Глава 10

Боевая готовность! — воскликнул капитан Абернати, как только корабль календрианских повстанцев дал залп торпедами по «Бесстрашному». — Маневр уклонения! Быстро!

Даль на своем научном посту на мостике сделал усилие, чтоб удержаться на ногах — корабль резко вильнул всей своей громадой, пытаясь избежать проворных снарядов.

«Ты заметишь, что гасители инерции на „Бесстрашном“ в кризисной ситуации работают гораздо хуже, — вспомнил Даль рассказанное Дженкинсом. — Все остальное время корабль может выписывать мертвые петли, и ты даже не почувствуешь. Но когда дело доходит до драматического события — прощай, пол».

— Они все еще летят прямо на нас! — крикнул энсин Якобс из-за пульта управления огнем, глядя на торпеды.

Абернати врезал по кнопке на своем кресле, открывающей канал общего вещания. — Экипаж! Приготовиться к столкновению!

Даль и все остальные на мостике вцепились в свои терминалы и приготовились. «Вот когда ремни безопасности пригодились бы», — подумал Даль.

Вдали раздался тяжелый удар — торпеды врезались в «Бесстрашный». От столкновения палуба качнулась.

— Донести о повреждениях! — рявкнул Абернати.

«Палубы с шестой по двенадцатую практически всегда страдают от повреждений во время атаки», — говорил Дженкинс. — «Потому что именно для этих палуб есть декорации. Они могут добавить врезку с кадрами взрывов и падающей командой».

— Палубы шесть, семь и девять получили тяжелые повреждения, — сказал К'инг. — Палубы восемь и десять — умеренные.

— Еще торпеды! — крикнул Якобс. — Четыре штуки!

— Контрмеры! — завопил Абернати. — Огонь!

«А что ж ты их сразу не применял-то?» — подумал Даль.

Дженкинс ответил внутри его головы: «Каждый бой разработан для максимальной драматичности. Вот что происходит, когда Сюжет захватывает власть. Происходящее теряет смысл. Законы физики удаляются попить кофе. Люди перестают мыслить логикой и начинают мыслить драмой».

«Сюжет» — термин Дженкинса для того, что происходит, когда телевизионный сериал прокрадывается в жизнь, сметает рациональность и законы и физики, и заставляет людей знать, то, чего они не знали, и говорить и делать то, что при других обстоятельствах они никогда бы не сделали. «С тобой уже такое случалось, — говорил Дженкинс. — Факт, которого ты не знал, прежде чем он не всплыл у тебя в голове. Решение или действие, которых иначе бы не было. Это похоже на неодолимый порыв — потому что это и есть неодолимый порыв. Твоя воля тебе не принадлежит, ты просто пешка, которую двигает сценарист».

На обзорном экране раскрылись три ярких цветка — «Бесстрашный» сбил три торпеды.

«Три, а не четыре, — подумал Даль. — Потому что оставить одну торпеду несбитой драматичней».

— Одна еще летит! — сказал Якобс. — Сейчас ударит!

Раздался ужасный грохот — торпеда врезалась в корпус корабля несколькими палубами ниже мостика. Якобс взвизгнул, когда его пульт взорвался, рассыпав искры, и швырнул его через весь мостик.

«Что-нибудь на мостике взорвется, — говорил Дженкинс. — Большую часть времени камера проводит именно там. Значит, должны быть повреждения, осмысленно это или нет».

— Переключить управление оружием! — гаркнул Абернати.

— Есть! — откликнулся Керенским. — Управление у меня.

— Огонь! — приказал Абернати. — Полный ход!

Керенский заколотил по клавишам пульта. Обзорный экран вспыхнул, когда импульсные лучи и нейтринные снаряды обрушились на календрианских повстанцев, и через мгновенье распались на созвездие искр.

— Прямое попадание! — сказал Керенский, глядя на информацию на терминале. — Похоже, мы повредили ядро двигателя, капитан. У нас примерно минута до взрыва.

— Керенский, уводи нас отсюда, — приказал Абернати и повернулся к К'ингу. — Прочие повреждения?

— Палуба двенадцать тяжело повреждена, — сказал К'инг.

Дверь на мостик распахнулась, и вошел главный инженер Уэст.

— Нашим двигателям тоже хорошенько досталось, — сообщил он, будто слышал разговор К'инга и Абернати сквозь дверь и завывания сирены, оповещающей о боевой тревоге. — Нам повезло, что мы сами не повредили ядро двигателя, капитан.

— Сколько времени нужно на починку? — спросил Абернати.

«Столько, сколько нужно, чтобы ввести новый поворот сюжета», — подумал Даль.

— Десять часов впритык, — сказал Уэст.

— Проклятье! — Абернати опять треснул по креслу. — Мы к этому времени должны сопровождать корабль календрианского понтифика на мирные переговоры.

— Очевидно, это повстанцы, настроенные против переговоров, — сказал К'инг, глядя на экран. На экране впечатляюще взорвался корабль повстанцев.

— Да, очевидно, — согласился Абернати. — Но ведь они сами инициировали начало переговоров. Зачем сейчас пытаться их сорвать? И зачем атаковать именно нас? — он мрачно отвернулся.

«Время от времени Абернати или кто-то из остальных офицеров будет произносить что-то пафосное, риторическое или вдохновляющее, а потом он и все остальные будут замолкать на пару секунд», — говорил Дженкинс. — «Это подводка к рекламной паузе. Когда начинается реклама, Сюжет прерывается. Обратите внимание, что происходит после этого».

Через несколько секунд Абернати моргнул, расслабился и посмотрел на Уэста:

— Ну, значит, тебе со своими надо, наверно, начать ремонтировать эти ваши двигатели. — Голос у него стал заметно менее напряженным и пафосным.

— Точно, — согласился Уэст и вышел. Выходя, он оглянулся, будто недоумевая, почему он вообще счел необходимым проделать весь путь до мостика, чтобы сообщить информацию, которую с таким же успехом можно было сообщить по телефону.

Абернати повернулся к К'ингу:

— И давай отправим ремонтников на поврежденные палубы.

— Ладно, — сказал К'инг.

— И пока ты этим занимаешься, пришли кого-нибудь отремонтировать пульты управления огнем, — добавил Абернати. — И посмотри, может, найдутся бесперебойники или что-нибудь в этом роде. Какого черта отовсюду искры сыплются каждый раз, когда у нас бой идет?

Даль хихикнул.

— Какие-то проблемы, энсин? — спросил Абернати, кажется, впервые заметив Даля Во всей этой суматохе.

— Никак нет, сэр, — ответил Даль. — Простите, сэр. Нервы после боя шалят немножко.

— Ты Диль, — сказал Абернати. — Из Ксенобиологической.

— Даль, сэр, — сказал Даль. — Это был мой предыдущий пост, да.

— Первый день на мостике, значит.

— Да.

— Ну, не волнуйся, тут так не всегда, — сказал Абернати. — Временами бывает хуже.

— Так точно, сэр, — сказал Даль.

— Ладно, — сказал Абернати и кивком указал на простертого ничком Якобса, который тихо стонал. — Сделай доброе дело, отведи Якобса в лазарет. Похоже, ему бы не помешало.

— Сейчас, сэр, — сказал Даль и склонился к Якобсу.

— Ну, как он? — спросил Абернати, когда Даль поднял его.

— Ранен, — ответил Даль. — Но, я думаю, жив.

— Вот и хорошо, — сказал Абернати. — О последнем стрелке этого не скажешь. Иногда, Диль, я спрашиваю себя — что за чертовщина происходит на этом корабле? Похоже на проклятье, черт побери.


— Это ничего не доказывает, — заявил Финн после того, как Даль описал все, происходившее во время атаки. Они впятером сгрудились со своей выпивкой вокруг стола в кают-компании.

— А какие еще доказательства тебе нужны? — спросил Даль. — Все по списку. Барахлящие гасители инерции? Есть. Взрывающийся пульт на мостике? Есть. Повреждения на палубах с шестой по двенадцатую? Есть. Многозначительная пауза перед рекламой? Есть.

— Никто не умер, — заметил Хансон.

— Никому и не нужно было умирать, — сказал Даль. — Я думаю, битва — просто вступление. То, что показывают перед первым рекламным роликом. Вводная для того, что случится позже.

— Например? — спросила Дюваль.

— Не знаю, — ответил Даль. — Не я же это все сочиняю.

— Дженкинс бы знал, — сказал Хестер. — У него есть коллекция серий.

Даль кивнул. Дженкинс разбил график полета «Бесстрашного» на практически равные промежутки мигающими метками. «Вот где вмешивается Сюжет», — сказал он, увеличивая масштаб и приближая одну из меток, которая превратилась в корневую структуру. «Видите? Он появляется и пропадает. Каждое из меньших событий — это сцена. Все вмести они составляют сюжетную арку» — Дженкинс уменьшил масштаб. — «Шесть лет. Двадцать четыре больших события в год в среднем. Плюс несколько событий поменьше. Думаю, это были композиционные связки».

— Вот только ты не начинай, а? — жалобно сказал Финн Хестеру, прерывая Далевы раздумья. — Хватит того, что Энди сдвинулся. А теперь и ты туда же.

— Слушай, Финн, я что вижу, то пою, — сказал Хестер. — В эти его выводы я не верю, но его знание деталей, черт подери, впечатляет. Последнее столкновение прошло именно так, как Дженкинс предсказал. Вплоть до взрыва пульта. Ну, может, никто не сочиняет про нас сценарий, а просто Дженкинс давно таблеток не принимал… но, спорим, он сможет предсказать, чем кончится вся эта заваруха с кораблем повстанцев.

— И что, ты каждый раз собираешься бегать к нему спрашивать, что дальше делать? — спросил Финн. — Если тебе прям так нужен гуру, то выбери какого-нибудь, который не питается сухпайками уже четыре года подряд и не ходит в переносной горшок.

— Ну, и как тогда ты это объясняешь? — спросил Финна Хестер.

— Никак, — ответил Финн. — Слушай. Это чертовски странный корабль. Тут мы все сходимся. Но ты пытаешься выдать случайности за закономерность, как и все остальные.

— Нарушение законов физики — это не случайность, Финн, — сказал Хестер.

— А ты у нас физик теперь? — парировал Финн и огляделся. — Народ, мы на космическом корабле, блин! Кто-нибудь из нас может реально объяснить, как эта штука работает? Мы сталкиваемся со всевозможными формами жизни на только что открытых планетах. Что такого, что мы их не понимаем? Мы — часть цивилизации, которая протянулась на световые годы. Это вообще в принципе странно, если подумать. Все это вообще в принципе маловероятно.

— До встречи с Дженкинсом ты такого не говорил, — сказал Даль.

— Я собирался! — воскликнул Финн. — Но ты начал эти все «давайте его выслушаем», и смысла уже не было.

Даль раздраженно наморщил лоб.

— Слушай, я не спорю, что тут что-то из рук вон, — сказал Финн. — Это так. Мы все в курсе. Но, может, это какой-то сумасшедший порочный круг на корабле? Который сам себя поддерживает годами. В такой ситуации, если ты будешь искать закономерность, чтобы найти связь между несвязанными событиями, ты их найдешь. И толку от такого Дженкинса, который съехал с катушек, но еще достаточно в своем уме, чтобы склепать объяснение, у которого задним числом найдется хоть какой-то смысл. А потом он дезертирует и начинает следить за старшими офицерами для остальной команды, которая просто подкармливает его психоз. И тут появляется Энди, который специально тренировался верить во всякое мумбо-юмбо.

Даль напрягся:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что ты годы провел в семинарии, по уши в мистике, — ответил Финн. — И не в какой-нибудь простой ширпотребной человеческой мистике, а в настоящей инопланетной. Ты там мозг растянул, друг мой, вот чокнутые дженкинсовы теории в него и входят, — он поднял ладони, чувствуя Далево раздражение. — Энди, не пойми меня неправильно, ты мне нравишься. Ты хороший парень. Но я думаю, что тут твоя биография работает против тебя. И, отдаешь ты себе в этом отчет или нет, но ты пытаешься втянуть своих приятелей в полный дурдом.

— Кстати, о биографиях — вот это-то меня в Дженкинсе больше всего и вымораживает, — сказала Дюваль.

— Что он про нас знает?

— Что он столько про нас знает. И что он про это думает.

«Вы все статисты, но вы — особые статисты, — говорил Дженкинс. — Обычный статист существует только чтобы быть убитым, так что у него или нее отсутствует предыстория. Но у каждого из вас она есть. — Он указал на каждого по очереди. — Ты был послушником внеземной религии. Ты — прохвост, наживший себе врагов во флоте. Ты — сын одного из богатейших людей во вселенной. Ты оставила свой последний корабль из-за ссоры с вышестоящим офицером, а сейчас спишь с Керенским».

— Ты просто бесишься, что он нам рассказал, что ты трахаешься с Керенским, — сказал Хестер. — Особенно после того, как продинамила его при нас.

Дюваль закатила глаза:

— У меня есть потребности, — сказала она.

— А у него есть три недавно подхваченных венерических заболевания, — заметил Финн.

— Я его сводила на прививки, поверь мне, — сказала Дюваль и оглянулась на Даля. — И вообще, не наезжайте на меня. Никто из вас вообще не почесался.

— А я-то что? — возмутился Даль. — Я же в лазарете был, когда ты с Керенским начала.

Дюваль фыркнула:

— И вообще, меня не это беспокоило, а совсем другое.

«Вас не просто убьют, — сказал им Дженкинс. — Телезрителям мало случайной смерти какого-то несчастного раз в серию. Время от времени им хочется увидеть, как умирает кто-то, похожий на настоящего человека. Так что берется второстепенный персонаж, развивается достаточно долго, чтобы аудитория стала за него переживать, и затем приканчивается. Это вы, ребята. Вы, скорее всего, получите по целой серии, посвященной вашей смерти».

— И снова бред собачий, — сказал Финн.

— Легко тебе говорить, — возразил Хестер. — А у меня одного из вас нет интересной предыстории. У меня ничего нет. И в следующей высадке мне хана нафиг.

Финн показал Далю на Хестера:

— Видишь, вот о чем я тут разоряюсь. Ты завладел слабой неустойчивой душой.

Даль улыбнулся:

— А ты — одинокий голос разума.

— Да! — заявил Финн. — Ты только представь, что вообще значит, когда голос разума — это я. Я, блин, самый безответственный раздолбай из всех, кого знаю. Меня возмущает быть голосом разума. Причем сильно.

— Слабая и неустойчивая душа, — пробормотал Хестер.

— Что вижу, то пою, — сказал Финн.

Телефон Дюваль брякнул, и она на минутку отошла. Когда она вернулась, лицо у нее было бледное.

— Ладно, — сказала она. — Это уже, черт побери, для совпадений черЕсчур.

Даль нахмурился:

— Что такое?

— Это был Керенский, — ответила она. — Зовет меня на планерку для высшего состава.

— На кой? — спросил Хансон.

— Когда «Бесстрашный» был атакован кораблем повстанцев, наши двигатели вырубились, так что для эскорта календрианского понтифика на мирные переговоры был послан другой корабль, — сказала Дюваль. — И он только что напал на корабль понтифика и повредил его.

— А что за корабль? — спросил Даль.

— «Нант», — ответила Дюваль. — Последний корабль, на котором я служила.

Загрузка...