Кровавый Гарри

Глава 26

Туман. Максим и не знал, что он бывает настолько плотным, когда не видно ушей собственного коня. "Значит конь тоже ничего не видит, — сделал он логичный вывод, — и куда же он меня тогда везет?"

Поспешность решения была ему уже очевидна, но признаваться в собственной ошибке не хотелось. Подумаешь, порывистость! Конь все-таки куда-то идет, направление здесь одно, рано или поздно они выедут из тумана, лишь бы коняшка не переломала себе ног.

Слышимость тоже снизилась. Максим отпустил поводья и полностью доверился коню, стараясь сосредоточиться. Ситуация выходила глупая, вот только что он был во главе, пусть и номинально, большого отряда кавалерии, а вот он где-то в овраге, один пробирается сквозь туман. "Прямо как краткое содержание всей моей жизни, — невесело констатировал он, — то вроде все ясно, то не пойми что, и будто бы я виноват, хотя сделал для этого самую малость".

Через некоторое время стало казаться, что конь немного забирается выше, что направление идет постепенно вверх. Это было хорошо, и парень приободрился.

— Скорее бы выехать, — пробормотал он, — а то и колдонуть нормально нельзя.

Туман можно было развеять, Максим знал как, но соображения осторожности перевешивали. Еще в начале своего обучения, когда он наплевательски относился к любым рамкам, восхищаясь обладанием магией, пока они не били его по лбу, одним из первых усвоенных ограничений была все-таки определенная экономность. Новые возможности рождали новые желания, хотелось много, всего и сразу, а "прокачка" шла недостаточно быстро, почему он и ловил себя на некой жадности. Отношение к мане и ее запасу напоминало отношение к деньгам, когда после получения зарплаты или еще какой суммы денег в прошлой жизни, Максим предавался удовольствию воображения о том, что он может купить. Помечтав, он будто "наедался", и особо ни на что не тратился, до того момента, когда в нем что-то пробуждалось, нечто требующее широты и порыва, и тогда он без сожалений спускал все что у него накапливалось на пустяки и гульбу. С магией выходило быстрее, но сходно: Максим скупо тратился, вызывая неудовольствие наставников, потом ощущал в себе "что-то", срывался и опустошал резерв до нуля, что так же не приводило учителей в восторг. Посох, обладание артефактом подобной силы, как ни странно, только усилило его "хомячество", но на более высоком уровне, когда экономят уже не мелочь. Сейчас же Максим чувствовал себя голым и безоружным, сохраняя при этом уверенность силы, как чувствует себя охотник убивший немало тигров и оказавшийся без ружья в джунглях, но привыкший уже считать себя сильнее самых страшных хищников, проявляя при том хладнокровную осторожность. Он знал, что впереди его ждет что-то, и это что-то потребует полного напряжения сил, и не желал расходовать ни капли маны ранее того.

Движение продолжалось, и туман понемногу развеивался, Максим уже видел не только уши Мстислава (ему откуда-то пришло знание имени животного), но и на несколько метров вперед. Довольный, он погладил шею коня, и легонько коснулся пяткой бока животного, командуя ускорить ход.

Вскоре послышался какой-то шум впереди, и Максим напряг слух в попытке различить его. Ему показалось, что слышится обрывочно человеческая речь, и подумалось, что нагоняет отряд разведки. Донесшееся конское ржание укрепило в этой догадке, после чего он перевел коня с шага на рысь, благо видимость уже позволяла. Овраг напоминал ущелье, Максим решил, что в тумане было не так уж и мрачно, надеясь проехать поскорее это место. Надежды его оправдались, и выход из оврага оказался совсем рядом. Конь тоже словно повеселел и явно был не прочь перейти на галоп, поддаваясь настроению всадника. Голоса впереди все усиливались, Максим скакал прямо на них, уверенный, что выедет прямо на людей Половского.

Так оно и случилось. Он лихо вылетел из оврага-ущелья, и, преодолев небольшой подъем, оказался на очередной поляне, ничем особо не отличавшейся от предыдущей, кроме того, что рассветное солнце освещало ее, и остановился, пораженный тем, что увидел.

Отряд Половского действительно был здесь. Но не только он. Здесь были все, вообще все люди, которых он оставил позади, спускаясь в туман. Сейчас они выглядели иначе, красивее, яркость амуниции не тускнела в полутьме, но узнал он всех сразу, и седовласых командиров, сейчас смотревшихся молодцеватее, и дерзкого Половского, задумчиво покусывающего веточку дерева, и, главное, невозмутимого Михаила, с сострадательной насмешкой рассматривающего его самого.

— И что все это значит, потрудитесь объяснить? — Максим внезапно осознал, что сел в лужу, и бросившаяся в лицо краска выдавала это. — К чему все это представление?

— Представление, Максим Юрьевич? — Михаил отвечал негромко, и для этого подъехал ближе. — Представления здесь никакого нет, если не считать ваш странный… назовем это рейд.

— Как вы здесь оказались?

— Очень просто, Максим Юрьевич, мы прошли верхом вдоль оврага, и ждем только вас.

— Но…тогда какого вы..

— Я отправил отрял юного Половского через овраг, как вы должно быть помните, — Михаил взял паузу, и лишь дождавшись резкого кивка от судорожно сжимающего поводья Максима, продолжил, — поскольку это идеальное место для засады и нападения сзади. Вероятность подобного развития событий представлялась маловероятной, но не нулевой, да и война есть война. На войне убивают, часто — благодаря глупости, допущенной небрежности. Потому я и указал проверить овраг, что и было исполнено одним из ваших вассалов. Пройдя овраг, они оказались видны нам как на ладони, дали сигнал, что все в порядке, после чего мы присоединились к ним не рискуя лошадьми.

Максим прокусил губу. Всегда неприятно выглядеть идиотом, а уж выглядеть вот так, перед всеми, наглядно показав профнепригодность — невыносимо. Выплеснуть свою ярость было не на кого, отчего она била по самому Максиму.

— Вы сердитесь, — кивнул Михаил, без труда разгадав его состояние, — да что там, вы просто в бешенстве. Но винить вам некого, и это выводит вас из равновесия. Я ваш учитель, но не более, и плохо умею утешать. Скажу лишь то, что нас ждет неплохая заварушка, в которой вы вскоре сможете утолить свой гнев, да и подправить реноме перед всеми этими людьми, которых видите впервые, и потому это столь важно. Пусть не как командир, но хотя бы как воин. Будьте же достойны своего имени, своего отца, своего рода. Заметьте, на вас смотрят, вас изучают, но над вами никто не смеется.

Парень сдулся. Вновь наставник заставил его испытывать чувство беспомощности, одновременно с пониманием, что лишь благодаря его поддержке удается еще оставаться на плаву, а не топить себя дальше. Гордость была уязвлена, но и, в известном смысле, пробуждена. Он нашел в себе силы вскинуть голову, стараясь не думать о том, насколько его лицо пунцовое в данный момент, и спокойно сказать:

— Действительно, забавно получилось. Но вы правы, есть и положительные моменты. Да, я сам влез в туман, но я сам из него и вылез. Это символично. Пусть и будет таков мой путь. Ведите же, раз вы тут по факту главный, но прошу вас — дайте мне в личное подчинение какой-нибудь отряд, пусть небольшой, но дайте.

— Неплохие слова достойного человека, — одобрительно кивнул Михаил, — дать отряд мне не трудно, но будете ли вы уверенны в этих людях? Все же лично вы друг другу… сюзерен и вассалы. Не более. Порой этого очень мало.

— Ну и что? В себе я уверен, и уверенности моей хватит и на них. А что до их уверенности во мне, так вы сами заметили, что никто не смеется, как и учит нас мудрая пословица.

— Какая, позвольте узнать?

— Кто в армии служил, тот в цирке не смеется. Неужели не знаете?

— Впервые слышу, но что-то в ней есть. — Наставник лукаво улыбнулся. — Решено. Вы получите людей. Отряд Паловского вас устроит?

— Более чем! — Кивнул Максим, хотя ожидал совсем иного, того, что ему дадут личный отряд, там где он будет полный командир, а не сплоченную группу со своим лидером, рядом с которым он вновь оказывается на положении формального начальника. Выбирать, однако, не приходилось.

Замок Максим увидел последним, когда люди уже спешивались, и он вынырнул из своих мыслей. "Да что с тобой такое сегодня, — обругал он себя, — соберить, тряпка! Неужели ты и правда такой олух, что любая неприятность выбивает из колеи? Запах свободы опьянил? Так она кровью здесь пахнет, и было бы хорошо, если не только твоей."

Половский отнесся к прикреплению его самого и отряда в прямое подчинение Максиму равнодушно. Мол, и так и этак, все едино. Но Максиму хотелось верить в то, что глаза того сверкнули чем-то предвкушающим, а равнодушие напускное. С того момента люди Половского стали его личными телохранителями (Михаил так и сказал: ваша задача — охрана наследника, какая бы идея не пришла тому в голову), и ловко держали его в "коробочке" минимум из шести всадников.

Замок впечатлял. Неведомый архитектор (а может и не один) постарался на славу. Максим немного понимал в строительстве, но что он видел — ему нравилось. В постройке не чувствовалось ограничений. По сути это был огромный каменный дом, площадью приблизительно в половину гектара, с высотой стен порядка метров пятнадцати. Никаких внешних колец стен не было, ни рва, ни частокола, и расскажи кто Максиму об устройстве данного замка, он бы представил себе массивное уродливое прямоугольное здание, с подчиненностью красоты в угоду практичности, с узкими окнами-бойницами, приземленными башнями, и непременно из серого камня. На деле же, постройка смотрелась более чем гармонично, симпатично, и, если не изысканным творением, то очень качественной постройкой, сделанной с любовью к своему делу. Удивлял синий цвет стен, удивляли широкие окна, балконы, резная красота башенок, удивляла общая отшлифованность строения. В таком замке хотелось жить.

— Странное сочетание, — пробормотал он вслух, — благодаря такому множеству окон замок кажется даже больше того чем он есть, объемнее, но совсем не выглядит чем-то инородным на этом месте. Как будто он здесь вырос, а не построен.

Перед замком располагалось множество шатров, палаток самых разных расцветок, между которыми передвигались люди, кони, лаяли псы, звенело железо, пахло жареным мясом, гомон стоял как на ярмарке.

— Это осада? — Удивился Максим.

— Да, наследник, осада. — Подтвердил Половский. Между ними сразу возникло что-то вроде ершистого взаимопонимания, когда люди уже знают, что сойдутся, но еще продолжают выдерживать период "притирания", не желая чрезмерно показывать возникшую симпатию. Потому и тот и другой старались добавить в свои интонации слегка прикрытое снисходительное ехидство, насмешливость и ироничность.

— В таком случае, не станет ли для вас затруднением пояснить мне, как человеку неопытному, отчего все так хаотично?

— Хаотично, наследник?

— Хаотично, расхлябанно… это военный лагерь или пикник? Для вас это нормально, Половский?

— Ах, вот вы о чем! Что же здесь удивительного? Расположились как удобнее, все равно замок блокирован. Это ведь не армия, где один маг на десятки людей, здесь дворянское ополчение.

Максим покачал головой. Видимость обманчива, он прекрасно понимал это, но внешняя неупорядоченность мешала даже приблизительно оценить собравшиеся силы.

— Где мой отец? — Он еще раз окинул взглядом лагерь, и соскочил с коня.

— В вашем родовом шатре, вероятно, наследник. Или еще где-то. Пойдемте, поищем.

Соболев Старший действительно находился в своем походном шатре, пытаясь совмещать отдых с работой. Выходило так себе. Он очень устал, истончая защиту замка, и теперь, под защитой самых надежных соратников, терпеливо ожидал магического восстановления. Чтобы не терять время даром, он отвлекся бумажной работой, и был занят написанием очередного письма, когда ему доложили о прибытии наследника. Недовольно покривившись, он вздохнул и дал команду пропустить.

Сын пришел не один, в его юном спутнике Юрий Максимович узнал сына одного из своих друзей детства, нового главу вассального рода Половских. Интуиция сообщила, что между молодыми людьми намечается дружба, такие вещи старый интриган чувствовал сразу, одобрительно посмотрев на сына.

— Что, молодежь, спелись? — Поприветствовал он их, выходя из-за стола. Парни вытянулись перед человеком едва достаюшим любому из них до плеча.

— Отец, ты звал меня, и я пришел. — Пафосно начал Максим.

— Еще бы ты не пришел, — перебил отец, — ну а ты, Половский, ибо лицо твое копия лица твоего родителя, ты тут какими судьбами?

— Долг есть долг, — пожал плечами наглый юнец, — я и подумал, отчего бы мне не исполнить свой?

— Отличные слова, молодежь, отличные. Просто прекрасные! Гляжу я на вас и вижу: не погибла еще Русь Святая, не погибла. Один дурак — катастрофа, но два дурака — сила! А теперь еще раз: какого хрена вы оба здесь делаете?

— Что вы имеете в виду, отец? — Недоуменно спросил Максим.

— Какого же ответа вы желаете? — Улыбнулся Половский.

— Желаю я лишь одного, чтобы вы оба ответили на вопрос. Очень простой вопрос. Сознаете ли вы, юные блюстители долга, чести и верности, что я, ваш господин и владыка, ваш отец и сюзерен, я как раз и не собираюсь соблюдать ничего подобного. Что я собираюсь нарушить, вернее уже нарушил клятву верности, наплевал на долг, и если не позабыл о чести, то лишь в собственном о ней понимании. Я мятежник. Бунтовщик. И вы, присоединяясь ко мне, тоже становитесь бунтовщиками и мятежниками.

Молодые люди опешили. Соболев Старший с удовольствием разглядвал их лица снизу вверх, уперев руки в бока и сделав суровое выражение лица, хотя глаза его смеялись.

— Ну, что скажете, жеребцы? — Поторопил он их, видя, что парни продолжают молчать. — Не думали об этом? А почему? Некогда было?

— Я скажу так, отец, — наконец отмер Максим, — мне сложно судить о геополитике… о политике то есть… Но я связан с вами родством, и сдается мне, что на меня косо посмотрели бы здесь и плохо приняли бы там. — Закончил он свою мысль, надеясь, что слова из прочитанной когда-то книге помогут выкрутиться. Они помогли. Отец удивленно покачал головой, и обратил взор на Половского.

— А я скажу еще проще, господин. Мои предки служили вашим слишком долго, чтобы мне, совсем еще щенку, идти против их воли и памяти. Мне все равно. Мятеж так мятеж. Победим — победим, проиграем — все поляжем, только и всего.

— Тем более мы еще и не проиграли, а в случае успеха вопросы будут сняты сами собой, как говорил один поэт: мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе. — Приободрившийся невысказанной похвалой, добавил Максим еще одну пришедшую на память цитату.

— Чьи это слова?

— Ээээ. нуу..

— Понятно. Но слова верные. Правильные. Однако об успехе рано думать, знаешь ли ты, сын, приблизительное соотношение сил?

— Не имею представления, отец, но вряд ли бы вы начали наше дело (простите, мне не нравится слово мятеж, оно указывает на то, что мы не правы, тогда как мы, безусловно, правы!) при недостаточных шансах и не предусмотрев все, что только возможно предусмотреть.

— Ты хочешь вылизать мне сапоги? — Резко оветил Соболев Старший. — Я предпочел бы что-то более полезное от тебя. И нет, у нас очень мало шансов, практически их нет вовсе.

— А теоретически? — Не сдержался Половцев.

— Теоретически… это такое слово, которое может все. У нас сильных магов два с половиной, это включая меня, а у Орловых около пятисот. Боюсь, что и волшебное слово "теоретически" не справится с ситуацией. Нас прихлопнут как надоедливую муху.

— Но как же вы собираетесь побеждать, отец? — Вновь вмешался Максим.

— Кто тебе сказал, что я вообще собираюсь побеждать?

— Но как же… а мятеж, этот замок, осада. Зачем тогда все?

— Ты повторяешься, сын мой, и плохо слушаешь. Ты уже спрашивал это и я отвечал. Теперь — поздно. Но надо успеть сделать некоторые вещи, и в этом мне понадобишься ты.

— Я готов!

— Ты не готов, молокосос, не готов. Но выбора нет, придется играть теми картами, что есть.

— Что вы хотите от меня?

— Для начала ты возьмешь мне этот замок.

— Я?

— Ты. Это не так сложно, я снес все щиты кроме последнего, восстановить их изнутри они не могут, так что защита держится на соплях.

— Как скажете отец.

— Ага, уже предвкушаешь, вижу. Далее — ты должен взять девченку живой.

— Какую еще девченку?

— Ольгу Мартынову. Она руководит обороной, приблизительно как ты руководил приведенным подкреплением. Но ее проще понять, девчненке всего двенадцать.

— Ну…хорошо. Я постараюсь справиться, отец.

— Ты не постараешься, ты справишься. Затем ты ее казнишь.

— Что?

— Казнишь ее. Это важно. Нельзя допустить, чтобы она погибла при штурме, или покончила с собой, или чтобы ее убил кто-то из охраны. А вот потом, когда замок будет уже наш — ты казнишь ее. Нам нужны ее сердце и голова.

— Сердце и голова. — Неверяще повторил Максим и замолк.

— Совершенно верно, — подтвердил отец, — сердце и голова. Ты будешь помогать моему сыну, — добавил он Половскому, — не дай им успеть.

— Разумеется, господин. Будет исполнено.