Диньков лежал на массажном столе в тренажерном зале своей вилы, слишком роскошной для того, чтобы принадлежать правительственному чиновнику даже такого высокого ранга, как председатель Чрезвычайного комитета.
Но вилла находилась на острове Сардон, и ни один посторонний взгляд не мог проникнуть сквозь охранные системы этой крепости, созданной Диньковым исключительно для собственных нужд, с учетом всех его интересов. А интересы эти не ограничивались политическими интригами.
Хотя положение, которое он занимал, и задача, которую он перед собой поставил, вынуждали его к некоторому затворничеству, по натуре он не был затворником. Об этом свидетельствовали две массажистки, которых он сам выбрал, просмотрев как-то по видеозору очередной конкурс красоты.
Согласия у девушек не спрашивали, когда усаживали в правительственный лимузин, и они не знали, что обратной дороги с этого острова не бывает… Им сказали, что они должны заслужить обратный билет, им обещали щедро заплатить. И девушки старались… О, как они старались… Диньков ощущал их старания всеми клеточками своего стареющего тела.
Позже, когда они ему надоедят, их отдадут охранникам, а сюда привезут новых, но это случится еще не скоро.
Мягко замурлыкал вифон срочного вызова, и крайне недовольный Диньков вынужден был прервать свои оздоровительные процедуры.
— Я же просил не беспокоить меня! — рявкнул он в микрофон, но мягкий и одновременно настойчивый голос его секретаря-референта, человека, которому он доверял почти так же, как себе самому, возразил:
— Пришло сообщение, сэр, люди Павловского похитили Вакенберга.
— Что значит они его похитили?! Каким образом? Он же находился в экспедиции в Кызылкумах, и, мне помнится, вы обещали обеспечить ему надежную охрану!
— Так и есть, сэр, но Павловский прислал оперативную группу, которая, предъявив соответствующие документы…
— Какие документы?! Я не подписывал никаких документов!
— Приказ был подписан президентом. Вакенберга, так же как и вас, срочно вызывают на совещание к президенту.
— Когда пришел вызов?
— Час назад. Я не стал бы вас беспокоить, но история с высылкой специальной группы десантников за Вакенбергом показалась мне подозрительной.
— Ты поступил правильно. Когда назначено совещание у президента?
— Завтра, в восемнадцать ноль-ноль. Итак, у него оставалось меньше суток. Меньше суток для того, чтобы Павловского не оказалось на этом совещании…
Интересно, каким образом хитрому лису удалось выманить президента из его берлоги? Последние пару лет этот стареющий больной правитель не показывался на людях и держался у власти лишь благодаря тому, что передал ее бразды в чужие, более надежные руки.
Обычные способы, которыми Диньков пользовался не раз, для устранения Павловского не подходили. Главу внешней безопасности слишком хорошо охраняли, к тому же, даже если бы удалось организовать несчастный случай, расследованием займутся люди из управления все того же Павловского…
Нет, он не мог рисковать в этой решающей схватке за власть. Он должен сделать все так, чтобы никто не заподозрил его в причастности к гибели столь заметной фигуры, как Павловский.
Несколько секунд в глубокой задумчивости он водил холодным кубиком вифона по обнаженному животу одной из массажисток. Девочка ежилась от неприятного ощущения, но ничего не смела возразить.
Решение, как всегда, пришло к нему неожиданно, и, кажется, он теперь знал, что нужно сделать…
— Соедините меня с лабораторией Аренова.
Дождавшись, пока в аппарате раздастся голос его лучшего молодого исследователя, которому он не зря платил фантастические, по нынешним временам, деньги, Диньков спросил:
— Как ваши успехи, молодой человек?
— Ну, пока они не слишком велики. Мне только вчера доставили первую особь трансфера, которая не погибла и не распалась во время транспортировки.
— Прекрасно! Она жива?
— Разумеется, она жива! В мертвом виде эти существа немедленно распадаются!
— А каким образом вы ее поддерживаете в таком состоянии?
— Нам удалось создать энергетическое поле, которое переводит трансфера в заторможенное Состояние. Нечто вроде анабиоза.
— И что произойдет, если это поле отключить?
— Трансфер проснется и скорее всего уничтожит сам себя. Они не способны продолжать существование в отрыве от своей группы.
— Но это же просто замечательно! Сейчас я пришлю к вам капитана Витковского. Передайте ему трансфера и научите отключать это чертово поле!
— Вы что?! Это же первая наша особь! Первый живой трансфер в нашей лаборатории!
— Не забывайтесь, молодой человек! Не надо кусать руку, которая вас кормит, а трансфера вы себе еще поймаете. Теперь вы знаете, как это делается. Кстати, организуйте их отлов в более широких масштабах, они мне еще могут понадобиться.
— Разве вы не понимаете?! Мы не знаем, где и когда могут появиться эти существа! Они смертельно опасны. Во время охоты за этим трансфером погибло несколько человек!
— Людей я вам выделю столько, сколько потребуется.
Диньков отключил вифон, недовольно взглянул на массажисток, которые нерешительно мялись, не зная, следует ли им продолжать процедуры, и жестом удалил их. Затем он встал, накинул мягкий, как пена, халат и подошел к большой раздвижной двери, ведущей на огромную лоджию, опоясывавшую всю виллу с южной стороны.
В трудные минуты он любил стоять здесь, наблюдая, как не стихающий ни на минуту пассат гонит стаи облаков через океан.
Диньков думал о том, что подняться так высоко над этим островом и над всеми странами, лежавшими далеко за океаном, ему помогло прежде всего терпение.
Он умел терпеть присутствие нужных ему людей, таких, как этот Аренов. Он умел создавать для них условия и безропотно сносить их выходки. И он умел правильно определять методы решения каждой конкретной задачи. Никогда не следовало употреблять чрезмерно грубую силу. Ее избыток вызывает страх и недовольство окружающих.
Проще всего было бы привести в действие ракетную установку. «Мухи» решили бы проблему Павловского раз и навсегда, но породили бы одновременно массу других проблем. Хотя сегодня Диньков уже чувствовал себя достаточно сильным, чтобы воспользоваться этим оружием.
Однако он не сделает этого. Капитан Витковский — еще один нужный человек, который выполнял множество его деликатных поручений и которого он терпел так же прилежно и долго, как Аренова, — справится с этим не менее надежно, чем ракетный залп по ненавистной Динькову базе внешней безопасности, единственному объекту на этой планете, оставшемуся неподконтрольным его людям.
Ситуация изменилась коренным образом, как только Лосев приподнял «ЧД» над полом ангара. Ему даже не пришлось нажимать на гашетки. Защита все сделала за него. Получив обратно пару своих зарядов, нападавшие прекратили сопротивление и выстроились вдоль стены, побросав оружие на пол.
Теперь оставалось вывести машину из ангара и взять на борт своих спутников. Неожиданная мысль заставила Лосева похолодеть. «В любую минуту электроэнергия может исчезнуть, и грозная боевая машина превратится в кусок металла». Ему много раз говорили, как ненадежно электричество в районе, захваченном Гифроном, но он, положившись на авось, не придал этому должного значения. Если двигатели встанут сейчас — машина грохнется на пол с высоты трех метров. Ничего страшного не случится, амортизаторы выдержат, но как только нападавшие поймут, что происходит…
Они прекрасно знают о периодическом исчезновении электроэнергии, и они лишь ждут удобного момента, чтобы отомстить мне за свое поражение…
А что случится, если энергия исчезнет после того, как машина наберет достаточную высоту?
Он почувствовал себя пленником, заложником в какой-то странной игре, где победа неизменно оборачивалась поражением.
Может быть, пока не поздно, лучше отказаться от безумной затеи с похищением машины? Вернуться на остров, собрать новый отряд и начать прорываться сквозь зону захвата пешком? Тогда, по крайней мере, он не будет чувствовать себя участником игры, правил которой он не знает.
«Энергия не исчезнет, — прошептала пустота. — Забирай своих друзей и веди машину».
— Кто ты?
— Я тот, кто тебе помогает.
— Я должен знать хотя бы, для чего ты это делаешь.
— Сорок лет назад я был человеком. Не так уж и давно. Как и тебе, мне не хочется, чтобы люди перестали быть хозяевами своей собственной планеты.
— А что ты можешь сделать?
— Многое. Обеспечить энергией твою машину, например.
— А где доказательства того, что через пару минут твои намерения не изменятся, а сам ты не исчезнешь, как это уже случалось не раз?
— В этом ты не можешь быть уверен. Я и сам не знаю. Когда происходит флуктуация сил, они то прибывают без всякой меры, то исчезают совсем.
— Значит, я не могу на тебя положиться?
— Конечно, нет. Ты должен полагаться только на себя. Веди машину и доверься своей судьбе.
Совещание, которое организовал Павловский, должно было начаться в восемнадцать часов. За двенадцать часов до его начала шеф Управления внешней безопасности вылетел с острова Белый в столицу на своем личном флаттере.
Понимая всю важность предстоящей встречи с президентом и решающего поединка с Диньковым, он принял дополнительные меры безопасности. Флаттер был самым тщательным образом проверен и в последний момент, неожиданно для всех, заменен другой машиной.
Которую теперь, в воздухе, сопровождало целое звено боевых глайдеров.
Маршрут полета не был известен даже пилоту — Павловский составлял его сам, и теперь, по мере продвижения машины к цели, выдавал пилоту отдельные листы маршрутных карт. Слишком хорошо знал старый генерал, какую опасную игру он затеял и на кого осмелился поднять руку.
Вопреки опасениям Павловского, полет до правительственной резиденции прошел вполне благополучно.
Внешнюю часть резиденции, служащую для официальных приемов, составлял комплекс старинных дворцов. Но главная ее — рабочая — часть находилась глубоко под землей. До появления Гифрона такое размещение казалось наиболее безопасным. Теперь все изменилось, но строить сегодня новую резиденцию никто не собирался. Слишком сложно было бы подвести к ней линии глобальной связи, да и президентский флаг должен развиваться в привычном для народа месте, иначе не избежать паники. После появления Гифрона обстановка во многих странах становилась все более неустойчивой.
Когда лифт опустился на двенадцатый подземный уровень. Павловский со своими сопровождающими оказался в холле, внешне ничем не отличавшемся от роскошных приемных верхних этажей. Та же старинная мебель, богато инкрустированная перламутром и отделанная позолотой, те же статуи, фонтаны и украшенные лепниной стены.
Вся эта помпезная роскошь создавалась для того, чтобы поразить воображение послов других государств, входящих в Федерацию. Но зачем понадобилось отделывать подобным образом рабочие помещения, в которые вход посторонним был строжайше воспрещен, Павловский не понимал.
От этих золотых стен веяло холодом и опасностью. Наверно, поэтому генерал так не любил здесь появляться, хотя по долгу службы он вынужден был это делать почти каждую неделю.
Безукоризненно вежливый и вышколенный мажордом предложил отдохнуть с дороги и вызвался проводить генерала в отведенные ему апартаменты. Время для этого было, и дорога порядком утомила Павловского, но он знал, что тогда придется расстаться со своей личной охраной. Сегодня ему не хотелось этого делать, и он отказался от отдыха, попросив проводить его в комнату ожиданий, решив провести оставшиеся часы до начала совещания за изучением привезенных с собой материалов.
То, что здесь называлось «комнатой ожиданий», на самом деле представляло собой целый комплекс помещений. Тут была библиотека старинных печатных изданий, неплохой информаторий, бар, в котором умели готовить особенный кофе, мгновенно снимавший любую усталость.
Но сегодня Павловский не решился позволить себе даже этого.
«Что-то я становлюсь слишком уж подозрительным. Наверно, это от старости», — с горечью признался он сам себе, но кофе, однако, заказывать не стал и прошел прямо в информаторий.
Это была небольшая комната, сплошь уставленная аппаратурой и дисплеями прямой связи, с самыми различными информационными каналами.
Трое десантников его личной охраны, которые должны были сопровождать его до самой приемной президента, расположились за соседним столом и сразу же включили канал спортивных новостей.
Павловскому это не мешало работать, он знал, что может полностью положиться на этих людей. Вот и сейчас он отметил, что один из десантников лишь делает вид, что увлечен спортивными новостями. Его взгляд не отрывался от входной двери.
Каждую секунду Павловский ждал какого-нибудь сюрприза. Диньков обязательно должен был что-нибудь предпринять до начала совещания.
Потом, в присутствии президента, а главное, его личного референта Лаврова, Динькову будет трудно переломить ситуацию в свою пользу. Слишком хорошо подготовился Павловский к этому совещанию.
Заставить президента действовать ему удалось благодаря документам, найденным Вакенбергом в архивах самого Динькова. А когда президент попытался арестовать Динькова и узнал, что ему фактически уже не подчиняется ни одно воинское подразделение, он пришел в такую ярость, что Павловскому пришлось употребить все свое влияние, чтобы не сорвать операцию раньше времени.
В конце концов, президент согласился на официальное расследование деятельности Динькова в комиссии, которую возглавил он сам.
Павловский не сомневался, что Диньков уже знает и о характере этого совещания. Слишком много собственных информаторов разместил он в этом подземном дворце за последние месяцы.
Единственное, что реально удалось сделать, так это оставить Динькову минимум времени на подготовку ответного удара.
«И все же этот мерзавец что-нибудь придумает, он обязательно что-нибудь придумает!»
Про дезов, оставленных в транспортном каре сопровождения, не известно никому. Об этом Павловский позаботился самым тщательным образом. Хотя бы этот козырь у него в запасе был. Правда, использовать его он сможет только в самом крайнем случае — если Диньков решится предпринять незаконные силовые действия.
Уже сам факт присутствия дезов в резиденции главы Федерации нарушал все подписанные им самим правила безопасности и грозил генералу самое меньшее отставкой. Мысли Павловского прервала открывающаяся дверь информатория, из-за которой появился человек в спецовке. Павловский заметил, как его охранник сделал едва уловимое движение и достал замаскированное под электронный блокнот оружие.
— Извините, сэр, у нас тут вышел из строя один из терминалов.
— Я вас не знаю. Кто вы?
— Я здесь недавно. Канинский, техник по обслуживанию. Так официально называется моя должность.
— Все сотрудники резиденции проходят проверку в моем департаменте. Вас не было в списках. Я прошу вас немедленно покинуть это помещение и не появляться в резиденции до тех пор, пока…
Он не успел договорить. Словно не расслышав его слов или не успев на них отреагировать, техник шагнул к крайнему, у самой двери, терминалу и, щелкнув замком, распахнул дверцу нижнего шкафа. После чего с криком отпрянул, побелев как мел.
С того места, где сидел Павловский, внутренности шкафа было отлично видно.
Белесая копошащаяся масса, лежавшая на дне металлического сейфа с двойными стенками, начала медленно распутывать свои переплетенные лапы или щупальца.
С нее сыпался какой-то порошок, похожий на муку, и характерный, отвратительный запах трансфера мгновенно распространился по помещению.
— Не вздумайте стрелять! Эти твари взрываются при малейшем повреждении! — крикнул Павловский.
Предупреждение наверняка было излишним. Его люди прекрасно знали, что собой представляют трансферы. Знали они и то, что сами собой трансферы не могут проникнуть в герметично закрытый металлический шкаф. Поэтому решивший воспользоваться созданной им суматохой техник, шагнувший к двери, через которую только что появился, медленно опустился на пол у самого порога, получив иголочный укол узконаправленного парализатора.
Но это не изменило опаснейшей ситуации, в которой они оказались. Дорогу к выходу Павловскому и его людям отрезал трансфер, уже успевший расправить все свои лапы и шлепнувшийся на пол с отвратительным звуком, напоминавшим падение куска сырого мяса.
Павловский прошел свой путь в армии от простого сержанта до генерала, прежде чем занял этот пост. Ему приходилось командовать людьми в самых сложных ситуациях, и он никогда не прятался за спины других. Он знал об этих живых минах больше любого из присутствовавших в зале людей.
Ранение острым металлическим предметом, результат — взрыв. Энергетический заряд — взрыв. Попадание разрывной пули, в клочки разрывавшей тело трансфера, и в ответ взрыв каждого такого клочка.
Живая мина несла внутри себя энергетический заряд, равный килограмму пластиковой взрывчатки. Не только от присутствующих здесь людей, от всего этого зала останутся лишь искореженные, разорванные взрывом стены. Хоронить будет некого…
И с этой мыслью он поднялся и вышел вперед, на передовую линию обороны, как делал это десятки раз в своей нелегкой военной карьере.
— Не стрелять! Не шевелиться! Не разговаривать! — Хорошо хоть он уверен в своих людях. Им не надо ничего объяснять и не надо повторять приказ.
Трансфер может среагировать на звук, на малейшее сотрясение пола. Черт знает, на что еще… В таком состоянии; оторванный от своей группы, он крайне неустойчив… Интересно, как им удалось сохранить его до сих пор… Впрочем, даже если Павловский узнает, вряд ли ему пригодится это знание. Вот он, сюрприз Динькова…
И, сделав шаг навстречу медленно ползущему к ним кошмарному существу, Павловский пожалел лишь об одном: о том, что так и не сумел остановить этого подонка. Что все-таки не дошел до президентского кабинета, несмотря на все меры предосторожности. Все-таки не дошел… И все доказательства погибнут вместе с ним. Здесь ничего не найдут после взрыва. Ни трупов, ни клочка бумаги…
Павловский нагнулся и протянул навстречу трансферу свои руки. Руки, без всякого оружия. Такие слабые, человеческие руки…
Энергетический удар, последовавший вслед за прикосновением к трансферу, оглушил Павловского. Перед глазами все завертелось, и почему-то врезались в память лица его десантников. Потрясенные, застывшие лица…
Не такие уж и слабые оказались эти человеческие руки. Они сжали трансфера, приподняли его над полом. И Павловский, шатаясь, сделал шаг к металлическому ящику, открытая крышка которого была теперь для него, уже теряющего ориентировку и сознание, единственным путеводным маяком.
Казалось, медленное, раскачивающееся продвижение старого генерала продолжалось целую вечность. Но, похоже, он все-таки положил трансфера туда, откуда тот появился. Павловский успел захлопнуть крышку и услышать щелчок замка, прежде чем окончательно потерял сознание.