«Если», 2016 № 04

Олег Дивов
К ВОПРОСУ О НАВИГАЦИОННЫХ АВАРИЯХ

/фантастика

/беспилотные аппараты

/традиционные технологии

Человеку, далекому от флотской действительности, может показаться странным, что дедушка-сапер, помойное ведро, белый медведь Михаил Иванович и оральное управление самолетом с подводной лодки никак не отражены в рапорте об инциденте на ЛРС-28. Но такова суровая правда Заполярья: тут не до жиру и из всего перечисленного наши ледовые ремонтные станции штатно оснащены только помойным ведром. Остальное попало на поверхность льдины случайно и временно, а некоторым и вовсе там делать нечего, особенно подводной лодке.

Рапорт полон выражений наподобие «своевременные решительные действия» и в целом оставляет впечатление, будто персонал станции играючи одолел заградительную систему «Невод», каковая всегда рада прибить кого ни попадя, да нынче не на тех напала. Североморцы проявили свойственную им военно-морскую смекалку — прямо так и сказано, честное слово, — и уделали это чудо-юдо одной левой.

Чтобы никому не было обидно, гнусное коварство и общая мерзопакостность «Невода» описаны в подчеркнуто восторженном тоне.

Но если честно, пресловутую военно-морскую смекалку ярче всего демонстрирует именно рапорт, и только он один.

Мы научились составлять отчеты о происшествиях так, что потом сами недоумеваем: а почему нас наказали? Судя по этому документу, ЛРС-28 просто обязана была пойти на дно вместе с личным составом и имуществом, включая помойное ведро, увлекаемая в бездну обстоятельствами непреодолимой силы. Описанная в рапорте цепь чрезвычайных происшествий выглядит и правда непреодолимой — но моряки-североморцы вовремя решительно проявили чего они там проявили. И точка. Будто не было цепочки случайностей, благодаря которой обошлось умеренными разрушениями и ни одно военно-морское тело не пострадало. Вернее, пострадало уже потом, на берегу.

Как сказал командующий флотом дедушке-саперу: дай мне волю, я бы некоторых протянул под килем, но времена нынче вегетарианские, обойдемся изнасилованием.

Они больше так не будут, заверил дедушка. Они теперь ученые. А я, наверное, поеду отсюда, пока еще чего-нибудь не взорвалось и не утонуло. Спасибо за грибочки, хе-хе, ну и вообще. Развлекся на старости лет.

Услыхав про грибочки, командующий тихо застонал.

Да ладно тебе, сказал дедушка, наплюй и забудь. То есть это все ужасно, но… Ты только представь, что было бы, если…

Стоп. Тут самое время показать свойственную нам военно-морскую смекалку: оборвать заслуженного человека на полуслове и раскрутить историю с начала.

Северный флот работает в особо трудных условиях: здесь бывает холодно, темно, да еще и, представьте себе, мокро. Чтобы превозмогать это, русские выдумали физику и химию: ядерные силовые установки и спирт. Но служить на Севере все равно непросто. Пока заградительная система «Невод» сдерживает поползновения вероятного противника, наши главные враги в Арктике — обледенение и разгильдяйство. Мы с ними, конечно, боремся. А они борются с нами.

Как-то очень хорошо в том году было с навигационными авариями. Не подумайте, что мало, совсем наоборот. Богато, разнообразно и даже в некотором роде изобретательно. А когда начнешь выяснять причины, так и вовсе увлекательно. Ибо присущие флоту лихость и остроумие в форме служебной халатности и неполного соответствия занимаемой должности, будучи пристально и объективно рассмотрены, прямо завораживают. Просто не знаешь, что сказать.

Сидишь такой завороженный и думаешь: вот товарища офицера Родина выкормила, вырастила, выучила, вручила фуражку и служебную квартиру, да еще следила, чтобы он, мерзавец, не потонул, не взорвался, не захлебнулся и вообще, как говорится, не сгорел на работе. Казалось бы, должна эта инфузория в погонах демонстрировать некое минимальное ответное уважение. Ну хотя бы путем сохранения вверенного ей имущества и экипажа. От тебя, дубина, не ждут подвигов, тем более, на Северном флоте сама жизнедеятельность временами имеет подвижнический оттенок. Ты просто не пытайся утопиться, гад такой, едва Родина отвернется на пару минут. Ну элементарно же.

Да не тут-то было.

На общедоступный язык понятие «навигационная авария» переводится одним емким словом: «промазал». Радары, сонары, лазерные дальномеры — все побоку, мы — носом об стенку да вдребезги. Спутники бороздят космические просторы, чтобы облегчить нам ориентацию в пространстве? Замечательно, полный вперед — и брюхом на камни.

Столкновения, выбросы на берег, навалы, сносы, касания грунта сыпались на наши многострадальные головы, будто из худого порося. Вдогонку летели приказы, исполненные недвусмысленных угроз; виновным и невиновным было вставлено и еще добавлено, но корабли и лодки продолжали биться, словно эти оргвыводы их не касаются. И что интересно: пока работаем по зловредной системе «Невод», каковая есть конструктивно враг всего мореплавающего, — хоть бы кто блуданул да промахнулся. Стоит войти в зону действия системы, экипаж чудным образом исправляется: никакой морской смекалки, одно четкое выполнение инструкций. Крепко сжав ягодицы, штурмана идеально рисуют курсы, и верно держат их рулевые. Тоже крепко сжав ягодицы, ибо страшновато. «Невод» разгильдяев не любит, ни ваших, ни наших. И чем дальше от родного берега, тем меньше похожи на разгильдяев моряки-североморцы. Но как нацелится кораблик в базу, расслабится — жди происшествия.

До того доходило, катер боялись послать с бельем в прачечную. Утонет же, сволочь.

Решив, что административные методы борьбы со злом исчерпались, руководство призвало инквизицию: во имя недопущения и предотвращения собрали партийный актив флота. Это, знаете, такая крайность, такой последний рубеж обороны военно-морского здравого смысла от военно-морской смекалки, что больше не с чем и сравнить.

Только, извините, персонально Великого Инквизитора никто не приглашал. А он собрался. Товарищи офицеры, к нам едет с инспекцией Начальник Главного Политуправления, и начнет он с посещения актива по навигационным авариям. Поможет нам, грешным, обсудить создавшееся положение и найти эффективные пути решения проблемы. Всем подмыться и надеть чистое исподнее. Аминь.

Услыхав эту духоподъемную новость, товарищи офицеры сразу взбодрились, крылышки расправили да давай глядеть орлами: ну допрыгались, голубчики, что уж теперь. Пропадай моя телега, догорай моя лучина, последний нонешний денечек гуляю с вами я, друзья.

Начальник ГлавПура такой страшный военный зверь, который даже министру обороны не подчиняется. А у нынешнего еще и прозвище Товарищ Замполит. Почему?..

— Если я начну рассказывать, у вас волосы шваброй встанут! — доверительно сообщил адмирал, командующий флотом.

Но, видно, есть на небе специальный военно-морской бог, сжалился он над североморцами, и Товарища Замполита скрутил приступ желчекаменной болезни на почве личной вредности. А инспекция назначена, ее никто не отменял. На замену фигуре такого калибра требуется минимум член группы генеральных инспекторов, но группа нынче вся в разъездах и свободен лишь один дедушка в звании маршала инженерных войск. Натурально дед, ветеран всего на свете, Ленина видел — и хоть бы хны.

Адмирал берет за жабры начальника разведки и требует дать на дедушку подробную ориентировку. Разведка садится на телефон, потом хватает свой «оперативный портфель», где две бутылки водки, черная икра да соленая рыбка, — и исчезает. А назавтра, дыша в сторону, докладывает: маршал в особых зверствах не замечен, начинал простым сапером, воевал, характеризуется вообще положительно, однако с ним держи ухо востро. Он в роли инспектора любит прикидываться любопытным чайником, который ничего не понимает, но ему все интересно. Ну ему и выбалтывают лишнее, за что потом огребают. Конкретно у нас маршалу будет очень интересна работа по «Неводу». И даже есть мнение (разведка делает паузу и слегка оглядывается в сторону, где стоит домик Особого отдела), что маршал к нам намылился поперед заместителя Товарища Замполита. Тот вроде хотел побороться с навигационными авариями, но дедуля его отодвинул хрупким старческим плечом. Дальше мы ничего утверждать не можем, но был слушок, что до выхода в тираж, то есть попадания в группу генеральных инспекторов, маршал курировал некий полумифический НИИ Сантехники. Неофициальный лозунг которого, как известно: «Откачаем все дерьмо от родного берега». И из Северного Ледовитого океана, в частности.

Короче, этот сапер может нам устроить веселуху, но навигационные аварии ему, скорее, побоку, если они «Невод» не трогают. А мы чего, мы там не тонем, мы бедокурим поближе к базе, желательно прямо об нее бьемся, вода-то холодная, купаться долго неохота.

— Значит, мы ему рыбалочку, мы ему поездочку за грибочками на тот берег… — прикидывает адмирал, отдуваясь и сдерживая инстинктивное желание перекреститься. — А по «Неводу»… Упремся-разберемся. Чего попросит, то и покажем. Да хоть на льдину отвезем, если здоровье позволяет. Белого медведя не видали нигде? Надо бы медведя. Убедительного такого, хор-рошего!

— Да что же в нем хорошего?

— Ничего! Но если инспектор едет смотреть, как мы работаем, а у нас медведя нет… Вдруг он подумает, что нам легко? Что нам служба медом кажется? Вот мы и расслабились тут!

— Если этот дед персонально забросил в море невод, он знает…

— Пока он знает только, что мы чемпионы ВМФ по спасению утопающих! А у нас, между прочим, хищники повсюду ходят! Мы несем службу в экстремальных условиях! Здесь холодно и страшно!

— Я уточню насчет медведя, — обещает разведчик, тяжело вздыхая.

— Ну вот видишь, — говорит адмирал. — Можешь, если хочешь!

На том и порешили.

С тех пор как появились атомные субмарины-ракетоносцы, северное побережье — наше слабое место. Ледяной покров Арктики — идеальное укрытие для лодок. Дистанция внезапного удара сокращается до неприличия. Всплывай у нас буквально под носом и пуляй своими трайдентами да томагавками практически в упор, выбивая ракетные комплексы стационарного базирования. Хрясь — и накрылась советская угроза.

Определить лодку подо льдом сложно, там все не как в нормальном море и все мешает эхолокации. Соленость воды меняется, отражающая способность льда нестабильна. Большой подарок вероятному противнику: у русских прямо на макушке — обширный, удобный и безопасный район, где ползай себе тихонько да замышляй недоброе. Они и ползали, как у себя дома. А мы сидели и головы ломали, чем бы их отогнать на более-менее приемлемое расстояние. Очень уж некрасиво выходило: пока успеешь пакет из сейфа достать, тебе уже полстраны расфигачили. Одна радость, что ты этого позора не увидишь, сгоришь вместе с пакетом.

И тут подоспели сверхкомпактные ядерные реакторы малой мощности, прозванные в народе — ну, в той скромной части народа, коя имела допуск с ними работать, — «горшками» за характерный дизайн. Потом еще «скороварки» и «тумбочки Ильича» появились, но мы больше по «горшкам». А пресловутый НИИ Сантехники, о котором все знают, что он есть, но никто не знает, правда ли это, — выдумал заградительную систему «Невод» врагам на погибель и нам на головную боль. Там все на «горшках»: от них запитаны автоматические подводные посты обнаружения, они же «посты подледного лова», а главное, силовые установки ТАТ, или татушек, как мы их по-простому кличем, тяжелых атомоходных торпед.

«Невод» очень сложная штука, но что она такое по самой идее, можно описать в двух словах: десять лет мы тупо закидывали татушками Северный Ледовитый океан, и теперь там фиг пройдешь, если ты нам не товарищ.

А если товарищ, все равно не ходи. Мы сами боимся.

Экипажи торпедоловов зовут «Невод» забодательной системой.

Как страна не вылетела в трубу, пока ее строила, в общем, не секрет: неспроста у нас дефицит элементарных товаров и четверг рыбный день. Но это временные трудности. Зато мы, образно выражаясь, перестали бояться и полюбили атомную бомбу. У кого там были пушки вместо масла, а у нас татушки вместо масла. Впрочем, масла как раз полно. И северная граница реально на замке.

Вероятный противник натурально выпал в осадок, когда понял, чего русские натворили, и убедился, что это не фантастика, а грубая реальность. Мы, считайте, обнулили ему весь стратегический подводный флот, заточенный на атаку в упор с севера. Он теперь вынужден болтаться у своих берегов на пределе дальности ракет. Не может к нам сунуться: всюду его поджидают татушки.

Строго говоря, ТАТ уже не торпеда, а автоматическая мини-субмарина. Она лежит на дне, не ржавеет, потому что пластмассовая, и спит. Когда в ее квадрат заходит лодка, не подающая сигнала «свой», татушка просыпается и чешет разбираться. И для начала легонько бьет субмарину носом куда попало. Отходит и снова бьет, уже сильнее. Она может делать это долго, очень долго. При любом твоем неправильном действии торпеда снимется с предохранителя и на следующем ударе подорвет боевую часть. А там, извините, триста килограммов.

Список неправильных действий вероятный противник знает, мы ему всю потребную информацию о «Неводе» сначала тихо слили, как будто он даже ее сам украл, а потом официально передали по дипломатическим каналам. Список короткий, три пункта. Во-первых, не меняй конфигурацию корпуса. Открыл торпедный аппарат — ты покойник. Открыл любой другой люк — покойник. Во-вторых, если всплыл, неважно, на чистой воде или проломив лед, — покойник. В-третьих, если ты хитрый и несешь антиторпеды и ложные цели на внешней подвеске, это ты сам себя перехитрил: запустишь что угодно — покойник.

Короче, ты и так уже весь помятый, экипаж с ума сходит от грохота, того и гляди легкий корпус треснет, — вали отсюда, пока цел. Выйдешь из зоны, торпеда отстанет, впадет в спячку и ляжет на дно до следующего раза.

Отбиться от единичной татушки ты в теории сможешь, если повезет, но сигнал пройдет по «Неводу» и на помощь торпеде устремятся ее подружки. А мы получим сообщение о casus belli, резко приведемся в полную боеготовность и дадим запрос: чего, подраться хотите?

Да, ты можешь гнать впереди ракетоносцев беспилотники, задача которых — увести торпеды за собой, пробить коридор. Но посты подледного лова засекут такой непорядок, и навстречу сразу ломанется форменный рой татушек, а следом пойдут охотники за подводными лодками. Ну и расценено это будет как явное и недвусмысленное вторжение.

Все, ребята, никаких больше внезапностей с севера. Атакуйте как приличные люди, издалека, чтобы мы успели ответить, выпить и закусить.

Вероятный противник нам не сразу поверил, решил посмотреть, как оно там, и мы ему не мешали. В зону «Невода» вошла беспилотная дизельная старушенция, огребла люлей, развернулась и пошла назад явно в надежде, что вдруг татушка за ней увяжется. Сцапать нашу суперсекретную торпеду да вскрыть — мечта. А фигушки. Ладно, упорная дизелюха, сильно мятая уже, зашла снова, многократно схлопотала, и тут у нее конфигурация нарушилась. Треснуло что-то, проще говоря, и отвалилось.

Татушка поняла это методически грамотно: под водой смачно бахнуло, и лодку порвало на тряпочки.

Противник внял раз и навсегда. А мы потом две недели ползали по дну, отыскивая среди обломков взрывоустойчивую капсулу с «горшком».

Был, конечно, скандал: русские закрыли для навигации международные воды. Да ничего мы не закрывали. Если ты в мирных целях, подай заявку, тебя встретят на краю зоны и вручат «гостевой» транспондер — пищалку «я свой». Каждый год у нас пасутся в мирных целях якобы метеорологические и гидрологические корабли, пытаются хоть чего-нибудь разглядеть на дне. Дохлый номер, мы и сами плохо знаем, где что лежит. Торпеды иногда чуток подвсплывают, чтобы не прилипнуть, их сносит, и это придает «Неводу» лишний элемент неопределенности, а значит, непробиваемости.

Такая вот у русских сантехника.

Одно во всей этой идиллии грустно: «Невод» надо хоть изредка тестировать и обслуживать. Механическая его часть, включая реакторы, имеет огромный срок годности, но электроника совершенствуется, и как раз в этом году идет плановая замена блоков распознавания «свой-чужой» на новые.

К постам обнаружения спускаются батискафы, они ведь на одном месте сидят, и мы точно знаем координаты. А торпеды не пойми где валяются в границах своих квадратов, то за метр от заданной точки, то за километр, и приходится их вылавливать. Это совсем отдельный вид военно-прикладного спорта. С участием особо смелых подводных лодок и водолазов без лишних нервов.

Последнее, но не наименее скучное. Если надводный кораблик сунется без разрешения в зону, торпеда и ему вломит. Когда вам в днище прилетает дура весом четыре тонны, небо с овчинку кажется. Особенно если у вас собственное водоизмещение от силы двести, тут и взрываться не надо, сам развалишься.

Конечно, наши корабли пищат «я свой» — но все равно ходить в зону никто не любит. А то было дело, вез ледокол ремонтную станцию в Карское море, и тут у него транспондер сгорел. Повезло, что на ледоколе. Дожил он до момента, когда ему с вертолета новый сбросили. Тем же вертолетом команду обратно на борт закидывали — далеко убежала.

Все это превращает работу по «Неводу» в увлекательный трагикомический спектакль, а повседневную жизнь Северного флота в сплошной напряг. Отсюда и происшествия. Устали мы. Забодала нас эта гениальная заградительная система.

А тут еще дедушка. Сапер, понимаете ли.

Инспектор-советник Министерства обороны приехал как раз к партактиву. Маршал оказался сухонек и морщинист, на все свои законные семьдесят, но глазки не закатывал, ножку не подволакивал, глядел живенько, говорил просто и с ходу расположил к себе адмирала. Военная косточка, заслуженный старый черт, видали мы таких, эти не создают проблем — наоборот, еще и научить тебя могут чему полезному. Своего адъютанта в звании полковника инспектор сразу услал в штаб «читать бумажки» — изучать рапорты и готовить проекты аналитических записок. Рыбалочку и грибочки одобрил, а потом…

— Мне бы на ремонтную станцию «Невода». Любую, по вашему выбору. И не надо экзотики, белые медведи — не интересуют. Северный полюс тоже, незачем забираться далеко. Я просто хочу пару дней понаблюдать, как работают на льду.

Он сообщил это, мило улыбаясь. Попросил, а ведь мог и приказать.

— Ну, в сентябре все станции далеко от берега. Но за час-полтора долетите с гарантией. Отсутствия белых медведей не обещаю, а в остальном условия там отличные.

— А если лодкой?

— На лодку я вас, извините, не посажу. В зону сейчас ходят одни торпедоловы, у вас нет допуска. А даже если был бы… Им и так доплачивают за вредность.

— Пошутил! — оценил маршал. — Неплохо, неплохо… Чего-то актив не начинается.

— Еще не все делегаты подошли, ждем… Да, захотите нырнуть — лодок у нас полно, милости просим на ракетоносец.

— Ну зачем ты так, — сказал маршал укоризненно.

— В-виноват, — промямлил командующий и подумал, что если этот дед прикидывается, то актер он большой. А если не прикидывается, то большой человек. Про себя командующий уже обозвал его «дедушка-сапер».

Они сидели в президиуме. Открытие партактива все задерживалось: пропали делегаты от нескольких отдаленных частей и гарнизонов. Их должен был подобрать и доставить ракетный катер, руководил переходом целый командир бригады этих самых катеров — ну и?..

Когда доложили, что в условиях плохой видимости катер с делегатами собрания, посвященного навигационным авариям, выскочил на берег в нескольких минутах хода от конечной точки маршрута, командующий позеленел, а дедушка-сапер разразился едким смешком. Вслед за ним принялся бессовестно ржать весь зал.

— Замечательное чувство юмора у этого вашего комбрига, — сказал дедушка. — Интересно, он долго готовился или это импровизация?

— Мы над ним тоже слегка подшутим, сегодня же, — пообещал начальник политотдела. — Внезапно. Экспромтом.

— Лично я вообще не буду с ним разговаривать, — заявил командующий. — Мне тратить нервы на полковников не положено по сроку службы. Я лучше сделаю очень смешно командиру флотилии. Уписается он у меня, клоун в лампасах…

— Грамотное решение, — поддержал дедушка.

Так или иначе, актив решили начинать. После доклада начПО, смысл которого сводился к фразе: «Мало вас, разгильдяев, наказывали, теперь еще и партийное взыскание наложим!», выступил флагманский штурман флота. Тут уже было что послушать: он обстоятельно разобрал причины навигационных аварий и предложил дельные меры по их предупреждению. Адмирал, ерзая на стуле, подсматривал, как увлеченно слушает инспектор. Ох, говорила же разведка: когда дедушке интересно — жди потом неприятностей. Самое время проявить себя требовательным командиром и принципиальным коммунистом, пусть хотя бы это у маршала в памяти отложится. И адмирал перебил штурмана вопросом: как объяснить сегодняшнюю посадку на берег ракетного катера? Почему элементарные сумерки и легкий туман сбили с курса современный боевой корабль? О чем думал руководитель перехода — командир бригады?

Ни секунды не промедлив, флагштурман ответил:

— А! Это просто. Это вообще классический случай. Как сказал адмирал Хиппер во время Ютландской битвы: «Готов биться об заклад, когда-нибудь ученые крысы из военно-морской академии будут ломать голову, пытаясь понять: что мы думали? А ничего мы не думали!»

Этой репликой заседание было практически сорвано. Зал рыдал и аплодировал. В президиуме сохранил хладнокровие только командующий. Ему было не до смеха: ругал себя последними словами за то, что так подставился. Рядом утирал слезы и украдкой показывал штурману кулак начальник политотдела. Успокоить публику до конца так и не удалось. Уже утверждали резолюцию, а в зале все еще кто-то гадко хихикал.

— Вот за что уважаю флотских, остры на язык, — сказал дедушка, когда они пошли из президиума на выход. — За словом в карман не лезут… А теперь объясните мне, сухопутному, правильно ли я понял из речи вашего штурмана, что главная причина всех происшествий — идиотизм?

— Ну еще и недостаток контроля, — самокритично доложил начальник политотдела. — Штурманские ошибки чаще от невнимательности или поспешности…

— Техника-то не подводит, — сказал дедушка, размышляя о чем-то своем. — Техника у вас хорошая.

— Всех накажем, — невпопад пообещал начальник политотдела.

«Начни с себя!» — подумал командующий.

От дверей к сцене навстречу потоку офицеров шел по стеночке очень грустный контр-адмирал, а за ним капитан первого ранга, совсем убитый горем. Ему сочувственно кивали. Это был тот самый командир бригады ракетных катеров: привели на заклание бедную овечку.

— Вот оно! — нехорошо обрадовался начальник политотдела. — На винте намотано!

И потер руки.

Дедушка поглядел на него искоса и неопределенно хмыкнул.

Назавтра тумана над бухтой не было и в помине, день выдался светлым и звонким, по-осеннему прозрачным. На катерном причале сгрудилась небольшая толпа с корзинами и рюкзаками, опекаемая начальником разведки.

— Ух ты, чудо какое! — удивился дедушка. — Видал такие у союзничков…

— Это японка, — сказал начальник разведки. — Тех же времен.

Безымянная самоходная баржа самурайского производства была натуральным военным трофеем и все еще исправно служила. Пришла она на главную базу флота в незапамятные времена аж с Камчатки вслед за кем-то из тыловиков. Суденышко очень удобное, и разведчик такую хозяйственность понимал. Он хорошо помнил времена, когда буквально ничего в достатке не было и ему безусым лейтенантом довелось стать ответственным за транспортировку коровы на подводной лодке. В надводном, конечно, положении.

Баржу обслуживали трое — боцман, моторист и рулевой, — брала она на борт одну машину и до пятнадцати человек. Откидная аппарель в носовой части позволяла «японке» разгружаться где угодно. Естественно, по грибы да на рыбалку «организованной толпой» отправлялись именно на барже, лучшего транспорта нельзя было и пожелать.

— Антиквариат, — ласково сказал разведчик. — Все родное, включая дизель.

— Дизель? Давно бы воткнули сюда «горшок» и электромотор.

Разведчик внутренне напрягся. У него был выходной, и ему поставили задачу обеспечить выезд инспектора по грибы. Он все сделал как надо: собрал хорошую компанию из десятка надежных офицеров, прихватил выпить-закусить. Но начальник разведки всегда на службе, а если кажется, что время чуток расслабиться — будь уверен, служба тебя догонит. Вот как сейчас. Врешь, дедушка, не купишь ты меня за рупь за двадцать.

— Да где ж его взять, тот «горшок»… — бросил он со всей возможной небрежностью. — Жилетик будьте добры, товарищ маршал…

— Да с любой торпеды, — еще небрежнее сказал дедушка, подставляя руки, чтобы надеть спасательный жилет. — И двигатель с нее же. Будто у вас дохлых татушек нет.

Ну за кого ты нас держишь, а, товарищ инспектор. Мы конечно раздолбаи, но не до такой степени, чтобы дербанить совсекретную технику.

Разведчик скорбно покачал головой.

— Я вам открою страшную тайну. Дохлых татушек не бывает. Инженерная служба флота разбирает неисправную торпеду до винтика и либо делает ее исправной, либо пускает на запчасти. А запчасти все под счет по инвентарным номерам, и их пасет Особый отдел так внимательно, будто они ему самому нужны позарез.

Вот какой я молодец, подумал он. Прекрасно доложил, прекрасно.

— Ну и зря, — буркнул дедушка. — Давно могли бы проявить свою хваленую морскую смекалку, чтобы не тарахтеть на этой шаланде и не нюхать выхлоп…

Разведчик, которому сейчас целый маршал посоветовал свистнуть атомный реактор, не сразу нашел, что ответить.

Даже несколько растерялся.

— Эта баржа — неучтенная, — доверительно сообщил он. — Наш местный летучий голландец. Ее после войны не догадались принять на баланс и поставить на довольствие, а теперь уже поздно. Каким образом мы воткнем ядерную силовую установку на корабль-призрак?

— Так она же будет краденая, ну и какая разница? — сказал дедушка, окончательно сбив собеседника с панталыку. — Команда с бору по сосенке, топливо сливаете откуда-то. Хотя бы отпадет проблема, где солярку воровать. Удивительные люди, такой ерунде вас учить надо…

Разведчик надвинул фуражку на самый нос.

— Разрешите отплытие? — бодро спросил боцман.

— Поехали, — сказал дедушка. — Заводи свою шарманку.

Двигатель застучал, потянуло дымком, и разведчик подумал, что маршал не так уж неправ. Ладно, подождем, когда-нибудь «горшок» будет стоять на каждой легковушке. А пока нет на флоте неучтенных реакторов и дохлых торпед не найти, и это правильно. Может, у нас с навигационными авариями страх и ужас, но хотя бы по торпедной части полный ажур.

И вдруг ему показалось, что он понял старого маршала, прозванного комфлотом за глаза «дедушкой-сапером». Ведь и правда дедушка. И вряд ли доживет до времен, когда сверхкомпактных реакторов, этих «горшков», «скороварок» и «тумбочек Ильича» хватит на всех. А прокатиться на тривиальной барже с атомной тягой — хочется. Или на грузовике, обыкновенном мирном грузовике. На чем-нибудь невоенном.

Да я и сам бы не отказался…

Баржа шла резво, погода стояла прямо идиллическая, маршал крутил головой и улыбался, явно наслаждаясь картиной северной золотой осени. Впереди был пологий участок берега с пляжем, и народ сгрудился в носовой части, готовясь к высадке.

Тут раздался негромкий хруст, будто сломалась под ногами сухая ветка. После чего медленно, даже с достоинством, упала вперед аппарель, образовав на носу баржи своеобразное крыло. «Японка» черпанула этим крылом воду и, подталкиваемая дизелем, начала погружение.

Флотская публика, надо отдать ей должное, не паниковала, она просто обалдела и хором выкрикнула нечто скорее восторженное, чем испуганное. В смысле: вы только поглядите, кто бы мог подумать, мы и так умеем!

Разведчик метнулся было к маршалу, но тот цепко держался за борт и с неким зоологическим интересом наблюдал за погружением, будто оно его не особо касалось.

Через несколько секунд вода накатилась валом на носовую палубу и баржа под углом градусов сорок нырнула полностью.

Как-то внезапно все стихло.

До берега рукой подать. Баржа исчезла без следа, на воде только люди и их корзинки. И вдруг тишина взорвалась диким хохотом. Потом в короткой паузе кто-то отчетливо произнес:

— Повадился матрос по грибы ходить…

Следующий взрыв смеха прервала громкая команда разведчика:

— Спокойно! Начинаем групповой заплыв к берегу! До цели всего полста метров! Иван, ты разводишь два костра! Спички не промочил? Береги! Женя, проверь личный состав! Товарищ маршал…

Товарищ маршал безмятежно покачивался на волнах, подставив лицо солнышку.

— Это ведь тоже навигационная авария? — спросил он.

— Скорее техническая. Все хорошо, сейчас мы вам буксир организуем.

Дружно, почти сомкнутым строем, народ погреб вперед. Маршала отбуксировали моторист и боцман. На берегу, смеясь и поругиваясь, отжали мокрую одежду и начали разводить огонь. Через десять минут картина на пляже была вполне рабочая: пылают два огромных костра, а вокруг них восьмеркой бегает вся компания, включая инспектора. Он потом сказал: тонуть ему по долгу службы приходилось, но до такого метода просушки саперы не додумались, спасибо за науку.

Дали три красные ракеты, их заметил сигнальный пост на сопке, и через пару часов пришел катер. К тому времени корзины были под завязку набиты грибами и пучками черемши, а товарищи офицеры слегка румянились от согревающего.

Маршал поглядел на катер с плохо скрываемым недоверием.

— У нас вроде на завтра рыбалка намечена. И знаете…

Следующая реплика маршала в пересказе начальника разведки звучала сухо и казенно: товарищ инспектор отверг идею поездки на рыбалку твердо и решительно. И безапелляционно, так что даже не думайте.

— А я и не думаю, — сказал командующий. — Я прикидываю, что будет со льдиной, когда мы туда дедушку высадим. Просто разломится пополам или — вдребезги.

— А может, не надо? — робко спросил разведчик.

— Я уже не в том возрасте, чтобы покончить с собой от стыда и позора… — протянул командующий, глядя в потолок. — Но к чему сама эта мысль? Зачем она преследует меня? Чего добивается этот настойчивый внутренний голос?

— А давайте вам сейчас внутренний голос скажет: товарищ адмирал, выпейте!

Командующий посмотрел на часы. Время было обеденное.

— А дедушка — выпил? — спросил он деловито.

— Естественно! От простуды. Потом за успешное погружение. И чтобы количество погружений равнялось количеству всплытий. Дедушка — как огурчик. Железное поколение, нам бы столько здоровья.

— Ну тогда мы с ним за обедом тяпнем. А то действительно внутренний голос… Ты медведя нашел?

— Так вы же сказали, дедушка не хочет медведей.

— Я хочу! — адмирал хлопнул ладонью по столу. — И ты хочешь. Нам теперь без медведя никак. Либо мы наглядно покажем дедушке, что у нас не курорт, что тут оглянуться не успеешь, и тебе кирдык, либо я просто не знаю…

— Уже едва не кирдыкнулись, — буркнул разведчик. — Чудом пронесло.

— А с опасным хищником — получилось бы! — заявил командующий.

Разведчик поглядел на него подозрительно и поспешил удалиться.

Выяснять, не видал ли кто на льду опасного хищника. Пока адмирал не съехал с катушек окончательно.

Молодой, скорее всего двухлетка, белый медведь ошивался на ЛРС-28 почти неделю. Сначала на него кричали и махали руками, потом стреляли ракетами в воздух, потом начали палить в зверя прицельно. Ему эта игра очень понравилась, он гонял шипящие ракеты по снегу и просил еще.

— Вали отсюда, падла! — орал начальник станции. — Не положено тебе!

Медведь валить и не думал. Он был юн, жизнерадостен и любопытен. Он чуял, что в домиках станции есть еда. И вообще тут весело.

— У тебя нет допуска! Здесь все секретное! Исчезни, умка ты хренов!

Ну сейчас, исчезнет он. Ему здесь интересно.

— Чтоб тебе родить ежа мехом наружу! — рявкнул в сердцах начальник.

Как ни странно, даже такое могучее заклинание не подействовало.

Белый медведь на льдине, где работают люди, это в перспективе ЧП с тяжелыми последствиями. Зверь со временем осмелеет и решит попробовать человека на вкус. Застрелить медведя, пока не напал, ты не имеешь права. Тебе положено его отгонять ракетами и шумовыми эффектами. А если не отгоняется, значит, ты плохо стрелял и шумел. И будешь дополнительно виноват, когда зверь кого скушает. Грохнуть бы его превентивно, но об этом проболтаются — и с тебя шкуру спустят.

— Если не можешь ликвидировать медведя, надо его возглавить! — принял решение начальник.

И приказал устроить в безопасном отдалении точку прикорма. Метров за пятьдесят от крайнего домика станции был невысокий торос, где впервые мишку заметили — он оттуда наблюдал. К торосу начал ходить кок с ведром объедков, его прикрывал дежурный матрос с автоматом. Мишка, прозванный по русской привычке Михаилом Ивановичем, осознал диспозицию за пару дней и на торосе уверенно прописался. Изредка, не чаще раза в сутки, он все-таки подходил к домикам — чисто со скуки, поглядеть, как люди скачут и орут, ну и просто чтоб им служба медом не казалась, — но в основном валялся на возвышении и сыто щурился. Готовить нарочно стали с запасом, Михаилу Ивановичу хватало. Он в общем уже не мешал, но дежурный матрос не спускал с него глаз. Североморцы проходят инструктаж, который отбивает у них доверие к белым медведям. Эта тварь хороша только на картинках.

Дедушку-сапера насчет Михаила Ивановича предупреждать не стали. Пускай будет сюрприз.

Начальник станции, узнав, что к нему летит инспектор в звании маршала, заорал по радио открытым текстом: да вы с ума сошли, у меня тут медведь!!!

А ты не нервничай, сказали ему. И не задавай нам вопросов. Мы все делаем как надо. Медведь это отлично. Не забудь предъявить его товарищу инспектору. Понял? И не дрейфь, инспектор классный дедушка. Он сапер.

Начальник впал в раздумье. Все, что пришло в голову, — наверное, маршал очень любит животных. Сапер, говорите? Ну тогда хищник весом в три центнера ему точно понравится.

И не успел инспектор толком оглядеться на льдине, его спросили:

— Медведя кормить будете?

— Это какое-то морское выражение? — прищурился дедушка.

— Никак нет, товарищ маршал! Мы просто тут медведя… Подкармливаем, чтобы не оголодал.

— Совсем уже страх потеряли… — понял дедушка.

— Служба такая, — неопределенно пожаловался начальник.

— Разберемся, — пообещал дедушка зловеще. — Посмотрел я уже на вашу службу… Опасна и трудна, хе-хе.

Начальник на всякий случай испугался и умолк.

Очень секретная ледовая станция представляла собой несколько щитовых домиков, взлетную полосу длиной полтора километра, большую полынью и россыпь лунок. Работы в этом районе оставалось на пару дней, ждали ледокол, чтобы сворачиваться и уходить дальше. Льдина была хорошая, жаль бросать, но торпедоловы не могут водить за собой татушки подолгу, опасно, да и экипаж устает. Они почему торпедоловы — ловят на себя, как на живца.

Когда «Невод» был в разработке, предполагалось, что для профилактики и замены блоков на ТАТ подводная лодка с выключенным транспондером будет подманивать торпеду, а потом давать сигнал «я свой» и, пока татушка «засыпает», подхватывать ее на специальный внешний подвес. Оказалось — закатайте губу, не получится, телекамеры плохо видят под водой, а лодки не умеют так быстро маневрировать. Батискаф с клешнями, способными зацепить четыре тонны, это фантастика, а одно меткое попадание торпеды в иллюминатор — и нету батискафа. Заставить ТАТ плыть, куда ты хочешь, можно единственным способом: вести за собой. Эксперименты с беспилотными «вожатыми» провалились — чересчур сложные алгоритмы надо им прописать. Да и зачем выдумывать подводного робота, если его может родить любая баба? Чем тебе военный моряк не нравится?

Поэтому в зону идет торпедолов — обычная субмарина, вся обваренная защитными экранами, с решетками на винтах и мужественным экипажем внутри. В заданном квадрате она выключает «распознавалку» и быстро-быстро чешет к плавучей ремонтной базе или ледовой станции, огребая по ходу то справа, то слева, то куда попало чувствительные и возбуждающие оплеухи. Придя на место, надо врубить транспондер, подвсплыть — и можно выдохнуть. С плавбазы метнутся катера, торпеду подберут сетью, это относительно просто. С ледовой станции поднять татушку намного сложнее: едва ты чиркнул рубкой по льдине, в лунки прыгают водолазы. Они наперегонки мчатся к торпеде, пока не затонула, чтобы зацепить ее капроновым шнуром за буксировочные проушины и удержать, потом взять на серьезный трос и лебедкой отбуксировать к полынье, а дальше наверх. Дьявольски увлекательная работа, если почувствовать к ней вкус, но и утомительная до чертиков. Совсем увлекательно — когда водолазам не удается обнаружить торпеду. Со льдины кричат в гидрофон: «Извините, дубль два!», и приходится всей честной компании играть дубль два, а когда и три-четыре. Но по-другому нельзя. «Невод» задумали таким неуправляемым вполне нарочно: если ТАТ будут слушаться команд извне, контроль над торпедами сможет перехватить вероятный противник. Теоретически, но сможет. А вот фиг ему. Лучше сами помучаемся. Как поется в русской народной песне, мы мирные люди, у нас бронепоезд.

Дедушка на льдине почувствовал себя в родной стихии: тут вовсю инженерили, продуманно, надежно и местами даже остроумно. Станция запитывалась от «тумбочки Ильича», электричества было с избытком. Лунки не сверлили, а выплавляли, проливая кипятком стальное кольцо с перфорацией — так удавалось без особых усилий пройти насквозь до трех метров льда, а глубже просто не пробовали за ненадобностью. Большую полынью держали чистой, перемешивая в ней воду насосами. Татушка на станции проводила максимум полчаса, затем ее спихивали в полынью, цепляли к торпедолову, тот уносил модернизированную подводную смерть к месту, где ей положено таиться, ронял там и шел за новой. Основные потери времени приходились как раз на ожидание торпедолова и суету под льдиной. Собственно технического персонала на станции находилось четверо, считая энергетика и оператора лебедок, остальные — две бригады водолазов и минимально необходимая обслуга. Водолазы бодрились, особенно перед дедушкой, но заметно было, что самостоятельно прокормиться, обсушиться и прибраться они смогли бы только через силу. Трудно им приходилось.

Дедушка обнюхал на станции все оборудование и расспросил каждого специалиста; его вопросы у некоторых вызвали легкую оторопь и желание встать «смирно». Товарищ маршал знал, для чего на ЛРС буквально каждая гайка, и ему было очень интересно, как эта гайка себя чувствует. Кое-что он посоветовал оторвать, чтобы не мешало. Но не выбрасывать — а вдруг проверка.

Сумерки наступили рано, но до полярной ночи еще было далеко. Станция щедро залила светом пространство вокруг себя, на льду кипела работа, дедушка наблюдал, как электронщики возятся с татушкой и очень старался не лезть с советами. Похоже, ему здесь все нравилось — и техника, и люди.

И в воду тут падали, только когда надо.

Дедушка подумал, что на сегодня хватит с него и так очень много впечатлений, надо их систематизировать, предварительно слегка подкрепившись, и пошел к камбузу. Дверь распахнулась ему навстречу, появился кок с ведром. Содержимое ведра парило на легком морозце.

— Товарищ маршал! — обрадовался кок. — Пойдете медведя кормить?

— Достали уже с этим медведем, — сварливо заявил дедушка. — А вообще… А давай!

Солнце шпарило вовсю, ни облачка на небе, видимость миллион на миллион. Ледовая ремонтная станция работала в штатном режиме.

Расположение сил и средств ЛРС-28 на момент инцидента было следующим.

Водолазы дежурили у лунок, готовясь встречать торпедо-лов.

Неподалеку от полыньи лежала тяжелая атомоходная торпеда со вскрытой боковиной. Над ней колдовали двое техников. Блок распознавания застрял в гнезде, и они морально готовились рвать его оттуда «с мясом», заранее себя жалея: новый ставить — только с паяльником, и заливать все герметиком, это возни минимум на полчаса. А если по-хорошему, лучше бы отвезти торпеду на базу, пускай там с ней корячатся.

На взлетной полосе Ан-12 прогревал двигатели, готовясь к отправке, когда инспектор будет готов.

Из двери камбуза показался маршал инженерных войск: штаны на вате, летная куртка, валенки с галошами, шапка-ушанка. В руке маршала было ведро с хорошо различимой надписью «ПОМОИ». Он шел кормить медведя.

А подо льдом избитый торпедолов приковылял к станции на одном моторе. Не повезло, торпеда ударила сзади, пробила защитное ограждение левого винта, и его заклинило прутьями решетки. Субмарина уже собиралась подвсплыть, когда ей пришел новый крепкий удар в корму.

Наверху водолазы услышали глухой подводный удар и приготовились нырять за торпедой.

Тем временем лодку затрясло так, что того и гляди порвутся трубопроводы. Невероятно: татушка повредила второй винт и согнула лопасти. Вот же тварь поганая, ни чужих ни своих не жалеет.

— Стоп правый! Включить транспондер.

Командир поглядел вверх.

Старпом последовал его примеру.

— Кто не спрятался, я не виноват, — устало сказал командир.

— А может, как-то…

— Как? Перископом снизу постучать, чтобы подвинулись? Всплываем!

Уже отдав приказ на всплытие, командир подумал: отбить по льду сигнал перископом, возможно, не самая глупая идея. Шансов, что тебя расслышат и поймут, где-то около ноля, зато хоть совесть чиста, да и в бортовой журнал записать можно: проявили свойственную нам морскую смекалку… Но было поздно.

Рубка субмарины с громким хрустом пробила лед примерно в двадцати метрах от крайнего домика станции.

На это явление ошарашенно уставились водолазы, техники, начальник станции, дежурный матрос и медведь Михаил Иванович. Только летчики ничего не заметили, у них движки ревели вовсю.

Огромная торпеда, лежащая на льду, тоже смотрела на лодку — прямо носом. Торпеда включила силовую установку. Над хвостовой частью взвился фонтан снежной крупы. Вспарывая лед винтом, издавая оглушительный скрежет, торпеда поползла вперед, медленно, но неудержимо.

Техники переглянулись. В руках у одного был блок распознавания. Вырванный «с мясом», назад не вставишь.

Торпеду водило из стороны в сторону, но в целом курс она держала верно. Двигалась к неопознанной цели, нарушившей правило: нельзя всплывать. Проломил лед — ты покойник.

Начальник станции открывал рот и жестикулировал, но его никто не слышал и не понимал. Водолазы, смелые ребята, дружно бросились к торпеде и вцепились в носовые буксировочные проушины, но удержать этого монстра, скользя ногами по снегу, было нереально даже всей толпой. Прибежали еще двое, волоча за собой трос, и остановились в растерянности, глядя на снежное облако, плотно укрывшее корму торпеды. Нет, ну зацепить можно. Натянуть трос лебедкой, чтобы эта гадина не ползала. Но… Тогда она прямо тут, посреди станции, долбанет? Ой, мама…

Подскочил начальник, отчаянно семафоря руками: Полундра! Спасайся кто может! Его поддержали техники. И тут до всех дошло, что, собственно, назревает.

Боевая часть снялась с предохранителя и может взорваться в любой момент. Легкое сотрясение ее, возможно, не активирует, но небольшой толчок… Никто не знает, какой силы он должен быть. А там внутри триста килограммов. Триста! Кого взрывной волной не ухайдакает, того осколками достанет, кого не достанет, все равно станция вдребезги, это к гадалке не ходи. А вода — холодная…

На крыше рубки субмарины открылся люк. Из него высунулась голова вахтенного офицера. Офицер услышал визг и скрежет, увидел, что к лодке ползет торпеда, а от нее во все стороны разбегается народ. Зрелище произвело такое сильное впечатление, что офицер застыл, уронив челюсть.

А потом его позвали: эй, сынок!

Офицер посмотрел налево. Там на крыше рубки лежала толстая льдина, а на льдине сидел невесть откуда взявшийся дедушка без знаков различия и с помойным ведром. Дедушка выглядел мирно и даже смиренно, но у него были такие интересные глаза, что офицер сразу все понял и без знаков различия.

— Сынок, — сказал дедушка. — Дай мне связь.

Офицер протянул ему мегафон.

И дедушка принялся командовать, перекрывая своим ревом скрежет, визг и крики.

— Стоять! Двое на трос! За нос ее цепляй! Длина конца сто метров! И к самолету! За хвост, петлю накинуть! Старший! Толкни летчиков, чего они заснули! Накинете петлю — и на взлет! Остальные! Ко мне! Укрыться за субмариной! Из помещений — тоже все сюда!

У торпеды засуетились водолазы, набросили крючья на проушины в носовой части, осторожно завели трос сверху и вбок, явно опасаясь даже легонько тюкнуть злодейку по носу. Начальник станции побежал к самолету, тут из двери выглянул бортинженер — и чуть не выпал наружу от изумления.

Вахтенный офицер исчез, вместо него появился командир.

— Здравия желаю.

— Какое здравие, тут со святыми упокой…

— Ух ты… А чего это она?..

— А кто ее знает.

— Может, ее лебедкой до полыньи дотянуть?

— Во дурак-то, — сказал дедушка.

— Понял, — согласился командир.

Не дурак, а прямо кретин. Если татушка не взорвется, стукнувшись носом об край полыньи, она нырнет в свою привычную среду обитания — и засадит нам по самые гланды. В первом случае лодка останется цела, но кто на льдине — им почти стопроцентный кирдык, разнесет льдину-то. Во втором случае, наверное, всем кирдык. Только самолет драпануть успеет, если прямо сейчас лыжи смажет. Нет уж, лучше попробовать ее самолетом оттащить подальше. А там как повезет.

— Внимание, летный состав! — разорялся тем временем дедушка. — Командир корабля! Да, я к тебе обращаюсь! Как накинут петлю — немедленно взлет! Дальше по обстановке!

От торпеды к Ан-12 неслись двое с тросом. Попытались накинуть его на высоко вздернутый хвост, но тут вмешался экипаж. Открылся задний грузовой люк, бортинженер отнял у водолазов конец троса и исчез с ним внутри самолета. Летчик, высунувшись в форточку едва не по пояс, выразительно покрутил у виска пальцем, но двигатели зарычали, Ан-12 тронулся с места.

— Ну, теперь молись, — сказал дедушка.

Натянулся трос, самолет запнулся было, но уцепился всеми четырьмя винтами за воздух, потащил себя вперед, медленно развернул торпеду — дедушка и командир дружно выдохнули — и поволок следом белый клубок снежной каши, в котором прятались триста кило взрывчатки, способные долбануть в любой миг.

К подводной лодке бежал народ, последним — начальник станции, на ходу тыча пальцем в людей: пересчитывал. Самолет удалялся, волоча торпеду. Сто метров, двести, триста, пятьсот… Он становился меньше и меньше, вот оторвался, взлетел…

Торпеду было уже не разглядеть, зато очень хорошо виднелись торосы за ВПП.

— А если не взорвется? — спросил командир.

Тут она и взорвалась.

Торосы разнесло в пыль, и на их месте поднялась высоченная, как показалось всем с перепугу — на полнеба, белая стена. Льдина тяжело ухнула, отчетливо хрустнула и пошла трещать, ломаясь. Потом на полосу, где-то примерно в середине, упало нечто увесистое.

Дедушка, не оборачиваясь, протянул руку и щелкнул пальцами. Командир вложил в руку бинокль.

— Та-ак… Приемлемо. Очень даже приемлемо.

— Это что там?

— Контейнер с «горшком». Целехонек. Эй, куда! Куда-а…

По полосе бежала трещина, и контейнер в нее ухнул.

— Тьфу, блин, — разочарованно буркнул дедушка, отдавая бинокль.

Трещина перестала расти, но полосу искалечила безвозвратно. Появился самолет, без видимых повреждений, облетел льдину, крыльями покачал и ушел на базу — сесть ему здесь было негде.

— Ничего! — утешили снизу, где толпился личный состав. — Все равно послезавтра ледокол придет!

Открылась дверь радиостанции, высунулся связист. Все уставились на него. А начальник зачем-то посмотрел на свои руки — ну понятно, обсчитался.

— Ну так что докладывать? — крикнул радист. — Тонем — или как? Вы давайте определяйтесь!

— Да погоди ты, — отмахнулся начальник станции. — Дай подумать. Не спеши. Может, еще утонем.

А дедушка сидел на своей персональной льдине, придерживая ведро с объедками, и глядел куда-то назад. Глядел очень грустно.

— Убежал мишка, — сказал он наконец. — Испугали мы его. Голодный ушел, некормленый. Эх… Сынок, у тебя на лодке кагор есть? Давай сюда. Я сейчас кого-то причащать буду!

С ледокола прислали вертолет, чтобы эвакуировать инспектора, а дедушка услал его обратно. Сказал, ему тут удобнее работать, он занят, опрашивает личный состав и готовит аналитическую записку. На самом деле он пил вино с командиром торпедолова — не забывая его опрашивать, естественно. Льдина потрескалась куда сильнее, чем показалось сначала, но не смертельно. Водолазы хотели подводникам набить морды, потом разобрались, что те в общем не виноваты, и решили вместе с ними бить морды техникам, но помешал начальник. Сказал, полностью обесточивать головную часть торпеды не положено по инструкции, там настройки слетят, придется вводить заново. Поэтому и техники не виноваты. Татушка виновата, сволочь, ну так она и есть сволочь, вы сами знаете, ее такой нарочно сделали на страх капиталистам.

Тогда все передумали драться и пошли играть в футбол, пока хорошая погода. Откуда только силы взялись — а ведь казались такими заморенными.

Летчики почти что написали на дедушку кляузу министру обороны лично. Никак забыть не могли блестящую идею повесить им на хвост торпеду. Но потом убоялись своей отчаянности — виданное ли дело жаловаться на целого маршала — и просто нарезались в хлам. Когда инспектор, вернувшись на базу, вызвал их к себе, они чуть не поубивали друг друга: какая падла настучала?! А маршал перед ними извинился. Сказал, простите, не сообразил. И дальше они два часа под коньяк размышляли, что за гадость татушка без блока распознавания и как ее нейтрализовать с помощью авиации. Призвали начальника разведки с оперативным портфелем, но и все вместе ничего существенного не придумали.

Командующий флотом готов был маршалу вручить свою отрубленную голову на блюде. Плевать на оргвыводы, плевать на последствия ЧП для карьеры. Он чисто по-человечески умирал со стыда перед дедушкой-сапером. А еще замучил внутренний голос, бубнивший «товарищ адмирал, выпейте», потому что шептать про самоубийство адмирал ему запретил.

А дедушка чувствовал себя превосходно, он прямо на глазах помолодел, только горевал по утонувшему «горшку» и сбежавшему медведю, непонятно, по кому больше. Еще он выразил своему адъютанту сожаление, что не взял его ни по грибы, ни на льдину, — тот многое потерял, там оказалось весело и познавательно, а второго такого случая не будет. Адъютант счел за лучшее согласиться.

Адмирала дедушка спросил: а на льдине у нас тоже была навигационная авария? Кажется, они меня преследуют. Хочешь, и правда тебе помогу с ними бороться? Я вроде начал понимать некоторые вещи… Ладно, ладно, молчу, отстал. И чего вы такие унылые? Служба-то у вас — умора сплошная. Не то что в саперке.

Адмирал, все еще очень несчастный, лично провожал дедушку к самолету, и тот на прощание сказал:

— Мы получили важный опыт, я все передам сантехникам, пусть обрабатывают. И на словах добавлю, как вы тут с «Неводом» корячитесь и как им должно быть совестно. А про навигационные аварии, хе-хе… Да ладно тебе, наплюй и забудь. То есть это все ужасно, но… Ты представь, что было бы, окажись на моем месте Товарищ Замполит. Ну представь на минуточку. По-моему, довольно забавно.

Командующий флотом улыбнулся впервые за последнюю неделю. Потом рассмеялся. И осекся, только когда дедушка обернулся уже на последней ступеньке трапа:

— А за медведя тебе — отдельное спасибо! Я думал, они вроде стихийного бедствия, жить вам не дают, работать мешают. А вы с ними вон как по-свойски. Пара дней — и зверь почти ручной. Молодцы! Продолжайте в том же духе. Ну, счастливо!

Невероятно, но факт: после отъезда дедушки навигационные аварии на Северном флоте быстро пошли на убыль.

Зато белые медведи полезли отовсюду, прямо жизни от них нет, и работать мешают страшно.

© Олег Дивов, 2016

© Мария Пономарева, илл., 2016

Дивов Олег Игоревич

____________________________

Писатель и публицист Олег Дивов родился в Москве в 1968 г. в семье художников-реставраторов Третьяковской галереи.

В 15 лету него уже были журналистские публикации в «Комсомольской правде» и других центральных изданиях. Поступил на факультет журналистики МГУ, затем отправился исполнять гражданский долг, но, вернувшись, оставил университет после третьего курса. Опыт армейской службы в частях самоходной артиллерии позже нашел отражение в «реалистическом» романе «Оружие Возмездия» (2007). После армии занимался копирайтингом, работал в рекламных агентствах, руководил пресс-службой ряда фирм.

В 1997 г. вышел первый роман О. Дивова «Мастер собак». В том же году увидели свет еще два романа — «Стальное сердце» и «Братья по разуму». Однако подлинную популярность писателю принесли книги, располагающиеся в русле футурологической социально-приключенческой НФ: «Лучший экипаж Солнечной» (1998), «Закон фронтира» (1998), скандально известный роман «Выбраковка» (1999), «Саботажник» (2002), роман манифест «Толкование сновидений» (2000), «Ночной смотрящий» (2004), «Храбр» (2006). «Консультант по дурацким вопросам» (2012), «Объекты в зеркале заднего вида» (2013), цикл «Профессия: Инквизитор» (2013–2015). В «Если» опубликовано более десятка произведений 0. Дивова, а также несколько статей. Произведения 0. Дивова, неизменно вызывающие бурные споры критиков и читателей, отмечены практически всеми НФ наградами: «Сигма-Ф», «Интерпресскон», «Роскон», «Филигрань», «Странник», «Кадуцей» и другими.