Крысолюд

Глава 4

Время остановилось. Была лишь боль. Боль, что крутила моё тело, эпицентром которой стал желудок и от него, по венам, по костям боль огнём растекалась, выжигая рассудок.

Приходя в сознание, пытался найти воду, чтобы залить пылающий пожар, но ничего рядом не было. Уже был готов кинуться к озеру со Змеем, но боль скручивала, не давала подняться. Уткнувшись мордой в пол, выл, вырывая с тела клочьями мокрую от пота шерсть.

Я глотал влажный мох и лизал камни, чтобы остудить внутренний вулкан. А в очередной раз очнувшись, обнаружил себя у выкопанной ямы в углу пещеры, лакающим из грязной лужицы.

Мне казалось, что у меня высыпаются зубы, руки становятся то длиннее, то короче, рёбра прорывают кожу, становясь похожими на ножки мокрицы, и начинал ползать по стенам и потолку. Но через какое-то время приходил в себя, чтобы обнаружить, что ничего этого с телом не произошло и вновь проваливался в забытьё.

Иногда видения приобретали другую форму. Я сражался с всевозможными монстрами, рубился против армий стоя в ряду сверкающих и клубящихся дымом войск, парил в облаках, смотря на горы, поля, города, поля сражений с головокружительной высоты. Со мной говорили гиганты, которые просили меня о чём-то, ужасные демоны грозили мне и грозились всевозможными карами и звали вступать в их ряды…

Рано или поздно этот ужас должен был закончиться — так или иначе. И очнувшись, обнаружил себя всё в той же пещере, мокрым и обессилевшим. От чувства, что боли наконец-то нет — блаженно откинулся и уснул простым сном.

Проснулся неизвестно через какое время. Страшно хотелось пить и есть. В лужице накопилось на пару глотков воды, а остальная грязь пошла на то, чтобы умыться, по возможности взбодрившись.

Сидеть в пещере смысла не было — еды нет, с водой проблемы. Надо идти и добывать и первое и второе. Чувствуя вялость, собрал разбросанные вещи, но потом просто кинул мешок с крысиными вещами, потому как чувствовал, что даже такой незначительный вес отнимал силы.

Пробравшись к выходы, осторожно выглянул наружу, принюхался — опасностей не обнаружил. Осторожно выполз из своего укрытия и с трудом вспомнив, откуда вообще пришёл, двинулся в противоположную сторону.

Пройдя шагов десять, захотел отдохнуть. Сил было чертовски мало… Опираясь на стену, стоял и переводил дыхание, думая, что надо бы и меч с ножом кинуть, когда по его руке пробежал таракан, собрат тех, чьи лапки он жевал не так давно. Рука метнулась вслед убегающему таракану, оставив когтями длинную борозду на камне, а через мгновение челюсти сомкнулись на его панцире — мгновение и его останки отправились в желудок. Горькая гадость… Хотя если не жевать — то и вкуса не чувствуешь! Кто-то мелкий ещё ползет по стене — стой, ты не в ту сторону ползёшь!

Через какое-то время, сидя и догрызая очередную мелкую тварюшку, что на свою беду выползла сегодня из своей щели, я оценил то, чего не заметил ранее — ноги не болели. Ни одной раны на них не было. Лишь не хватало растительности на тех местах, где были раны. И даже укусы нургликов ничего из себя уже не представляли. Это крысиное во мне приспособилось? Или наличие еды так отразилось? А может те камешки оказались сильнейшим лекарством, дозировку которого я перебрал? Вот поди узнай… Это надо знающим показывать те лекарства, но остались ли камушки ещё, возвращаться и проверять я не хотел. Хватит, надо выбираться на поверхность, если она тут есть.

Опираясь на руки, встал. Обратил внимание, что наросты на тыльной стороне стали более выраженными, когти стали более… Более лоснящимися, что ли. Они так переливались в полутьме, каким-то перламутровым отливом. Да и зрение стало более объёмным, цветным. Галлюцинации наверное, решил я, от голода. И немудрено — рёбра выпирали так, что казалось будто скелет обтянули сухой кожей. Да ещё грязный мех клочьями торчит… Что за чудовище!

И я, получив сил от насекомых, пошёл искать выход, веря, что он где-то впереди. Мне пришлось преодолеть несколько небольших завалов, а также малых залов, где среди сталагмитов убил двух кислотников. Одну тварь придавил камнем, тогда как вторую, совсем небольшую, удалось раздавить самому, просто прыгнув на неё сверху. Этим я обеспечил себе на какое-то время пропитание. Брезгливость даже не просыпалась — чтобы не сдохнуть, я мог сожрать, видимо, что угодно.

На какое-то время остановился у маленького проточного озерца, где напился и немного выспался. И здесь же заметил следы того, что кто-то из разумных здесь регулярно бывал — следы костров, ветки, какие-то узоры на стенах, выполненные угольком.

Недолгий путь под сводами и вот он, долгожданный выход. Не слишком большой лаз, вскарабкавшись по которому оказался на открытом и просторном месте, на одной вершин крохотной каменной гряды, с расстилающимися вокруг лесами. Налетевший порыв порыв ветра чуть не сбил с ног, пришлось присесть за камушек. Но не только ветер был виноват в том, что захотелось присесть. Просторы. Огромные просторы! Это вызывало панику, необъяснимую, иррациональную панику. Хотелось прижаться пузом к земле, слиться цветом с камнями, чтобы никто не заметил меня.

— Это же сколько тут всего… Сколько всего может водиться…

Глаза не болели, в силу того, что небо было затянуто тучами и было непонятно, то ли вечер, то ли утро. И потому можно было окинуть взглядом виды. Горизонт не было видно почти ни в одной из сторон, из-за идущих дождей. Но кое-где можно было разглядеть серебряные блюдца озёр. С одной из сторон он заметил вроде как чистые от леса прямоугольники возделанных полей и небольшие домики. Больше ничего не было видно, но уходить он спешил.

Сидя у камня, он вдыхал резкий запах леса, травы, той грозовой свежести, что нёс ему ветер, он отдыхал. Отдыхал от тех мрачных днях, которые провёл в подземельях и надеялся что здесь сможет найти ответы о том, кто он и вернется в ту размеренную и наверняка спокойную жизнь, которую он вёл ранее. Даже если это его не родной облик, то и с ним наверняка можно будет что-то сделать. Ужасы позади, уверял я себя, впереди новая жизнь! Главное найти какой-нибудь город, а там он сможет объяснить всё что с ним произошло. И ему помогут, наверняка! Правда надо подумать, что дать им взамен, но он в случае если потребуют плату — отработает. Надо верить.

Начавший покрапывать дождик принёс ещё большую свежесть. Подставив свою морду под мелкие капельки, он постепенно привыкал к открывшимся пространствам. Подняться и идти дальше исследовать этот неизвестный для него мир (или известный, но о котором он ничего не помнил) заставила мысль, что там будет что-то повкуснее тараканов подземелий.

И если его первые шаги были неуверенные, ему казалось что его фигура уж слишком видна, что отовсюду за ним наблюдают невидимые враги, то чем дальше шёл, тем менее это чувство беспокоило. А небольшой курумник, коварно заросший мохом и кустарником дикой вишни переключил всё внимание на то, что находится на вокруг меня, а не иллюзорную опасность.

Светлый лес встретил ещё большим количеством запахов. Они были везде — травы, кора, насекомые, почва, листва, подсохшие ягоды, цветы, мелкие грызуны, навоз и много других запахов. В них можно было потеряться, но и многое сказать об окружающем — и не чуял я в них опасностей. Этот сладкий воздух пах свободой!

А ещё звуки — щебетанье мелких птах, шелест трав и листвы, кваканье в заболотившейся луже жаб, рычание далёкого хищника, писк мелких зверюшек — всё это звучало мирно, обычной неторопливой жизнью.

Природа вокруг выглядела нетронутой, ни единого следа троп и воздействия на лес инструментов. Но помня о том, что не так далеко за его спиной находится ход в глубины подземелья, в котором не так давно произошла бойня между двумя видами разумных существ. Хотя… В голове возникла чья-то фраза о том, что сон разума рождает чудовищ. Тогда тут, в этих подземельях, а возможно и во всём мире разум давно и прочно спит.

Так прошло несколько дней. Я искал присутствие тех, к кому бы смог выйти и открыться, надеясь получить помощь и, возможно, встроиться в их общество, так как какое-то время можно конечно прожить одному, но вот как дальше быть? Всю жизнь выживать одному, скитаться скрываясь? Нет, такого он не желал. Но и двигаться в сторону, где мог примерно распологаться город ящеров и крыс опасался — мало ли как настроены к разным чудищам, останкам экспериментов крыс местные жители. Ящеры явно отрицательно. Но возможно, что тут есть и другие. Но выходить на их города тоже может быть небезопасно. Я такой вот один, а они явно будут в большинстве. Не захотят ли они меня нанизать на что-нибудь острое и выставить в качестве трофея мою зубастую голову где-нибудь у себя на площади? А потому время проводил в медленном движении по лесу, осматривая местные природные красоты и развлекаясь охотой.

Охота в этом мирном, но не хоженом лесу, действительно стала развлечением. Непуганые звери не знали, насколько быстрой могла быть моя реакция, за которую мне приходилось расплачиваться ещё большим увеличением аппетита, и потому подпускали к себе довольно близко. Стоя по колено в ручейках, смотрел как любопытная рыба подплывает к мокрому меху на лапах и быстрыми ударами когтей выбрасывал её на берег, где выпотрошив, быстро её съедал. Несколько раз спугнул косуль, пока не научился подбираться к ним против ветра, чтобы не учуяли. Здесь помогал бросок меча, подранивший или убивающий добычу, после которого следовал быстрый рывок и следовал пир. Очень не хватало огня, на котором бы можно было приготовить пищу, и это стало ещё одной целью для поиска разумных. По ночам не мёрз, забравшись на какую-нибудь ветку повыше и потолще, на всякий случай, чтобы более умный и скрытный хищник не надумал мною перекусить.

Немного портили общее впечатление лишь стаи мелких кровососущих насекомых, от которых приходилось прятаться или в воде, или убегать подальше.

Моё путешествие шло отлично, пока я не увидел следы того, чего искал. Небольшая лесная тропинка, протоптанная в основном зверями, вывела меня на небольшую полянку, на которой стояла полусгнившая хибара. Кустарник пророс на крыше, и ветви молодого деревца высовывались через узенькое окошко. Тут мало что уцелело, так как остатки столов и стульев послужили в качестве розжига для костра. Здесь жили люди, наверняка. Это можно было судить не только по остаткам утвари, тем небольшим холмикам, которые показывали места их захоронения, а также по остаткам того же костра, в котором лежали фрагментарные останки нескольких человек. И, судя по всему, их не просто кремировали, а запекли, прожарили на костре, а потом тщательно погрызли косточки. Посмотрев на обгрызанную челюсть, заметил в размытой дождями золе что-то блестящее. Пошурудив, нашёл несколько маленьких жёлтеньких капелек. Видно тем, кто обгладал черепа, золото было не нужно. Больше ничего полезного здесь не было, всё мало-мальски полезное отсутствовало или было уничтожено.

И вот уже дальше, идя по заросшей дороге, видел вдоль неё следы пребывания человека. Кое-где встречались разбитые телеги, останки каменных домиков с провалившимися крышами, и даже остатки скульптур, разных по качеству и схематично изображающих бородатых стариков, с оружием и без. Я порой обходил такие развалины, но ничего полезного там не находил, а потому через какое-то время забросил это дело.

И ещё через какое-то время потребовалось чтобы выйти к местам, где меня встречали не россыпи старых костяков и заброшенные поля, а вполне обработанные наделы. Что там росло я понятие не имел, но было видно, что по крайней мере за всем этим краем уже присматривают: дорога становилась шире и натоптаннее, вдоль неё были выкопаны канавки для отвода воды, подмытые края укреплялись камнями. Вокруг было довольно много разных отпечатков — копыт животных, когтистых лап больших ящериц, стоп человека. Вот-вот уже должна была состояться встреча с местными обитателями. Чтобы выглядеть хоть немного более презентабельно, искупался в небольшом лесном ручейке и выстирал тот пояс с “висюльками”, что достался в пещере от мёртвого ящера. Приглаживая клочковатую серую шерсть, покрывающую уже не так уж сильно торчащие рёбра, я пытался выстроить в голове примерный разговор с аборигенами, кем бы они не оказались. На всякий случай оторвал с ближайшего дерева ветку с большими зелёными листьями, чтобы показать, что иду с миром.

Обмахиваясь этой веткой от очередной тучи мошкары, отправился далее в путь, чтобы уже ближе к концу дня выйти на несколько бревенчатых домишек, не слишком богато выглядящих. Возле них кто-то копошился, но из-за растительности и расстояния пока было не очень хорошо видно. Идя посередине дороги, я абсолютно не скрывался, резонно предполагая, что если буду красться вдоль канавы или по лесу, и за этим делом меня заметят, то вряд ли поверят в мои дружественные намерения. Меч сдвинул за спину, и нож аккуратно приладил там же, хоть это и было не очень надёжно из-за отсутствия под него ножен. Но в руках держать нож и ветку — это было бы весьма странно.

С каждым шагом я был всё ближе к ним. Уже было видно, что это люди. Детвора, играющая в грязи у дороги, заметила и меня. Что-то крича, они побежали шумной стайкой в дом, а к дороге стали выбегать взрослые, становясь плотной толпой, держа в руках разные инструменты. Постарался сделать свою морду приветливее, и замахал веткой, приветствуя их:

— Здравствуйте! Я с миром! Я не враг!

Они зашушукались между собой. Чем ближе я подходил, тем больше подробностей замечал. Серые длиннополые рубахи, босые ноги, худощавые настороженные лица, несколько топоров на на длинных рукоятях, деревянные вилы, небольшие луки.

— Мы можем помочь друг другу! — продолжал я кричать. Но с очередным шагом нож за поясом не удержался и упал мне под ноги. Не задумываясь, сразу его поднял. И только тут подумал, что наверное надо было просто продолжать идти дальше или остановиться. Так как на блеснувший клинок в моих руках они отреагировал однозначно — они дружно что-то закричали и в момент натянутые луки выпустили в меня несколько стрел. Расстояние было не слишком большим, но мне без труда удалось отклониться.

— Да вы ополоумели! Я же не нападал на вас! — пытался я до них достучаться. — Остановитесь! Мы ещё договоримся! Вот, я убираю всё! — хотел уже снять пояс с мечом, когда очередной жиденький залп из луков постарался меня достать. Удалось отклониться и от этих стрел. А сам пытался решить, что же делать, как поступить. И всё сходилось к тому, что вот с этими представителями человечества договориться мне не получиться. Решив, что надо учесть ошибки с следующими, начал отступать спиной к лесу, а потом просто рванул туда.

Вид моего хвоста как-то ещё больше раззадорил этих агрессивных пейзан. Видя, как их новый враг отступает, они с задорными криками толпой кинулись меня преследовать. Тут у меня уже не было возможности уследить за аборигенами, чем они и воспользовались, угодив пару раз стрелами в спину. Правда сильно они мне навредить не смогли, но кровь пустили. Шипя сквозь зубы и продираясь через ветви деревьев, проваливаясь в сгнившие брёвна, перепрыгивая ручейки и скользя по стенам оврагов, проскальзывая между валунами я всё же быстро отдалялся от них.

— Суки! Чтоб вас всех черви сожрали! — не мог остыть я, отдышавшись и пытаясь выдрать висящие на спине две стрелы. Наконец когтями удалось ухватиться за кончик оперения сперва одной стрелы, а затем и другой.

— Грёбаные дикари! — рассматривал костяные наконечники, и ощущая, как чешется спина, залитая кровью. А желудок вновь отзывался обострившимся сосущим чувством голода. Кровью от меня воняло знатно, как бы какая тварь не учуяла меня. Хоть я их пока за пару дней и не заметил, но ведь кто знает, что тут вообще водится.

И как в воду глядел. Затрещали ветки где-то в лесу и я, разозлённый, уже собирался кинуться на набегающих крестьян, уверенный что смогу нескольких (как минимум) раскидать и рвануть дальше, до того как они смогут меня толпой вилами затыкать. А навстречу мне из раздвигающихся зарослей молодых деревьев тихо вышла более чем метровая в ширину и полтора метра в высоту туша, заросшая длинным и на вид жёстким волосом, с торчащими по телу и на башке короткими костяными шипами и парочкой длинных кинжалообразных зубов, торчащих из нижней челюсти. Толстенький розовый пяточок, блестящий на солнце, активно двигался, нюхая воздух. А маленькие красноватые глазки смотрели на меня. И могу поклясться, они засветились от радости, когда он меня увидел.

— Ой-ё! — и не успеваю ничего сделать, как эта туша, взрыхлив копытами землю, наклонив свою остроклыковую голову, рванула ко мне. Если я и успел подумать, что такой туше вообще-то надо какое-то время, чтобы набрать скорость, то был неприятно удивлён, как он оказался быстр. И не ожидая такой прыти, немного растерялся, немного не успев уйти с линии его рывка. Одним из клыков он успел рвануть мне бок, оставив продолговатый разрез. Я, частично сбитый, упал не успев сгруппироваться, крепко ударившись головой. Но всё равно вскочил быстро, а этот клыкастик успел уже за моей спиной развернуться и вновь рвануть ко мне.

Сбежать? Мой рывок от него, но стук копыт с каждой секундой всё ближе и тело уже действует уже практически вне рассуждений в голове — прыжок на толстенное дерево, не дотягиваясь до довольно высоко торчащих веток и отталкиваясь в сторону, перепрыгивая зверя. Тот, набравший скорость, всей своей харей впечатался в дерево. От мощного удара дерево задрожало, а клыкастик сел на задницу, мотая своей башкой. Это дало мне время добежать и вскочить на большой валун, с неровными сторонами, возвышающийся на два с половиной — три метра над окружающей его почвой. Поглядел оттуда на зверя, вытаскивая меч. Сплюнул — нож валялся на том месте, где упал в первый раз.

А клыкастик, помотав своей башкой, и оглянувшись, приметил меня и не откладывая ничего на потом, вновь кинулся ко мне. И если я считал, что нахожусь в безопасности, то кабанчик-переросток так не считал. Не теряя разгона перед камнем, он, всхрапнув, прыгнул! Черная туша стремительно пролетала над успевшим упасть мной. Успел лишь выставить в его сторону меч, который от столкновения с тушей вырвало из моей хватки. Тряся отбитой кистью, повернулся к зверю, слушая его визг, надеясь, что нанёс достаточно сильную рану этой скотине. А тот, внизу крутился волчком вокруг меча, который взрезал ему шкуру на боку и застрял в слое жира. Покрутившись, он волочил его по земле рукоятью, беспокоя рану, но при этом цепляясь ею за корневища, камни, ветки и в конце концов клинок выскользнул из раны. И не сказать, что рана получилась серьёзная. По крайней мере, крови было не так много, как бы мне хотелось. А как было бы хорошо, подождать, пока он сдохнет от кровотечения. А с другой стороны, я сам сильнее с каждой минутой не становлюсь — рана от его клыков понемногу сочилась кровью, что там на спине с ранками от стрел вообще не видно, хотя и вряд ли что-то страшное.

Но клыкастик не даёт мне времени на подумать. Новый всхрап как сигнал о новом прыжке и уже не перелетает через меня, а скользя копытцами, вскакивает на камень. Но камень это не почва, зацепиться на гладкой поверхности то особо не за что, что даёт мне шанс! Бегать по лесу от этой туши я замучаюсь, забраться на дерево — ослабну от голода, если только не начну грызть само дерево, что явно не самая лучшая диета. К тому же запах его крови, вкусной и питательной, разжигал во мне яростный огонь, подпитываемый голодом. И у меня из оружия есть ещё кое-что, кроме меча и ножа.

Прижавшись телом к камню делаю прыжок, приземляясь на спину зверя, раздирая кожу от скрытых под жёсткими волосами, похожими на металлическую проволоку, короткими костяными шипами, идущими вдоль хребта, цепляясь всеми конечностями и зубами, впиваясь когтями в расходящуюся под когтями шкуру и мясо. Быстро-быстро! Удар когтями одной ру…Ладно, руки. Удар когтями одной руки, засунуть поглубже, ударить второй, также стараясь нанести рану пострашнее. И продолжать так делать поочерёдно, насколько можно быстрее! А концом хвоста пытаясь попасть по мелким глазёнкам. Клыкастик, обезумев от боли, визжал, скользя по камню и так и не сумев зацепиться, мы полетели кувырком вниз. Под хруст удара, выбившего дух, чудом не отпустил мощную тушу и сумев удобнее поменять положение, уже нанеся удары в район шеи. А “кабанчик”, вскочив вместе со мною на ноги, принялся скакать между деревьями, визжа и заливая всё вокруг своею кровью, буквально фонтанирующей из ран.

Вцепившись клыками в мощный затылок, я ощущал всей мордой удары веток, царапающих и сдирающих кожу, но отцепиться от умирающего зверя не собирался, потому как чувствовал, что он в своём предсмертном бешенстве сумеет меня растерзать так, что останутся только клочки! Да и вдруг он не откинет копыта? Может ему моё мясо и кровь будут лучшими лекарствами?

— Дохни! Сдохни ты уже! — рычал я в ответ на его остервенелое визжание и наносил новые удары, превращая то место, где у всех находится шея, в лохмотья.

И он не выдержал. Несколько рывков, в которые вложены последние силы, и туша заваливается вперёд своей харей, на подломившиеся копыта, придавливая мои руки. Несколько хрипов, и лишь булькающая кровь в его горле свидетельствует о том, что последние крохи жизни уходят из его тела.