Квартира 302

3

Голова болела невыносимо, до звука пожарной сирены в ушах. Но Джозеф Шрайбер за последние пять-шесть дней успел к ней привыкнуть. Человек сживается со всем: если бы месяц назад так раскалывалась голова, он едва смог бы встать на ноги. Не говоря уже о том, чтобы корпеть над своими записями, упершись локтями о рабочий стол.

Список лежал перед ним – наконец-то полный, без пробелов и белых пятен. Джозеф даже испытывал некоторую гордость. Вот он, результат его нелёгких трудов, которые растянулись на полгода. Буквально минуту назад он вписал в список последнее имя – имя Тоби Арчибольда, члена городского совета Сайлент Хилла. Как сообщили по радио, Арчибольд разбился насмерть, свалившись с высокой скалы во время отпуска в Мексике. Несчастный случай, с кем не бывает – вот только почему на спине незадачливого отдыхающего нашли странные цифры, вырезанные прямо на коже?

Джозеф догадывался, почему. Он знал, что за местом Арчибольда в городском совете и репутацией благодетеля ветшающего города скрывается нелицеприятная сторона. Мало кто в городе смел полагать, что благообразный чернокожий чиновник держит в своих руках узды, управляющие оборотом наркотиков в Сайлент Хилле. Ещё меньше людей было посвящено в то, что Арчибольд имеет полное право называть себя «отцом Арчибольдом» – что он, и не кто другой, стоит у руля одной из сект, обосновавшихся в захолустном городе Сайлент Хилл.

Теперь он мёртв. Не спасло его пребывание в жарких мексиканских краях, за тысячи миль от родного городка. Джозефа пробирала жуть, когда он сознавал, насколько стала могущественной власть маньяка Салливана. И ведь Арчибольд далеко не последний в кровавой цепочке – Джозеф был уверен, что в ближайшие дни объявится ещё один труп, пятнадцатый по счёту, с вырезанными на теле цифрами. Уолтер Салливан будет убивать, пока полицейские оболтусы ищут несуществующего подражателя, а единственный человек, знающий всю правду, сидит запертый в своей квартире.

– А может, Мистер Пятнадцатый – это ты, – сообщил Джозеф в пустоту квартиры, устало откинувшись на спинку кресла. – Да-да, господин журналист, вам бы не помешало бы об этом подумать… хорошенько.

Сухо рассмеявшись, он снова склонился над столом, но на этот раз не в состоянии что-то записывать. В глазах двоилось. Чернила в ручке кончились, и тонкая вязь букв стала едва заметной. Джозеф обхватил пульсирующую голову руками и стал раскачиваться вперёд-назад. Со стороны могло показаться, что он пытается заснуть, но на самом деле как раз наоборот – Джозеф отчаянно думал. Не о своём положении (об этом он перестал заботиться неделю назад с последней безуспешной попыткой проломить дверь). Ему нужно было придумать способ как-то передать добытые знания наружу, где нормальный мир продолжал жить по своим законам. Может, кто-то поймёт записи и попытается предотвратить череду бессмысленных убийств… здесь, в закрытой квартире, витал пагубный дух мира Уолтера Салливана, и знания были бесполезны.

– Ты должен что-то придумать, – Джозеф на мгновение поднял голову, вслушиваясь в собственный голос. – Не стоит отчаиваться.

Но что он может сделать? Айлин на отпуске в Калифорнии, и нет никакой надежды, что кто-то из соседей забеспокоится о нём. Фрэнк Сандерленд время от времени нажимает на кнопку звонка, но он слишком добродушен, чтобы сразу начать выламывать дверь. Наверное, считает, что Джозеф уехал в длительную командировку. Телефон не работает – спасибо ещё, что радиоприёмник время от времени включается по собственному желанию и сообщает последние новости (например, про смерть Арчибольда). Дыра в ванной пропала две недели назад после похода в Дом Желаний и встречи с заикой, который представился «Д-джаспером Г-гейном». А вторую дыру, в кладовке, в приступе паники замуровал сам Джозеф… когда ему приснился жуткий сон, как из глубин дыры вылезают разложившиеся мертвецы.

По крайней мере, пока он квартире, он находится в безопасности. С квартирой тоже далеко не всё в порядке, но здесь можно жить. Пусть Салливан считает её своей матерью, но это всего лишь квартира – кусок пространства, огороженный четырьмя бетонными панелями, и ничего больше.

Тяжко вздохнув, Джозеф взял со стола книгу в красном переплёте, который он за последние два дня почти стёр в порошок, перелистывая страницы. Если что и могло ему помочь (не только ему, но и будущим жертвам Салливана), оно скрывалось на этих пожелтевших листах, которые осыпались на глазах. Кто бы подумал, что когда-нибудь он будет читать такую белиберду.

Чтобы остановить Пробуждение Дьявола и вогнать его обратно в Геенну, надобно захоронить клочок плоти Колдуна, совершающего противобожеское действо, в глотке его истинного тела.

Что это может означать?.. Джозеф догадывался, что речь идёт о способе остановить могущественный ритуал, затеянный Уолтером Салливаном – ритуал Двадцати Одного Таинства. Те, кто написал «Багровый том», ненавидели остальные секты от всего сердца, раз решились дать на её страницах средство изничтожить то, что воздвигали соперники по вере.

… надобно захоронить клочок плоти Колдуна…

Ну и какой в этом, скажите на милость, смысл? Допустим, тот самый Колдун – это Уолтер Салливан, вознамерившийся совершить ритуал. Клочок плоти от него оторвать не удастся – в своём мире он человек-тень, неуловимый и всемогущий. И где найти его истинное тело? Раскопать могилу на полицейском кладбище? Бред. Джозеф с раздражением бросил книгу обратно на стол и взял другую, в синей обложке. Раскрыл её нарочито грубо, почти вырывая страницы из переплёта. У него были причины ненавидеть книгу – ведь, как ни крути, именно с неё начался этот кошмар. Со скупых слов, отпечатанных на страницах книги и ставших указующей звездой маньяка. Джозеф рьяно перелистывал страницы, пока не добрался до нужной.

Первое Знамение – и Бог сказал: «Собери вместе Белое Масло, Чёрную Чашу и кровь десяти грешников, чтобы быть готовым к Святому Успению».

«Кровь десяти грешников» – как всё обыденно и сухо, будучи набранным старомодным типографским шрифтом! Долго ли Уолтер Салливан раздумывал перед тем, как пойти убивать первую жертву и извлечь его сердце для своего чёртового ритуала?.. Джозеф скрипнул зубами. С каждым разом, когда он смотрел на этот текст, бессильная злоба пробирала его всё больше. С этим нужно было что-то делать.

Единственное, что смущало журналиста – упоминание о грешниках. Если всё понимать буквально, то первые десять жертв Салливана должны иметь чёрные пятна на душе. Даже старый часовщик Грегори, который мухи не обидел за свою жизнь, даже брат с сестрёнкой, только начавшие ходить в школу. Грешники. Кое-что Джозеф выяснил сам – например, что скромный бармен Эрик Уолш, убитый в день своего рождения, был отъявленным лихачом и за пять лет до визита Уолтера Салливана насмерть сбил старуху, колеся по шоссе на окраине города. Дело, конечно, было сложное – обстоятельства сложились в пользу Уолша, в конце концов его защитникам удалось на гамаке стоя доказать, что он не превышал скорость. Джозеф в этом сильно сомневался, но суд решил иначе. Уолш отделался лишь денежной компенсацией родственникам погибшей.

Или взять Стива Гарланда, который отличился тем, что неоднократно до полусмерти избивал детей за малую провинность. Или Рика Альберта, прямо-таки идеального магазинщика и добрейшую душу, который в молодости привлекался к суду в деле об изнасиловании. Потерпевшая тогда по непонятной причине отозвала заявление, но…

Да и последняя жертва, Тоби Арчибольд, не катил на роль ангела во плоти. Всё так. Но Джозефа сильно беспокоило наличие в списке маленьких детей. Легко было всё свалить на то, что Салливан вконец одурел от вида крови первых жертв и начал резать кого ни попадя. Но почему-то вопрос не желал покидать голову Джозефа. Дети. Очаровательная белокурая девочка и такой же белобрысый мальчонка со скобами на зубах. Что с ними было не так?

Второе Знамение – и Бог сказал: «Преподнеси Мне кровь грешников и Белое Масло, разлитое в Чёрный Кубок. Освободись от тяжких оков плоти и обрети Силу Небес. Из Темноты и Пустоты, куда ты попадёшь, следуй во Мраке и подари своё Отчаяние Хранителю Мудрости».

Так или иначе, когда Уолтера Салливана наконец выловили, было поздно. Он успел убить требуемые десять человек и извлечь их сердца. «Освобождение от тяжких оков плоти» он сделал в тюремной камере, воткнув ложку в собственную шею… и получил «Силу Небес».

Эта часть ритуала величалась «Святым Успением». Понимание её смысла пришло Джозефу не так давно, и с тех пор его уже ничто не могло удивить. Раньше он ещё пытался отчаянно выцепить зёрнышки рациональности в круговороте. Но в тот миг, когда на него снизошло озарение во время энного прочтения текста, он подумал: Может ли быть так… чисто теоретически… что весь этот ритуал не просто бредни психически больных культовиков? Идея показалась ужасающей, и он тут же открестился от неё, обозвав себя последними словами. Но первый пыл осел, и он вскоре снова начал раздумывать, что могла бы представлять из себя та «Сила Небес», которую получил Уолтер Салливан, совершив самоубийство.

Вечное загробное блаженство?

Бессмертие в ином мире?

Прощение грехов?

Или же всё затевалось лишь затем, чтобы безумец получил собственный мирок, пронизанный его больными фантазиями?.. Мир, в котором над лесами Сайлент Хилла вечно светит зловещая красная луна, из станции метро нет и не будет выхода, а на двери квартиры висят железные цепи? Мир, в основании которого разлита кровь десяти несчастных грешников?

– Ты сошёл с ума, – тогда сказал Джозеф. После стольких дней душного одиночества привычка разговаривать с самим собой прочно вошла в обиход. – Съехал с рельс, выкатил шарики, закрутил винты… вот как это называется.

Сейчас он этого не говорил. Лишь массировал виски, которые гудели, как столбы в ветреный день, и стал читать дальше.

Третье Знамение – и Бог сказал: «Вернись к Истоку, преодолев Искушение сладким грехом. Под Бдительностью ока демона ты будешь скитаться в одиночестве в безликом Хаосе. Только пройдя испытание с честью, ты сможешь идти дальше».

Здесь уже начиналась сумеречная территория. Если рассуждения Джозефа о последующих жертвах были верны, то Питер Уоллс был наречён в списке «Пустотой» (горькая ирония: учитывая, что юнец днём и ночью шмалял травку и шатался со стайкой себе подобных, прозвище было идеальным). Одинокая вдова Шерон Блейк, поставившая себе цель разоблачить культ, который свёл её сына в могилу, стала «Темнотой»: её едва узнаваемый труп нашли в озере Толука по истечении трёх месяцев после исчезновения. Джозеф не видел причин, почему Салливан выбрал «Темнотой» именно её: разве что потому, что в знак неугасающей скорби по сыну последний год Шерон одевалась исключительно в тёмные тона.

«Мраком», упомянутым в ритуале, стал Тоби Арчибольд. Учитывая все его неприглядные тёмные стороны (помимо наркотиков, некоторые его приближённые смутно догадывались ещё об одном увлечении Арчибольда – маленькими девочками), Джозеф опять мог только поприветствовать такой выбор.

И что же дальше? Отчаяние? Хранитель Мудрости? Так или этак, на этом вторая часть ритуала должна была завершиться. О «Третьем Знамении» Джозеф пока не думал. Слишком много крови было и сейчас, чтобы заглядывать так далеко. Но он ещё мог отвести из-под занесённого лезвия пятнадцатую жертву, «Отчаяние». Или «Хранителя Мудрости».

Если бы только не сидел запертым в этой коробке.

Джозеф встал и прошествовал в кладовку – просто убедиться, что дыра не вскрылась сама собой и оттуда никто не лезет. Пока ничего не было заметно; массивный шкаф с инструментами по-прежнему загораживал тоннель. Голосов и холода не было. Удовлетворённо кивнув, Джозеф отправился обратно. По пути сполоснул пересохшее горло водой из крана. Вода была тёплой и ржавой, с солоноватым привкусом; с тех пор, как на дверях появились цепи, только такая и текла. Сначала Джозеф не желал её пить (благо голод и жажда притупились за последние дни), но потом махнул рукой. Если ему суждено умереть в квартире 302, то явно не из-за отравления ржавой водой.

Он снова уселся на кресло и вытащил из ящика стола новую ручку. Вырвал из красного блокнота ещё один листок и положил перед собой. Нужно просуммировать всё то, что он выяснил за полгода, и внятным языком перенести на бумагу; главное, держать себя при этом в руках – а то Джозеф заметил, как изо дня в день рука и него трясётся всё больше, и некогда идеальный журналистский почерк становится похожим на каракули второклассника.

– Начнём, – сказал Джозеф.

Он приложил кончик ручки к бумаге. Начал старательно выводить первую букву, когда расслышал тихий шорох. Не где-то в кладовке или спальне, а здесь, в гостиной.

Оцепенев, Джозеф медленно поднял голову.

Шорох правда был – и становился громче. Вперемешку с ним раздавались звуки, будто через горный гранит пробивает дорогу к солнцу орда исполинских цветов. По стене побежали трещины. Треснули обои в трёх местах, как папиросная бумага. Стена зашаталась, расплылась, расцветая багровыми узорами, из которых текла кровь.

Джозеф откинулся назад на кресле, ручка выпала из пальцев. Багрянцы на стене расширились – если задержать взгляд на них, они начнут метаться вверх и вниз, пульсируя, как желток на сковороде. Кровь побежала струйками, коснулась пола. И наконец, из-за красного пузыря, раздувшегося на стене, показалась рука – с серыми кривыми ногтями и истлевшим воротом чёрной рясы. Рука схватилась за стену, оттолкнулась вперёд, вытаскивая на свет божий лысую голову с разинутым ртом. Голова мелко тряслась, как в припадке эпилепсии. Кожа сморщилась и отслоилась кое-где, но Джозеф всё равно узнал его. Он слишком много раз смотрел на черно-белые фотографии этого человека, чтобы не узнать сейчас. Когда-то вылезающее из стены существо носило имя Джим Стоун, он был предводителем так называемой «школы Валтиеля», ещё одного культа из городка Сайлент Хилл. Но гораздо больше он был известен в городе как «Красный Дьявол» – из-за красного капюшона, который казался неотделимым от его лысой головы. Именно Стоуну выпала честь стать первой жертвой Уолтера Салливана.

Мертвец вылезал из стены судорожными толчками, раскидывая по полу мутную жидкость вперемешку с белыми кольчатыми червями, а Джозеф Шрайбер не мог сдвинуться с места – он сидел на кресле и остолбенело смотрел на невозможное зрелище, и в голове глухо стучала только одна мысль: что он, похоже, уже знает, кого Уолтер Салливан выбрал Отчаянием – или Хранителем Мудрости.