1

Генри вряд ли мог объяснить, что произошло после смерти Синтии. Последнее, что он помнил чётко – как он стоял над её телом, и в груди горела только что зачатая ненависть. Он собирался выйти из комнаты и начать преследование. Ему было наплевать, что погоня могла затянуться надолго… или, наоборот, кончиться слишком быстро.

Но что-то произошло. Он без конца проваливался в густой туман, руки-ноги барахтались в пустоте. Ещё он слышал чьи-то голоса, прерывающиеся треском помех. Жуткое ощущение.

– Скорее! Пошевеливайтесь, тащите её в машину, пока сюда не сбежалось полгорода!

– Стараемся, как можем, шеф.

– Хотя, погодите-ка… Дайте взглянуть.

Молчание. Он услышал жужжание замка-молнии.

– Вот дерьмо… Да у неё цифры на груди. Напоминает…

Генри ждал продолжения. Что напоминает? Что?! Он бы кричал это, если бы мог.

– … напоминает…

Голос повторялся раз за разом, как заезженная пластинка, становясь тише. Генри так и видел иглу старого граммофона и виниловый круг, лениво вращающийся под ней. Игла весело соскакивала с одной дорожки на другую. В какой-то момент он усомнился, что это настоящая пластинка. Цельный круг распался на четыре части, которые удлинились и приняли правильную овальную форму. Они вращались вокруг центральной оси. Скрип алмазного острия превратился в мерный шелест. В зыбкий момент перехода из сна в явь Генри понял, что лежит на кровати и смотрит на вентилятор на потолке.

Сон, с удивлением подумал он. Только сон.

Пожалуй, из всех приятных мыслей, посещавших его на протяжении жизни, это была лучшая. Не было кровавого кошмара, не было истекающей кровью девушки и дыры в ванной. Больная фантазия, фантом ночи, не более. Опять зародилась безумная надежда, что он сейчас встанет и увидит, как цепи испарились, и он свободен, как вольная птица.

Даже в нынешней эйфории Генри понимал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но ведь ничто не мешало ему насладиться тем, что он лежит на постели, а не ползёт на локтях, убегая от безглазой собаки. Солнце только вставало над городом. Начинался новый день. Генри слышал гул машин на улице и видел пасмурное небо за окном. Серая масса туч сегодня не раздражала. Он подумал над этим и улыбнулся. Всё в мире идёт к лучшему.

Но когда рокот моторов нарушился воем полицейской сирены, улыбка сползла с его губ. Сирена замолчала, как пристыженная, разбив вдребезги маленькое счастье.

– Боже, что за…

Не договорив, Генри перекувыркнулся на кровати (поморщившись при этом от боли в ногах) и прильнул к окну. Отсюда спуск в станцию был виден, как на ладони. Две машины – полицейский «бьюик» и карета скорой помощи, – припарковались у метро. Поперёк входа была протянута ярко-жёлтая лента. Двое в форме уныло топтались у машин и изредка делали нетерпеливые жесты руками, отгоняя чересчур любопытных прохожих.

– Нет…

Он обхватил руками голову, которая взорвалась пронизывающей мигренью. Медицинская карета. Разговоры в полусне. Жёлтая лента.

Генри судорожно осмотрел себя. Рубашка чистая, без пятен крови. И руки тоже. Но он помнил, как испачкался кровью Синтии… Несоответствие? Значит ли это, что у него ещё есть надежда?

Нет, не значит. Иначе как объяснить, что ноги затекли намертво, словно он действительно пробегал половину ночи? Как объяснить жжение в локтях, которыми он отбивал дробь на бетонном полу станции? Как, наконец, объяснить ноющую боль в животе – ну точь-в-точь туда не так давно туда воткнули железную штырь?..

Оттянув ленту, из провала спуска появились два человека. Они несли нечто, завёрнутое в чёрный полиэтиленовый пакет. Из «скорой» выпрыгнул водитель и услужливо распахнул заднюю дверцу фургона. С видной натугой санитары впихнули пакет в машину и полезли следом. Через минуту карета завелась и плавно вырулила на улицу. Сирены молчали, мигалка не работала.

– Синтия… – прошептал Генри, прислонившись лбом к стеклу. Машина исчезла за поворотом, и он подумал: Игра окончена, парень. Я никогда её больше не увижу.

Он ошибался.

Загрузка...