Корона с шипами

8

Когда они наконец добрались до моста, Тесса уже ног под собой не чуяла. От усталости она ничего не соображала. Все силы девушки уходили на то, чтобы не заснуть прямо на ходу. Безошибочный инстинкт подсказывал ей, что давно пора спать.

Они расседлали лошадей. Хотя Эмит настойчиво приглашал передохнуть в доме его матушки — маленьком бревенчатом сооружении, приткнувшемся между банькой и конюшней, — Тесса с Райвисом отказались. Тессе хотелось одного — вернуться в кладовку вдовы Фербиш, завернуться в одеяло и уснуть в компании со всеми живущими там насекомыми. Они даже не стали заходить к матушке Эмита. Однако Райвис настойчиво попросил его передать милой старушке горячий привет и обещал позже непременно зайти и засвидетельствовать свое почтение. Тессе приятно было узнать, что здесь придают значение таким вещам.

Луна скрылась за облаками, но огни города освещали мост. От реки воняло, а воздух был полон ночных животных звуков, скрипов, шелеста.

Дом вдовы Фербиш ничем не отличался от соседних. Они все сильно выдавались на проезжую часть, как будто строители опасались, что их непрочные создания могут рухнуть в воду. И Тесса была готова признать, что это было бы весьма неприятно: от воды так противно пахло, да и шедшие от нее влажные, хлюпающие звуки не внушали ни малейшего желания искупаться.

Неяркая вспышка пламени осветила дверь в дом вдовы Фербиш. Райвис схватился за нож. Тесса подняла ногу на первую ступеньку, но он преградил ей путь:

— Я первый.

Тессу начинала раздражать эта театральность. Какого черта он каждый шаг обставляет как вооруженное нападение? Она оттолкнула руку Райвиса:

— Если там кто-то есть, пусть берет меня с потрохами. Мне уже все равно.

Пальцы Райвиса вцепились ей в локоть. Тесса поморщилась.

— Ты останешься на месте.

Таким ледяным властным тоном он еще ни разу не говорил с ней. Тесса вдруг вспомнила, что узнала о нем в погребе Марселя: Райвис был наемником, человеком, который обучал других искусству убивать. И короли платили за его услуги.

Она отступила в сторону.

Райвис не стал подниматься на все три ступени. Он остановился на полпути и, дотянувшись до двери, постучал. Никто не ответил.

По знакомому движению челюстей Райвиса Тесса догадалась, что он покусывает шрам на внутренней стороне губы.

Прошло несколько секунд.

— Свигг! — закричал Райвис. — Открой, у меня руки заняты, не могу сладить с засовом.

Тишина.

Райвис и Тесса обменялись взглядами. Всего минуту назад на мосту кипела жизнь. И вдруг стало тихо как в могиле. Поблизости никого. Все двери заперты, ставни плотно закрыты. На ветру покачивалась вывеска колесного мастера, но до них не доносилось даже скрипа.

У Тессы быстрее забилось сердце. Она забыла об усталости, а в ногах началось какое-то покалывание.

Райвис поднялся на верхнюю ступень лестницы, размахнулся и ударил в дверь ногой. Она распахнулась. Райвис вытащил нож и еще раз окликнул Свигга. И в тот же момент Тесса почувствовала запах.

Мускусный, едкий запах, похожий на запах псины. Животный запах.

А потом она увидела кровь. Красную кровь, растерзанное мясо, белые кости.

Свет потух. На пороге выросли две фигуры. Они двинулись на Райвиса, занесли над ним кинжалы. Райвис выставил вперед левый локоть, а правой рукой сделал выпад в сторону неизвестного. Его нож не представлял опасности для нападавших — расстояние было слишком велико. Таким маневром Райвис мог лишь выиграть время, необходимое для отступления.

Тесса не кричала — то ли от страха, то ли от изнеможения. Она только прерывисто дышала, впервые в жизни забыв, что ей вредно волноваться. Теперь она вольна делать что угодно — вопить, паниковать, обратиться в бегство или вступить в драку — звон в ушах ей не грозит.

Райвис ногой нащупал ступеньку. Стоя в дверном проеме, он не мог свободно двигаться. Он выиграл секунду, а может, и того меньше на то, чтобы занять более удобную позицию.

Животный запах усилился. Тессе не удавалось разглядеть врагов — было слишком темно и произошло все слишком быстро. Но когда первый из них занес нож над Райвисом, девушка увидела его профиль. Впрочем, возможно, она ошиблась. Что-то тут было не так. Переносица показалась ей чересчур плоской...

Тесса передернула плечами. Да, наверное, померещилось.

Теперь оба нападавших вышли из дома. Плащи черным облаком окутывали их фигуры, двигались они совершенно бесшумно. Один зашел Райвису с правой стороны, другой выжидал момента обойти его справа. Райвис понимал, что его берут в клещи, и вынужден был сделать еще несколько обманных маневров. Он пытался расширить себе поле действия. Оба его противника подняли длинные, с тонкими лезвиями кинжалы на уровень плеч. Райвис держал свой нож у пояса.

Первый из нападавших с каким-то утробным урчанием кинулся на Райвиса. Тот приготовился отразить удар и не заметил, что второй подкрался сзади.

— Райвис! — вскрикнула Тесса.

Райвис обернулся — но опоздал. Кинжал второго врага скользнул по его руке и вспорол рукав чуть пониже плеча. Не успел Райвис опомниться, первый противник прыгнул на него.

Оцепенение Тессы неожиданно прошло. Не помня себя, она с кулаками набросилась на врагов. От собственного крика у нее чуть не лопнули барабанные перепонки. Первый нападавший повернулся к ней, и Тесса, не соображая, что делает, ударила его в челюсть. Внутренний голос настойчиво советовал ей сломя голову бежать прочь от этого существа. Вместо этого Тесса осталась на месте, продолжая вопить во весь голос и закрывая лицо руками. В висках пульсировала кровь, легкие разрывались от напряжения, горло болело.

Несмотря на ужас, она чувствовала странное оживление, подъем.

Впрочем, противник вряд ли даже почувствовал ее оплеуху. Но, встретившись с Тессой глазами, он злобно зашипел. В глазах его мелькали золотистые огоньки, губы были поджаты, обнажая розовые десна. Он шагнул к ней, плащ волочился сзади, точно хвост.

Отделавшись каким-то образом от второго нападавшего, Райвис оглянулся на Тессу.

Нож у плеча противника напомнил Тессе клюв огромного стервятника. Зловонное дыхание обдало ее. Голова чудовища показалась ей какой-то странной, она не имела четкой формы, только размытые контуры — как огромная клякса. Потом монстр отступил на шаг, Тесса так и не успела различить черты...

Бамц!

Голова девушки мотнулась назад. Кулак угодил ей прямо в лоб. Она не почувствовала боли, только обиду и изумление: она не видела, как это произошло. Ноги подогнулись, и Тесса осела на землю. В глазах у нее потемнело, и последней мыслью было — она все же оказалась права насчет звона в ушах. Он никогда не возобновится.

То был подарок ей от этого нового мира.

Тесса с трудом открыла глаза. Она прочла достаточно книжек, героини которых попадали во всяческие передряги. Предполагалось, что она должна очнуться совершенно здоровой через много часов, а может, и дней на пуховой перине и в полной безопасности. Некрепкий бульон, почтенная матрона, склонившаяся над ней с материнской заботливостью, и потрескивание дров в камине хорошо дополнят картину.

Как бы не так.

Опомнившись, Тесса обнаружила, что над ней все такое же небо. И, судя по сопению и шуму борьбы в нескольких шагах слева от нее, прошло всего несколько минут.

Доски моста под ее спиной вибрировали от прыжков дерущихся. Тесса чуть повернула голову — посмотреть, что происходит. Боль пронзила ее, глаза наполнились слезами. Ее вырвало.

Тесса вытерла рот и отчаянно заморгала. Но ей ничего не удавалось разглядеть. В поле зрения попала лишь какая-то бесформенная, странно покачивающаяся туша, похожая на гигантскую летучую мышь. Потом она раскололась на две части; Тесса услышала тяжелое дыхание, рычание, та часть туши, что была побольше, потопталась на месте, а затем тяжело опустилась на землю. Доски моста прогнулись под ее тяжестью.

Рядом неожиданно очутился Райвис, от него, как и от убитого, тоже исходил тяжелый звериный дух, лицо было залито кровью, грудь вздымалась. Он рывком поднял Тессу на ноги:

— Пошли! Живо!

Тесса предпочла бы более бережное обращение. Голова разрывалась от боли, а ноги отказывались повиноваться. Но Райвису и дела не было. Продолжая всматриваться в ближний от них конец моста, он машинально отряхнул нож, а потом обтер лезвие о штанину

Тесса действительно с трудом держалась на ногах. Обруч боли сжимал лоб, ее мутило. Райвис придвинулся ближе, поддержал ее.

— Кто-то поджидает нас в том конце, — прошептал он.

Тесса прищурилась. Но глаза ее слезились, свет и тени сплетались в причудливые узоры, она ничего не могла разобрать.

— Вон там. — Райвис взмахнул ножом. Рукав его туники был пропитан кровью.

Тесса решила поверить ему на слово.

— Ну так пошли в другую сторону.

Зубы Райвиса сверкнули в темноте.

— Не думаю, что это удачная мысль.

— Да? Ты думаешь, что не со всеми разделался?

Райвис кивнул:

— Именно. Нас караулят с обеих сторон.

Тессе не хотелось даже думать, что кроется за словами Райвиса.

— Ну, наверное, надо пойти в эту сторону... а может быть, в ту. Выбирай, — промямлила Тесса. Язык у нее заплетался, как у последнего пьянчужки.

На другой стороне моста, чуть выше, распахнулось окно. Где-то вдалеке залаяла собака.

Райвис потянул Тессу за руку, повернул к себе:

— Я выбираю этот путь.

Сначала девушке показалось, что он имеет в виду дальний конец моста Но Райвис повел ее к дому вдовы Фербиш. На пороге лежало тело их второго противника. Удар Райвиса пришелся ему в спину, и крови вытекло совсем немного. Вглядевшись в поверженного, Тесса с удивлением обнаружила, что в нем нет ничего необычайного. Черты лица не искажены и голова совершенно нормальная и вовсе не напоминает кляксу. Человек как человек. Тесса пожала плечами. Значит, у нее просто разыгралось воображение.

— Смотри вверх, — шепнул Райвис, когда они переступили порог, — я скажу, когда можно будет опустить глаза.

Тесса подчинилась приказу, хотя смысл его требования не сразу дошел до нее. Он не хотел, чтобы она видела труп Свигга. Правда, предостережение чуть-чуть запоздало. Но больше она ни за что не станет смотреть вниз.

В доме было темно и холодно. Тессу замутило от запаха крови. Она остановилась и, уставившись в потолок, ждала, пока Райвис запрет дверь. Потом он повел ее к кладовке, в которой она провела прошлую ночь.

— Постой тут, — велел он и вышел в соседнюю комнату. Через минуту золотистый свет залил каморку.

Лай на улице стал громче. По дощатому настилу моста застучали шаги.

Застывшая на пороге кладовки, освещенная сзади фигура Райвиса напугала Тессу. Он был как две капли воды похож на напавших на них монстров. От его одежды исходил тот же запах разгоряченной плоти и сырого меха. Неужели и она пахнет так же?

— У нас мало времени, — сказал Райвис. — Очень скоро те, кто караулит на мосту, поймут, что мы не собираемся выходить отсюда. Они считают, что мы их не заметили, а в дом вернулись просто за своими пожитками. — Райвис дождался, пока Тесса кивнет в знак согласия, а затем опустился перед ней на одно колено и еще раз отер лезвие ножа о штанину. — Управлюсь за минуту.

Ничего не понимая, Тесса отпрянула назад. Но Райвис схватил ее за юбку и не отпускал.

— Я просто хочу обрезать ее до колен. Я не покушаюсь на твою скромность.

Обрезать до колен? Господи, о чем он толкует? Если бы голова у нее не разламывалась от боли, если бы она соображала хоть что-нибудь...

Райвис улыбнулся замешательству девушки:

— Не хочу, чтобы ты запуталась в юбке, когда будешь прыгать в реку. А сейчас стой смирно. — Он натянул материю и принялся отрезать подол юбки.

— В реку?

Райвис невозмутимо кивнул.

— Да, это самый безопасный путь. Я спущу тебя из окна, а потом вылезу сам. Не волнуйся, в это время года вода не такая уж холодная. Да и воды там почти нет, одна грязь. — Юбка упала на пол. — Хотя на всякий случай будь готова к любым неожиданностям. — Он секунду подумал, затем прибавил: — Ты ведь умеешь плавать?

Тесса кивнула.

Райвис поднялся, поглядел на ее голые ноги:

— Отлично. Пошли.

Забавно, но Тессу почему-то смутило его внимание. Но ведь он видел только ее коленки, убеждала она себя. Вот если бы он увидел ее полураздетой или...

Райвис открыл ставни. Шум с улицы ворвался в комнату. Лай, крики, звон оружия... Тесса растерянно взглянула на него.

— Все хорошо, — заверил Райвис, — чем больше они галдят, тем больше у нас шансов улизнуть незаметно. За собственными криками они ничего не расслышат. А высота, кстати, пустяковая, всего-то шагов пятнадцать.

Тесса вслед за Райвисом подошла к окну. Теперь она была только рада, что боль в голове мешает ей сосредоточиться. В подобных ситуациях от раздумий толку мало.

Она высунулась в окно. Пахло точно дымом от догорающего костра. Но после комнаты, в которой стоял запах крови и разъяренных диких зверей, даже вонь реки показалась желанной переменой. Сощурившись, Тесса различила далеко внизу, в темноте блестящую полоску воды, черный парапет набережной и сгрудившиеся за ним, похожие на сердитую враждебную толпу, дома города.

Бум! Бум!

Кто-то пытался взломать дверь. Тесса посмотрела на Райвиса. Он держался невозмутимо, но прикусил рассеченную шрамом губу.

Он помог ей взобраться на подоконник, бережно поддержал ее и почти нежным движением откинул прядь волос с лица девушки.

— Не бойся, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, — через секунду я последую за тобой. Раскинь руки, не пытайся бороться с течением, но старайся держать курс к западному берегу.

Тесса чуть наклонила голову. Внезапно она снова почувствовала жгучую боль. Перед глазами всплыло лицо ударившего ее человека. Она снова видела перед собой розовые влажные десна и оскаленные клыки чудовища. Она заброшена в безумный и злой мир, в котором нет безопасных путей и смерть подстерегает за каждым углом.

Бум! Бум! Новая серия ударов в дверь.

Тесса перелезла через подоконник. Райвис осторожно опустил ее вниз. Холодный ветер обдувал ее босые ноги. Его глаза по-прежнему были прикованы к ее глазам. Он крепко держал ее, не хотел отпускать — несмотря на боль, страх, смущение, — Тесса понимала это.

— Не пройдет и минуты, я последую за тобой, — шепнул он и разжал руки.

Тесса полетела вниз. У нее захватило дух, желудок вдруг оказался где-то в груди, а сердце колотилось в горле. Ветер свистел в ушах. Она шлепнулась в маслянистую липкую воду.

Она и в самом деле была вовсе не такой уж холодной и такой плотной, что сама вытолкнула Тессу на поверхность. Голова девушки лишь на секунду скрылась под водой. Тесса понятия не имела, какова глубина реки, и выяснять это у нее не было ни малейшего желания. Ее глазам, рту и носу было довольно и этого первого погружения. Не хватало только наглотаться этой вонючей жидкости, в которой вдобавок плавала всякая дрянь. Нет уж, ни за какие коврижки.

Тесса не сразу сообразила, что ее относит течением, и с удивлением обнаружила, что мост остался позади. Темная фигура выпрыгнула из тускло светившегося окна. Послышался всплеск. Райвис. Тесса помахала ему рукой, хотела было окликнуть, но вместо этого махнула еще раз. Она вспомнила совет Райвиса, широко раскинула руки и, пытаясь повернуть к западному берегу, отчаянно задрыгала ногами. Но в воде было столько грязи, что Тесса не плыла, а лишь барахталась в ней.

А запах... А разбухшие в воде отбросы, что плавали у нее перед носом... От жира на поверхности образовалась гладкая радужная пленка. Тессе показалась, что мерцающие, замысловатые круги соединяются в цельный, совершенный по-своему узор. Линии находили, наползали друг на друга, как возрастные кольца на срубленном дереве. Как золотые нити в ее кольце.

Кольцо! В панике Тесса попыталась нащупать ленту на шее. Одеревеневшими пальцами она неловко шарила по мокрой шерсти платья, почти отчаявшись почувствовать под ладонью гладкий шелк. Наконец она ухватила ленту и собрала ее в горсть. Шипы вонзились в подушечки пальцев. Слава богу, кольцо все еще у нее! Тесса с облегчением отпустила ленту.

Она все сильнее ощущала тяжесть намокшего в воде платья, и все больше усилий требовалось, чтобы держаться на поверхности. Ноги и руки исправно слушались ее, но день был долгим, трудным и утомительным. Тело требовало отдыха. Зато в голове как будто прояснилось. Затылок все еще побаливал, наверное, вскочила шишка, но то была не прежняя тупая, усыпляющая боль, а бодрящее покалывание.

Где-то вдалеке Тессе послышались крики, плеск, ругань.

— Тесса. — Ветер донес до нее голос Райвиса.

Тесса оглянулась. Райвис был в нескольких шагах от нее. Она протянула руку и через несколько секунд почувствовала его пожатие.

— По правде говоря, не в моем обыкновении приглашать подружек в такие места. Особенно по вечерам. — Теперь Райвис плыл бок о бок с ней. — Но в этом есть своя прелесть. — Он притянул Тессу к себе и приобнял ее. — А теперь давай выбираться.

Плыть вместе было куда веселей. Райвис поддерживал ее, и Тесса чувствовала, как напрягаются могучие мышцы на его руках. Он не столько плыл, сколько атаковал реку — делал резкие выпады, рассекал, отбрасывал воду. Через несколько минут ноги Тессы коснулись мягкого вязкого дна. Она решила не вставать, продолжать плыть, сколько сможет. Но вскоре ей пришлось подняться. С каждым шагом ноги все глубже увязали в жидкой грязи. Это было довольно противно, а тут еще Райвис свистящим шепотом велел ей опуститься на четвереньки: иначе преследователи могли заметить их.

Тесса, выругавшись про себя, повиновалась. Даже в воде ей было лучше, чем теперь, когда мокрое платье облепило тело, а колени и ладони погрузились в густой зловонный ил, в котором разлагались тушки дохлых крыс и птиц. Тесса старалась не делать глубоких вдохов, но ее усталые легкие воспротивились — они требовали воздуха.

Они подползли к парапету набережной. Только тут Тесса рискнула оглянуться. Было слишком темно, и она не могла разобрать, полез ли кто-нибудь в реку вслед за ними. Но девушке снова показалось, что издалека доносится какой-то шум, возможно, плеск воды.

Кости, падаль, гнилые листья, деревяшки — по мере приближения к парапету отбросов становилось все больше. Тесса уже прошла через все степени отчаяния и отвращения. Теперь ее разбирал смех. Полюбуйтесь-ка — вот она, промокшая до нитки, барахтается в дерьме, задыхаясь от вони, но упорно борясь за свою жалкую жизнь. Да уж, обычно искатели приключений представляют их себе немножко более романтичными.

Парапет набережной тоже имел свой рисунок. Основу его составляли крупные, хорошо обтесанные, хоть и очень старые, валуны. Выше булыжники, галька, осколки камней были уложены кое-как — строители, очевидно, не заботились ни о долговечности, ни тем более о красоте своего создания. А верхние ряды и вовсе уже обсыпались. Желтоватые нити известкового раствора, скрепляющего камни, кружевом опутывали всю стенку — как прожилки на мраморе. Тесса помотала головой, чтобы отогнать наваждение. В этом новом мире узоры не дают ей ни минуты покоя.

Тесса вскарабкалась на парапет, но подняться на ноги не осмелилась. Поеживаясь и лязгая зубами от холода, она повернулась к Райвису:

— И куда теперь?

Взгляд Райвиса скользнул по набережной, по реке, по подступающим к ней домам. Он задумчиво пожевал губами.

— Знаешь что? — с кривой усмешкой наконец сказал он. — Пожалуй, мы зря отклонили приглашение Эмита. В самом деле, должны же мы засвидетельствовать почтение его престарелой матушке.

— Итак, с рассветом мы начинаем наступление на границе. Передайте приказ своим людям. — Изгард Гэризонский обвел взглядом лица полководцев и генералов. Он искал на них признаки малодушия. Помаргивание, непроизвольное подергивание мышц, попытку отвести глаза — все, что свидетельствует о страхе или сомнении. Ничего подобного. Ни у кого. Изгард остался доволен. Мановением руки он распустил собрание и повернулся спиной к покидающим залу военачальникам.

Некоторые свои чувства он не хотел выдавать никому.

Щеки его пылали. Кровь буквально кипела от возбуждения. Как всегда в эти последние дни, когда Изгард был поглощен военными планами, у него тряслись руки и прерывалось дыхание. Он беспокойно кружил по зале военных советов — свинцово-гранитному сердцу крепости Серн. Его окружали набитые картами дубовые шкафы. Массивные столы были завалены манускриптами. Голые каменные стены увешаны оружием. В углу комнаты, прикрытые холстиной, лежали доставленные из Вейзаха батальные полотна. По настоянию Изгарда их сняли со стен замка Вейз и привезли сюда. Король желал видеть изображения войны.

Изгард сдернул холст, прикрывающий первую картину, и повернул ее к свету. Художник живописал великую победу короля Хирэка в битве при Бэлиноке. Полотно было точно алое знамя, темным ужасом войны пахнуло с него. Отрубленные конечности, разверстые раны, сжатые кулаки, разинутые рты, вытаращенные, пустые от страха глаза.

Взгляд Изгарда как магнитом притягивало ярко-красное пятно — смертельная рана Элроя, герцога Роснийского, дымящиеся внутренности врага, вываливающиеся из нее. Свежая горячая кровь фонтаном била из раны, она словно выплескивалась за раму картины, и капли ее попадали прямо на лицо зрителя.

Изгард облизнул пересохшие губы. Никто, кроме гэризонца, не способен так изобразить кровь. Вейзахские мастера знали пятьсот оттенков красного цвета.

Изгард положил картину на место, выпрямился и подошел к ближайшему столу. Он взял один из наполненных вином кувшинов и сделал то, что, оставаясь в одиночестве, не делал почти никогда. Он налил себе стакан вина, красного, как кровь на картинах. Вкус его Изгард затруднился бы определить. Он знал только, что вино не отравлено — двое полководцев пили из этого кувшина. Изгард всегда замечал такие вещи.

Он согрел бокал в руках, перевел дыхание, пытаясь унять возбуждение. Завтра его царствование начнется по-настоящему. Ведь лишь когда его солдат прольет кровь врага и знамя с изображением Венца с шипами взовьется над завоеванной территорией, лишь тогда он будет считать себя истинным властителем Гэризона.

Изгард омочил губы в вине. Но для него душистый напиток был лишен всякого вкуса. Ни разу в жизни он не почувствовал вкус еды или питья. В организме всех, кто рожден был носить Корону с шипами, был какой-нибудь изъян. У Эвлаха Первого недоставало двух пальцев, его сын, Эвлах Второй, немного косолапил, а лицо внука напоминало морду зверя. Но этот монстр одерживал победу за победой, как и подобает королю. Таковы были властители Гэризона. Даже сам Хирэк был от рождения слеп на один глаз. Но одним здоровым глазом он видел лучше, чем обычные смертные видят двумя. Недостаток восполнялся превосходством в какой-то другой области. Это свойство объединяло всех, кому суждено было возложить на себя Венец.

Ни один полноценный человек не смог бы носить Корону с шипами.

Изгард сделал глоток вина. Для него это была просто тепловатая жидкость. Он мог наслаждаться лишь ее запахом, но не вкусом.

Любое блюдо было для Изгарда лишь неким веществом. Мягкое, жидкое, маслянистое, жесткое — вот и все, что ощущал его гладкий язык, похожий на язык ящерицы. Он не получал удовольствия от еды. Принятие пищи было физической потребностью, отправлением организма, как мочеиспускание, стрижка ногтей или смазывание чересчур сухой кожи кремом. Изгард принимал пищу только потому, что без еды человек умирает.

В детстве Изгард и в самом деле чуть не погиб. Он наотрез отказывался от всего, что ему предлагали. Идиоты повара, в надежде сломить сопротивление мальчишки, готовили для него отборную дичь. Между тем для человека, не ощущающего вкуса, хуже мяса ничего не придумаешь. Оно жесткое и волокнистое, его жуешь, жуешь — и никакой отдачи, одно разочарование. Четырехлетний Изгард просто выплевывал его. Это продолжалось восемь дней, и врачи после бесчисленных попыток запихнуть в него хоть кусочек пришли в полное отчаяние. «Да что тебе не нравится, мальчуган? — вопрошали они. — Ты только попробуй, мясо такое сочное, вкусное, объеденье!» — «Я не понимаю, о чем вы говорите», — отвечал Изгард, и в конце концов они заподозрили истину. Было проведено несколько опытов. В ребенка вливали самые отвратительные из имеющихся в природе снадобий — йод, касторку, крепкий уксус — и изучали его реакции.

И, придя к выводу, что маленький Изгард в самом деле не чувствует вкуса пищи, доктора солидно покачали головами, как будто подтвердился давно поставленный ими диагноз, и удалились, перешептываясь между собой о том, что этому дитяти, видно, суждено возложить на себя Корону с шипами.

У Изгарда был необходимый для этого изъян.

И с тех пор, куда бы ни пошел Изгард, почтительный шепот сопутствовал ему в любом уголке Вейзаха: «Вот идет Изгард, сын Эбора. Говорят, он не ощущает вкуса пищи и напитков — только вкус крови». В любом другом городе западного континента такие слова были бы оскорблением. Но в Вейзахе они звучали как хвала.

Изгард проглотил вино. Больше ему не хотелось, он поставил бокал на стол и шагнул к двери. У него еще масса дел. Давешняя стычка с Эдериусом не давала королю покоя. Он грубо обошелся с писцом. А старик много значил для него. Очень много. Кроме Эдериуса, никому в Гэризоне, ни одной живой душе он не мог доверить Венец. И все же при каждой их встрече Изгард терял самообладание и набрасывался на писца с бранью.

Оплошность необходимо загладить. С этой мыслью Изгард распахнул дверь скриптория. Две фигуры у стола застыли на месте при его появлении. Эдериус вольготно откинулся на спинку стула, перо и ножик без дела валялись на лежавшей перед ним странице. Ангелина стояла у него за спиной, положив ручку с аккуратно накрашенными ноготками на плечо старика. Позади парочки на постаменте лежала Корона с шипами, золотой венец, игрой прихотливых теней окрашенный в кроваво-красный цвет.

Эдериус и Ангелина поспешно отскочили друг от друга и уставились на короля расширенными от ужаса глазами.

— Изгард, — промурлыкала Ангелина обычным своим голоском маленькой балованной девочки, — у бедняжки Эдериуса разболелось плечо. Он слишком много работал, у него начались судороги, а этот перелом...

— Ш-ш-ш, — шикнул на нее Изгард.

Ангелина осеклась на полуслове. Ее правая ручка беспомощно повисла. Левой же рукой она попыталась украдкой стащить со стола кусок пергамента.

В мгновение ока Изгард оказался рядом с женой и грубо схватил ее за запястье:

— Дай мне это.

Личико Ангелины жалобно сморщилось. Синие глаза наполнились слезами.

— Но это моя картинка. Я не хочу показывать ее.

В припадке ярости Изгард наотмашь ударил ее. Голова Ангелины мотнулась назад, она отпрянула, нелепо взмахнула руками и рухнула на каменный пол. Эдериус испуганно охнул. Изгард снова занес кулак, но в последний момент сдержался и не ударил. Вместо этого он нагнулся, выхватил у Ангелины спорный листок и скомкал его в руке. Лишь через несколько минут ему удалось справиться со вспышкой гнева. Ангелина и Эдериус не осмеливались пошевелиться.

Постепенно в голове у Изгарда прояснилось. Кровь отхлынула от лица. Он разжал кулак и расправил обрывок пергамента. На нем был намалеван песик с разноцветными лапками и золотистыми мордочкой и хвостиком. Обычная детская раскраска.

— Сир, — тихо проговорил Эдериус, — я нарисовал эту картинку, чтобы немного развлечь ее величество.

Изгард рассеянно кивнул, опустился на колени перед женой и протянул ей руку.

— Ну же, любимая, — Изгард старался говорить как можно нежнее, — давай я помогу тебе подняться.

В уголке рта Ангелины выступила капля крови. Все еще лежа на полу, она метнула вопрошающий испуганный взгляд на Эдериуса.

Изгард отер кровь ладонью. Он лишь слегка коснулся губ жены, но в груди шевельнулось какое-то странное чувство. Ангелина дрожала как в лихорадке, тоненькие пальчики машинально перебирали ткань платья. Что заставило его ударить это хрупкое создание? Она просто хотела подбодрить Эдериуса, вот и все. Изгард смущенно убрал руку.

— А теперь ступай, Ангелина, — выпрямляясь во весь рост, велел он. — Мне нужно переговорить с писцом с глазу на глаз.

Ангелина уже достаточно знала своего мужа и повелителя, умела различать оттенки и модуляции его голоса и понимала, когда надо беспрекословно повиноваться. Она поднялась, оправила платье и вышла из комнаты, притихшая, как ребенок после родительской взбучки.

Только теперь Изгард взглянул на Эдериуса. Левое плечо писца от неумело накрученных под туникой бинтов стало похоже на бесформенный ком. Изгарду захотелось потрогать, погладить больное место.

— Я не желаю видеть тебя наедине с моей женой. Никогда, — отчеканил он вместо того. — Ясно?

— Но, сир, королева мне как дочь. Мне бы и в голову не пришло...

Изгард стукнул кулаком по столу. Страницы рукописи рассыпались в беспорядке, звякнула чернильница. Кувшин опрокинулся, и вода залила последний рисунок Эдериуса.

— Я ясно выразился?

Эдериус сокрушенно повесил голову. Вода со стола капала ему на колени.

— Вполне ясно, сир.

— Ну и хорошо. — Изгард успокоился, но чувствовал себя опустошенным. Теперь, когда вспышка гнева прошла, он понимал, что в поведении Ангелины и писца не было ничего неподобающего. Ангелине, конечно же, случалось любоваться узорами Эдериуса, и она решила по-своему воспользоваться его талантами. Старик, чтобы позабавить королеву, с готовностью отложил работу. А Ангелина была благодарна любому, кто уделял ее величеству хоть немножко внимания. Здесь, в крепости Серн, она жила в полной изоляции. А теперь, после смерти отца и брата, она осталась не только без друзей, но и без семьи.

Вечная девочка, Ангелина обожала своего драгоценного братца-пропойцу и свиноподобного папочку. Изгард до сих пор помнил их первую встречу. Она стояла перед отцом на коленях и терла его сведенные судорогой руки, чтобы восстановить кровообращение. Образец дочерней преданности. Изгарду нужно было поговорить о делах с отцом, но он глаз не мог отвести от дочери. То была совершенная Гэризонская красавица, белокожая, с чуть печальным и свеженьким личиком. А когда Ангелина заговорила, он открыл в ней еще одно очарование — у нее был нежный, чуть запинающийся и картавый выговор.

Изгард помотал головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Ангелина — дура. С каждым днем она значит для него все меньше и меньше. Сейчас вообще ничто, кроме войны и Короны, не имеет значения.

Взгляд Изгарда остановился на Короне. В свете ламп Венец с шипами сиял во всем своем великолепии. На раскаленной добела наковальне платину, железо, латунь соединили с расплавленным золотом. Сначала выковывали простую прямоугольную плашку, потом охлажденный металл мяли и крутили так и сяк, на тысячи ладов. Затем растянули его в толстую длинную-предлинную нить и придали форму венца. Получившийся сплав был абсолютно уникален. Его цвет и фактура менялись каждую минуту. И хотя в свое время его тщательно исследовали и определили как золото девяностой пробы, он был тяжелее стали.

Корона с шипами жила собственной жизнью, почти не завися от окружающей обстановки. Она точно светилась внутренним светом. На каждой из золотых нитей был выгравирован особый узор. Недавно Эдериус попробовал воспроизводить эти рисунки. Именно таким способом он придавал гонцам сверхчеловеческие свойства.

— Смею рассчитывать, этот случай с Ангелиной останется между нами. Надеюсь, нынче ночью твои наброски принесли нам успех? — Изгард коснулся тонких, посеребренных сединой волос Эдериуса. Он любил трогать что-нибудь во время разговора.

Эдериус с трудом подавил желание уклониться от королевской ласки.

— Боюсь огорчить вас, сир, но лорд Райвис опять ускользнул от нас.

Изгард разочарованно поцокал языком. Эдериус зря так боится. Он пригладил непослушный вихор на виске писца.

— Что стряслось на сей раз?

По щеке Эдериуса сбежала струйка пота.

— Точно не знаю. Там было шесть гонцов — двое ждали в доме и по два человека на каждом конце моста. В соответствии с вашими указаниями никакие действия не предпринимались, пока Райвис не попытался зайти в дом. — Эдериус оправился и заговорил уверенней: — Насколько я могу судить, лорд Райвис расправился с караулившими в доме гонцами, а потом прыгнул в реку и скрылся.

— А остальные гонцы? — Изгард кончиком пальца провел по скуле писца. — Они что же, не прыгнули в реку вслед за ним?

Эдериус поспешно кивнул:

— Конечно, прыгнули, сир. Двое из них нырнули следом, но в темноте не удалось разглядеть, поплыли они вниз по течению или направились к западному или восточному берегу.

— Они? — переспросил Изгард. Пальцы его пробежали по бровям Эдериуса и теперь игриво поглаживали переносицу.

— Лорд Райвис был с дамой.

— С дамой! — Изгард точно выплюнул это слово. Он оставил Эдериуса и повернулся к Короне. У писца вырвался вздох облегчения — тихий, почти неуловимый звук. Но Изгард расслышал его. От рождения лишенный одного из пяти чувств, он немало усилий приложил, чтобы в совершенстве развить остальные четыре и заполнить пробел. Слух у него был как у летучей мыши, как у всех живущих во тьме пасынков природы.

Он провел рукой по переплетающимся нитям Венца.

— Ни одна женщина, избравшая своим спутником Райвиса Буранского, не смеет называть себя дамой. Она скорей всего шлюха; возможно — обманутая дуреха, не исключено, что просто безвольная жертва, которую он насильно втянул в свои дела. — Изгард знал, куда приведут его эти рассуждения, и потому решил сменить тему. — Райвис из Бурано должен умереть. Я пошлю новых гонцов в Бей'Зелл, а ты позаботишься о том, чтобы они сделали свою работу быстро и хорошо. — Изгард слегка надавил на золотые шипы. Но, видимо, не рассчитал, и они вонзились в ладонь. Он прикрыл глаза от боли и наслаждения. Боль была чиста, безупречна и пронзительна, как гэризонская молитва. Такие страдания придают силы. Мысли короля мгновенно вернулись к тому, что было важнее всего: к предстоящей войне, к победе.

Он поднял упавший кувшин, поставил на место. Забрызганный водой узор был безнадежно испорчен. Разноцветные чернила слились в одно мокрое пятно кроваво-красного оттенка.

Рука Изгарда коснулась поврежденного плеча Эдериуса легко и бережно, как полчаса назад касалась нежная ручка Ангелины.

— Иди, мой друг, тебе надо поспать. У тебя была долгая, трудная ночь. Настало время отдохнуть. На рассвете ты мне понадобишься. Ты должен приняться за узор до начала наступления.

Писец похлопал Изгарда по руке:

— Да, сир, вы правы. Мне надо передохнуть.

Изгард помог Эдериусу подняться со стула и проводил его нежной улыбкой. Он любил своего старого писца.