Крепостной Пушкина 2

Интерлюдия

— Что с тобою? Ты меня будто не слышишь. — Наталья даже притопнула ножкой от наиграного возмущения.

— Слышу, слышу. — Пушкин устало потёр лоб. Голова болела с утра, что портило редкий солнечный день.

Весна в Санкт-Петербурге окончательно вступила в свои права. Снег изчез из самых дальних закоулков, дома стояли будто отмытые. Главное — воздух пах свежестью, отчего у горожан светлели лица.

Александр потянулся. Дома было хорошо, но срочный вызов на службу не приводил его в восторг. Смущала прописка «ненадолго и по незначительному делу». Как это понимать? Беспорядок! Разве это канцелярский язык? Одно хорошо — можно было показать её супруге, чтобы та успокоилась. Вечером они планировали посетить домашний бал, даваемый графом Апраксиным, но «домашний» в представлении подобного вельможи не сильно отличался от всех прочих. Наталья желала быть непременно, да и по этикету уже поздно отказываться. Присутствовать следовало. Со всеми тремя сёстрами славной семьи Гончаровых. Пушкин вздохнул.

— Нет, ты должен обещать, что вернёшься не позднее чем к шести вечера, — не унималась жена, прекрасно изучившая особенность «незначительных дел», и старающаяся донести важность вечернего мероприятия до мужа, — и не обращай ни на что внимания! Слышишь? Ни на что и ни на кого.

— Понял я, понял. — Александр устало направился к выходу. На улице было свежо, что несколько его приободрило. Но в пути стало хуже. Когда экипаж остановился у нужного адреса, он сразу не смог даже выйти. Наконец он выбрался из кареты весь белый, со струящимся по вискам потом.

— Что с вами, Александр Сергеевич? — спросил какой-то человек.

— Голова.

— Что, простите?

— Голова раскалывается. — сквозь зубы процедил Пушкин, пытаясь удержать равновесие и найти взглядом говорившего.

— Позвольте вам помочь, господин поэт. — неузнаный собеседник оказался вдруг рядом.

— Благодарю. — Пушкин оперся на поставленную руку.

— Не за что, Александр Сергеевич.

Пушкин почувствовал резкую боль в области печени и согнулся от боли, падая на мостовую.

— Проклятие! На нем кольчуга! — сквозь нашедший на его сознание туман донеслись слова.

— Держи его, держи!

— Убили!

— Помогите!

Что-то липкое обволокло его лицо. Внезапно Пушкина отпустило, боль пропала и стало легко. Он облегчённо вздохнул и погрузился в сон.