Королевства света

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

В те мрачные дни всеобщей подавленности и угнетенности дорога из Зелевина была далеко не такой оживленной, как бывало до вторжения Орды Хаксана Мундуруку. Жизнь и торговля затихли, будто накрытые облаком. Поэтому путники не привлекли к себе внимания. Только первая деревня, попавшаяся на пути, оказалась оживленной, и они не пошли в нее. А во второй почти все жители были на унылой и жалкой свадьбе, и им удалось незаметно проскользнуть туда и вернуться с кипой всевозможной одежды. Там же они прихватили побольше еды. Наконец они вернулись в Фасна Визель. На них нахлынули не просто воспоминания – они продолжали путь в молчании, погруженные каждый в свои мысли и переживания, не уверенные, кто же они теперь на самом деле – животные, люди или какая-то странная смесь того и другого. Оставив позади протоптанные тропы, друзья углубились в бесшумные дебри Великого леса. Тут им попадались места, запахи и звуки, хорошо знакомые с тех времен, когда они еще были животными. Теперь, в качестве людей, они воспринимали все по-иному. Когда они покидали этот лес, их человеческие тела были для них еще в новинку. Сейчас у них было достаточно времени задуматься над теми переменами, которые в них произошли. Все они чувствовали себя в новом качестве достаточно скромно, за исключением разве что Цезаря, которому это было ни к чему.

Однако когда, наконец, показался дом доброго волшебника Суснама Эвинда, даже Цезарь почувствовал щемящую тоску.

Снаружи дом был почти таким, каким они его и оставили. Только пауки потрудились вовсю, и паутина украшала многие укромные местечки под карнизом в дверном проеме и даже на некоторых окнах. Дом не сгорел и не обрушился. Он стоял, опираясь на прочные скалы, у которых был построен, и с вызовом смотрел на лес и остальной мир из-под своей соломенной крыши. Это был единственный родной дом, в котором жил каждый из них, и он одновременно тянул и отталкивал их.

Поскольку Оскар всю свою сознательную жизнь присматривал за входной дверью, ему пришлось ее открывать. Насколько же легче, подумал он, делать это руками, чем носом или лапой. Учитывая, сколько времени дом простоял пустым, они нашли его в удивительно хорошем состоянии. В кладовке осталось много сушеных продуктов, не тронутых и не источенных жучками. Но почему-то маленькие хрустящие кусочки обработанного и засушенного мяса уже не так притягивали Оскара и его приятелей-кошек. А Таю вовсе не хотелось есть смесь из разных семян. Сэм же был совершенно не голоден, поскольку совсем недавно до отвала наелся мясофруктов в Фиолетовом королевстве. Но сыт был только Сэм.

Многие годы друзья наблюдали, как Хозяин Эвинд готовит себе еду, и они решили приготовить что-нибудь из имеющихся припасов. То, что у них получилось, вызвало бы отвращение у настоящего гурмана, но они наполнили свои животы и уняли сосущую боль под ложечкой.

На следующее утро все проснулись очень поздно, Сэм бы и дальше спал, если бы Оскар и Макитти не начали трясти его за плечи и хлопать по щекам, пока он, наконец, не открыл глаза.

– Извините, – пробормотал Сэм, поднимаясь. Всю ночь он спал, крепко прижав к себе белый сияющий шар, чтобы сохранить его в целости. – Легче избавиться от старой кожи, чем от старых привычек.

Они умылись, сполоснулись под душем из дождевой воды и вытерлись на сей раз полотенцем, а не языком и лапами. Потом пошли искать Тая, и Сэм аккуратно нес искристый белый шар. Тай поджидал их на лужайке перед домом.

– Сколько раз, сидя в клетке, я видел все это. – Он обернулся к своим посвежевшим товарищам. Смотрел, как ты резвишься на этой полянке, Оскар, а Макитти, Цезарь, и Какао ловят жуков, бурундуков и случайные отблески волшебного света. Я был заперт в своей клетке и вынужден петь или учиться.

– Могу посочувствовать. – Для змеи Сэм был необычайно сострадательным, за исключением тех случаев, когда он проглатывал кого-нибудь. – Не то чтобы я не мог петь, – добавил он в ответ на их не-доверчивые взгляды, – но никто не хотел меня слушать. Мои сородичи не отличаются музыкальным слухом.

Какао все понимала. Но ей не терпелось начать действовать. Она посмотрела на Тая:

– Какой смысл тянуть, Тай? Что надо делать?

В это утро кенар выглядел старше своих лет. Как он ни старался, он не мог избавиться от чувства, что конечная ответственность за успех или провал их общего дела лежала на нем. Глубоко вздохнув, он протянул руку к Сэму.

– Дай мне белый шар.

Великан передал его Таю. Тот высоко поднял его на раскрытой ладони. Он был теплый, но не горячий и, по его словам, почти ничего не весил.

– Соберитесь вокруг.

Цезарь нахмурился.

– Это еще зачем? Ты же у нас мудрый и могущественный помощник мага, а не мы.

Кенар улыбнулся ему:

– Вы думаете, Хозяин отправил вас всех в путешествие, только чтобы составить мне компанию? Мы все были неотъемлемой частью его жизни, так же мы и часть его магии. Для того чтобы сильное волшебство сработало, нужен вклад каждого из нас.

Мечник пожал плечами и шагнул вперед.

– Ну, если ты так считаешь… – Он посмотрел на косматого Оскара, стоящего рядом. – Вот только не проси Оскара пописать на меня, ладно?

– Ты почти угадал. Теперь соедините лапы, то есть руки. – Все члены маленькой компании застенчиво взялись за руки. Взглянув в последний раз на серые тучи (и искренне надеясь, что в последний раз), Тай начал – нет, не говорить – в этом умении он был не особенно силен. Он начал петь.

– Сила змеи, круг замкни. – Стоявший рядом с Макитти Сэм напрягся. Вокруг поднялся холодный вихрь и создал что-то вроде стены, объединившей их всех.

– Ловкость кошек, зло сгуби. – Ветер стал сильнее. Какао почувствовала странное покалывание на коже. Щурясь от усиливающегося ветра, она увидела, что волосы у них встали дыбом, будто бы ветер дул из-под земли строго снизу вверх. Она крепче ухватилась за руки Макитти и Цезаря.

Тай пел песню небу, стараясь изо всех сил. Пение его было менее мелодичным, чем если бы он был в своем природном виде, но зато гораздо мощнее.

– Верность пса, все сбереги! А теперь пролейся, свет, и краски верни!

Оскар почувствовал, что дрожит. А может, это дрожала земля под ногами. Было довольно странное ощущение, потому что кругом стало абсолютно тихо. Даже звери в лесу примолкли. Ставший штормовым ветер вырывался у него из-под ног и закладывал уши. Оскару пришлось зажмуриться, потому что к небу поднимался столб пыли и мусора.

Шар с белым светом начал подниматься. Он попал в более мощный поток, чем ревущий ветер, и стал взлетать к небу, все больше набирая скорость. При этом он начал расширяться. Он стал очень ярким, сверкающим и ослепительно-белым. Вскоре он увеличился в четыре раза, потом еще удвоился, и еще раз. Когда он достиг нижнего края облаков, то стал размером с корабль.

Вдруг сверкающий шар неожиданно взорвался со страшной силой, и друзьям пришлось отвернуться и закрыть лицо руками.

Взрыв сопровождался не чудовищным грохотом, а очень быстрым порывом воздуха, будто сами небеса вдруг мощно и с благодарностью вздохнули. Из глубины взрыва появилась огромная клубящаяся волна красок. Она потоком хлынула во все стороны, омыла небо, облака, землю, и все, что было на ней.

Осторожно распрямившись, Какао с удивлением смотрела на себя. Порыв ветра стих, и ее длинные яркие волосы рассыпались по шее и плечам.

– Смотрите, смотрите все! Они черные. Цвета вернулись!

Так оно и было. Деревенская одежда, раньше казавшаяся блеклой, теперь засверкала яркими малиновыми и зелеными цветами, в которые была выкрашена ткань. Потрясенный Цезарь, великолепный в своей простой одежде темно-синего цвета с оранжевой окаемкой, уселся прямо на траву. Временная одежда Сэма, позаимствованная впопыхах в деревне, была слегка маловата, но зато красивого белого и бежевого цветов. Повсюду вокруг них, куда только доставал чудесный цветной поток, возвращались краски. Лицо Тая сейчас полыхало ярко-розовым румянцем.

Сэм подошел к нему и по-дружески обнял за поникшие плечи.

– Хочу пожать тебе руку, – сказал он с восхищением, – теперь, когда у меня снова есть руки, которыми это можно сделать. Ты это сумел! Что ты сделал, я не знаю, но это сработало!

Какао наклонилась и крепко поцеловала его.

– Ты нас всех одурачил, Тай, ты настоящий помощник мага!

Когда она отошла, румянец на щеках Тая стал совсем багровым.

– Спасибо, спасибо вам всем. Без вас у меня ничего бы не получилось. Все мы – одно целое.

– Чертовы котята! – заметил Цезарь. – Мы всегда были одним целым. Иногда не ладили друг с другом, ссорились и скандалили. Иногда мы вели себя подло и ужасно, спорили и…

– Мы уже поняли, Цезарь, – заявила Макитти, перебивая его.

– Вы знаете, что я имею в виду, – необычайно торжественно закончил мечник. – Мы – семья.

Никто ничего не сказал, и только Какао слегка приобняла Сэма. Макитти понимающе кивнула Таю, и кипящий энергией Оскар широко раскинул руки, чтобы обнять Цезаря.

Тот наморщил нос и поспешно увернулся от восторженных объятий пса.

Друзья-то они друзья, товарищи по опасностям и собратья по оружию, но у кота есть своя неприкосновенная территория.

Когда поток красок хлынул от маленького домика глубоко в лесу, он стал расти и шириться, разливаясь огромными пенистыми волнами лазурного и золотого, алого и шафранового, охристого и каштанового цветов. Они лавиной пронеслись по Годланду, сверкая и переливаясь. В мир возвращались краски.

Красногрудки и желтохвостки снова стали по праву носить свои имена. Поросята приобрели здоровый розовый оттенок. Серебристые караси засверкали в водоемах. А дети вновь принялись смеяться и играть, и с их лиц исчезла печать серой беспросветной печали. С возвращением красок вернулся смех, за смехом пришло веселье, а веселье изгнало проклятое уныние, которое было хуже отсутствия цвета. Тона и оттенки появились не только на лицах, но и в разговорах. Ярко раскрашенные дома засверкали свежестью и новой жизнью. Весь мир приободрился. Все, что томилось под гнетом проклятья Мундуруку, стало пробуждаться к многоцветной насыщенной жизни.

Музыканты вновь стали сочинять музыку, к художникам вернулась надежда и вдохновение. Бухгалтеры с удовольствием стали громоздить свои цифры. Бесцветность, оказывается, много значила в жизни людей, и неожиданное возвращение цветов было очень радостным событием. В тот день родилось много детей, которых на радостях окрестили именами Радуга или Акварель.

Красочность вернулась в реки рыбам и лягушкам, жившим в них, деревьям и цветам, что росли по их берегам, и даже суровой крепости Малостранке. Краски заиграли на лицах печальных беженцев, скучившихся за ее каменными стенами, оживили руки и оружие защитников крепости и заляпали нездоровыми коричнево-зелеными пятнами горгульи лица тех, кто их осаждал.

Никто, от самого маленького поваренка, разбиравшего истощившиеся припасы крепости, до копьеносца с самым жабьим лицом, стоявшего в передних рядах осаждавшей Орды, не избежал этого чудесного превращения. Прежде ордынцы черпали силу и решительность в сознании того, что никто не может устоять перед могуществом Хаксана Мундуруку. Когда же они столкнулись с неопровержимым доказательством обратного, в их рядах поднялось беспорядочное и встревоженное роптание, которое их офицеры не могли подавить руганью и кнутами. В самой крепости Малостранке Вакула Сильный во всем великолепии блестящего и красочного боевого снаряжения предстал перед принцессой Петриной. Его лицо горело от возбуждения и едва сдерживаемого рвения.

– Ваше Высочество, что-то сломало заклятье, наложенное на Годланд Хаксаном Мундуруку. Те, кто остался защищать крепость – это лучшие, выносливейшие и самые решительные воины. – Крепко держа под рукой шлем, он вытянулся во весь рост. Вокруг него висело множество знамен, к которым вернулась их слава. – Меня послали просить вашего разрешения совершить вылазку и попытаться изгнать с нашего порога врагов, явно сейчас растерянных. Если атака окажется удачной, мы предлагаем двинуть все силы против Орды и выбить их из провинции. Молва разнесет весть о нашей победе, и отчаявшийся народ Годланда повалит толпами, чтобы присоединиться к нам.

Принцесса Петрина, молодая, но мудрая, потерла бледный подбородок.

– А что если это хитрость Мундуруку, которые хотят выманить нас из замка и уничтожить?

Тервел Драдвин из графства Умберсара шагнул вперед и встал рядом с Вакулой.

– Донесения хлынули потоком к тем немногим мастерам магии, что еще остались с нами, Ваше Высочество. В них сообщается, что заклятие сломлено по всему Годланду. Если это всего лишь уловка, зачем снимать чары со всех цивилизованных стран и рисковать?! Ведь мы единственные, кого надо обманывать? Из-за спин двух генералов заговорил помолодевший капитан Слейл. Впервые за долгое время у него появилось то, ради чего стоило жить. Позже он и сам не мог объяснить, почему заговорил вне очереди и не по рангу.

– Ваше Высочество, я смотрел в подзорную трубу с крепостных стен. Смятение врагов слишком повсеместное и не может быть поддельным. Видно даже, что некоторые из них дезертируют в далекий Кил-Бар-Бенид.

Весь напрягшись, Вакула шагнул вперед.

– Ваше Высочество, ударим сейчас! Пока они не успели перегруппироваться. Пока не прибыли сами Мундуруку, чтобы возглавить осаду и попытаться восстановить заклинание.

Принцесса Петрина медленно встала. За ней тянулась ее светлая расшитая мантия, к которой вернулось прежнее великолепие.

– Берите под свое командование смелых бойцов и гоните из-под наших стен этих отвратительных тварей, о, мои смелые рыцари Годланда. Я даю вам разрешение, но только при одном условии.

Вакула Смелый неуверенно взглянул на принцессу:

– Каком, Ваше Высочество?

Ее глаза сверкали, и она протянула руку.

– Я устала просто так сидеть на этом проклятом троне! Найдите мне меч!

В комнатах Зубчатой башни, самой высокой в знаменитом замке Бурголоде, который занимал господствующее положение над великим торговым городом Кил-Бар-Бенидом, Мундуруку на досуге занимались каждый своим отвратительным делом. Вдруг туда ворвался запыхавшийся Клег ростом не больше пивной кружки, весь в слюнях.

– Братья, братья мои! Кобкейл и Кмелиог, Кворт и Кмото, – все пойдемте скорее!

Коббод был недоволен тем, что его так по-идиотски прервали. Ему пришлось встать со спин двух хнычущих человеческих детенышей: на их ребрах он сочинял очередную музыкальную интерлюдию. Вслед за коренастым обезумевшим Клегом он вышел наружу. Кобкейл и остальные члены клана вскоре присоединились к ним, бормоча себе под нос разные затейливые ругательства и разя зловонным дыханием. Но желание поколотить шумного Клега пропало, как только они увидели, что его так взволновало.

С юго-востока на них неслось настоящее цунами сверкающих красок, распространяясь во все стороны, готовое вот-вот накрыть замок. Фантастическое явление заполнило небо, преобразуя серые облака, попадавшие в его объятия, и перекрашивая птиц и верхушки деревьев. У Кобкейла отпала тяжелая нижняя челюсть. Он с недоверием смотрел, как цветная лавина со свистом неслась на них. В последнюю секунду он вскинул обе короткие пухлые ручки, чтобы закрыть лицо. Вокруг него встревоженно верещали остальные члены клана.

Радужная волна прошлась над замком и продолжила свой путь в самые отдаленные уголки Годланда. Когда Кобкейл опустил руки и открыл глаза, то к своему ужасу увидел сверкающую разноцветными кристаллами огромную каменную крепость. Краски вернулись на знамена, свисавшие с флагштоков. Цветными стали зловонные пятна какой-то жидкости, заляпавшей весь каменный пол под ногами, деревянные рамы некоторых окон и даже его собственная одежда.

Кто-то настойчиво тряс его за плечо. Рядом с ним стояла Кеброча, что-то бессмысленно бормоча себе под нос. Кобкейл замахнулся и отвесил родственнице такую сильную пощечину, что она отлетела назад. К тому времени, как она долетела и плюхнулась на брюхо, потрясенные Мундуруку стали потихоньку приходить в себя.

– Что же нам теперь делать? Ни один человек не может сломить проклятие Хаксана!

– Вот именно, ни один. – Прищурив глаза, Кобкейл задумчиво смотрел в ту сторону, откуда примчался цветной ураган. – Собирай клан. Наша работа здесь не закончена. Осталась еще одна вещь, которую мы проглядели, и теперь придется ею заняться.

Он остался стоять у парапета и размышлять, глядя на юго-восток. Озадаченная Кеброча поспешно засеменила обратно в замок, вереща во всю мощь огромных легких.

Двадцать два гоблина собрались очень быстро. Возвращение красок смущало и пугало их; возбуждало и приводило в ярость. Пока они ждали, что скажет Кобкейл, несколько гоблинов подрались. И не потому что драчуны как-то особенно злились друг на друга, просто скандалы и драки традиционно служили им для того, чтобы выпустить пар и выразить свое разочарование.

Но даже те, кто в этот момент как раз вонзили зубы в руку или ногу кого-нибудь из родственников, прекратили все, как только Кобкейл потребовал внимания.

– Наше заклинание было сломлено, – объявил он, изо всех сил шевеля своим жабьим ртом.

– Мы это знаем, – каркнул Кушмаус. – Что мы будем делать?

– Гр-р-рорк, вот именно, – добавил Корпоун. – Если мы не вернем все, как было, у некоторых из этих вероломных людишек могут появиться какие-то мыслишки. – Он стукнул бородавчатым и прыщавым кулаком по ладони. – Лучше всего, чтобы они лежали растоптанные под ногами, лицом в грязь.

Чуть повернув голову, Кобкейл плюнул на стену чем-то мерзким.

– Пока вы все тут носились, потеряв голову, я позаботился о том, чтобы проследить путь противодействующего колдовства. Я его просчитал. Я знаю, откуда идут всплески красок, и кто мог все это натворить. – Его глаза горели. – Клан отправится туда и раз и навсегда покончит с теми, кто осмелился не повиноваться нам.

На призыв Кобкейла они откликнулись кровожадными воплями и криками поддержки, от которых люди, прислуживавшие в замке, в ужасе содрогнулись. Страх был виден даже на лицах тех тварей из Орды, которые вскоре прибыли, ведя на веревке троицу недавно превращенных. Но выражение лиц у солдат можно было назвать спокойным по сравнению с тем, как выглядели Куол и его спутники.

Все члены клана толкались и пихались. Столпившись на высокой узкой площадке башни, откуда открывался вид на порабощенный Кил-Бар-Бенид, Кобкейл поприветствовал новоприбывших. Оста-нов. ившись около Куола, коренастый гоблин посмотрел на него и двух бывших летучих мышей-вампиров. Куол был настолько зол, что он дерзко взглянул на Кобкейла. Рут и Рата, напротив, дрожали от нескрываемого страха.

– Что все это значит? – крепко связанный Куол горящими глазами смотрел на тихо кипящего Мундуруку. – Почему нас сюда приволокли так неожиданно?

Голос Кобкейла был опасно спокоен.

– Сдается мне, друг Куол, что ты был не до конца откровенен с друзьями Мундуруку.

Куол больше удивился, чем испугался. Поэтому спросил, заикаясь от сдерживаемой злости:

– Что ты имеешь в виду?

– Только что у меня появились основания полагать, что эти звереныши проклятого мага Суснама Эвинда не только выжили в том странном месте, куда, как вы уверяли, их сослали навеки, но и вернулись оттуда с таким могуществом, которое трудно было у них заподозрить. – Одной рукой он обвел все вокруг. – Думаю, что возвращение поганых веселых красок в эту покоренную страну – их рук дело.

Рата с горящими красными глазами забилась в своих путах.

– Это невозможно! Их должны были изгнать из последнего королевства света, и мы сами видели, как их уничтожили.

– Не следовало полагаться на то, что другие сделают за вас вашу работу. – Кобкейл вынул из зубов что-то маленькое, зеленое и еще не совсем умершее.

– У нас не было выбора! – протестовал Рут. – Мы были вынуждены…

– Вы должны были сделать то, что вам поручили, – перебил его Мундуруку, – но, очевидно, вам это не по силам.

– Этого больше не повторится, – заикаясь, пыталась оправдываться Рата.

– Конечно, не повторится. – Подняв обе руки, Кобкейл произнес несколько значительных фраз, одинаково непонятных ни пленникам, ни их стражам. Потом, очевидно удовлетворившись, он энергично вломился в толпу Мундуруку. После того как к ним присоединился последний, двадцать второй член клана, раздался оглушительный взрыв, волной отбросивший потрясенных наблюдателей. Что-то взревело, будто ветер, рвущийся на части, и Мундуруку исчезли, все до одного. Исчезли вместе со своими косматыми волосами, облупившимися рогами, грязными клыками и желтушными глазами.

Горстка стражников в растерянности смотрела друг на друга, не зная, что делать дальше. Потом закричала Рата. Это был омерзительный дребезжащий звук, звеневший на пределе человеческого восприятия. Ей начал вторить Рут, и, яростно сдерживая вопль, закричал до конца непокоренный Куол.

Немногое может вызвать ужас у бойцов Орды Тотумака. Но то, что происходило на их глазах на верхней площадке башни, заставило даже самых закоренелых сжаться от страха.

Из тел трех бьющихся в конвульсиях узников, корчась и извиваясь, стали появляться черные черви. Пленники, подкошенные невыносимой болью, рухнули на каменный пол, дергаясь и метаясь по нему, как пойманные рыбы. Агония была такой сильной, что они даже не кричали. Еще некоторое время они дрожали и мучились, а потом, к счастью для них, затихли. То, что вылезло из них, были не черные черви, а настоящие нервы и жилы, лежавшие застывшими безжизненными кольцами вокруг неподвижных трупов трех бывших слуг Мундуруку.

Даже в смерти красные глаза беспощадного убийцы горели непримиримой ненавистью ко всему, что не могло называться Куолом.