Корона с шипами

3

Кэмрон закончил письмо и обессилено откинулся на спинку стула. Голова болела, мысли путались, и принятое решение уже не казалось таким уж ясным и очевидным. Он сжал кулак и ударил по лежавшему на столе письму. Ему придется причинить отцу боль — без этого не обойтись.

Берик Торнский был великим и благородным человеком. Любой бы подтвердил это. И все же порой Кэмрону казалось, что отец его чересчур велик, чересчур благороден. Трудно спорить с живой легендой. Кэмрон перевел дух, разжал кулак. Так не пойдет. Он должен верить, что поступает правильно.

Можно было уйти прямо сейчас — без предупреждения, как контрабандист, который гребет изо всех сил, борясь с волнами. Но такой путь он отверг сразу же. Одно дело разногласия, другое — обман. Кэмрон улыбнулся — нежно, но не без горечи. Возможно, он сам не понимает, как много у них с отцом общего.

От этой мысли ему стало совсем тошно. Кэмрон поднялся и прошел через комнату к окну. Он откинул ставни и высунулся наружу — просто чтобы немного отвлечься и развеяться. Почти с болезненным напряжением всматривался он в огни Бей'Зелла, мерцающие вдали, к западу от поместья. Перо по-прежнему было зажато в руке, но Кэмрон даже не заметил, как острый кончик впился в ногу.

Все готово — осталось лишь подписаться. Кэмрон точно видел перед собой отца, читающего это письмо. Пергамент Берик поднес поближе к близоруким глазам — настолько близко, насколько позволяет его непомерная гордыня. А как напряжены сухожилия на запястьях! Это чтобы не уронить письмо. Только Кэмрон знал, каких усилий стоит старику скрыть дрожь в руках.

И, подумав о стойкости старика, о его железной воле, которая теперь была направлена лишь на борьбу с дряхлеющим телом, Кэмрон решил, что сам отнесет письмо. Это его долг перед отцом.

Он вернулся к дубовому столу и потянулся к чернильнице. И только тут Кэмрон заметил, что на кончике пера сверкает капелька его собственной крови. Он передернул плечами и обмакнул перо в серебряную чернильницу, смешав красную влагу с черной. Решительной рукой он вывел свою подпись — Кэмрон Торнский. Очень официально, впрочем, и письмо ведь официальное — он ставит отца в известность, что покидает замок, и уведомляет о своих дальнейших намерениях.

Горькие слова сказаны раньше. Даже теперь, через несколько часов, при воспоминании об этой сцене краска заливала щеки Кэмрона. Он любил отца, но что сказано, то сказано, ультиматумы выдвинуты, и пути назад нет.

Кэмрон отломил от бруска воска для печатей небольшой кусочек, положил в ложку и немного подержал над пламенем свечи. Подцвеченный особой смесью растительных красок воск был безупречно ал. Как бегущая по кровеносным сосудам алая жидкость. Кроме Кэмрона и его отца, лишь один человек запечатывал письма таким воском.

Воск быстро задымился и превратился в расплавленный аметист, и тогда Кэмрон уронил несколько капель на письмо. Затем он придавил их печатью, которую держал в специальном ящичке, и — пока воск затвердевал и приобретал нужный оттенок — процарапал на нем ногтем букву К. Получилось грубо и неряшливо, Кэмрон недовольно нахмурился. Вот уже много лет он не доставал из ящика эту печать. Но когда-то, еще мальчишкой, которому не дозволялось пользоваться фамильными гербом и цветами, он неизменно ставил на своих корреспонденциях заглавное К. Так настаивал отец — чтобы быть уверенным, что первым читает сыновние письма.

Кэмрон взъерошил волосы и на секунду закрыл глаза, пытаясь обрести хоть какое-то душевное равновесие.

Ничего не вышло. Да, они с отцом зашли слишком далеко, слишком сильно разошлись их взгляды. Берик отказывался выступить против гэризонского короля. Он хотел выждать, понаблюдать, посмотреть. Кэмрон готов был с уважением отнестись к мнению отца по любому вопросу, но тут старик ошибался. За такими людьми, как Изгард Гэризонский, не наблюдают. Таких сметают с лица земли, разделываются с ними раз и навсегда — или же они разделываются с вами.

Вдали Кэмрону послышался какой-то звук. А, разбился горшок. Один из слуг уронил поднос. Но этот шум заставил его очнуться и начать действовать. Засунув письмо под тунику из бычьей кожи, Кэмрон поспешил к покоям отца.

Замок Бэсс стоял на побережье к юго-востоку от Бей'Зелла. Точно краб, примостился он среди скал и приливно-отливных озер: темный, укрытый от посторонних глаз, хорошо защищенный. Он не походил на изящные поместья, вроде дома в Ранзи. Тут не было ни садов с фонтанами, ни причудливых фасадов, ни тенистых внутренних двориков и палисадников. Только каменные стены в десять шагов толщиной и фундамент, заложенный так глубоко под землей, что казалось, доходит до самого ада. Гэризонская крепость, расположившаяся в сердце Рейза, — и таких было немало по побережью.

Гэризон дважды завоевывал Рейз. Первый раз пять столетий назад в годы хаоса, последовавшие за падением Истанианской империи. Потом, через три столетия, во время эпидемии чумы. А пятьдесят лет назад Гэризон попытался сделать это снова.

И Берик Торнский — отец Кэмрона и человек, которого он собирался покинуть, предоставив старику, чьи косточки стали похожи на детские, а кожа — тонкой и сухой, словно муслин, одному доживать свой век, — именно этот человек на горе Крид разбил гэризонские полчища. Тогда Берику было девятнадцать лет. Девятнадцатилетний юнец командовал двадцатитысячной армией. А гэризонцы не ожидали никакого сопротивления. Берику пришлось в одиночку противостоять врагам. История знает немного битв, столь же кровавых, как бой на горе Крид. Сорок тысяч человек полегли там всего за два дня и ночь. Победа нелегко досталась Берику. Из его войска меньше ста пятидесяти человек живыми спустились с той горы.

Кэмрон сжал губы. Эта победа целых пятьдесят лет непосильным грузом давила на отцовские плечи. Всего несколько часов назад, в пылу ссоры, когда Кэмрон укорял его за нежелание противостоять гэризонскому владыке, Берик воскликнул:

— Что толку в победе, если ради нее должны сложить головы лучшие сыны отечества?!

В том-то и дело — в совести отца. Каждый день его жизни был наполнен раскаянием и сожалением. Каждую ночь ему снились сорок тысяч трупов на северном склоне горы Крид.

Девятнадцати лет от роду Берик Торнский стал полководцем. В двадцать — дипломатом, политиком, миротворцем.

Кэмрон покачал головой. Теперь, когда Изгард взошел на престол, мир — глупая политика.

Вдалеке послышались шаги. Кэмрон напрягся, но тут же расслабился снова. Ночной караул заступает на посты. Немного позже положенного, но все в замке знали, что всегда пунктуальный Хьюрин теперь бьется в тенетах страсти. Капитан стражи пытается уложить в постель пышнотелую красавицу Катилину Бенкуисскую, славившуюся своей неприступностью.

Опять шаги внизу — тихие, точно идут на цыпочках. Крошечный пульсик на щеке Кэмрона тревожно забился. Стражники не отличались легкостью походки. Хьюрин требовал, чтобы его люди носили тяжелые кожаные сапоги.

Кэмрон остановился на минуту, прислушался. Ничего. И все же чутье не могло обмануть его: что-то не в порядке. Он кинулся по лестнице вниз.

Кэмрон сначала увидел кровь и лишь потом тело. Сперва он принял ярко-красное полотнище, закрывающее собой три нижние ступени, за обычный плащ. Но затем в груде шелка он заметил и бледную руку, плечо и только что освежеванный торс. Солдатик, молоденький племянник Хьюрина, прошлой зимой вступивший в число стражников, был разрезан от горла до паха рукой опытного мясника. Убийца нанес несколько ударов, содрал с ребер и грудной клетки кожу и тонкую ткань под ней и аккуратно сдвинул их в сторону — чтобы обнажить сердце.

Ритуальное убийство.

Внутри у Кэмрона все оборвалось.

Отец.

Пульс на щеке отчаянно бился, причиняя резкую боль. Мир неузнаваемо сузился. Теперь только одно в этой ночи, превратившейся в черный бездонный провал, имело значение — расстояние, отделяющее его от кабинета отца.

Кэмрон двигался с маниакальной целеустремленностью безумца. Он слышал, видел и осязал лишь то, что попадалось ему прямо на дороге. Жизнь превратилась в ряд коридоров и дверей. У него не было ни оружия, ни плана действий, ни единой мысли о себе: все, что имело значение, находилось там, впереди.

Расстояние измерялось ударами сердца. Секунды, как острые иглы, вонзались в мозг. Он слышал лишь стук своих шагов по каменному полу. Вот наконец главный зал, за ним солярий, а дальше — южное крыло — и наверх, в покои отца.

У входа лежали трупы двух стражников. У Кэмрона комок стоял в горле. Он беспомощно переводил взгляд с одного на другого. На сей раз это не ритуальное убийство. На телах зияли крестообразные раны, нанесенные с близкого расстояния, по-видимому, коротким клинком. У Кэмрона мелькнуло соображение, что бы это могло значить, но он уже поворачивал дверную ручку. Всем существом он стремился к отцу. Больше ничто не имело значения.

— Отец!

Кэмрон с воплем ворвался в кабинет. Вонь ударила в нос. В комнате стоял тяжелый звериный запах, точно от разлагающейся туши. Необычайно яркое пламя в огромном камине ослепило его. Темные фигуры шевелились повсюду, точно ведьмы, пляшущие вокруг котла с колдовским варевом. Слепой, животный ужас навалился на Кэмрона, железным острием пронзил тело. Ему стало дурно от страха. Воздух в залитом светом помещении был тяжел, словно ватное одеяло. Пробираясь вперед, Кэмрон раздвигал его руками — как ныряльщик воду. В руке у него оказался нож — непонятно откуда взявшийся, — и Кэмрон прокладывал себе путь, разрезая лезвием этот густой туман.

Из левого угла раздался низкий, кудахтающий смешок. Кэмрон повернул голову и различил в ослепляющем свете чье-то лицо. Оскаленные зубы, трепещущие ноздри — в этом существе было мало человеческого. Волна ужаса снова накатила на Кэмрона, но вместе с ней пробудился и гнев. Черт возьми, в конце концов, он у себя дома!

Заслоняясь от света руками, он бросился к хихикающему монстру в углу. Темные фигуры у камина не пытались помешать ему. Только трупы преграждали путь. Кэмрон переступал через тела людей, которым на рассвете передал свой пост: Хьюрин, его помощник Маллех, Бетни, старый слуга отца. Руки и ноги их были вывернуты, кишки вываливались наружу. Под подошвами Кэмрона хлюпала подсыхающая уже кровь.

Наконец он добрался до своего смеющегося врага. Свет начал тускнеть. Комната менялась на глазах. Кэмрон заметил, что стоит рядом с книжным шкафом. Существо перед ним примолкло. Теперь, в тени оно больше походило на человека. Может, это просто игра света превратила его в чудовище?

Но в следующую секунду Кэмрон увидел распростертое у ног урода тело — и все вопросы вылетели у него из головы. Он узнал зеленую мантию, седые волосы и кожаные сандалии отца.

У Кэмрона перехватило дыхание. Ледяной обруч сжал грудь.

Он упал на тело отца, слезами омочил его тунику, пытался зажать открытую рану. Кровь просачивалась между пальцами, кулак все глубже погружался в покорную плоть. Кэмрон выдернул руку, изо всех сил надавил на грудь отца — так сильно, что старые кости не выдержали и затрещали. Сдерживая крик, Кэмрон поднял бездыханное тело, прижал к себе, обнимал, покачивал, баюкал его — все, что угодно, лишь бы удержать отца, не дать ему уйти.

Непонятные фигуры начали продвигаться от камина к двери — наклонив головы, отвернув лица, покачивая окровавленными мечами. Кэмрон знал, что они не тронут его. Совершив ритуальное убийство стражника на лестнице, они подали ему знак. Кто-то хотел, чтобы он стал свидетелем этой бойни. Некто очень хорошо рассчитал свою месть, послал предупреждение и решил, что один человек в замке должен выжить и поведать об увиденном остальным.

Убийцы покидали комнату. Теперь это были обычные люди. И обычная комната.

Собрался уходить и их смешливый предводитель. Подойдя к двери, он бросил что-то на ковер. И скрылся, прежде чем предмет коснулся пола.

Кэмрон положил голову отца себе на колени. Осторожным движением откинул волосы с лица старика. Такие красивые седые локоны. Почти серебряные. Странно, но он никогда не замечал, какие красивые у отца волосы. В горле стоял комок. Кэмрон судорожно сглотнул. Закрыв глаза, он потянулся к руке старика. На минуту он по-детски поверил, что все это лишь страшный сон и отец сейчас ответит на его пожатие.

Но перед ним лежало безжизненное тело. У Кэмрона разрывалось сердце. Свинцовой тяжестью давило на грудь спрятанное под туникой письмо. «Дорогой отец, — гласило оно, — сегодня ночью я покидаю Бей'Зелл. Я не могу согласиться с твоим решением во что бы то ни стало сохранить мир. Я считаю, что должен вступить в борьбу с гэризонским королем».

Кэмрон открыл глаза, оглядел забрызганную кровью комнату. Посмотрел на тела трех солдат, которых знал и уважал всю свою жизнь, потом опять перевел взгляд на отца. И тут он впервые заметил нож в правой руке старика. Окровавленные костлявые пальцы все еще сжимали лезвие.

Кэмрон сжал кулаки так, что побелели суставы пальцев. Берик Торнский принял бой. Великий человек, который выигрывал войны в молодости, а в зрелые годы одерживал победы в сложнейших дипломатических поединках, схватил нож и до последнего вздоха боролся с убийцами. Ему было почти семьдесят лет.

Кэмрон прижался к отцу, пытаясь согреть его. Ему была невыносима мысль, что тело старика вскоре остынет совсем. Всего несколько часов назад, в этой самой комнате, когда косые лучи послеполуденного солнца пробивались сквозь ставни розового дерева, Кэмрон Торнский назвал своего отца трусом.

— Так откуда же вы, мисс? — еще раз спросила женщина, назвавшаяся вдовой Фербиш и сестрой приведшего их докера, который откликался на имя Свигг. Она подошла поближе и ощупала блузку Тессы. — Ишь какой мягкий ленок! Из интересной страны вы, должно быть, прибыли к нам, мисс.

Вообще-то это был не лен, а хлопок. Тесса открыла было рот, чтобы поправить хозяйку, но вовремя прикусила язык. Вполне возможно, та знать не знает, что это за штука — хлопок.

— Замерзли небось в такой легонькой одежонке. — Вдова Фербиш распахнула ставни. — Может, хотите переодеться во что-нибудь потеплей?

В комнату ворвался холодный ветер. Тесса вздрогнула. Пока ставни были закрыты, она чувствовала себя сносно, но теперь...

— Не могли бы вы одолжить мне какую-нибудь шаль?

Вдова Фербиш выразительно помотала головой. Она была старше и массивнее брата. Встретила она их с замысловатой вышитой повязкой на левом глазу. Теперь повязка была сдвинута на лоб, и глаз под ней оказался вполне здоровым, правда, малюсеньким, словно бусинка.

— Шали у меня нет, мисс. Чего нет, того нет. Зато я могу дать вам отличное теплое шерстяное платье. — Фербиш открыла и вторую створку.

От реки шел запах гниющих овощей, тухлого мяса и мочи. Тессу чуть не стошнило. Как люди могут жить в такой вонище?

— Конечно, даром я вам его не отдам. — Вдова Фербиш многозначительно подняла жирный палец. — Услуга за услугу, как говорится.

Тесса нахмурилась. Она уже догадалась, что вдовице хочется заполучить ее блузку. Впрочем, эта небесно-голубого цвета кофточка с белыми пуговичками и кармашком на груди стоила совсем недорого.

— Хорошо, — согласилась Тесса, — ваше платье в обмен на мою одежду.

Вдова Фербиш сощурила глаза, и меньший, тот, что был под повязкой, стал и вовсе крошечным.

— Всю одежду?

— Всю. Но сперва я хочу взглянуть на платье.

Вдова, казалось, обиделась — она надулась, опять подняла палец и сложила губы так, точно собиралась презрительно сплюнуть, — но сдержалась, чуть заметно кивнула и выплыла из комнаты.

Тесса облегченно перевела дух. Наконец-то одна.

Она поднялась и прошла по устланному тростниковой циновкой полу к окну. Руки ее находились в непрестанном движении — точно мельница. Комары с отвратительным писком лезли за воротник и за манжеты блузки, а одна особо проворная блоха бегала вверх-вниз по руке. Это место просто кишело паразитами. Полчища их карабкались по спине, заползали в штанины. Потому-то Тессе и приходилось то и дело хлопать себя по ногам и плечам — она не выносила насекомых.

В очередной раз шлепнув по плечу левой рукой, она услышала треск рвущейся материи. Проклятие. Один из шипов кольца зацепился за шов. Она начисто забыла, что носит эту штуку. Тесса осторожно распутала застрявший в волокнах ткани золотой зубчик и освободила руку. На ладони еще оставалось немного запекшейся крови, но боли она практически не чувствовала, разве что легкий зуд у основания среднего пальца.

Комната была освещена только закоптелым медным фонарем. Тесса подошла поближе и, чтобы рассмотреть кольцо, наклонилась над ним. От горького дыма сразу запершило в горле; блики пламени заиграли на золотом ободке. Что, если она снимет его? Сможет ли она тогда вернуться на лужайку?

И хочет ли она этого?

Запах сухой травы был последним, что запомнила Тесса из своей прогулки по лесу. Она помнила его абсолютно ясно, потому что этот запах сопровождал ее все время путешествия — или как назвать то, что привело ее сюда. Шум океана и запах сена.

Боль, тьма, свет. Как жирные точки на чистой странице — боль, ожидание, страх. Тесса отчетливо помнила, как проходила через каждое состояние. Пустота в животе, грудная клетка словно в тиски зажата, и невозможно поднять веки — точно на них положили тяжелые монеты. Помнила она и момент, когда запах сена сменился вонью незнакомого переулка. А потом оказалось, что изменилось даже солнце — оно теперь светило не под тем углом.

Оно двигалось с запада на восток. И это не было мимолетным ощущением. Она постепенно осознала, что солнечный луч с ее правой щеки неторопливо переползает на левую. В жизни ей не доводилось испытывать ничего подобного. Тесса почувствовала это каждой клеточкой кожи, всем телом, всем душой. Солнце просто не может так двигаться. Не может. Никогда.

К шуму моря прибавились еще какие-то звуки — и тогда она открыла глаза.

Все изменилось. Над головой кружили чайки. Лаяли собаки, хрюкали свиньи, гоготали гуси. Воняло невыносимо. Противный сладковатый запах гниющих растений смешивался с запахами моря. В лицо било солнце, порывистый ветер трепал тонкую блузку. Под ногами прошмыгнула крыса. Жужжали синие мухи. От новых ощущений у Тессы голова пошла кругом. Она поскользнулась на чем-то — хотелось надеяться, что это была просто грязь, и, пытаясь удержаться на ногах, заметила двух приближающихся к ней мужчин. Ага, значит, не все изменилось. Мужчины остались мужчинами. И встреча с незнакомцами в темном переулке по-прежнему означала опасность.

Тесса отступила с залитого солнцем центра переулка в тень стены. Двое мужчин — один высокий и грузный, а другой просто высокий — последовали за ней. Тесса вздрогнула. В тени оказалось прохладней, чем она ожидала. Она ощупью, не сводя взгляда с незнакомцев, попятилась от них.

Левой ногой она ощутила сзади стену — и только тут поняла, что попала в беду. Тупик. И в этот момент первый из ее преследователей заговорил:

— Сейчас мы ее поимеем.

Мужчины надвигались на Тессу. Девушка увидела, что они достали ножи. Волна страха накрыла ее — и Тесса сделала то, на что не отваживалась уже двадцать один год.

Она закричала.

Высокий чистый звук сорвался с губ Тессы. Точно боевой клич, он как лезвием отсек все посторонние, соперничавшие с ним шумы. И тут же на память пришли все предупреждения, которым она следовала столько лет. Тесса, не забывай, все началось со свистка железнодорожника... Избегай любых волнений... Держись подальше от шумных мест... И ни в коем случае, помни, ни в коем случае не кричи сама.

Ее обидчики остановились в замешательстве. А Тесса замолчала, испуганно сжала губы и затаила дыхание. Она ждала, хотя сама не сразу сообразила, что ждет своего вечного спутника — звона в ушах. Секунда проходила за секундой. Она слышала только стук своего сердца. Тесса почувствовала невыразимое облегчение. Звон не начинался. Ее безрассудный поступок не повлек за собой наказания. Вместо ожидаемого шума — полная тишина.

И когда мужчины опомнились и подошли ближе, Тесса вскрикнула снова. На этот раз еще громче и отчетливо выговаривая слова:

— Прочь от меня!

Видно, в ее голосе были и властность и сила, во всяком случае, нападавшие опять замялись. Но потом толстяк оглянулся на сообщника, и тот кивнул в ответ. В руке жирного бандита сверкнул нож, он сделал неуверенный выпад в сторону Тессы — и тогда она взвизгнула и вцепилась ему в физиономию.

Дальше события развивались настолько стремительно, что Тесса вообще перестала что-либо понимать. Невесть откуда взявшийся незнакомец атаковал разбойников. Он не сделал ни одного случайного движения, ни одного лишнего вздоха, не нанес ни одного удара, который не метил бы прямо в цель. Тесса запомнила брызги крови на щеке — это он отряхивал нож, прежде чем снова пустить его в ход. Запомнила скрежет его зубов перед решительным броском. Не прошло и двух минут, а оба бандита уже в предсмертных судорогах корчились на земле. Тессе жутко было вспоминать их затихающие стоны.

Когда все было кончено и нож вновь заткнут за пояс, незнакомец обернулся к Тессе. И лицо его стало еще одним потрясением этого дня, который и без того был до краев переполнен ими. Темные волосы, темные глаза, полные губы — и рассекший их шрам. Она никогда не слышала такого звучного, богатого оттенками голоса, низкого и мягкого. Тесса чуть не сказала своему спасителю, что он похож на актера, но слово пират показалось ей более точным. Для сцены он был, пожалуй, слишком... слишком опасным.

Через несколько минут, когда он пригрозил убить докера Свигга, если тот посмеет ослушаться приказа, Тесса утвердилась в первоначальном мнении.

Часы, которые последовали вслед за этим, стали самыми странными в ее жизни. Свигг провел их через весь город. До тех пор Тесса не замечала ничего вокруг — страх застилал ей глаза. Но теперь, в узких замусоренных переулках, среди сердитых мелких кур и собак, зализывающих покрытые коростой раны, истина начала открываться ей.

Она попала в абсолютно новый мир.

Не в чужую страну и не в другое время, а в совершенно иной мир.

Бей'Зелл, сказал ее спаситель, назвавшийся Райвисом. Самый северный порт королевства Рейз, самый большой порт на Море Храбрых. Сперва Тессе показалось, что где-то слышала эти названия — они были до странности знакомыми, вертелись буквально на кончике языка. Но откуда они пришли к ней, вспомнить не удавалось.

Сам город напоминал густонаселенный лабиринт с узкими улочками и приземистыми постройками. Громоздкие сооружения из белого и серого камня крепились на огромных черных бревнах, на которых от слишком сильного давления выступали капли скипидара. От закрытых колодцев вверх поднимались струйки пара, на мостовых дымились груды разлагающихся отбросов. Покрытые лишайником стены загораживали свет — яркими пятнами на тусклом фоне выделялись лишь ярко раскрашенные входные двери и витрины лавок и магазинов.

У Тессы кружилась голова, она просто не в силах была справиться с обилием впечатлений. Свигг вел их по все более шумным, деловым кварталам. На одной улице их встретил скрежет металла, на другой пилили дрова, на огромной базарной площади хлопали крыльями и щебетали птицы в бамбуковых клетках. И на каждом углу молодые женщины в черных, украшенных кружевами капюшонах зазывали мужчин.

Но в голове у нее по-прежнему не раздавалось никакого звона. Тесса наморщила лоб. Здесь, в этом чудном, карнавально-шумном городе, она наконец обрела покой.

— Расскажите мне о Бей'Зелле, — попросила она, обернувшись к Райвису.

Он мрачно взглянул на нее, потом на идущего впереди Свигга, придвинулся ближе и прошептал:

— Бей'Зелл — это зверь, готовый убить тебя.

Голос его был холоден как лед, но в глазах, где-то в глубине вновь промелькнул опасный огонек. Тесса вздрогнула и отшатнулась. Он не попытался удержать ее, и оставшийся путь они проделали молча, держась на расстоянии друг от друга.

Свигг вывел их на берег реки. Тучи мух, стрекоз, москитов кружились над головами, вонь становилась непереносимой. Даже Тессе было ясно, что дома вокруг — все бедней и бедней. Лачуги все ниже прижимались к земле, гнилые ставни все более косо держались на проржавевших петлях, а стены почти везде превратились просто в каменную пыль.

Вода в реке больше напоминала грязь. Около берегов скопился серо-коричневый ил. Вслед за Свиггом они поднялись на перекинутый через реку каменный мост.

Вдоль моста, по всей его длине, тоже теснились здания. Укрепленные на чем-то вроде ходулей, они торчали прямо из воды. Сквозь некоторые из них мост проходил точно тоннель. Неожиданно Свигг остановился около хвастливой вывески — ВДОВА ФЕРБИШ ПРЕДСКАЗЫВАЕТ СУДЬБУ КУПЦАМ, ШЬЕТ ПЛАТЬЕ ЧЛЕНАМ СВЯТОЙ ЛИГИ.

Свои провидческие способности вдова Фербиш продемонстрировала незамедлительно — не успели они постучать, а дверь уже открылась.

При одном взгляде на симпатичную вдовицу Тессе захотелось повернуть назад. Это была рослая, тяжеловесная женщина с красными прожилками на носу и золотистой, вышитой повязкой на левом глазу.

— Ты опоздал, — обратилась она к Свиггу. — И опять напился. — Голос ее был лишен всякого выражения.

Свигг высоко поднял плечи и выразительно повел глазами — взгляд его устремился ввысь, а потом, как выследивший добычу стервятник, метнулся вниз, на стоявшего рядом Райвиса.

— Я привел тебе гостей, милая селедочка.

Вдова Фербиш полностью и мгновенно преобразилась. Тонкие губы стали пухлыми, как подушки, а брови поползли на лоб, как распахнувшиеся ворота. Посмотрев по сторонам и убедившись, что никто за ней не подглядывает, она сдернула повязку с глаза:

— Заходите, заходите, дорогие гости! Свигг, принеси-ка нашим друзьям хорошего арло.

— Двухлетнего?

Стоило вдове потянуться к повязке, Тесса поспешно зажмурилась — она боялась увидеть пустую глазницу или неподнимающееся веко. Однако со зрением у Фербиш все оказалось в порядке, и она впилась изучающим, оценивающим взглядом в кожаный плащ Райвиса.

От плаща она перешла к золотому медальону на шее и, наконец, выдала свое заключение:

— Нет, флягу семилетнего арло.

На пороге Райвис дернул Тессу за рукав.

— Не вздумай рассказывать о себе этим людям, — прошипел он.

Только пригубив арло — обжигающий напиток с яблочным привкусом, Тесса поняла: выпить просто необходимо. И немудрено — сегодня был, несомненно, самый странный день в ее жизни. Забавно, но ей ни разу не пришло в голову, что все это лишь фантазия, игра воображения. Бей'Зелл был настоящим городом, Райвис тоже был настоящий, а арло слишком крепким, чтобы привидеться во сне.

— Нам с этой дамой, моей подругой, надо было где-то остановиться на одну-две ночи, мадам, — говорил Райвис, взглядывая то на Фербиш, то на Свигга, — и ваш братец был так любезен, что предложил нам приют.

Они сидели в гостиной вдовы Фербиш, мрачной комнате со множеством стенных шкафов. Хозяйка вновь наполнила стакан Райвиса. Тесса тоже уже допила свой арло, но приветливая вдовица и не подумала обратить на нее свое милостивое внимание.

— Свигг весь в нашего дорогого папу, — толстыми пальцами она мяла снятую с глаза повязку, — гостеприимство у нас в роду.

— Да, вы оба очень добры.

Вдова Фербиш удовлетворенно кивнула — именно такого ответа она и ожидала:

— Это вы очень щедры.

Райвис осклабился:

— Мадам, я уже отдал вашему брату последний золотой. Неужели этого недостаточно и вы хотите оставшуюся сумму тоже получить вперед, как какая-нибудь банщица или сводня?

Мадам Фербиш прижала руку к груди:

— Я швея Святой Лиги Бей'Зелла. Моя репутация безупречна.

Тесса с сомнением взглянула на узловатые пальцы вдовицы. Швея? Ой ли?

— Мадам, я не хотел оскорбить вас, — примирительно заверил ее Райвис, — конечно же, вы прекрасная женщина и заведение ваше — вне всяких подозрений. А теперь прошу прощения, я вынужден ненадолго покинуть вас. Не сомневаюсь, что о моей спутнице как следует позаботятся. — Он поднялся и шагнул к двери. — Рассматривайте ее как задаток.

Как только Райвис ушел, фляга с семилетним арло исчезла в одном из стенных шкафов. Свигг сослался на какие-то неотложные манипуляции с винными бочками и выскользнул из комнаты прежде, чем сестра успела возразить ему. Вдова Фербиш только фыркнула вслед. Она собрала и пересчитала стаканы от арло, смахнула пылинку с рукава, а затем принялась за Тессу.

— Давно ты знаешь лорда Райвиса? — спросила она, усаживаясь на массивную табуретку и придвигаясь чуть ли не вплотную к Тессе.

— О, порой мне кажется, что мы знакомы целую вечность. — Тесса неопределенно махнула рукой. Что-что, а уклоняться от нескромных расспросов она научилась — никогда не любила говорить о себе: ведь сказать было почти нечего.

Добрый час вдова Фербиш пыталась выяснить, откуда у Тессы такой акцент, замужем она или нет, чем занимается, сколько ей лет и в каких они с Райвисом отношениях. Поняв же, что решительно ничего не добьется, вдовица снова занялась одеждой Тессы. Почему-то особенно ее интересовала блузка. И когда Фербиш предложила обменять ее на одно из своих платьев, Тесса сразу же согласилась. Она понимала, что если собирается остаться в этом мире, ей надо выглядеть как все прочие здесь.

И тут она снова вспомнила о кольце. Золотые нити поблескивали в свете лампы. Собирается ли она оставаться здесь? Хочет ли она этого? И есть ли у нее, в сущности, выбор?

В соседней комнате в поисках подходящего платья возилась вдова Фербиш. Тесса не сомневалась, что приветливая хозяйка притащит что-нибудь безобразное, бесформенное и бесцветное. Фербиш не производила впечатление женственной особы с тонким вкусом.

Наморщив лоб, Тесса подошла к окну. Она не знала, нравится ли ей здесь. Все произошло слишком быстро, она не успела составить себе мнение о происходящем. Бей'Зелл совсем не походил на волшебную страну грез, мирную и прекрасную. Это был настоящий город, в нем жили обычные люди, и подвергались они вполне реальным опасностям. В течение одного дня на нее напали, спасли, протащили через весь город и оставили на постоялом дворе вместо задатка. События стремительно сменяли друг друга, и у Тессы возникло ощущение, что она оказалась в самой гуще их.

А для чего ей, собственно, было возвращаться домой? Родители, конечно, любили дочку, но могли обойтись и без нее. Они поселились в Аризоне, рядом с площадкой для гольфа, и наслаждались заслуженным отдыхом. Когда бы Тесса ни позвонила, они всегда собирались играть в бридж или в гольф, в крайнем случае навестить друзей. Тессе оставалось только радоваться их благополучию.

У нее никогда не было друзей, во всяком случае, таких, о которых стоило бы жалеть. Тесса всегда держала дистанцию и относилась к людям с некоторой опаской. Ее называли застенчивой, на самом же деле она была не застенчивой, а замкнутой, сдержанной. И не хотела, вернее, не могла брать на себя какие-либо обязательства.

Об ее имуществе и вовсе не стоило говорить. Тесса снимала квартиру, обставленную лишь самой необходимой мебелью. В шкафу висела лишь самая необходимая одежда. Даже машине было больше десяти лет. Итак, ничто не привязывало ее к дому.

Никто и ничто.

Тесса вдруг против воли вспомнила, как продиралась через кусты в лесу. Вспомнила, как подумала, что никогда не знает, зачем и куда едет. Она вгляделась в видневшийся за окном город. Неужели она наконец достигла своей цели?

Медленно, очень медленно Тесса начала снимать кольцо. Зубчики на внешней стороне золотого обруча больше не кололись, и она спокойно ухватила его большим и указательным пальцами. Шипы на внутренней стороне больно укололи ее, только когда кольцо проходило через сустав. Дальше оно заскользило совсем свободно; у самого лица Тесса почувствовала легкое теплое дуновение — точно взмах крыльев, а на теле странное ощущение — как будто кто-то щекотал ее мягким птичьим пером.

Как только кольцо было снято, все прекратилось. Тесса напряженно ждала того, чему не знала названия, чего не могла вообразить. С облегчением она обнаружила, что вокруг ничего не изменилось.

Она по-прежнему стояла в гостиной вдовы Фербиш. Ее по-прежнему донимали москиты, и по-прежнему коптила керосиновая лампа.

В переплетающихся нитях кольца сверкали капельки крови. С ними рисунок выглядел несколько иначе. Тессе показалось, что теперь в путанице линий легче разобраться. Каждая золотая нить была помечена особой меткой.

— А вот и я! Отыскала-таки платье! Цвет, конечно, не броский, но материя — выше всяких похвал. — Мадам Фербиш ворвалась в комнату, победно размахивая чем-то, что напоминало лошадиную попону. — Вот. — Она сунула Тессе бесформенное одеяние. — Ты посмотри только, какая вещь...

Тесса зажала кольцо в кулаке. Движение ее не укрылось от пронырливых глазок наблюдательной вдовицы.

— Да-а-а, хорошее... платьице, — промямлила Тесса, чтобы отвлечь ее внимание, — и прочное, наверное.

— Еще бы не прочное! Из лучшей шерсти. И стоит небось побольше, чему заморская льняная тряпка. — Вдова Фербиш многозначительно взглянула на кулак Тессы. — На рынке за него бы и двух золотых не пожалели.

— Уговор дороже денег, мадам Фербнш. Ваше платье в обмен на мое. На этом остановимся.

Вдова Фербиш сложила губы так, что стала похожа на собирающуюся ужалить осу. Левой рукой она сердито теребила свою повязку.

— Но, — Тесса сама поразилась неожиданно пришедшей в голову мысли, — если вы принесете мне что-нибудь, чем рисуют, и чистый листок бумаги, получите вот это, — она вынула из уха золотую серьгу и протянула вдове Фербиш.

— Бумаги?

Тесса на секунду задумалась.

— Ну, пергамент, грифельную доску — что-нибудь.

— У меня есть кусок угля и отличная гладкая кожа, — вдова взяла серьгу, — она одна только кожа стоит пары таких штучек.

Тесса кивнула и сняла вторую сережку.

— Принесите, а я пока примерю платье.

Как только женщина вышла из комнаты, Тесса вытащила кольцо из кармана. Неизвестно почему, ей вдруг ужасно захотелось скопировать замысловатое переплетение золотых нитей. Наверное, из-за этих капелек крови. Они как бы углубили рисунок, сделали его более выпуклым, контрастным. Тессе казалось, что, если она проследит от начала до конца каждую линию, ей откроется схема, лежащая в основе этого узора.

Тесса быстро разделась. В комнате с открытыми ставнями было прохладно, поэтому она поспешно, через голову натянула на себя платье-попону. Материя оказалась очень грубой, но для кожи, и без того истерзанной блохами и москитами, еще одна маленькая неприятность не имела значения. Однако платье ей совершенно не подходило. Оно было сшито на женщину пониже и пополнее и — во всяком случае, у Тессы возникло такое подозрение — с кожей потолще. Она подумала было, не попросить ли вдову Фербиш ушить его, но отказалась от этой мысли. Судя по внешности этой особы, несмотря на вывеску над входом, она могла быть кем угодно, только не портнихой.

— Вот — уголь и отличная гладенькая коровья кожа. — Вдова Фербиш удовлетворенно оглядела Тессу с ног до головы. — Так-то поприличней будет.

Тесса ощупала кожу. Вопреки утверждению хозяйки, гладкой ее не назовешь.

— Есть в доме место, где я могу побыть одна?

— Разве что кладовка, но огня там я не развожу, и лампу дать не могу, только жировку.

Тесса не знала, что такое жировка и нерешительно кивнула:

— Пусть так. Мне просто надо поработать в тишине.

— В тишине? Господи, да на что тебе тишина? — Вдова Фербиш искренне недоумевала. — Ладно, ступай за мной.

Кладовка была набита всякой всячиной — тюками с одеждой, подушечками для булавок, катушками ниток, лоскутами. Мадам удалилась, бормоча указания — не трогать фарфор, не таскать ленты. Тесса положила кусок кожи на сундук, а сама опустилась рядом на колени. Жировка — плошка со свечным салом — ужасно коптила. Тесса поднесла ее поближе, чтобы изучить кольцо.

И так, стоя на коленях на покрытом сеном полу, со слезящимися от дыма глазами и мокрыми от пота ладонями, Тесса начала рисовать. Ломкий уголь беспрестанно крошился, кожа оказалась неровной и шершавой, к тому же на одной стороне оставались плохо удаленные волосы, а с другой она уже была вся исчеркана. Но Тесса ни на что не обращала внимание. Она чертила, стирала и чертила снова, подправляла углы, дорисовывала изгибы линий: она старалась в точности воспроизвести рисунок кольца.

Прошло уже несколько часов. Тесса вся перемазалась. Сначала она чувствовала себя несколько скованно, каждую секунду ожидая возвращения звона в ушах, но тишину нарушало только уханье совы и скрип Деревьев. Постепенно она расслабилась и целиком отдалась обретенной свободе — свободе переносить на чистую страницу таинственные узоры.