Глава 37

Павловский, сидя в кресле оператора объединенного командного пункта, следил по электронной карте за ходом важнейшей операции всей летней кампании. Гифрон захватил восточную Сибирь, без задержек преодолел Уральский хребет и проник в густо населенную равнинную часть страны.

Тактика его продвижения практически не менялась. В начале нового наступления появлялся узкий клин атакующих трансферов, их передовые отряды упрямо вгрызались в нашу глубоко эшелонированную оборону, и хотя земные боевые роботы уничтожали их тысячами, стремясь не подпустить к себе на близкое расстояние, это не производило на противника ни малейшего впечатления. Люди на переднем крае, кроме ремонтных техников, практически отсутствовали. Это была война земных механических роботов с биологическими роботами пришельца.

Сразу вслед за волной трансферов под землей, на глубине нескольких десятков метров, тянулось энергетическое щупальце самого Гифрона.

Давно было установлено, что трансферы получают от него всю свою энергию, и поэтому расстояние между источником энергии и трансфером не должно превышать ста метров. Стоило какому-нибудь отряду трансферов вырваться вперед и превысить эту отметку, как они превращались в неподвижные мишени.

Видимо, и Гифрон каким-то образом зависел от трансферов, потому что ни разу не было замечено, чтобы его щупальца продвигались на новую территорию сами по себе, без их поддержки.

Только в захваченных зонах и лишь после того, как там устанавливался режим энергетической блокады, Гифрон начинал плести свою сложную подземную сеть туннелей, никак не связанную с его внешними образованиями.

После ареста Динькова никто не мешал Павловскому распределять силы так, как он считал нужным. И незадолго до этого важного сражения, определявшего судьбу всей Европейской территории, он вместе со своим новым заместителем по научной части, академиком Вакенбергом, разработал стратегию, которая сейчас как раз и испытывалась.

План был таков: оказывая незначительное сопротивление трансферам, заставить их отряды вклиниться как можно глубже в нашу оборону, а затем, используя спутники и космический флот, попытаться отсечь огнем орбитальных лазерных пушек вытянувшееся внутрь свободной территории щупальце захватчика.

Никто толком не мог предсказать, что из этого получится. Однажды нечто подобное попытался проделать Диньков, когда флот под его командой перерезал энергетический канал, идущий к Солнцу. Ничего хорошего из этого тогда не вышло.

Гифрон перенес свою активность на Землю и захватил все сибирские энергоцентрали.

Но сейчас этот план мог сработать, поскольку преследовал лишь частную, тактическую цель. И не ставил перед собой стратегической задачи лишить Гифрона энергии вообще. Это оказалось в принципе невозможным. В случае необходимости Гифрон мог получать энергию из окружавшей его материи, подвергая ее медленному атомному распаду.

Сегодня, в лучшем случае, им удастся уничтожить отрезанные от источника энергии наземные войска агрессора. И замедлить его продвижение. На сколько? И как Гифрон отреагирует на подобную тактику?

Этого не знал никто.

Земные роботы на панорамном экране, занимавшем полстены, продолжали откатываться, выдерживая между собой и противником заданное расстояние и непрерывно поливая волну трансферов огнем. Это ничего не меняло. Из широкой расселины, в той части, где брало свое начало растущее в их сторону подземное щупальце Гифрона, непрерывным потоком выливались все новые тысячи живых самоходных мин, сразу же направлявшихся в зону боя.

— Вот сюда и ударим… — пробормотал Павловский, вводя новые координаты для лазерных пушек. За пультом, кроме него, никого не было. Он не терпел во время боя присутствие посторонних и не признавал штабов как таковых.

Наземными войсками командовал генерал Лебедев, находившийся на передовой, и управлять там уже, судя по всему, было некем. Трансферы прорвали последнюю линию обороны, и теперь между ними и земными роботами не осталось долговременных огневых точек.

Павловский все еще раздумывал, стоит ли начинать лазерную атаку с космических кораблей или дать возможность вытянуться щупальцу еще больше, когда на его пульте заныл зуммер срочного вызова.

Павловский нажал зеленую кнопку включения, и около него мгновенно материализовался Вакенберг.

Голограмма создавала полную иллюзию присутствия академика в командном пункте острова Белый. Хотя на самом деле он находился отсюда за тысячи километров.

Рядом с Вакенбергом, за его пультом, сидело несколько операторов в синих спецовках, регистрирующих огромный поток информации, поступавший с места боя.

Их комичные фигурки, уменьшенные аппаратурой связи до размера плюшевых мишек, было трудно рассмотреть, и только лицо академика аппаратура выдала в натуральную величину. Компьютер связи автоматически отсекал от этого канала всех, не имевших специального доступа, их разговор был недоступен для посторонних.

— Виктор Степанович! Почему вы медлите? Почему не начинаете атаку?

— Жду, когда щупальце вытянется до максимально возможной длины.

— Это опасно. Если отсеченная критическая масса гифа окажется выше определенного порога, он будет способен к самостоятельной организации, и мы получим еще одного активного противника.

— Что же вы раньше молчали?! — Павловский едва сдерживал гнев, он не любил неожиданностей во время заранее спланированного боя.

— Это всего лишь мое предположение, не подкрепленное никакими фактами.

— Вашим предположениям, особенно плохим, свойственно сбываться! — проворчал Павловский, поворачивая на пульте специальный ключ с кодом. Космические крейсеры получили команду немедленно открыть огонь, и сразу же четыре столба синего пламени устремились с неба к основанию щупальца.

Но прежде чем они достигли поверхности, к ним присоединились лазерные пушки спутников. Самые мощные, какими только располагала планета.

Земля в том месте, где в нее вонзились скрестившиеся энергетические лучи, мгновенно взорвалась, выплескивая наружу жидкую лаву и облака пара. Атака длилась не больше нескольких секунд, и бой по всей площади фронта прорыва сразу же прекратился.

Отсеченная часть гифа выглядела на экране рентгеновского локатора совершенно неподвижно, но она все еще светилась зловещим фиолетовым огнем, свидетельствовавшим о том, что энергетические процессы внутри ее идут.

— Ну и что мы имеем? — спросил Павловский, разворачивая свое кресло в сторону Вакенберга, который, казалось, прирос к экрану и не замечал ничего вокруг.

— Трудно сказать. Надо подождать какое-то время.

— Сколько именно?

— Я не знаю, Виктор Степанович. Никто этого не знает.

«Если бы я верил в бога, я стал бы умолять его о снисхождении, — подумал Павловский. — Если только нам это удастся, если эта тактика будет иметь успех, мы сможем остановить его продвижение и спасти жизненно важные центры нашей многострадальной страны».


В первый раз они увидели стрелочника в день отъезда.

Когда их маленький паровоз заливисто засвистел и отошел от вокзала по заранее расчищенной ветке, ведущей к центральной железнодорожной магистрали, на перроне появился человек…

Лосев, все время ожидавший со стороны банды «бубновых» какого-нибудь неприятного сюрприза, немедленно схватил бинокль и навел его на перрон. Но человек, стоявший на нем, выглядел вполне мирно.

На нем была синяя куртка с петлицами и красная фуражка, лихо сдвинутая козырьком набок. Экипировку дополняла пара сигнальных флажков, болтавшихся в футляре на его боку.

Простое русское лицо с рыжей бородкой казалось добродушным.

Стрелочник поднял руку и приветственно помахал вслед уходящему поезду.

— Еще один ненормальный, — пробормотал Лосев, опуская бинокль.

Первую вахту в паровозной будке Лосев взял на себя. Управление этим древним механизмом отнимало не слишком много времени, поскольку они позаботились о том, чтобы котел был хорошо заправлен топливом и водой еще до отъезда. Все внимание Лосев мог теперь уделить медленно плывущим навстречу поезду городским окраинам. Впереди, на платформе, в кресле стрелка пулеметной установки, сидел Зуров. Время от времени педалью он подавал установку то вправо, то влево, увеличивая, таким образом, обзор.

И все же засаду, устроенную «бубновыми», они обнаружили поздно. Слишком хорошо было выбрано для нее место. Они уже проехали километра четыре, и Лосев надеялся, что им удастся благополучно миновать город, когда поезд втянулся в узкое пространство между складскими пакгаузами бывшей товарной станции.

Неожиданно впереди, в сотне метров от них, раздались хлопки петард, и заранее подпиленная бандитами мачта высоковольтной передачи стала заваливаться поперек пути.

Застонали тормоза, и снопы искр полетели из-под колес поезда. Случилось самое худшее — им пришлось остановиться именно там, где это было нужно противнику.

Сразу же с обеих сторон загремели выстрелы. Стрелки, скрывавшиеся за высокими каменными стенами, оставались практически невидимыми и били в основном по кабине машиниста. К счастью, ружей у них было немного, и, видимо, приходилось беречь припасы. Потому что стрельба продолжалась недолго. У Зурова хватило выдержки не открывать огонь раньше времени, Лосев боялся, что у Ксении, дежурившей на задней платформе, сдадут нервы, — но и задняя пулеметная установка молчала до тех пор, пока «бубновые», подбадривая себя дикими воплями, не ринулись в атаку.

И только тогда они узнали, на что способны спаренные зенитные пулеметы, бьющие кинжальным огнем с двух сторон.

Через минуту в узком пространстве между пакгаузами не осталось ни одного живого человека. За стеной все еще сидели стрелки, но после того, как на первый же выстрел Лосев ответил из безоткатной пушки, пробившей в каменном заборе дыру метрового диаметра, стрельба прекратилась, и под прикрытием пулеметов Лосев с Сурковым смогли приступить к ликвидации завала.

Через полчаса поезд тронулся с места, благополучно миновал пакгаузы, откуда больше не прогремело ни одного выстрела, и покинул город.

Весь следующий день они двигались без остановок и без всяких происшествий, через сельские районы, мало пострадавшие от энергетической катастрофы, практически уничтожившей все большие города в зоне захвата.

Лосеву казалось, что он перенесся в прошлое ив качестве обыкновенного туриста путешествует теперь в этом медленном, дымящем и извергающем облака пара, транспортном средстве по стране, в которой люди ничего не слышали о космических кораблях, инопланетных захватчиках и звездных мостах…

Они продолжали мирно трудиться на своих огородах так, словно ничего не произошло. Пасли скотину, пилили дрова… Вечером в окнах зажигались керосиновые лампы. Иногда мальчишки бежали вслед за поездом и что-то кричали, размахивая цветными тряпками. Иногда в попытках остановить поезд принимали участие и взрослые.

Но Лосев после стычки с бандитами решил не останавливаться без самой крайней необходимости, и чужая жизнь под колесный перестук проносилась мимо них, навсегда отодвигаясь в прошлое…

Второй раз стрелочника они увидели в шесть часов вечера третьего дня поездки.

Во время дежурства посты все время менялись местами, чтобы внимание людей не притуплялось, и на этот раз Лосев находился на передней платформе у пулеметной установки.

Солнце уже коснулось сопок перед ними, и его лучи окрасились в зловещий красный цвет.

Однако его свет все еще слепил Лосева, мешая рассмотреть детали местности впереди, поэтому фигура стрелочника предстала перед ним неожиданно, когда до нее оставалась всего пара сотен метров.

В первое мгновение ему показалось, что человек стоит прямо на колее движения и через несколько секунд угодит под колеса поезда. Но почти сразу же он увидел, что колея в этом месте раздваивается и стрелочник стоит в середине развилки.

Он что-то делал там, и Лосев сразу же схватился за бинокль и за турель пулеметной установки, опасаясь диверсии.

Но человек занимался вполне мирным делом. Он всего лишь переводил стрелку, и только теперь Лосев его узнал…

Та же лихо сдвинутая набок красная фуражка, та же куртка.

Поезд резко свернул в левую колею, громко застучав колесами по клиньям стрелки, и фигура стрелочника пронеслась мимо Лосева. Ему показалось, что, перед тем как исчезнуть за поворотом, человек вновь поднял руку и приветственно помахал им в след.

«Какого черта он тут делает?!» — изумился Лосев, не веря собственным глазам. Но он успел хорошо рассмотреть человека и узнал его. Это был тот же самый стрелочник, которого они оставили на вокзале Южноуральска трое суток назад. Почти две с половиной тысячи километров отделяло их теперь от этого вокзала, и для того, чтобы оказаться в этом месте, стрелочник должен был воспользоваться транспортом, скорость которого превышает пятьдесят километров в час. В зоне захвата не было такого транспорта…

И вдруг ужасная мысль мелькнула в голове Лосева, вытеснив оттуда все остальные: «Этот мерзавец перевел стрелку! Теперь поезд идет по другому пути, нас заставили сойти с главной магистрали, и мы несемся невесть куда со скоростью пятьдесят километров в час! Что там, впереди, тупик? Засада?»

Но это было бы слишком просто для стрелочника, способного перемещаться с места на место. Лосев почувствовал, как его охватывает паника, он схватил бинокль и до рези в глазах стал всматриваться в колею впереди.

«Надо сказать Суркову, чтобы тот сбавил скорость»! Но было уже слишком поздно.

Раздвинув темные покровы леса, на них надвигалась огромная скала, полностью перегородившая колею, по которой шел поезд.

«Сейчас мы врежемся в нее, я не успею добраться до паровозной будки!» — с ужасом подумал Лосев. Он беспорядочно замахал руками и что-то крикнул, лишь сейчас пожалев о том, что они так и не разработали систему связи или хотя бы условных сигналов между постами. Единственное, чего он добился — так это то, что паровоз лихо засвистел, продолжая нестись вперед.

Суркову из кабины машиниста, расположенной намного выше платформы, было видно, что железнодорожная колея уходит в туннель, начинавшийся у подножия скалы. И он, стараясь следовать полученным от Лосева инструкциям, потянул за проволочное кольцо, оглушительным свистом предупреждая остальных о том, что сейчас станет темно.

Лосев почувствовал удар темноты почти физически — возможно, потому, что его тело каждой своей клеточкой ждало другого удара.

И только через несколько секунд понял, что темнота эта не была полной. Синеватые сполохи света то появлялись, то исчезали на стенах туннеля. Какая-то слизь, светившаяся еще более глубоким, синим светом, капала с его потолка, и только теперь Лосев начал понимать, что ему напоминает этот свет. Он вскочил и со всей скоростью, на которую только был способен, стал карабкаться по раскачивавшейся на стыках платформе к паровозной будке.

Наконец в синеватом полумраке в окне паровозной будки возникло лицо Суркова.

— Тормози!

— Но мы же… Мы остановимся внутри этого туннеля! Его надо проскочить как можно скорее!

— Тормози, тебе говорят!!

Лосеву наконец удалось распахнуть дверцы кабины и забраться внутрь, всей тяжестью своего тела он повис на тормозном рычаге, с ужасом понимая, что снова опоздал.

Все ярче и ярче перед ними полыхал голубой за навес пространственных ворот…

Поезд, со скрежетом и воем, выбрасывая из-под колес снопы искр, продолжал двигаться вперед.

Загрузка...