Купеческий сын и живые мертвецы

Глава 23. Беглецы

1

Валерьян Эзопов так удивился словам и тону старшего приказчика Сивцова, барабанившего в дверь его спальни, что даже перестал упираться. Так что Иван (теперь явно не Иванушка-дурачок, а Иван-умник) в один миг мог бы подтащить его к порогу. Но Иван и сам, похоже, не ожидал появления Лукьяна Андреевича с какими-то там гостями. Так что застыл на месте и даже несколько ослабил хватку на связанных полотенцем запястьях Валерьяна — перестал вздергивать их вверх.

А вот приёмная мать Валерьяна ничуть не стушевалась — крепкая оказалась дама, ничего не скажешь. Словно бы позабыв о сломанной ключице, Софья Эзопова лёгкой тенью скользнула к двери. И движения её показались Валерьяну завораживающе грациозными, так что ему поневоле подумалось: а, может, не случайно в его воображении маменька представилась ему давеча в виде демоницы-суккуба — соблазнительницы и погубительницы мужчин? Впрочем, когда Софья Кузьминична заговорила, голос её по-прежнему выдавал боль, которую она испытывала. А правую руку она продолжала баюкать левой рукой. И Валерьян ощутил даже короткий всплеск раскаяния — он уж точно не планировал попадать стулом в маменьку и калечить её!

— Лукьян Андреевич, ты что так расшумелся? — спросила Софья Эзопова с интонацией снисходительного недовольства — и, по своему обыкновению, обращаясь к старшему приказчику на "ты". — У нас тут важные семейные дела, а ты нас от них отрываешь. Каких таких гостей ты нам привёл?

Последовала недолгая пауза — Лукьян Сивцов, похоже, не ожидал найти тут хозяйскую сестрицу. И, когда он заговорил, голос его звучал уже куда тише и почтительнее:

— Покорно прошу меня извинить, Софья Кузьминична, ежели побеспокоил не вовремя. Но тут со мной — Денис Иванович Огурцов, и с ним еще — городовой. Они говорят: им надобно немедля побеседовать с кем-либо из господ.

Валерьян поневоле вздрогнул, что явно не укрылось от внимания Ивана Алтынова, бросившего на него быстрый, недобрый взгляд. Денис Иванович Огурцов состоял в должности исправника — начальника уездной полиции Живогорска. И то, что он заявился посреди ночи в дом купца первой гильдии Митрофана Кузьмича Алтынова, да ещё и заявился в сопровождении городового, ничего хорошего не предвещало.

Между тем Софья Эзопова повернулась к племяннику и взглядом как бы спросила его: отпирать ли дверь? Иван секунду поразмыслил, а потом наклонился к самому уху Валерьяна и быстро прошептал:

— Сейчас я тебя развяжу, родственничек, но не вздумай выкинуть какой-нибудь номер! Просто стой рядом со мной и помалкивай. А не то — я прямо сейчас уведомлю господина Огурцова о том, что именно ты задумал и воплотил, когда узнал, что мой отец намеревается изменить своё завещание.

И уж этого-то Валерьян точно не ждал! Иван-умник никак не мог проведать о том, что его отец хочет переписать духовную! Валерьяну и самому пришлось потратить на подкуп помощника нотариуса две сотни рублей, чтобы тот рассказал ему о новом завещании купца первой гильдии — подготовленном, но ещё не подписанном. И Валерьян так погрузился в изумленные мысли, что даже не понял, какой вопрос задаёт ему Иван. И тот основательно дернул его за связанные руки, заставив к себе прислушаться.

— Так ты понял меня? — вопросил он — явно не в первый раз.

И Валерьян нашел в себе силы кивнуть в ответ. Так что Иван быстро распутал полотенце на его руках и швырнул белую тряпицу на умывальный столик. После чего шагнул к двери, вытянул из кармана пиджака ключ и отпер дверной замок. Но сперва он засунул сзади под пиджак, за пояс брюк, латинскую книгу в красной обложке.

2

Иван не забыл спрятать гримуар, а вот про поломанный гамбсовский стул вспомнил только тогда, когда порог комнаты уже переступили исправник Огурцов, неизвестный городовой, пришедший с ним, и Лукьян Андреевич Сивцов — именно в таком порядке. И тогда прятать обломки предмета мебели было уже поздно. Все трое вошедших воззрились на искореженный стул, но Софья Кузьминична, упреждая их вопросы, тут же проговорила:

— Со мной, господа, произошла неприятность: я, словно дитя малое, раскачивалась на стуле и с него свалилась. — Он издала очень натуральный смущенный смешок. — И мало того, что сломала сам стул, так ещё и себе повредила плечо. Так что тебе, Лукьян Андреевич, придётся послать за доктором, как только мы завершил нашу общую беседу. Итак, господа, — она ухитрилась глянуть на исправника и городового свысока, хоть и была чуть ли не на голову ниже их ростом, — чем обязаны мы вашему визиту в столь поздний час?

Денис Иванович Огурцов явно смутился — заговорил сдержанно, почтительно:

— У нас, милостивая государыня, возникла потребность узнать, известно ли кому-либо в этом доме, где находится сейчас ваша экономка, Мавра Игнатьевна Топоркова?

Иван даже удивился: он и не знал прежде, что Мавра была Топорковой! Никто отродясь не именовал её по фамилии. А с исправником снова заговорила тетенька:

— Вы, Денис Иванович, странные вопросы нам задаете. Мы же давно не при крепостном праве живём! Мавра Игнатьевна может уходить из дому, ни у кого не испрашивая разрешения и не делая доклада о том, куда именно она направляется.

— Прошу меня извинить, — повторил исправник недавние слова Лукьяна Андреевича, — но я задаю свой вопрос не без причины. Ко мне домой, видите ли, прибежала с полчаса назад ваша соседка, мещанка Волкова. Можно сказать, с постели меня подняла. — Исправник изобразил усмешку, однако глаза его при этом остались серьезными, цепкими. — Волкова с Маврой Игнатьевной много лет накоротке знакома и уверяет, что в последние дни экономка ваша постоянно впадала в сильное душевное волнение. А вчера вечером, незадолго перед тем, как разразилась гроза, Волкова выглянула из окна своего дома и увидела, как Мавра Игнатьевна идёт по Губернской улице, имея при себе незажженный фонарь и сковородочную ручку.

При упоминании этой ручки Софья Кузьминична насмешливо вздернула брови. Тетеньке, уж конечно, неведомо было, для чего именно Мавра прихватила из дому чапельник и как она его использовала.

— Хотите сказать, — спросила Софья Кузьминична, — что экономка наша покинула дом, находясь в помутнении рассудка?

— Возможно, так оно и было, милостивая государыня, — кивнул Денис Иванович, — но надежных подтверждений этому нет. Зато есть свидетельства, что она ушла в сторону Духовского погоста, на который утром уехал на телеге Митрофан Кузьмич Алтынов.

— Его тоже видела мещанка Волкова? — На сей раз вопрос задал уже сам Иван, которого этот допрос пока что не пугал, зато раздражал до крайности; купеческий сын едва удерживался от того, чтобы вытянуть из кармана часы — проверить, сколько времени остаётся ещё до рассвета?

Однако исправник Огурцов, хоть и не утратил почтительности, при вопросе Ивана как-то весь подобрался и молвил:

— О батюшке вашем я тоже хотел бы поговорить. Лукьян Андреевич сообщил мне, что и он домой не воротился. Но сейчас давайте всё же вернёмся к Мавра Топорковой. Мещанка Волкова даже и в грозу не отходила от окна — всё ждала, когда Мавра вернётся. А когда та и после полуночи домой не пришла, соседка ваша ко мне и поспешила.

— Но от нас-то вы чего хотите, господин Огурцов? — снова вступила в разговор Софья Кузьминична — а перед тем так глянула на старшего приказчика, что тот под её взглядом словно бы уменьшился в росте.

"Наверняка жалеет уже Лукьян Андреевич, что сболтнул лишку", — подумал Иван; подумал, впрочем, как бы мельком — терзания старшего приказчика нисколько его сейчас не волновали.

— От вас я хочу, — веско произнес между тем Денис Иванович Огурцов, — чтобы вы все, по очереди, сообщили мне, что вам известно о теперешнем местопребывание купца первой гильдии Митрофана Алтынова и экономики его, Мавры Топорковой. И я намерен выслушать ваши ответы прямо сейчас.

С этими словами исправник шагнул к тому стулу, на котором незадолго перед тем сидела Софья Кузьминична и вознамерился было усесться на него, но тут уж Иван не стерпел — произнес гневно:

— Неужто вы, милостивый государь, собираетесь сидеть, когда перед вами стоит дама — да ещё и нуждающаяся во врачебной помощи? В уездной полиции что — о хороших манерах напрочь позабыли? — И, произнеся это, Иван всё-таки извлек часы из кармана, глянул на них и против воли поморщился: до рассвета оставалось ровно три часа, минута в минуту.

Исправник от стула даже отшатнулся и глянул на Ивана с откровенной оторопью — явно не ожидал подобных речей от купеческого сынка-балбеса. Но, впрочем, тут же и взял себя в руки — подвинул стул к Софье Кузьминичне, сказал:

— Да и вправду, сударыня, я забылся! Прошу вас — присядьте! И я готов заслушать вас первой — а господин Сивцов тем временем может послать кого-нибудь за доктором.

Но, хотя голос исправника звучал ровно, на скулах его отчётливо заиграли желваки. И он одарил Ивана Алтынова таким взглядом, что тот, пожалуй, пожалел бы о сделанном бесцеремонном замечания, когда бы все мысли его не были поглощены другим. Время бесповоротно уходило, и с нервным внутренним смешком Иван подумал: "А вот кого Огурцов станет допрашивать, ежели завтра выяснится, что половина жителей Губернской улицы пропала невесть куда? Мещанку Волкову?"

И тут неожиданно заговорил Лукьян Андреевич Сивцов:

— За доктором я пошлю, но позвольте всё-таки именно мне высказаться первому.

Софья Кузьминична, которая успела уже усесться на подставленный ей стул, снова ожгла старшего приказчика взглядом. Но Лукьян Андреевич в тот момент на неё не глядел, а потому этого не заметил. Взгляд его был прикован к лицу Ивана Алтынова.

3

Иван встретился глазами с Лукьяном Андреевичем и уловил, что тот хочет о чем-то ему намекнуть этим своим долгим взглядом. Но — купеческий сын был слишком поглощен другими мыслями. Так что проникнуть в смысл этого взгляда не сумел. А между тем старший приказчик Алтыновых, который до этого встал у самого порога — не стал заходить в комнату Валерьяна — сделал теперь несколько шагов вперёд. И остановился примерно на полпути между открытой дверью и застывшим возле одного из окон исправником. При этом потолочная масляная лампа оказалась у Лукьяна Сивцова прямо над головой. Так что лицо его осветилось ярко, и черты этого лица, знакомые Ивану с детства, выражали напряженную решимость.

— Я знаю, что Митрофан Кузьмич Алтынов имел намерение изменить свою духовную. Однако не знаю, исполнил он это свое намерение или пока что нет. — Голос старшего приказчика прозвучал на неестественно резкой, почти металлической, ноте, а глаза свои он воздел к потолку, когда эти слова произносил.

— Вот оно что! — протянул исправник Огурцов, и у него как будто даже встопорщились усы — в такое воинственное настроение привела его эта новость. — И какого же рода были эти изменения?

Иван заметил, как удивила Валерьяна осведомленность старшего приказчика — он даже головой слегка покачал, будто не веря собственным ушам. А на самого Ивана наконец-то нашло просветление: он понял, на что желал ему намекнуть Лукьян Андреевич! И купеческий сын смежил веки — но так, чтобы наблюдать за происходящим сквозь полусомкнутые ресницы.

— Какие именно поправки Митрофан Кузьмич желал внести в духовную — сие мне неведомо. Но вот что я знаю доподлинно: третьего дня он вызывал в свой кабинет Мавру Игнатьевна и имел с нею беседу, продлившуюся не менее часу. Именно после этого он и послал за нотариусом.

Исправник хмыкнул, потер подбородок и в задумчивости опустил глаза к полу. И, как оказалось, именно такого момента Лукьян Андреевич и ждал. Вскинув руку, он мгновенно подкрутил фитиль потолочной лампы у себя над головой. И спальня Валерьяна погрузилась во мрак. Только обозначился прямоугольник дверного проема, возле которого вертел головой в фуражке городовой, прибывший вместе с исправником. От внезапного контраста между светом и тьмой он явно ослеп на время — как и все, кто находился в помещении. За исключением самого Ивана, который загодя принял меры. А теперь широко распахнул глаза, крепко схватил Валерьяна за запястье и повлёк его за собой к распахнутой двери.

— Это ещё что за шутки? — успел услышать он у себя за спиной возмущенный возглас исправника.

Однако ни сам Денис Иванович, ни даже стоявший подле дверей городовой даже не попытались задержать Ивана Алтынова и его спутника. По всем вероятиям — из-за того, что в наступившей темноте не догадались об их побеге. Но — вряд ли бы они остались в неведении надолго.

— На чёрную лестницу! — сквозь зубы процедил Иван, и они вдвоём с Ввлерьяном Эзоповым нырнули в низкую дверку чёрного хода, располагавшуюся в торце гостевого крыла дома Алтыновых.

В один миг они спустились во двор, который ярко освещала луна: после грозы небо уже совершенно очистилось. Так что Иван заметил возле двери два весьма полезных предмета, которые он и не преминул прихватить. Первый предмет был — ещё одна масляная лампа: незажженная, стоявшая на земле. А вторым предметом являлась прислоненная к стене дома коса, отточенная так остро, что даже в лунном свете был видно, как сияет ледяным блеском кромка её лезвия.

4

В отличие от Лукьяна Андреевича, Иван Алтынов точно знал, что намеревался поменять в своём завещании его отец. И теперь, когда они вдвоём с Валерьяном пробирались сквозь яблоневый сад Алтыновых к дальней калитке, что выводила на Губернскую улицу, купеческому сыну пришлось выложить все, что он знал — без обиняков. Ибо его кузен снова вздумал было артачиться: встал на месте и даже обхватил обеими руками мокрый после дождя ствол одной из яблонь.

— Если ты думаешь, — зло прошептал Валерьян, — что я пойду с тобой на Духовской погост, то ты просчитался, братец. И волоком ты меня теперь не потащишь. Только попробуй — и я такой шум подниму, что исправник вместе со своим клевретом в один миг тут окажутся!

— Ну, что же, — сказал Иван, — давай — поднимай шум. Денис Иванович очень хотел узнать, каков был характер изменений в духовной моего отца — так я его на сей счёт просвещу. Я знаю, что ты задумал. Для чего затеял всю эту гнусность с извлечением мертвецов из могил. У нашего уездного нотариуса сейчас лежит новое завещание, которое батюшка попросил подготовить, но ещё не успел подписать.

И купеческий сын вполголоса, почти скороговоркой, изложил Валерьяну всё то, что его родственник и без него отлично знал.

По новому завещанию основным наследником всех деловых предприятий Алтыновых должен был стать именно Валерьян, тогда как Ивану доставались лишь денежные суммы на банковских счетах и дом на Губернской улице. Только Валерьяну дело Алтыновых даром было не нужно. К негоциантству он вообще никакой склонности не имел. А усердие перед дядей изображал только в расчёте на крупное денежное наследство в будущем. Однако перестарался. В том завещании Митрофана Кузьмича, которое всё ещё было в силе, Валерьян и без того был упомянут: ему отходило пятьдесят тысяч рублей серебром. Их-то Валерьян и желал получить. И не хотел ждать естественной кончины дяди. А в дополнение ко всему ещё и решил: нужно представить дело так, будто это Иван Алтынов убил своего отца — пока тот не изменил завещание. В этом случае наследовать Митрофану Кузьмичу его сын по закону не смог бы. А если бы Иван и сам погиб вместе с отцом, так это оказалось бы ещё удачнее. Тогда Валерьян и Софья Эзопова сразу же унаследовали бы всё. Важно было только не попасться и устранить возможных свидетелей.

— Что ты и сделал, — завершил свой краткий монолог Иван. — И тот письмоводитель в нотариальной конторе, которого ты подкупил, несомненно, подтвердит твою осведомленность — как только Денис Иванович Огурцов его прижмет. Так что — выбирай сам: или ты сейчас идёшь со мной, или в ближайшем будущем идёшь в каторгу.

В лунном свете лицо Валерьяна было видно плоховато, однако Иван с удовлетворением отметил, что цепляться за ствол яблони его родственник перестал. И только спросил: с удивлением, в котором — странное дело! — Ивану послышался даже оттенок восхищения:

— Каким же образом ты сумел разузнать всё это? И когда ты успел выучить латынь?

— Да уж было у меня для этого время! — усмехнулся Иван.

И в этом самый момент в недалекой от них части сада раздались голоса:

— Как Бог свят, они сюда побежали! — Это явно выговорил городовой, слегка запыхавшийся от погони.

— Ну, так скоро их беготня завершится, — произнес в ответ на это исправник Огурцов, а потом прибавил: — Как видно, не зря мне прислали ту записку!