Кот играет с огнем

Глава 14

Бок о бок Джо и Дульси мчались по черному обожжённому холму вниз, в высокую зеленую траву, упиваясь неожиданной свободой. Четыре дня, которые Дульси провела в доме Бланкеншипов, едва не свели их с ума. Слетев вниз, они наконец остановились и со смехом повалились на землю. Дульси прыгала и гонялась за бабочками и насекомыми, которые стрекотали и суетились в раздуваемой ветром траве. Она носилась кругами, сбивая, распугивая и заставляя спасаться бегством тысячи малюсеньких существ, которые выводили тоненькие трели и жевали свои крошечные порции зелени.

– Интересно, сдалась ли мамуля, позволила ли она Фрэнсис позвонить в полицию, – Дульси усмехнулась. – И ещё: пыталась ли Фрэнсис перезвонить адвокату Джозефу Грею? – Она остановилась, помахивая хвостом. – Если тот фургон, что видела мамуля в ночь перед пожаром, принадлежал Джанет, что она там делала? Она уехала в Сан-Франциско в то утро. Зачем ей было возвращаться домой среди ночи? Грузить свои картины и везти их – куда? Если предполагалась какая-то выставка, её агент об этом сказала бы. – Кошка внимательно посмотрела на Джо. – Картины, сгоревшие при пожаре, принадлежали не Джанет, но тогда чьи они были?

– Могла она спрятать свои собственные картины, чтобы получить страховку?

– Джанет не стала бы этого делать. И никакой страховки не было. – Дульси прилегла и задумалась.

– Наверняка была страховка, – сказал Джо. – Эти картины стоили…

Дульси дернула ухом.

– Джанет не страховала свои работы.

– Это глупо. Почему? И откуда ты это знаешь?

– Страхование картин – удовольствие жутко дорогое. Она говорила Вильме, что это стоит почти столько же, сколько сами работы. Расценки были такими высокими, что она решила этого не делать. Сказала, что говорила с тремя страховыми агентами, и у всех тарифы оказались непомерно высокими. Вильма говорит, многие художники не пользуются страховкой.

– Но Вильма….

– Та картина, что у Вильмы, застрахована. Но это другое дело. – Она помолчала минутку, затем села, расширив глаза. – У Сесили Аронсон есть белый фургон. Помнишь? Она ставит его за галереей, рядом с грузовым выходом.

– Думаешь, Сесили взяла картины в два часа утра? Убила Джанет и забрала её картины, чтобы продать? Да ладно тебе Дульси. Зачем ей убивать Джанет? Джанет была её лучший художником, её выигрышным лотерейным билетом!

– Возможно, Джанет собиралась уйти от неё. Может быть, они поссорились. Если бы Джанет забрала все свои работы…

– Ты слишком много телесериалов смотришь. Если бы Сесили попыталась продать эти картины, если бы они появились на рынке, Макс Харпер моментально упёк бы её за решетку. И Беверли не могла их взять. Она и так наследует все работы сестры. – Джо лизнул лапу. – А если никакой страховки не было, то Беверли ничего и не выигрывает.

Кот куснул своё плечо, преследуя блоху. Несмотря на удивительные перемены в его жизни, он так и не смог избавиться от блох, а специальные аэрозоли он терпеть не мог.

– Возможно, Сесили было бы легче их продать, чем Беверли, – сказала Дульси. – В этом случае она бы получила все деньги, и не нужно было бы делиться с Беверли. После смерти Джанет, когда столько картин погибло, каждое полотно стоит целое состояние.

– У кого бы они ни оказались, любой может их продать. Беверли. Сесили. Кендрик Мал.

– Но у Мала есть алиби на всё то время, что он был в Сан-Франциско.

Мал обедал с друзьями и в субботу, и в воскресенье вечером, оставляя машину в гараже гостиницы. Мал жил в округе Марин за Золотыми Воротами. Он приехал в город в субботу после обеда и зарегистрировался в «Святом Франциске»; гостиница была полна художников и критиков. В городе Кендрик брал такси или ездил на машинах со своими друзьями.

Дульси нахмурилась.

– Я думаю, кто угодно мог позаимствовать фургон. Когда мы узнаем, кто был в нём, мы поймем, кто убил Джанет. Готова поспорить, что детектив Маррит не взял ни одной кнопки, ни одного клочка сгоревшего холста в качестве улики.

– Или, возможно, Мэррит взял кнопки, но не стал выяснять, как Джанет прикрепляла холсты. Если только кто-нибудь ему об этом не сказал. Могла ли это сделать Сесили?

– Если только хотела, чтобы об этом знала полиция. – Дульси изучала свои когти. – Придётся много звонить по телефону, обзванивать все конторы по аренде машин, чтобы выяснить, кто брал в ту ночь белый фургон.

– Дульси, полиция проверит все прокаты автомобилей, как только они узнают о фургоне и о пропавших картинах.

– Где можно было спрятать столько картин? – сказала Дульси задумчиво.

Джо сидел, внимательно разглядывая подругу.

– Ты решила искать эти холсты? Думаешь, мы найдем картины стоимостью в два миллиона долларов? Эти картины могут быть где угодно: в частном доме, в квартире, в другой галерее… Что ты намерена делать? Мотаться туда-сюда по побережью – может быть, на личном «БМВ» – и обыскивать склады?

Кошка ласково улыбнулась, скосив на него глаза.

– Мы можем проверить галерею Сесили.

– Конечно, так Сесили и будет держать эти громадные полотна прямо под носом у полицейских. Тебе не кажется, что капитану Харперу стоит узнать, что картины пропали, а не сгорели?

– Это займет всего несколько минут, просто прошмыгнём в галерею и посмотрим. Если мы их найдём, это будет не намёк капитану Харперу, а целая большая и подробная история. –Она усмехнулась, сияя изумрудными глазами. – Не запах кролика, а целый длинноухий деликатес. Мы проскочим в парадную дверь, перед тем как Сесили начнет закрывать галерею, и спрячемся.

Глаза Дульси вызывающе сверкнули, но разум и природная осторожность продолжали внушать Джо опасения.

– Если мы так сделаем и нас поймают, надеюсь, это будут полицейские, а не Сесили.

– А что такое? Она всё равно не поймёт, что мы там делаем. Кроме того, Сесили любит кошек.

В самых смелых представлениях Джо не мог вообразить себе, что Сесили любит кошек. Эта женщина внушала ему ужас и отвращение. С её звенящими браслетами, гремящими сережками, мотками громыхающих цепочек и ожерелий, с её развевающейся многослойной одеждой она напоминала ходячий модный магазин. Дульси глотала слюнки, глядя на дорогие ткани, которые носила Сесили, на заграничную материю ручной росписи, на её длинные, ручной вязки юбки; на ручной выделки босоножки или высокие изящные ботиночки, от которых пахло зверями, из чьей кожи они были сделаны. Тёмные волосы Сесили, закрученные причудливыми змейками, украшали заколки из серебра и драгоценных камней. Она была похожа, скорее, не на жительницу Молена-Пойнт, а на обитательницу квартала красных фонарей в Сан-Франциско; или напоминала экземпляр, сохранившийся со времен Салли Стенфорд [1] когда эта мадам была настоящей достопримечательностью города.

И тот факт, что Сесили, по словам Клайда, крепко знала свой интерес и могла в уме просчитать любую возможность обхода налогов, не прерывая при этом дружеской или деловой беседы, делало её ещё более пугающей.

– Она так одевается исключительно ради того, чтобы произвести впечатление на публику. Это часть имиджа её галереи, – Дульси протянула Джо мягкую лапу. – На самом деле она очень славная. Если даже она и поймает нас в галерее, то, вероятно, просто накормит ужином.

– Наверняка. С крысиным ядом.

Она изумлённо взглянула на Джо.

– Я часто бывала там в последнее время, и Сесили была ко мне очень добра, – продолжала Дульси и вдруг всполошилась: – Боже, мне кажется… Надеюсь, мы не найдём там картины. Надеюсь, она этого не делала. Я только хотела доказать невиновность Роба. Но она действительно была ко мне добра,

– Я не знал, что ты там бываешь.

– Я хожу туда уже несколько недель, иногда днём, когда суд устраивает перерыв на обед, просто послушать.

– Ты её подозреваешь?

– Нет, мне просто хочется узнать всё, что можно. В конце концов, она агент Джанет.

– И что ты узнала?

– Ничего – Она лизнула лапу. – За исключением того, что она обожает кошек. Но мне кажется, большинство людей из мира искусства любят кошек. На прошлой неделе она кормила меня маленькими бутербродиками, оставшимися после открытия выставки. Два раза она делилась со мной обедом; а ещё расстилала шерстяную шаль ручной вязки на столе, чтобы я могла на ней поспать.

– Если так пойдет дальше, Вильма может потерять свою компаньонку,

Дульси улыбнулась,

– Ни за что. В любом случае, если Сесили застанет нас в галерее, просто ляг на спинку, сложи кокетливо лапки и улыбайся.

– Конечно, я так и сделаю. А потом полосну её всеми когтями, когда она потянется, чтобы схватить меня.

Дульси отвернулась, негодующе фыркнув. Но через минуту сказала:

– Жаль, что мы так и не решили, как поступить с дневником Джанет.

– Дульси, это улика. Мы должны подсказать полиции, где его найти. Нам он уже ни к чему.

Она вздохнула. Джо придвинулся к ней и лизнул её в ухо.

– Этот дневник – дело капитана Харпера.

– Но эти записи такие личные… Теперь только они могут рассказать о Джанет да ещё её картины. – Дульси беспомощно посмотрела на Джо. – Почему произошла такая ужасная вещь, почему ей пришлось умереть?

– По крайней мере от Джанет остались её работы, и они по-прежнему будут доставлять удовольствие другим. Большинство людей даже этого после себя не оставляют.

– Мне кажется, – с некоторым удивлением начала она, трогая своей лапкой его лапу. Джо иногда тоже показывает слабые стороны, когда находит нужным. – Мне кажется, это лучше, чем жизнь бедной миссис Бланкеншип. Она не оставит миру ничего, кроме набитого фарфоровыми зверюшками дома.

Немного раньше, когда они с Джо уходили из дома Джанет, прячась в тени, чтобы мамуля не увидела их, Дульси взглянула на противоположную сторону улицы и увидела миссис Бланкеншип, которая сидела у окна, поджидая её.

– Жестоко убедить её в своей любви, а потом уйти. Теперь она почувствует одиночество ещё острее, чем прежде.

Джо потерся об неё усами.

– Можно найти ей кошку, обычную кошку, которая будет её любить. Может быть, котенка.

– Да. – Дульси просияла. – Кошечку, которая с ней останется, маленькую и симпатичную. А может быть, и котёнка. А возможно, того белого кота. Ему нужен будет дом, когда мы его найдём.

Джо не ответил. По его мнению, белый кот был давно уже мертв. Правда, если он погиб, тогда откуда эти странные сны? Или эти сны, как он надеялся, всего лишь плод живого воображения Дульси?

Кошки снова направились вниз, оглядывая холмы; не вынырнет ли оттуда злобный пёс Стампса? Дикая рожь и овес на открытых склонах были такими высокими и густыми, что этот зверюга легко мог подобраться незамеченным. Его не было видно ни на улицах внизу, среди садов и домиков, ни рядом с серым домом, ни возле старого чёрного пикапа, Дульси разглядывала ветхий домик, прищурившись, и её розовый ротик изогнулся в легкой улыбке.

– Ты чего? – спросил Джо.

– Мне кажется, у Стампса открыто окно.

Джо промолчал. Подобравшись поближе к тому месту, где стоял пикап, они увидели тень среди теней – пса, который спал в кузове.

Почувствовав взгляд, зверь открыл глаза, сел и отряхнулся. Он уставился на склон холма и то ли увидел их, то ли учуял, но внезапно взвился со своего места, прыгнул прямо на них… и отлетел назад – его не пустила цепь, которой он был привязан к бамперу.

Джо и Дульси вздохнули с облегчением, их сердца неистово колотились. Зверюга с грохотом рвался с цепи и дергал машину так яростно, что они испугались: а вдруг он оторвет бампер и, лязгая железом, кинется на них?

Но цепь выдержала. Бампер не поддался, видимо, был надежно прикручен.

– Пошли, – сказала Дульси. – Он не освободится. Если мы заберёмся внутрь и возьмем список, мы успеем обратно ещё до того, как эта тварь прекратит буянить.

– А с чего ты взяла, что хозяина нет дома? Его машина здесь. И почему он должен был оставить список дома?

– Прошлой ночью так и было. Сейчас он должен быть на работе. Чарли сказала, что если он снова будет отпрашиваться, она его уволит.

– Но почему он оставил машину и собаку?

– Чарли велела избавиться от пса, она его не терпит. Может, Стампсу просто некуда его деть, кроме как привязать к машине. А до работы он может и пешком дойти: тут всего несколько кварталов. Взгляни на окно, Джо, оно приоткрыто. Что тебе еще нужно? Это же настоящий пригласительный билет!

Джо усмехнулся.

– Дульси, иногда…

– Да мы мигом. Схватим лист и выскочим, даже не опоздаем домой к завтраку.

Джо помедлил, изучая обстановку, а затем серой молнией метнулся к дому. Миновав пикап и собаку, они проскочили прямо к открытому окну.