© Артем Косткжевич, илл., 2016
/фантастика
/будущее Арктики
Все года, и века, и эпохи подряд
Всё стремится к теплу от морозов и вьюг,
Почему ж эти птицы на север летят,
Если птицам положено только на юг?
И действительно — почему? То есть не птицы, а люди? Чем был Север, Арктика, просторы «белого безмолвия» для наших совсем не таких уж дальних предков, уроженцев той эпохи, когда фантастика в достаточной мере начала осознавать себя как явление? Собственно, и в фантастике этот период закрепился, хорошо вписавшись в нишу «стимпанка» или «викториана». Впрочем, оба этих направления по умолчанию предполагают британский колорит — так что лучше говорить о «ретро ближнего прицела», ибо самые фантастические из научных гипотез об Арктике высказывали хотя и современники королевы Виктории, но не ее подданные.
Но сперва вернемся к тому, чего же все-таки обитатели стимпанка ждали от Дальнего Севера, зачем стремились туда. Во-первых, они отчасти наследовали своим предшественникам, цели которых для второй половины XIX века уже теряли актуальность: пушнина, кожи (прежде всего, моржовые, до изобретения синтетики мир в очень большой степени держался на коже и особо прочные шкуры оказывались стратегическим сырьем, без которого задыхались целые технологические ниши), моржовый клык, китовый ус, ворвань…
Значимость ворвани, китового и тюленьего жира в стимпанковские десятилетия вдруг резко возрастает: промышленность-то работает на угле, освещение — в основном на газе (не нынешнем природном, а образующемся при коксовании угля), однако доля сальных свечей и масляных ламп оставалась велика, а для их производства требовался преимущественно китовый жир. Да и технические смазки изготовлялись главным образом на его основе. Это уже ближе к XX в. дело по-крупному запахло керосином, парафином и ацетиленом, а до того момента китобойный промысел в арктических и антарктических морях был очень важным делом, да и вообще китобойская субкультура серьезно отразилась и в литературе, и в природоведении, и в истории освоения дальних рубежей. Именно китобойцы, как до них охотники за пушниной, а после них геологи, стали тем «Фронтиром», на границы которого опирались, прежде чем шагнуть в Неведомое, путешественники, ученые и фантасты.
Конечно, во все века такие экспедиции сулили еще и территориальные приобретения. Но к викторианскому периоду с ними в общем уже разобрались — и даже негласно сочли, что на самых ледовых широтах это скорее балласт, чем ценный груз. Разве что в число таких приобретений попадет остров или пролив, который может оказаться «зоной подскока», ключевой точкой на удобном пути к более ценным территориям…
Тут имелись свои нюансы. Большую часть стимпанковских десятилетий человечество лелеяло надежду, что арктические льды сковывают более-менее сплошным панцирем лишь прибрежную зону, а ближе к полюсу лежит, может быть, и не по-настоящему теплое, но открытое море, согретое Гольфстримом. И может быть, таящее новые земли, но главное — свободное для трансокеанского судоходства.
Эта гипотеза, для своего времени обоснованная, окончательно была развеяна результатами полярных экспедиций уже в 1880-х. А ведь именно она лежала в основе долгих и мучительных поисков Северо-Западного прохода — да, собственно, и Северо-Восточного — иначе Северного морского пути. Оба они в принципе покорились исследователям (взяв за это огромную цену в пересчете на число жертв и потраченных усилий), но без открытого полярного моря оказались на тот момент совершенно невыгодны для коммерческого судоходства. По иронии судьбы ситуация меняется лишь теперь, на волне глобального потепления — но это, как сказали бы классики, совсем другая история.
Этот вариант, надо думать, предложен не совсем всерьез — но вообще-то и фантасты, и полярники иной раз о нем задумывались
Для нас наличие такого моря сделалось особенно желанным после открытия Суэцкого канала, обозначившего возможность сквозного судоходства вокруг всей Евразии. А это уже создавало массу новых геополититческих возможностей: Ордусь — не Ордусь, но… Причем эти ожидания пришлись на самые продуктивные для нашей истории годы. Может быть, в каком-то из параллельных миров они и сбылись.
Строго говоря, российская Арктика продолжала обещать сюрпризы и после того, как от идеи открытого полярного моря пришлось отказаться. Потому что существовала еще и гипотеза «Арктиды»: нет, не полярного материка (то есть о нем тоже думали, но на куда более ранних стадиях развития науки), а совокупности архипелагов, дальними окраинами которых будто бы являются Новосибирские острова, остров Врангеля и даже Шпицберген. На некоторых из них ожидались достаточно благоприятные условия — ведь летят же туда птицы!
Да, знаменитая Земля Санникова — среди них. И загадочный остров-эфемерид, и знаменитый роман Обручева.
По-видимому, некоторые «дополнительные» острова над поверхностью Ледовитого океана действительно выступали, причем даже в историческое время. В принципе они могли даже дать убежище каким-нибудь онкилонам или мамонтам: ведь на вышеупомянутом острове Врангеля последние мамонты дотянули до времени первых пирамид. Другое дело, что условия жизни на них могли показаться благоприятными только тому, кто долго и старательно приспосабливался к реалиям Ice Age: природа не припасла для этих краев никакой фантастической «грелки» вроде активно действующего вулкана из «Путешествий и приключений капитана Гаттераса» или его полупотухшего коллеги из «Земли Санникова». Впрочем, были и более экзотические предположения: венгерский фантаст Мор Йокаи еще в 1872 г. решил обогреть приполярный мир за счет нефтяного вулкана. Но о его романе «До самого Северного полюса» чуть ниже.
Окончательно от представлений об Арктиде как о чем-то ныне существующем отказались… да что там, совсем недавно: даже не до, а после Второй мировой войны. Но уже с начала прошлого века мода на нее, точнее, на ее абсолютно нереального «двойника» под названием Гиперборея, распространилась в оккультно-мистическо-националистических кругах — что у исследователей, многие годы потративших на изучение Арктики, конечно, вызывало лишь скрежет зубовный.
Вообще же поиск «неведомых зверей» на арктическом побережье, в северных морях и на затерянных среди них островах — достаточно плодотворное направление старой фантастики. Ищут и находят представителей ледниковой фауны, палеолитических людей (иногда не-андерталоидных, но чаще почти не отличающихся от нас по уровню разумности, хотя и покрытых густой шерстью), вовсе непонятно каких чудовищ мамонтозавровского облика, представителей древней могущественной расы (гипербореи, чтоб им!..), могущественных древних духов, иногда «совмещенных» с людьми, животными и гипербореями. Обнаруживают их живьем в каких-то «затерянных мирах» локального масштаба, или в глобальных подземных обиталищах, история которых восходит к модели «полой Земли» (конечно, в первую очередь, вспоминается «Плутония», но вообще-то таких фантастических путешествий было много, на самых разных языках, у некоторых авторов вообще аналог Саракша получался), или находят в вечной мерзлоте заледеневшие, но пригодные для оживления тела… Или…
Самое-самое «или», пожалуй, принадлежит перу уже известного нам Йокаи. В своем антинаучно-фантастическом романе он совместил ВСЕ: реальную экспедицию на шхуне «Адмирал Тегетхофф» (результатом которой, между прочим, стало открытие Земли Франца-Иосифа), полуразумную популяцию белых медведей (правда, Симмонс или Пулман могут не только заключить мировую с медведем, но и склониться перед ним, а в неполиткорректные времена Франца Иосифа человек таки заставил полярных хищников покориться своей воле), замороженные туши древних животных (мясом которых, оказывается, и питаются медведи!), огромную подледную пещеру, плавучий остров, дойных китов, оживших троглодитов (по-венгерски с ними объясниться не получилось, но древнееврейский язык они, оказывается, знали… как и венгерский матрос на австрийском судне: разумеется, все простые венгры достаточно образованы, чтобы читать Библию в оригинале…), любовь (с прекрасной троглодиткой) и катастрофу (с тем самым нефтяным вулканом)…
Пожалуй, чего в этом сюжете нет, так это самой Арктики. На поверхности ледового поля автору крайне некомфортно, поэтому он тут же переносит действие в пещеру, где «законсервирована» теплолюбивая фауна древних джунглей, включая, как ни странно, мамонта. Ибо не может же действительно уважающий себя зверь обитать в Белом безмолвии! Вот и медведи поселились там исключительно после того, как нашли огромную, на 20 000 лет хватило, кормушку с консервами.
Итак, Арктика «охотников на чудовищ» очень многообразна, но по-настоящему высоких литературных образцов в ее фантастическом изобилии, увы, немного. Ну «Белый котик» Киплинга — но там скорее дальневосточный, чем полярный, антураж. Еще, пожалуй, «Реликт третичной эпохи» Джека Лондона, хотя этот рассказ странно безжалостен даже для своего времени, а для нашего тем паче. И незавершенный роман (повесть?) Марка Твена «Великая тьма», в которой корабль-микрокосм год за годом стремится к полюсу по открытому северному морю, временами отстреливаясь из пулеметов от исполинских кракенов, и команда его уже не представляет, что где-то есть иная жизнь…
Еще заслуженно остался в истории фильм Мельеса «Завоевание полюса» (1912), тоже осознанно использующий весь арсенал пародийно-антинаучной фантастики. Иной раз нам даже нелегко угадать объект пародии, но современникам при первом же взгляде на скелетированные руки «ледового великана», едва не сожравшего участников экспедиции, было ясно: это один из вариантов вытаявшего изо льда древнего аборигена, «оживший мертвец».
Впрочем, по бурно фонтанирующей фантазии с Йокаи даже Мельес потягаться не мог. А вот кое-кому из «практикующих» полярников удавалось: например, Георгий Седов в начале своей экспедиции всерьез подумывал о том, как бы обучить пойманного медвежонка-подростка тащить нарты. Но в ходе экспедиции Седова вообще слишком часто имели место разного рода «странности», которых более опытные организаторы старались избегать: что хорошо на страницах книги, то чревато во льдах.
…А вот нефть и газ в «старой» Арктике словно бы отсутствовали: ни полярники, ни фантасты этим вопросом не занимались (разве что вдруг мелькнет на заднем плане нефтяной вулкан). Спутники капитана Гаттераса по старинке ищут каменный уголь, уголь же собираются добывать в полярных широтах герои другого жюльверновского романа, «Вверх дном», без колебаний готовые сдвинуть ради этого земную ось и затопить огромные территории. Что поделать: стимпанк на марше, угольный котел ему как-то милее, чем бензобак или газовый баллон.
Так почему все-таки птицы из Сибири летят зимовать на север, если никакой Арктиды нет? Дело в том, что они учитывают ту реальность, в которой Арктида была. Летят-то в Канаду, где зимой климат мягче сибирского, но следуют, «по старой памяти», вдоль ушедших под воду хребтов, вершины которых перестали подниматься над поверхностью очень давно, как минимум после ПОЗАПРОШЛОГО оледенения. Маршруты птичьих миграций, раз сложившись, меняются куда медленнее, чем лик Арктики…