пехоты в наступательном бою, — „слизывал“ с Драгомирова довоенный Боевой устав пехоты РККА, — разбить противника в рукопашной схватке».

Именно так и, никак иначе!

А нафуя?

Так, главный шаман сказал!

И, вот — за этот «штык-молодец» и, за «пулю-дуру» — Российская, потом Красная и наконец — уже Советская армии, расплачивались реками крови в каждую войну. Даже после опыта Великой Отечественной Войны, даже уже в восьмидесятые годы — советские мотострелки на учениях бегали в атаку «со штыком наголо». Для этого, на автомате Калашникова предусматривался штык-нож…

Впрочем, в отличии от длинного и четырёхгранного «штыря» на винтовке Мосина, штык-нож АКМ — в принципе, полезная в хозяйстве вещь. Можно в дело куда приспособить, например — банку тушёнки открыть, или там по дереву им в лесу постучать — пчёл из дупла выгоняя.

Чисто поржать: интересно, хоть в одном из локальных конфликтов второй половины 20 века и начала уже двадцатого (в которых использовался это самое распространённое в мире стрелковое оружие) — хоть одного супостата зарезали штык-ножом «АКМ», приёмом «коротким — коли!»?

А ведь в Германии, к примеру, уже после Первой мировой войны — перестали учить солдат владеть приёмами штыкового бою. В отличии от красноармейцев «образца 1941 года», немецкие пехотинцы не бежали на окопы врага — с намерением выпустить кишки всем там находящимся, а под прикрытием единых пулемётов — атаковали с целью выйти на такую позицию, с которой противника можно застрелить или забросать гранатами.


Генерал Драгомиров не только ратовал за штык и способ войны — как резню в окопах или на свежем воздухе, он был яростным противником повышения скорострельности стрелкового оружия. При этом мотивацию он приводил, проще пареной репы:

«Усовершенствованное оружие несколько усиливает человека, но оно не изменяет его натуры».

Мол, чем более перепуган солдат, тем чаще он стреляет. А чем чаще стреляет — тем больше пугается. «Бла-бла-бла!», в общем. Сильно смахивает сей военный теоретик — на «наших» диванных вояк, азартно срущихся в Инете по любой «заклёпке».

Михаил Иванович — совсем никудышный психолог и, ставлю мой «роялистый» комп против любого заспиртованного глиста из медицинского музея — он никогда не слыхивал свиста пуль над головой. Он не понимает, что ничто не придаёт солдату большей уверенности и спокойствия и, в конечном итоге — храбрости и решительности, как знание — что он вооружён лучше, чем его противник.


Впрочем, я ничего против Драгомирова лично не имею — он истинный сын своего века, а вовсе — не владеющий «послезнанием» попаданец и, имел личные убеждения — в полном соответствии с ним. Да и обучение приёмам рукопашного боя — не совсем бесполезно: отнимая у военнослужащего лишнее — вредное для него свободное время, оно воспитывает у него боевую агрессивность.

Я против доктринёров, которые подобно марксистам-ортодоксам — перенесли догмы середины 19 века на первую половину века двадцатого.

Упёртый доктринёр — это формалист. А формализм — это соблюдение формы в ущерб содержанию…

Штука довольно гниловатая!

И на приведённом выше примере «АК-47» с пресловутым промежуточным патроном и штык-ножом, уверенно скажу: бесполезно попаданцу-прогрессору пилить «заклёпки» — их всё равно используют в соответствии с «установками» в мозгах политиков и стратегов.

То есть — неправильно и неэффективно.


Так про что я, вообще?

«Установки» в сознании — никакой «железной» логикой не выбьешь: «плавали», знаем.

А вот на эмоциональном уровне сломать их — можно попробовать!

Хуже по крайней мере не будет. Куда уж хуже… Конечно лучше было, б — перепугать чем товарищей краскомов до усрачки, до дрожи коленей и жидкого дерьма в галифе.

Но, здесь я бессилен!

Их даже поражение страны в Первой мировой войне, не смогло испугать, не смогло заставить думать.

* * *

Ещё один немаловажный момент.

Если вас «выдрал» прилюдно мужчина, это как правило — приводит к открытой или затаённой вражде, достаточно нередко — ведущей к смертельному исходу для одной из сторон.

Если вас принародно «отодрала» прелестная девушка — то это в большинстве случаев (про «толлерантных» политкорректно умалчиваем) приводит к нешуточной влюблённости.

В абсолютном большинстве случаев!


Оскорбление было нанесено при всех и, вызвало у «самого брутального и высокопоставленного» из красных командиров нешуточный эмоциональный шок. Видимо, их там «в академиях» — учили как правильно держать в руке вилку и какой из них даму во время танца за корсет щщщупать, но не учили — как вести себя в подобных ситуациях с подобными же экзальтированными особами.

Бросив перчатку к ногам — вызвать на дуэль, нельзя — дама всё же… По морде треснуть?

Можно, конечно и так — именно такое желание открыто читалось на его несколько надменно-холёном лице… Но переданный по отцовской генетической линии инстинкт самца говорит: за представительницу «слабого пола» тут же вступится любой из находящихся рядом и внимательно наблюдающих за происходящим соперников-самцов и, в результате с ней совокупится — передав свою ДНК для продолжения его рода. Своя ж, генетическая жидкость, будет даром излита на простыню — неприятным на вид, мокро-склизким на ощупь пятном.

Что делать?

Я волей-неволей, представив себя на его месте — всеми фибрами души посочувствовал…

Сперва побледнев расстрелянным в проруби адмиралом Колчаком (тем, у которого — погон российский, мундир аглицкий, а табак — японский), затем покраснев — как алый опиумный мак среди конопляных плантаций где-нибудь на Иссык-Куле и, наконец — пойдя камуфляжно-бурыми пятнами, он сперва огляделся по сторонам — будто ища поддержки и подсказки. Однако, кроме меня ему никто не сочувствовал: его «боевые» товарищи — смотрели на всё это представление откровенно злорадно.


Видно, профессия и гвардейское прошлое — всё же обязывает!

Достаточно быстро придя в себя и, взяв себя же в руки, товарищ командарм подошел к Лизе, наклонившись что-то сказал ей на ушко и, сперва пожав здороваясь ей ручку взяв и поцеловал её…

Вместе с нешуточным уколом ревности, чувствую заметное облегчение: кажись (тьфу, тьфу, тьфу!) «срастается».

Лизка строго, но в тоже время достаточно кокетливо:

— Я Вам не тургеневская барышня, товарищ командарм! Мне цветочки дарить и стишки читать не надо. Как Вас, кстати, по имени-отчеству?

Тот, одёрнув достаточно по-простецки выглядевшую гимнастёрку:

— Елизавета! Называйте меня просто Михаил…

И приосанившись по-молодецки:

— Я — Тухачевский!

«Позёр и болтун, — захотелось мне выкрикнуть, — и будущая жертва незаконных репрессий!».

Она, в достаточно правдоподобном изумлении широко раскрывает дивные глазки:

— ТОТ САМЫЙ⁈

* * *

Да, это «тот самый» Михаил Тухачевский!

«Творец советской военной доктрины» и «палач крестьянства», «карьерист, предавший свой класс» и «красный Наполеон», «непобедимый маршал Гражданской» и «неотразимый донжуан»…

Думаю, про него рассказывать не надо: это исторический персонаж и без меня — очень хорошо известен. Совсем недавно, в конце марта — он был назначен Командующим Западным фронтом (Белорусским военным округом), но на мою удачу — ещё не успел выехать на новое место службы, задержавшись за каким-то чёртом в Москве…

Видно, так «обрадовался» новому назначению!

Меня же в данном случае интересуют следующие факты в его будущей биографии: в апреле следующего 1925 года, Тухачевский будет участвовать в работе «Главной уставной комиссии», по проведению военной реформы в армии. Уже в мае, он представит Фрунзе свое заключение по наставлению «Боевая служба пехоты». Затем Тухачевского включат в состав президиума Комиссии по изучению опыта Гражданской войны. В ноябре того же года, его изберут Председателем правления «Объединенного военно-научного общества».

И наконец, в том же ноябре 1925 года, Тухачевский станет заместителем Наркома обороны Фрунзе, а после его смерти — Начальником Генштаба РККА.

* * *

Между Елизаветой и будущим «красным маршалом» завязался довольно оживлённый разговор «ни о чём», а нам пора познакомиться с другими военными — с дежурно-досадливыми улыбками их окруживших, но в душе — исходящих на «органику» от ревности и зависти:

Будущий сталинский маршал — Василевский Александр Михайлович: ныне он учится на Стрелково-тактических курсах усовершенствования командного состава имени Коминтерна «Выстрел».

Григорий Давидович Хаханьян — крупный военный теоретик, редактор журналов «Выстрел» и «Военный вестник», со следующего года — Начальник Курсов усовершенствования командного состава.

Брат небезызвестного Валерьяна Куйбышева — Николай Владимирович, нынешний Начальник вышеупомянутых курсов.


Специально для тех, кто «в танке» ни разу не был: Высшая стрелковая школа РККА была учреждена приказом РВСР в ноябре 1918 года и создана на базе бывшей Ораниенбаумской офицерской стрелковой школы старой армии, в целях подготовки среднего командного состава для стрелковых подразделений и частей, изучения и испытания новейших видов огнестрельного оружия. 18 июля 1919 года, в Школе были организованы временные курсы для подготовки командиров полков.

Приказом РВСР от 7 июня 1921 года, в целях усиления тактической подготовки комсостава, Школа была реорганизована в Высшую тактическо-стрелковую школу командного состава РККА с увеличением срока обучения до 9-ти месяцев. Позже ей было присвоено имя «III Коминтерна», а с 24 апреля 1923 года она получила наименование Высшей тактическо-стрелковой школы командного состава РККА им. Коминтерна «Выстрел». При Школе были открыты педагогические курсы преподавателей, окружные повторительные и курсы начальников школ по подготовке младшего комсостава.


Триандафиллов Владимир Кириакович — буквально вчера был назначен на должность начальника Первого (то есть оперативного) отдела. С 1928 года — заместитель начальника Штаба PKKA.


Один из немногих, к кому Сталин обращался не просто «товарищ» — а по имени-отчеству: Шапошников Борис Михайлович, ныне — Первый помощник Начштаба РККА, затем последовательно — командующий войсками Ленинградского и Московского военных округов.

Если кто сам не догадался: последние назначения говорят о том, что Борис Михайлович — пользуется высшим доверием высших руководителей страны.


Наконец — Калиновский Константин Брониславович, про которого надо сказать особо:

Это — советский Гудериан, «папа» советских бронетанковых сил'!

Автор трудов по организации и боевому применению бронетанковых войск, кроме того — член редколлегии журнала «Техника и снабжение Красной Армии».

В следующем году он закончит Военную академию РККА, два года будет служить военным советником в Китае, затем — инспектор бронесил, командир Сводного опытного механизированного полка(!). С 1931 года — Начальник «Управления механизации и моторизации РККА».

В том же году, он погибнет в авиакатастрофе вместе с группой других высших советских военноначальников — в числе которых будет и Владимир Триандафиллов…


Надо будет не позабыть, не полениться и установить на ту чёртову заводскую трубу — об который зацепился их самолёт, какой-нибудь «маячок». Или же, как-то пораньше «пробить» постановление Правительства на эту тему…

Или, вообще — отменить тот рейс?

Короче, вариантов много, время у меня ещё есть.

* * *

Пока внимание краскомов было отвечено беседой с автором картины «МАРС НАШ!!!», мимо меня продефилировал «закамуфлированный» под мажора Мишка Гешефтман, негромко обронивший:

— У второй колонны у входа… Тот, который с дамой.


Обратив внимание в указанном направлении, замечаю ещё одного военного, подпирающего прямой спиной названный архитектурный элемент планировки. Суконная рубаха из тёмно-серого мундирного сукна, со следами не так давно снятых погон, была на нём — как «с иголочки», чистенькой и отглаженной, точно такого же парадного вида шаровары тёмно-синего цвета и до блеска начищенные сапоги.

Две «шпалы», два красно-эмалевых прямоугольника на петлицах его гимнастёрки соответствовали тогда должностному положению помощника командира полка или командира отдельного батальона — восьмой категории старшего командного состава РККА, из 14-ти «служебных категорий».

Это был, уже довольно пожилой на вид мужчина, стриженный «ёжиком», с красным лицом и такого же цвета большим носом.

«Алкаш!», — невольно подумалось.

«Дама» бывшая при нём — стройная, худенькая, коротко стриженная, нервно курящая папироску — хоть и была безусловно значительно моложе, но всё одно, всем своим «бывалым» обликом — давала понять, что прошла «Крым, Рим и медные трубы».

И таки, да!

Эта супружеская чета — «прошла» полуостров Крым вдоль и поперёк, в самом прямом смысле, побывала и в Риме (вот только не в первом, а во «втором» — Константинополе-Стамбуле) и «медных труб» трубивших в свой адрес — наслушалась до колокольного звона в ушах…



Рисунок 11. Генерал Яша, он же — Слащёв-вешатель. К сожалению фото Якова Александровича в форме РККА не нашлось.

Встретив мельком взгляд красноносого военного, я малозаметно дёрнул головой — подавая знак и, что-то сказав своей спутнице, тот оставил её скучать в одиночестве, направившись в сторону мужского туалета. Подождав ещё пару минут и убедившись, что за тем никто не последовал — я направился в ту же сторону, затылком чуя за собой Мишку. Тот, должен был повесить на дверях «удобств» табличку «Не работает. Фонтан канализации. Ремонт».

«Красноносого» я застал курящим у открытой форточки. Подхожу и протягивая руку, представляюсь:

— Серафим Свешников.

Пожимает её и представляется ответно, причём несколько пафосно и с неприкрытым вызовом:

— Слащев-Крымский…!


Да, это он — генерал-лейтенант Вооружённых сил юга России (КСЮР) Яков Александрович Слащёв, за успешную оборону полуострова от Красной Армии — получивший от «Чёрного барона» двойную фамилию «Слащёв-Крымский». Кстати и, вовсе он никакой не «старичок» — 1885 года, рождения, то есть в данный момент ему всего лишь тридцать восемь лет.

Мда… «Ушатали Сивку крутые горки»…

Та, «видавшая виды дама» бывшая при нём, тоже — довольно примечательная особа. Нина Николаевна Нечволодова — вторая жена генерала и его боевая соратница, известная как «Юнкер Нечволодов». Ещё в начале его карьеры у белых, она при отступлении спасла раненого — бывшего без сознания Слащёва от большевистского плена и почти неизбежной погибели, разделяла с ним все тяготы и лишения походной жизни, испытала вместе с ним громкие победы и горькие поражения, ходила рядом с ним в яростные штыковые атаки, имела боевые награды и боевые ж, ранения.

«Гусар-девица», мать её так!

Кстати, раз к слову пришлось: генерал Нечволодов Платон Платонович — её родной дядя, весной 1918 года был Начальником ГАУ РККА.

Вот же, как гражданская рознь — всех по разным углам расставила-противопоставила!

В конце 1921 года, по объявленной Советским Правительством амнистии участникам Белого движения, супружеская пара Слащёвых вернулась в Россию. В данный момент Яков Александрович пишет статьи на военные темы, преподаёт тактику на курсах «Выстрел» и мечтает, чтоб ему доверили хотя бы бригаду. Чем занимается Нина Николаевна, я не знаю, но по словам Барона — оба живут-существуют в довольно-таки убогих жилищно-бытовых условиях на довольно-таки скудное жалование.


Сказать по правде, начало нашего знакомства мне категорически не понравилось. У меня на Слащёва есть кое-какие виды, а он своим поведением — как будто себе на лоб мишень прилепил.

Раздражённо морщась, отмахиваюсь от табачного дыма:

— Не понимаю я этой вашей суицидальной бравады, Яков Александрович… Что Вы судьбу то, свою дрочите? Извиняюсь за свой французский… А, если уж на то пошло — представляйтесь всем встречным-поперечным незнакомцам, другим своим общеизвестным прозвищем: «Слащёв-вешатель».

И красным носом не поведя, тот:

— Это обидное прозвище мне дали не рабочие и крестьяне — хотя ихнего «брата» я тоже вдоволь перевешал и, поверьте на слово — было за что и, кроме политики! А наши либералы — за штабс-капитана Орлова из ихней же братии, поднявшего мятеж на подопечной мне территории.


Действительно, насколько мне известно — «Генерал Яша» (кстати, послуживший прообразом генерала Хлудова из романа Булгакова «Бег»), мог особо не заморачиваясь — приказать повесить на одном суку анархиста-матроса из крестьян, комиссара-большевика из пролетариев и, кадета из представителей «прокладки» между ними — для полной социальной гармонии. В отличии от многих других деятелей Белого движения, генерал Слащёв не расстреливал пленных красноармейцев, а «перевоспитывал» их в специальных учебных подразделениях и, торжественно вручив им погоны — пополнял ими свои полки и части.

А вешал он, да — только когда «было за что». Мог приказать казнить своего же солдата за украденного у крестьянина гуся, или офицера за трусость[3], приговаривая при этом:

«Погоны позорить нельзя!».


Отмахиваюсь, как от ерунды какой:

— Да, Бог с ними — с нашими либерастами: я бы их тоже вешал — начиная отсюда и, затем — вдоль экватора!

Не затем я эту встречу с ним устроил, чтоб пересчитывать «скелеты в его шкафу» и что-то предъявлять за них.


Лёгкий обоюдный смех, разрядивший несколько напряжённую обстановку и затем, я спрашиваю:

— Яков Александрович! Читая красным командирам лекции по воинскому искусству, не вспоминаете ли Вы частенько басню Крылова «Мартышка и очко»? Ой, извините: древнегреческую легенду о царе Сизифе и его мартышкином очке… Труде?

Парой глубоких затяжек добив папироску, затушив и тщательно скомкав её картонный мундштук в жёлтых от никотина пальцах, затем ловким щелчком отправив в урну, помолчав ещё несколько минут, Слащёв наконец ответил:

— Совсем нет… Я вспоминаю школьную математическую задачу о бассейне с двумя трубами: в одну вливается, из другой выливается. И боюсь, то же самое — происходит с ушами красных командиров! Они приходят на курсы, чтоб отсидев положенный срок — получить соответствующую отметку в личном деле и, отправиться с повышением на новое место службы.

Подумав, он не преминул уточнить:

— По крайней мере — подавляющее большинство их них…

Прищурившись:

— То есть, Вы считаете своё занятие зряшным?

— Всё это я и без Вас прекрасно понимаю… Но, увы! Чувствую себя бессильным изменить, что-то.

Затем, угрюмо набычившись:

— Моё положение временно. Я рассчитываю вскоре получить корпус…

Даже не бригаду, а «корпус»? Тогда, почему не всю Красную Армию, раз уж на то пошло⁈

Эко его тащит!


С интригующим видом спрашиваю:

— Не догадываетесь, почему красным командирам не интересны ваши лекции?

Внимательно, цепким взглядом на меня посмотрев:

— Да, уж сделайте одолжение — просветите!

— Ленин говорил, что «разбитые армии хорошо учатся». Дерзну продолжить его мысль и, скажу: «победители почивают на лаврах». Хотя в Гражданской бойне априори не может быть победителей, наши краскомы считают себя таковыми. А чему может научить победителя проигравший?

Продолжаю:

— Немцы, те да! Будучи разбитыми в 1918 году, они критически пересмотрят причины своего разгрома и будут искать пути и способы, чтобы лучше организовать свою армию, подготовить ее и вооружить к следующей войне. Наши же красные командиры, в большинстве своём… Напор, натиск, «революционный порыв масс» и, главное — железобетонно-непоколебимая уверенность, что германский пролетариат восстанет и свергнув власть капиталистов-угнетателей — принесёт им победу на блюдечке с голубой каёмочкой.

Недолго подумав, Слащёв был вынужден согласиться:

— Боюсь, Вы правы…

— И дело даже не в этом! Ваши курсанты — люди вдоволь повоевавшие и, достаточно успешно — раз их направили учиться перед повышением. А нам, людям, свойственно эксплуатировать хоть раз успешно применённый метод до упора! Детективы читали, Яков Александрович?

— Читал, а как же — когда-то очень давно. Но в последнее время, сами понимаете — как-то не до этого было.

— Тогда Вы должны знать, про преступников — одним и тем же способом совершающих свои тёмные делишки, чем и пользуются сыщики их вылавливая.

Смеётся:

— Достаточно яркая аллегория!

* * *

Утрирую, скажите?

Да, рад бы!

Об этом очень убедительно пишут в газетах, об этом эмоционально вещают профессиональные ораторы с высоких трибун. А если двадцать с лишним лет, что-то настойчиво втирать в уши общественному мнению — оно в это свято уверует.

Боясь быть неправильно понятым, всё же скажу своё мнение на этот счёт.

Двадцать лет электорату СССР в уши дули о Германии — Родине «единственно-верного учения» и, о германском пролетариате — самом передовом среди «одноклассников», который — «вот-вот».

И вот «вот-вот» — 22 июня, ровно в четыре часа, с Родины «учения» — приходят те самые «самые передовые» представители, с «трещотками» в руках…

Что должны были подумать те советские люди — в буквальном смысле восприявшие ту самую пропаганду?

Хм… Гкхм…

Язык, блин — не поворачивается.

А если кто-то из них — наблюдая окружающую его действительность и сравнивая её с тем, что написано «у Маркса и Энгельса» — считает, что Советское правительство строит социализм неправильно? А если некоторые из них, к тому времени — имели какие-то претензии к родной Советской Власти?

Не подумали ли они, что пришли осво…?

Хм, гкхм…

Не, не! Всё, умолкаю!


Конечно, я со своей стороны буду предпринимать кое-какие меры по исправлению такой «разрухи» в головах, но результат пока далеко не очевиден.

* * *

Слащёв, взглядом, как будто нож к горлу приставив:

— А поражение под Варшавой, разве ничему не научило красных командиров?

— Увы, но урок не впрок! По мнению кремлёвских вождей и стратегов, это всего лишь досадное недоразумение — небольшая отсрочка перед триумфальным шествием социалистической революции во всём мире. Тем более, уже назначен «крайний»: один «чюдный» грузин — который, якобы, вовремя не пришёл на помощь Тухачевскому с конармией Будённого.

Поморщившись при упоминании предпоследней фамилии, Слащёв:

— Повесили?

— Кого?

— Того «грузина»?

— Хахаха!

Оторопев от неожиданности, я сперва рассмеявшись, затем вполне серьёзно:

— Нет! У большевиков — всё, не как у людей. Его, после товарищеской критики — Генеральным секретарём ВКП(б) назначили.

* * *

Помолчали и затем «Генерал Яша», несколько настороженно вопрошает:

— Вы мне что-то хотите предложить, Серафим, или просто констатируете факты?

— Сперва ответьте мне Яков Александрович… Только честно, как на духу!

Он, с готовностью

— Слушаю Вас…?

— До меня донеслись слухи, что Вы злоупотребляете спиртным и имеете пристрастие к марафету…

Тот, «с полпинка» заведясь:

— О, БОЖЕ!!! Везде одно и тоже — что у белых, что у красных… Меня рисуют отчаянным пьяницей, кокаинистом, приписывают мне целый ряд чужих или выдуманных преступлений. Что я люблю выпить, я этого не отрицаю… Но пьяным в строю — меня никто и никогда не видел! Что касается кокаина, то я прибегал к нему, когда для спасения дела — мне приходилось не спать по несколько ночей сряду. Но кто же, может за это осудить меня…?

Молчу, жду когда он выговорится.

— … Я имею ДЕВЯТЬ(!!!) боевых ранений и контузий, многие из которых переносил на ногах. Одно из них — ранение в живот, полученное в девятнадцатом году — не заживало полгода, причиняя мне невыносимую боль… Кто осудит меня за то, что я колол себе морфий и нюхал кокаин, чтоб унять свои неописуемые муки⁈


Почти прокричав это, он обиженно замолк, прикуривая слегка трясущимися руками новую папироску. Спички, были говёнными как практически всё советское (надо будет своих артельщиков-кооператоров насчёт зажигалок напрячь!), не зажигались с первого раза и ломались в его руках. Дождавшись, когда Слащёв с пятой попытки прикурит и сделав пару затяжек успокоится, говорю примиренческим тоном:

— Вполне Вас понимаю и ни в коем разе не осуждаю Вас, Яков Александрович. Я лишь спрашиваю: сейчас то, Вы — свободны от пагубной привычки колоться всякой гадостью и нюхать её?

Выпустив в мою сторону облако дыма:

— Я лучше водки выпью.

Как камень с души сбросив:

— Вот это по-нашенски!


Помолчав и собравшись с мыслями и духом, заявляю:

— Сразу давайте расставим все точки над «ё»: ни армии, ни корпуса, ни дивизии и даже «полчка» — Вы от Советской Власти не дождётесь!

— Мне Михаил рассказывал о Вас, как о каком-то «провидце», но всё же…

Слащёв это и сам понимает, не дурак чай… Однако, человеку в безвыходной ситуации свойственно обманывать самого себя надеждой на лучшее, поэтому он с неким задором даже, спрашивает:

— … Почему, хотелось бы знать? Из-за моего «послужного списка» у белых?

— Не только!

Как о какой-то — банальнейшей из всех самых банальных истин, заявляю:

— Кроме очевидной причины — связанной с глобальным сокращением армии затеянной товарищем Троцким и, ныне успешно претворяющейся в жизнь — есть и ещё одна, самая главная. Командный состав РККА — разделён на две смертельно враждебные группировки: «краскомы» из «кондовых» и «военспецы» из царского «офицерья». Вы, ни к одной из них не относитесь.

Глянув в чёрную бездну его выцветших глаз, не моргая говорю:

— Как «провидец» заявляю: к себе Вас — ни одна из сторон не примет, а вот «песчинкой» меж двух «жерновов» оказаться… Это — ваша судьба, Яков Александрович!

* * *

Конечно, я соврал!

Не знаю, снятся ли «Слащёву-вешателю» ночные кошмары, но иногда «скелеты из шкафа» приходят не во сне — а наяву и, предъявляют нам счёт за содеянное.

До процесса «Весна», когда будет расстреляно порядка трёх тысяч «военспецов» Слащёв не доживёт. Его же, в 1929 году убьёт выстрелом в затылок какой-то — якобы «псих», по его словам мстивший за повешенного тем брата. Достаточно мутная история, сказать по правде…

Тело лучшего тактика Гражданской войны сожгут по «новомодному» обычаю в московском крематории, а память надолго предадут забвению…

Скорее даже навсегда!

Ведь, спроси кого в начале 21 века:

— Кто такой Распутин?

Тотчас ответят:

— Сексуальный маньячило!

Спроси:

— Кто такая Матильда Кшесинская?

Без малейшего промедления:

— Царская шлюха!

Оно и понятно: про тех песни поют и фильмы снимают…

А спроси «кто такой генерал Слащёв-Крымский» — так, хрен ответа дождёшься.

Абыдно, понЫмаешь!

Не за Слащёва, вовсе нет.

За нас с вами. За нашу критически-кратковременную — как у аквариумных рыбок историческую память, из-за которой мы обречены до скончания веков по граблям скакать…

* * *

Тот, надо отдать ему должное, решительно-отмороженным тоном заявляет:

— Я привык ежеминутно рисковать жизнь, неоднократно ходив по самому её краю!

Как можно более рассудительней:

— Ни капли не сомневаясь в вашей храбрости и героизме, Яков Александрович — всё же спрошу: ранее — Вы были готовы в любой миг умереть во имя России… А в данный момент — во имя чего или кого?

Молчит…

— В мирное время, товарищ Слащёв, во имя России — надо жить. Жить и каждой своей прожитой минутой — приносить своему Отечеству пользу! Ибо, от вашей бездыханной и нехорошо пованивающей тушки — ему никого проку нет. Фтопку её — да и навсегда забыли!


Докурив молча папироску, в этот раз промазав ею в урну и огорчённо от того крякнув, мой собеседник с изрядной досадой вопросил:

— Да, говорите уже, что хотели от меня, не тяните нищего за фалду…

Наконец, перехожу к делу:

— Предлагаю Вам учить военному делу не уже состоявшихся — вдоволь повоевавших командиров: тех учить — только портить… А будущих! Детей, то есть — которым только предстоит воевать. Те, будут впитывать вашу науку как песок Сахары — «грибной» тропический ливень.


Кроме всего прочего, Слащёв — прекрасный педагог! Ещё будучи двадцатишестилетним поручиком, он уже преподавал в элитном Пажеском корпусе в Санкт-Петербурге. А про его успехи в деле «перевоспитания» красноармейцев в белогвардейцев, я уже рассказывал.


Тот, отреагировал несколько не так, как мною предполагалось:

— Ваше предложение столько же необычно, как и сама ваша личность! Даже, вроде самые обычные слова — Вы произносите несколько странновато и часто в совершенно неожиданном смысле, а многие речевые обороты — меня ставят просто в ступор… Вы достаточно молоды, но имеете взгляд умудрённого жизнь старца и рассуждаете подобно таковому. Как Вас по имени отчеству?

— Серафим Фёдорович…

— Серафим Фёдорович, кто Вы?

Хлопнув себя по нагрудному карману:

— Вам предъявить документы?

— Нет, я не про то. Кто Вы на самом деле?

В его голосе и пронизывающем насквозь взгляде на меня — сквозил жутко-жгучий интерес, но я — как холодно-леденящим душем, его охолонув:

— Большего чем я уже сказал — Вы от меня не услышите. Так что стиль общения между нами может быть только в строго конструктивно-деловом формате, или же его не будет — от слова «вообще». Я излагаю свои предложения, а Вы — соглашаетесь или отказываетесь. В первом случае мы с вами, Яков Александрович, плодотворно сотрудничаем на благо нашей с вами многострадальной Родины. Во втором — просто расстаёмся и «расходимся» бортами, как в тумане корабли. Мне начинать излагать?


Закурив ещё одну папироску, тот выдохнув дымом в открытую форточку и, с неопределённым выражением лица, кивнул:

— Излагайте, Серафим Фёдорович.

Излагаю, стараясь как можно более кратко и информативно при этом:

— В небольшом, но весьма перспективном городке Ульяновск (это в Нижегородской губернии), откуда я родом и где имею некоторое влияние, как-то сам собой образовался кружок младых отроков — рьяно интересующихся военным делом…

Вкратце рассказал про Ваньку да Саньку, про их «футбольные команды» и, про все мои «издевательства» над ними — выражавшееся в принуждении их зубрить уставы и заниматься до упада муштрой.

Вдоволь на пару с Слащёвым посмеявшись, продолжаю:

— … И таких «фанатов», у нас набралось уже — как бы не на целую роту! К великому сожалению, мои познания, навыки и главное свободное время — подошли к своему естественному «лимиту». Больше чем я им уже дал — я ничего дать уже не смогу, при всём моём желании.

— Ну, и…?

— Не могли бы Вы, Яков Александрович, взять на себя сей нелёгкий труд — воспитание и обучение будущих воинов, командиров, защитников Отечества? За соответствующее вознаграждение, конечно и при предоставлении вашей семье человеческих жилищно-бытовых условий.

Вижу вопросительный взгляд и, правильно поняв его, продолжаю:

— Пока, могу уверенно пообещать новый четырёх- квартирный (но увы — деревянный!) дом с «удобствами» внутри и сверх- экономной печкой, а там посмотрим. Месячный оклад же, наши учителя — которых я со всех уголков страны к нам подтягиваю, сами себе в ведомости ставят.

Что есть — то есть!

Правда, таких пока можно по пальцам пересчитать и, ни один из них — до сих пор не превысил сравнительно скромную сумму в триста рублей. Зарплату очень высококвалифицированного слесаря, то есть.


Слащёв, с подозрительным прищуром на меня посмотрев:

— Разрешите полюбопытствовать, Серафим Фёдорович: откуда «дровишки»? Если это не снова секрет, конечно…

Сделав морду берёзовым, только что оструганным топорищем:

— Никакого секрета, Яков Александрович: у Ульяновской «единой трудовой школы» — имеются спонсоры в лице местных кустарей-единоличников, нэпманов и кооператоров.

Удивлённо приподнимает бровь, но ничего не сказав на этот счёт, перешёл к основной теме:

— Так, Вы предлагаете мне…

— Сперва будете официально числиться учителем какого-нибудь предмета. Подскажите мне, что могли бы преподавать?

— Хорошо владею немецким и французским языками.

— Пойдёт! Как раз нет ни одного учителя deutsche Sprache — а это язык будущего врага… Одновременно с преподаванием, будете заниматься моими горе-вояками. Затем, возможно удастся пробить «начальную военную подготовку» в школах второй ступени. В таком случае, официально станете военруком. Ну а затем, если Маркс даст и Энгельс с небес благоволит, планируется у нас в Ульяновске организовать нечто вроде кадетского училища…

— «Кадетского училища»⁈ Вы не шутите?

Улыбаюсь:

— Мы с вами не в ярмарочном балагане, Яков Александрович — а в мужском туалете, если Вы изволили заметить. А здесь не шутят! Конечно, такое название не прокатит, поэтому назовём училище как-нибудь иначе…


«Суворовское училище» тоже пока не подойдёт, ибо Александр Васильевич ныне в царских сатрапах числится — ведущим захватнические войны во славу русского великодержавного шовинизма, подавляющим национально-освободительные движения в Польше и крестьянские востания в собственно-России.

— … «Чапаевским», к примеру, — уловив непонимание, поясняю, — это командир 25-й стрелковой дивизии красных, геройски погибшей в бою с уральскими казаками.

Слащёв молчит, а я спохватываюсь: ведь фильм «Чапаев» ещё не снят и, эта славная фамилия — мало кому о чём говорит, за пределами славного боевого пути этой воинской части. Потом, вспомнил многочисленные анекдоты про Василия Ивановича, Петьку и Анку и вообще зарубил это брэнд на корню:

— Пожалуй, лучше всего назвать такие учебные заведениями «Фрунзенскими».

Бывший белый генерал, оказывается — эту фамилию очень хорошо знал:

— Лучший красный полководец, хотя и не из военной касты! Пожалуй, за исключением Троцкого, чья «звезда» заметно склоняется к закату, это будет лучшим названием.

Ещё бы!

Я знаю гораздо больше Слащёва: назначенный в марте 1924 заместителем Льва Троцкого, в апреле того же года — Михаил Васильевич будет одновременно назначен Начальником штаба Красной Армии и Начальником Военной академии РККА. В январе же следующего — 1925 года, Фрунзе сменит Председателя Реввоенсовета СССР и Наркома по военным и морским делам, на его посту.

— Конечно же, Вы — со своей «кислотной» биографией, заведующим Фрунзенским начальным военным училищем не станете. Исключено!

Презрительно фыркает:

— Особенно то и не рвусь, так как эта должность — больше административно-хозяйственная.

Поправляю:

— Эта должность, тем более первого, а стало быть — образцового учебного заведения, несколько официозная — а носитель её у всех на виду. А вот должность скромного преподавателя тактики, так сказать — «серого кардинала»… Это как раз для Вас, Яков Александрович! Так каков будет ваш ответ?

Спустя буквально пару секунд:

— Надо хорошенько подумать.

* * *

— Вы думайте, хорошенько думайте… А я тем временем сделаю Вам ещё одно предложение.

Изумляется:

— Так, сказка ещё не кончилась⁈

— Она никогда не кончится, ибо: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!».

«Скопиратить ещё и „Марш энтузиастов“, что ли, — меж тем думаю-соображаю видя его недоумение, — или надо и совесть иметь?».

— Но сперва ещё один — «наводящий» вопрос, Яков Александрович. Вы имели дело с современными техническими орудиями ведения войны: танками, самолётами и автомобилями? И как часто?

У того, прямо-таки замаслились от приятных воспоминаний глазки:

— Конечно! Под Каховкой, где меня в последний раз тяжело контузило в голову, у меня была автогрузовая колонна в двадцать четыре машины — значительно улучшавшая линию снабжения войск. Немного ранее, во время операции на полуострове Таганаш, у меня были танки — с помощью которых, небольшой кучке юнкеров удалось вытеснить превосходящие силы красных с занятого плацдарма обратно за разрушенный мост.

— Как Вы оцениваете роль и значение танков на войне?

— Если танки придавались наиболее сильным и стойким частям, то они почти всегда производили действительно должный эффект. Первые красные части, заметив какие-то двигающиеся машины, не уяснили, по-видимому, их роль, но когда, несмотря на огонь, свободно преодолевая местные препятствия, танки врезались в неприятельское расположение и стали в полном смысле уничтожать красные цепи — разразилась полная паника…

Мне стало обидно за «своих» и, с ехидной подковыркой спрашиваю:

— А если бы напротив — у вас не было бы танков, а у красных они б, имелись?

Удивлённо приподняв бровь:

— Откуда?

— Не важно…

Слащёв, не стал лукавить и честно признался:

— Тогда б, бежал я со своими орлами!


После небольшого замешательства, он продолжил:

— … Весть о появлении танков разнеслась среди большевистских войск и лишила их всякой сопротивляемости. Ещё издали, завидя танки, большевики немедленно очищали свои позиции и поспешно отходили.

Затем помрачнев:

— Но затем, произошло что-то невероятное. Красные научились воевать, а мы — разучились. Без должной поддержки решительной пехоты танковая атака на Каховском плацдарме провалилась… Но, меня там не было!

«Рассказывай, рассказывай! Было б, тебя там или не было, а всё равно — вам хорошенько б, там наваляли».

— Яков Александрович! Ане кажется Вам, что пехоту надо специально обучать, избавляя её от «танкобоязни»?

— «…Танкобоязни», говорите? — он как будто жевал это слово, пробуя его на вкус, — да! Мысль об этом меня посещала, бывало.

Введение перед войной «обкатку танками», совсем бы не помешала советской пехоте!


Перевожу разговор на другую тему:

— Ладно, с танками всё понятно. А авиация?

В глазах Слащёва вновь вспыхнули огоньки:

— В Юшуньском бою мне недоставало даже телеграфа для связи с собственными войсками… Зато, у меня имелось целых ШЕСТЬ(!!!) летательных аппаратов — заменивших мне всё. Лётчики летали на них непрестанно, донося о положении своих и неприятельских войск и, соответственно этому — я отдавал распоряжения, которые с аэроплана сбрасывались боевым участкам…

Почему-то, даже в самом конце Великой Отечественной Войны у армейских начальников не было под рукой своей собственной армейской авиации — которую можно хотя послать разведать, что там «за леском» творится. Всё надо было, чуть ли не через Генеральный штаб РККА согласовывать.

И после этого, они на «тупых» обижаются!

— … Задачу задержать наступление красных тоже взяла на себя авиация. С рассвета и в течение всего дня до самого заката, непрерывно сменявшие друг друга самолёты забрасывали скопившиеся в Юшуни войска красных и их обозы бомбами и обстреливали пулемётным огнём с воздуха. Тогда, впервые выявилась могучая роль авиации как подвижного резерва старшего начальника! Собственно, потери красных от действий самолётов — были ничтожны и выражались всего в нескольких десятках человек… Но зато само воздействие налётов с воздуха — настолько потрясло психику их войск, что заставило командование отказаться от активных действий. Результатом этого был беспорядочный отход резервных частей и обозов красных на север, под фланговый удар нашей конницы подошедшей с юга. К сожалению, на следующий день — густой туман не позволил самолётам принять участие в преследовании панически бегущего противника.

Закурив вновь, Слащёв сделал несколько затяжек и резюмировал:

— Конечно же, как и в случае с «танкобоязью» — войска надо обучать не бояться авианалётов и вооружить соответствующим оружием — для противодействия им.


Замечательно!

Это именно тот человек, который мне нужен — для воспитания и обучения Ваньки да Саньки и их команд.

— Наш общий знакомый должен был передать Вам один фантастический роман. Яков Александрович, Вы прочли его?

— Вы говорите про «Марс наш!», некого фантазёра Артура Сталка? Нет, я его не прочитал…

У меня непроизвольно участился пульс и от стыда загорелись уши.

— … Я его буквально ПРОГЛОТИЛ(!!!) за одну ночь!

Пульс стал выравниваться, а вот уши продолжали «гореть» с всё увеличивающимся накалом. И уже совсем от другого чувства. Если б¸ здесь было несколько темней, они б, пожалуй — светились как нагретые добела заготовки у кузнечного горна.

— Кроме несомненных литературных достоинств сего опуса, — во рту почему-то стало сладко-сухо, — что можете сказать?

Пожав плечами и посмотрев куда-то вверх-в сторону:

— По книге Сталка я в общих чертах понял войну будущего, а сегодня по картине этой юной особы — как своими глазами увидел её… Войну, лет так скажем… Через сто.

Внутренне лишь усмехнувшись такому наивняку, я:

— К сожалению, Вы ошибаетесь! Технический прогресс набирает обороты и, такие «удовольствия» — ждут нас уже лет через двадцать. Однако, я не про то…

Тот, не стал возражать, видно памятуя слова Миши о моём «даре предвидения».

— … Яков Александрович! Вы сможете на основе этого фантастического романа, создать новую военную доктрину?

У «лучшего тактика», чуть глаз не выпал:

— Что⁈

Терпеливо повторяю:

— Разработать для Красной Армии новую военную доктрину, с которой можно будет написать боевые уставы для всех — новых и старых родов войск.

Слащёв завис, а я взываю к его тщеславию:

— Неужель, Вы не хотите встать в один ряд — хотя бы с Драгомировым, про Клаузевица — уж скромно промолчу?

Тот, мнётся и, как-то растерянно по сторонам озираясь:

— Написать то можно… Почему бы не написать?

— Ну так — соглашайтесь на моё предложение и, пишите!

— Некоторые положения боевых уставов придётся обкатать хотя бы на учениях…

— В вашем распоряжении будет целое «Начальное военное училище имени Фрунзе». «Обкатывайте» себе на здоровье! А правильно ли Вы их обкатали, проверят многочисленные военные конфликты.


Наконец, мы с ним дошли до главного препятствия-препоны. Плотно сжав челюсти, он как будто протолкнул сквозь зубы:

— Вы такой же фантазёр, как и этот Сталк! Никто не примет военную доктрину из рук белого генерала — пусть и самого лучшего, пусть и уже бывшего…

— Ничего страшного! Примут из рук «Красного маршала».

Несколько настороженно:

— Это ж, кто таков?

— Присутствующего на Вернисаже Михаила Тухачевского — ждёт блестящее будущее и, мы с вами ему в этом поможем.

* * *

Сей персонаж, которого в данный момент охмуряет Елизавета — имеет все признаки «генерального конструктора сталинской эпохи»…

Помните, да?

Другого такого же пробивного, как эфиопский чёрный носорог — я среди товарищей красных командиров, пока не вижу. Разве что «коллективный разум» из тех — кто был приглашён кроме него. Так это, запасной вариант на случай фиаско с главным претендентом.

Всем Михаил Тухачевский устраивает меня на роль «главного конструктора» национальной военной доктрины, за исключение одного пункта:

«(Должен) иметь реализуемую в тех условиях — при существующем оборудовании, технологиях, материалах и квалификации работников, идею самой „вундерваффли“».

Все идеи Тухачевского, от технических до чисто военных — бредово-фантастические и, нереализуемы в настоящих условиях.

Ну, так за мной не заржавеет!


— «Михаил Тухачевский»? — изумлённо-возмущённо переспрашивает Слащёв, — так ведь это… Это — мерзавец!

Сделав успокаивающее движение:

— Ничего страшного. Как говорил вождь всемирного пролетариата, товарищ Ленин: «Иной мерзавец — нам тем и полезен, что он мерзавец».

Несказанно охренев, тот только и смог произнести:

— Да… Велик человек был… Во всём без исключения, велик!


Подождав когда он в очередной раз закурит, спрашиваю:

— Так что, Яков Александрович? Какой будет ответ на мои предложения? Я Вас не неволю: если не хотите сотрудничать со мной по обоим предложениям — выберите какое-либо одно, на своё усмотрение.

Однако, вижу — менжуется и хорошо понимаю по какой причине.

— Если же Вас смущает, что дифирамбы будут петь про Мишку Тухача — а не про Вас, любимого, то позвольте мне прочесть стихи:

— 'Мы говорили в дни Батыя,

Как на полях Бородина:

Да возвеличится Россия,

Да сгинут наши имена![4] '.


— Вам, товарищ генерал, что важнее: ездить или «шашечки» носить?

Это произвело должное впечатление. Скомкав картонный мундштук выкуренной папиросы в кулаке и вышвырнув её в форточку, Слащёв выпрямился и произнёс, протягивая мне руку:

— Другой бы на моём месте не согласился, Серафим Фёдорович! Однако, найдя в Вас ещё большего авантюриста — чем я сам, принимаю оба ваших предложения.

Крепким мужским рукопожатием, наш договор был закреплён.

* * *

— Тут ещё одна заморочка, Яков Александрович…

— «Заморочка»? Это, какая же?

— В виде «Слащёва-Крымского» — Вы мне не нужны. За Вами, я уверен — бдительно присматривают товарищи из «ОГПУ» и, своим громким именем и вызывающим поведением — Вы погубите меня и все мои начинания.

Облизнув языком губы, тот:

— Поведение я сменю, не беспокойтесь. А что мне прикажите делать с моим «громким именем»?

— Для блага России, генерал Слащёв должен умереть, сгореть и птицей Феникс — возродиться вновь из пепла с новым именем. Вы понимаете, про что я?

— Вполне.

— Согласны?

— Согласен.


В азарте от прухи, потираю руки:

— Как сказал «автомобильный король» Америки — Генри Форд: «Время — деньги!». Поэтому всё надо проделать очень быстро, в три месяца, чтоб успеть к новому учебному году. Первым делом Вы должны официально развестись и расстаться с Ниной Николаевной…

Конечно, вновь удивляется, но уже как-то вяло:

— Даже, вот как?

Устал удивляться, по ходу.

— Даже, вот так! И причём, желательно — со скандалом, битьём посуды об стены, бабской истерикой, слезами и соплями. После развода она уедет «кружным путём» в Ульяновск, где я её обеспечу достойным жильём и трудоустрою… Ваша супруга по основной профессии — медсестра?

— Она — «сестра милосердия»…

Невольно морщу лоб: до сих пор не удосужился узнать разницу между простой медсестрой и «милосердной». Выручил сам Слащёв:

— … И ещё она очень любит театр: организовала на «Выстреле» драмкружок, возглавляет его и сама играет.

Неподдельно обрадованно восклицаю:

— Могу с избытком обеспечить вашу супругу обеими этими достойными занятиями! Однако, скачем далее…

Слащёв внимательно слушает, не перебивая.

— … После развода Вы уходите в двухнедельный запой — что никого не удивит. Если Вас тут же не уволят с «Курсов» — начинаете, жалуясь на ухудшение здоровья после перенесённых ранений и контузий — «косить» под немощного инвалида. Найдите врача и официально подтвердите это — финансовыми средствами для этого, я Вас обеспечу. Проситесь на пенсию и, чтоб Вас на неё гарантированно выпнули — пропускайте лекции на курсах. После увольнения, Вас также выселят с казённой жилплощади. Поселитесь в каком-нибудь «клоповнике» и начинайте торпедированным «Титаником» опускаться на самое «дно»… Сможете, Яков Александрович?

Презрительно фыркнув:

— Это, после почти шести лет окопной жизни? Издеваетесь, никак⁈

— Ничуть!

Всё равно, придётся Мишку на всё лето в Москве оставить — Слащёву в «ассистенты».

— Как только к Вам, как к полностью деградировавшей личности — исчезнет всякий интерес у кого-то там не было, Вы тотчас исчезаете сами…

Шары по полтиннику:

— Как «исчезаю»⁈

Популярно объясняю:

— Как материальное тело в «чёрной дыре». Через какое-нибудь время, где-нибудь в сточной канаве будет найден обезображенный труп в вашей одежде, с вашими личными вещами и документами. После опознания, когда свидетели — зажимая нос и воротя морду Вас опознают, «бывший белогвардейский генерал Слащёв» — будет торжественно сожжён в крематории, о чём тут же будет сообщено в советских и эмигрантских газетах…

Конечно, придётся самому изредка наведываться в Москву — контролировать Барона и ход операции в её самых решающих фазах.

— … А, примерно в это же время, из какого-нибудь захолустного Старгорода, в волостной городишко Ульяновск приедет учитель немецкого языка с безупречными документами. Имя-отчество можно оставить свои — чтоб не путаться, а вот фамилию — вам с Ниной Николаевной — придётся обязательно обновить!

Как уже говорил, пока такое вполне возможно. Официальной прописки нет, в качестве удостоверений личности же (который для гражданина Советского Союза не обязателен и выдаётся по желанию) в стране функционировали самые разнообразные документы: старые паспортные книжки, виды на жительство, свидетельства о рождении и браке, служебные удостоверения, всевозможные справки и мандаты, выдаваемые различными учреждениями новой власти.

У меня подобного — как гуталина на гуталиновой фабрике!


Помолчали и, затем я, посматривая на недавно приобретённые «Swiss»:

— Какие-нибудь конструктивные замечания, предложения, уточнения и дополнения к моему плану имеются, Яков Александрович?

Судя по времени, уже сравнительно давно должен начаться аукцион по продаже картины «МАРС — НАШ!!!» основательницы неофутуризма, Елизаветы Молчановой.

Слащёв, с видом бывалого знатока буквально всего на свете, отвечает:

— Пока нет, но по личному опыту планирования боевых операций знаю: всё это будет — после первого же «выстрела».

— Вот тогда и будем их решать! Пока же, давайте с вами вернёмся на Вернисаж. Торги, поди — в самом разгаре и мы можем пропустить самое интересное…

* * *

Уже почти в дверях, я его остановил:

— Яков Александрович! Вы случайно не поддерживаете связь с бывшими офицерами бывшего гвардейского Семёновского полка, проживающими ныне в Ленинграде?

— Ни «случайно», ни намеренно — нет, не поддерживаю, — но голос его чуть заметно дрогнул, — если Вам это неизвестно, Серафим Фёдорович — я служил в Лейб-гвардии Финляндском полку, а не в Семёновском.

— Тогда извиняюсь…

Ничего! Главное его к нам в Ульяновск перетащить, а там мы ещё поговорим.

* * *

Действительно, страсти на аукционе кипели нешуточные!

Цена лота дошла до 5 тысяч рублей — упомрачительная по тем временам сумма для картины, тем более для начинающего художника.

Правда, тссс!

Уточню по секрету: оба азартно «бодавшихся» за право обладания ею нэпмана — мои подставные лица.


Буквально спустя несколько минут после моего возвращения в зал, вышла некоторая заминка и затем — никем не ожидаемый финал всего этого «представления».

К любезнейшей с красными командирами автору и пока ещё владелице картины — Елизавете Молчановой, подошла управляющая этим акционерным заведением — её мама Надежда Павловна и, что-то шепнула ей на ушко. Та, извинившись и оставив красных командиров скучать в сугубо мужской и недружной компании, пробралась через расступившуюся толпу к профессиональному аукционисту с молотком и что-то ему вполголоса сказала. Переспросив и получив подтверждение, тот ударив молоточкам — издавшим «небесный звук», объявил:

— По требованию владельца, лот — картина «МАРС — НАШ!!!», снимается с торгов, с удержанием с него пятнадцати процентов комиссионного сбора. Аукцион объявляется закрытым.

Толпа, единым выдохом ахнула…

Засунул под мышку «орудие труда», аукционист с двумя своими помощниками направился на выход, при полном молчании стопроцентно «остекленевшего» зала.


Елизавета, встав у картины и сверкнув — как бриллиантом чистейшей воды, ослепительной улыбкой, подняла руку:

— Товарищи! Средств от продажи благотворительных билетов на аукцион — оказалось столько, что их вполне достаточно для ремонта «Стойла Пегаса» и на уплату комиссионного сбора.

Слегка кивнув, что можно принять за общий поклон присутствующим, она:

— Благодарю за помощь, друзья!

Сделав театрально-эффективную паузу, Лиза повернулась в сторону военных:

— Свою картину «МАРС — НАШ!!!», я безвозмездно дарю Высшей тактическо-стрелковой школы командного состава РККА им. Коминтерна «Выстрел».

Краскомы, недоумённо-восторженно поглядывают друг на друга — видно не совсем доверяя своим ушам.

— Николай Владимирович! Подойдите сюда.

Брат, в недалёком будущем всемогущего Валерьяна Куйбышева, ныне занимающий должность Начальника курсов «Выстрел», с готовностью ей подчинился и как собачонка на задних лапках прибежал к картине. Когда, он подошёл, Елизавета погрозив пальчиком:

— Вручаю Вам эту картину, но с одним непременным условием: где она будет висеть — буду решать я. Принимаете его?


Конечно же, картина будет висеть не у него в кабинете, а на самом видном месте — чтоб каждый курсант Школы, мог её по несколько раз в день видеть.

Понятно для чего, да?

Если мы с вами, по несколько раз видим картинку какой-нибудь красотка в бикини — мы непроизвольно будем хотеть «обладать» таковой ж, чтоб ей… Чтоб с ней приятно провести время, а возможно даже предложить руку и сердце.

Уверен, такая же шняга произойдёт и с стрелковым оружием для РККА: главное — сломать некоторые стереотипы об нём в головах у будущих стратегов.


Тот, аж подскочив от готовности угодить юной художнице и, видимо в голове — строящий очень «далёкие планы» насчёт неё, расплылся в донельзя глупой улыбке:

— Конечно, принимаю, товарищ Молчанова!

«Лошара конкретный, — мысленно усмехаюсь, — она теперь будет тобой вертеть — как Мальвина тем блохастым пуделем».

Видать, у него в зобу дыханье сперло и задыхаясь:

— От лица руководства Высшей тактическо-стрелковой школы командного состава РККА имени Коминтерна «Выстрел»…

Бла, бла, бла!

Короче, Вернисаж закончился тем, чем и начался — митингом и громкими речами, произносимыми далеко не по существу. Надоело хуже горькой редьки, но пока без этого никак нельзя.

В конце концов, румыны в насквозь мокрых от пота вышиванках, как сумели — три раза пропиликали-протрубили «Интернационал» и, все разошлись довольные собой и проведённым временем…

* * *

Елизавета, вновь предстала пред мои очи где-то через неделю после Вернисажа и, после взаимных приветствий с обнимашками и поцелуйчиками и, ставшего уже традиционным «всевдотраха», отдохнув-выспавшись — довольно-бодрым тоном отрапортовала мне:

— Наиболее близко подтащить меня к койке удалось… Отгадай с трёх раз…?

Дразню её:

— Тому армянину. Как, его хоть там?

Возмущённо пищит, хотя и несомненно догадывается что я «включил тупого»:

— А вот и неправда! Григорий Давидович — очень культурный, воспитанный и порядочный человек. И отличный семьянин! Мы с ним подружились и без всяких ухаживаний за мной с его стороны — как за женщиной и, он обещал мне напечатать в журналах «Выстрел» и «Военный вестник» — Анисимова и Взнуздаева и твой «Марс — наш». А также через Наркомпрос поспособствовать введению уроков начальной военной подготовки в школах второй ступени.

Как я уже говорил, Григорий Давидович Хаханьян — крупный военный теоретик, редактор военных журналов и, со следующего года — Начальник Курсов усовершенствования командного состава «Выстрел».

Очень полезное знакомство.


Молодец, моя Лиза, хорошо потрудилась!


Продолжаю её троллить:

— Тогда сдаюсь. Кто ж этот несчастливчик?

— Тухачевский… Вот это — настоящая свинья и бесцеремонный хам, хоть и выглядит красавчиком со светскими манерами. Буквально вчера — женат в четвёртый раз и, уже успел пообещать мне вновь развестись. Бедная женщина… Какой бесподобный подонок! Но…

Она, звонко рассмеялась:

— … Расстались друзьями!

— Это то понятно. А что ты ещё у сего стратега нашла — кроме того, что он — свинья, хам и подонок?

Достав из сравнительно небольшой дамской сумочки целый ворох исписанных листков:

— Ты был прав: удивительная со стороны столь высокопоставленного командира халатность в хранении секретной документации. Я даже примерно знаю — за что его когда-нибудь расстреляют.

«А я вот — ещё не знаю, моя девочка! Я перебираю возможные варианты…».

Раскладывая на столе перед собой принесённую «добычу», пожимаю плечами:

— А что ты хотела от вчерашнего подпоручика?


Задумываюсь…

С Тухачевским, в зависимости от его «поведения» — возможны две линии развития событий. Ну, что ж…

Всё, просто отлично складывается!

Интересуюсь:

— Как остальные товарищи красные командиры? Не соскочил ли кто из них «с крючка»?

Слегка пренебрежительно:

— Кроме Григория Давидовича, конечно, все они как один — обещали ждать, когда я подрасту. А Константин Брониславович, даже обещал всё бросить и приехать за мной в Ульяновск.

Это — Калиновский, если кто забыл — «папа» советских бронетанковых войск.


Закругляя разговор о делах, спрашиваю:

— Проводила своего «хама с великосветскими манерами» на Западный фронт?

В «военные округа» — фронты кажись, ещё не переименовали.

— Да! Посадила на поезд в Минск и даже поцеловала в щёчку на прощанье.

— «Дан приказ ему на Запад, ей — в другую сторону»! Собирайся обратно в Нижний Новгород, девочка: ты свою работу сделала на отлично.

А я ещё на пару недель останусь в столице.

* * *

[1] «Вернисаж», автор текста (слов) Резник И., композитор (музыка) Паулс Р…

[2]Во время корейской войны американцы сообразили, что 70 % ранений попадают в корпус, причём низкоэнергетическими осколками и пулями на излёте.

[3]Из письма Е. А. Митруль — М. А. Булгакову:

'…В ноябре 1919-го начальник временной администрации Николаева от генерал-майора Слащёва полковник Бриссель издал три приказа населению: первый — о добровольной сдаче холодного и огнестрельного оружия; второй — об обязательной работе торговых лавок, магазинов, театра, школ и библиотек; третий — о введении комендантского часа для гражданских лиц с 21.00 до 05.00. Всех праздношатающихся примерно наказывать, вплоть до расстрела.

…Комендант Бриссель в связи с военным положением отменил гражданское и уголовное судопроизводство. Всех воров, карманников, грабителей и мародёров судил военный трибунал. В ноябре на рыночной площади в Николаеве публично повесили 14 человек, среди которых 6 деникинцев(2 офицера и 4 нижних чина), остальные — из числа ночных грабителей'.

[4]Взято из романа Валентина Савича Пикуля «Честь имею» (1986).

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник