Конь бледный

Глава одиннадцатая. Разведка боем

НИИ «Агропром»

— Ну, батюшка, признаться, не ожидал я от вас такого! — зло прошипел на ухо пастырю Степан. — Если бы не видел вас собственными глазами в деле, ни за что бы не поверил, что вы мастер восточных единоборств. Что с вами случилось?

— Стряслось, — вздохнув, согласился отец Иоанн. — Только не со мной, а с тобой.

— Не понял, — машинально ответил Чадов, хотя на самом деле он догадался, о чём сейчас пойдёт речь.

— Ты, парень, попал под влияние контролёра, — объяснил суть происходившего с журналистом Опрокидин.

— Не может быть! — присвистнул молодой человек.

— Точно, уж поверь. Я это сразу почуял, вот и решил тебе помочь. А для этого мне надобно было собрать все силы, чтоб не позволить твари окаянной полностью овладеть твоим разумом и уничтожить тебя как личность. Потому и сдался в самом начале боя.

— Только поэтому? — ехидно поинтересовался Степан.

— Исключительно! — твёрдо ответствовал батюшка. — А ты что думал, струсил поп, да?

— Ну-у, — протянул журналист. — Этот ваш пацифизм…

— Не юродствуй! Агрессивность не является нормальным состоянием для бойца. Настоящий боец должен быть холоден рассудком во время боя и обязан мыслить трезво. Заповедь о щеке (когда надо подставить вторую, если тебя ударили по первой) не должна низводиться до дилетантизма. Как сказал Гете: «Бог в мелочах — дьявол в крайностях».

— Неужели вы не могли остановить меня ещё до того, как…

Он не договорил, но Опрокидин понял и покачал головой.

— Не смог. Уж больно могучей оказалась тварь. Но ты не кори себя. Это Зона, сам знаешь. Здесь мы все на войне. А в бою всякое иногда случается…

Чадов кивнул. Но на душе всё равно было муторно.

Побитый Степаном Султан всё-таки сдержал слово и не только отпустил пленников восвояси с оружием и всей экипировкой, но и выделил в их распоряжение небольшой отряд из десяти человек во главе с уже знакомым «крестоносцам» «рефери», которого в миру звали Ряхой. Отчего такая кличка прилепилась к в общем-то довольно высокому и приятному лицом молодому мужику, было непонятно. Журналист не стал приставать с расспросами, полагая, что если проводник захочет, то расскажет сам. Но не до рассказов сейчас было. Следовало с наименьшей кровью пересечь обширную территорию НИИ «Агропром» и прорваться на локацию «Янтарь», где они договорились соединиться с остальными «крестоносцами» и где им предстояло наказать полоумных «грешников».

Несмотря на оптимистические предсказания оракула-бюрера, что с Нюшкой всё в порядке и она пока жива и здорова, Чадов сильно переживал. Никогда бы не подумал, что может так волноваться из-за чужого ребёнка.

Он вырос единственным чадом в семье, окружённый всеобщей заботой, переходящей в поклонение и обожествление, потому не знал, каково оно — делить родительскую любовь с кем-то ещё. По молодости и по образу жизни, не стыковавшемуся пока с понятием семейного очага, о том, чтобы завести собственных детей, парень пока не задумывался. Хоть мать, созваниваясь со Степаном и приезжая к нему в гости (сам Степан в последнее время редко вырывался в родной Харьков), постоянно донимала его болезненным для неё вопросом: ну, когда же, когда Стёпа осчастливит их с отцом внуком или внучкой? Молодой человек отделывался обещаниями в духе «как только, так сразу», но решительных шагов пока не предпринимал.

И вот на тебе. Нюшка. Маленькая, беленькая и беззащитная. Всегда воспринимавшаяся как бесплатное приложение к Татьяне, от которого никуда не деться. И видел-то её короткими урывками, приезжая в Зону «на побывки».

Сначала, когда ребёнок был ещё совсем крошечным, заботливая возлюбленная оберегала кавалера от стрессов, отправляя дочку на время жарких и страстных ночей любви к соседке, работавшей в том же Баре официанткой. Но потом они как-то попривыкли к тому, что Нюшка посапывает себе за стенкой, ни о чём не подозревая и ничего пока не разумея. Тем более что девочка отличалась богатырской крепостью сна, который не способны были потревожить даже самые страстные крики разгорячённой любовью Татьяны.

С каждым новым его приездом в Зону Степан всё больше и больше привязывался к смышлёному и не по годам развитому ребёнку. Постоянно привозил Нюшке гостинцы: сладости, обновки, красивые игрушки. И девочка, и Татьяна несказанно радовались этим нехитрым проявлениям заботы. Одевшись в новое платьишко с оборочками, нацепив на ножки красные лакированные туфельки, подаренные Плясуном же, кроха взбиралась к Чадову на колени и, с остервенением посасывая чупа-чупс, внимательно прислушивалась к разговорам взрослых. И журналисту время от времени казалось, что Нюшка почти всё понимает в этих беседах. По крайней мере она всегда к месту поддакивала и иногда отпускала такие реплики, что старшие озадачивались.

Или это так Зона влияет на ребятню, что они рождаются здесь такими не по годам развитыми? Он знал, что Нюшкин случай не уникален. Многие дети, которых в Пограничье не так много, но и не единицы, обладают какими-нибудь особыми свойствами. То ли вот так, как Снегина-младшая, шибко уж остры умом, то ли, подобно уродцам-бюрерам, обладают даром телекинеза, двигая силой взгляда разнообразные предметы, а то могут тем же взором воспламенять вещи. Фантастика, да и только! Степан всего этого сам не видел, но, представляя себе подобных монстриков, содрогался. Нет уж, лучше, как его Нюшка, пусть будут умненькими-благоразумненькими буратинами.

Его. С каких это пор он стал думать о Татьянином ребёнке как о своём? Не с батюшкиного ль острого взора, сравнивающего физиономии Степана и девочки? И откуда он взялся на его голову, этот философ в рясе?! А если б не было этого сопоставления и удивлённого пастырского взора-узнавания, если бы не мысль о том, что, возможно, это его собственный ребёнок, его плоть и кровь, отважился бы Чадов на подобное безрассудство? На поход неведомо куда и неведомо зачем?

Да, жалко бедную кроху. Но сколько таких же точно крохотуль каждую минуту гибнет вокруг? То ли от халатности докторов, не способных правильно принять роды у матери или по невежеству (халатности) впрыснувших ребёнку не ту вакцину во время прививки; то ли брошенные мамашами-кукушками прямо на пороге роддома, а то и просто выброшенные в мусорный бак и там замёрзшие; то ли погибшие от голода или небрежного ухода… Ой, да мало ли случаев бывает. И что, всем им помогать? Ну, в идеале христианской любви, проповедуемой отцом Иоанном, так и следовало бы. Однако жизнь намного жестче и циничнее. Так что…

И всё же он идёт. Значит, верит, что так нужно, что это правильно. И будет продолжать свой путь, чего бы это ему ни стоило. Лишь бы успеть. Лишь бы с Нюшкой ничего не случилось. Она ведь такая маленькая.

Закрывая глаза, Степан раз за разом отчётливо представлял себе жуткую сцену — истязаемого безумцами-«грешниками» ребёнка. Да даже если и не терзаемого, всё равно. Какой неописуемый шок и страх должна испытывать девчушка, вдруг оказавшаяся в грязных лапах сбрендивших маньяков, волокущих её в глубь жуткой Зоны? Сколько всякой мерзости может ей встретиться на этом её крёстном пути? Лучше не думать об этом.

Господи, если ты есть, помоги!!…

Выбросы в Зоне случаются довольно часто. Но выброс выбросу рознь.

Есть ВЫБРОС, который можно сравнить лишь с какой-нибудь глобальной катастрофой в миниатюре.

Если бы человек существовал на Земле не каких-нибудь полтора-два миллиона лет, когда геологический облик планеты уже более-менее сформировался, а во времена бурной молодости голубого шарика, то, наверное, мог бы наблюдать нечто подобное большому выбросу в Зоне. Когда небо вспыхивало мириадами огней и сполохов, а землю корёжило и ломало в страшных судорогах. Когда на месте гор образовывались моря, а из глубин морских, изгоняя прочь влагу и занимая её место, поднимались могучие каменные исполины. Когда твердь шла глубокими бездонными морщинами, когда кипела раскалённая лава, сжигая на своём пути всё живое.

Вот так и во время ВЫБРОСА. Не приведи вам Бог стать его очевидцем. Потому как уже вряд ли сможете кому-либо поведать о своих наблюдениях и впечатлениях. Ибо редкий человек, не нашедший вовремя укрытия, может пережить выброс, находясь под открытым небом Зоны. Поговаривают, что только легендарному Чёрному Сталкеру удавалось такое. Даже Болотный Доктор — и тот старается укрыться, когда случается выброс, чтоб затем было кому пользовать сирых и убогих бедолаг, выживших после этого стихийного бедствия.

Выброс перелопачивает Зону, словно лемех пахаря будоражит лоно земное во время вспашки. Он не оставляет в покое ни единого обитателя этого специфического ареала, будь он разумным или просто любой жизненной формой. Модифицируются аномалии, артефакты и мутанты. Если ещё вчера на данном конкретном месте обитала какая-нибудь примитивная «жарка», то нынче на её месте может оказаться гораздо более опасная для живых существ «мясорубка» или жутковатые в своей непонятности «загребущие руки». Вместо очень опасных снорков или злобных, но относительно легко уничтожаемых слепых псов селятся могучие псевдогиганты или щупальцебородые кровососы. И тому подобное…

Неудивительно, что мудрый сталкер в Зону сразу после Большого выброса не пойдёт, а некоторое время пересидит в укромном местечке, травя байки о безумцах, бросавших вызов этому суровому испытанию и якобы выходивших из него победителями. Оно, конечно, можно почесать язык о чём-нибудь подобном за чаркой-другой «Казаков», когда самым грозным испытанием для тебя является увесистая плюха вышибалы, буде ты переоценишь свои физические и, главное, финансовые возможности. Но лучше бы остерегаться излишнего словоблудия, дабы не накликать на себя немилость Судьбы. Ведь, как известно, не буди лихо, пока оно тихо.

Но это всё о БОЛЬШОМ выбросе.

Однако ж бывают выбросы и малые. Редко, конечно, но и они случаются. Когда, как говорят старожилы, Зона вздыхает. Что оно значит, никто из самых матёрых знатоков здешних мест точно объяснить не может. Но это как любой из нас вдруг ни с того ни с сего пригорюнится, да и вздохнет тяжко, печалясь о каком-то давно прошедшем или совсем недавнем событии. Вот «ох», и всё тебе. А отчего этот «ох», по какой причине? Да кто ж его знает. Помстилось, и всё. Разве ж Зона не такой же живой организм, как любой другой? Будто ей и печалиться не дано. Может, сожалеет о ком-то или о чём-то особом. Вот и вздыхает себе.

После такого «вздоха», как правило, не бывает глобальных потрясений основ Зоны. Однако ж относиться к таким явлениям свысока было бы ошибкой. Поскольку не зря говорится, что в тихом омуте черти водятся. Так и тут. Вроде бы и нет прямой и явной угрозы, но беречься следует, ибо бережёного и Бог бережёт. Знаешь, что вот тут, в двух шагах, располагается «электра», видишь собственными глазами эту самую аномалию. Но ПДА показывает, что прямо по курсу «телепорт». И думаешь, то ли бездумная электроника подвела, то ли бес с тобой нехорошие шутки шутит. Попробуй разберись, где здесь истина. Можешь, конечно, сломя голову испытать своё счастье. Однако ж где гарантия, что лимит везения не исчерпан?

Вот потому «крестоносцы», вновь отправляясь в поход, не шибко и радовались, что Зона всего лишь вздохнула, а не оскалилась Большим выбросом. Что в лоб, что по лбу, как философски заметил отец Иоанн.

Выйдя наружу, институтские «старожилы», знаками велев гостям, чтобы те пока не рыпались, первым делом осмотрелись вокруг. ПДА показывали, что никаких серьёзных изменений в расположении аномалий вроде не произошло. Но чёрт её знает, эту Зону. Тут каждый шаг — словно по минному полю.

Наконец Ряха махнул рукой, давая понять, что всё спокойно и можно двигаться.

Степан осторожно ступил на площадку, устеленную битым кирпичом, и огляделся по сторонам.

Они находились в большом дворе, с трёх сторон окружённом высокими стенами, сложенными всё из тех же крупных бетонных блоков. В центре двора размещалось прямоугольное одноэтажное строение с большими окнами, некогда застеклёнными и забранными металлическими решётками. К настоящему времени стёкол практически не осталось, а проржавевшие решётки по большей части были покорёжены и сломаны. Чадов предположил, что прежде тут были мастерские, потому как сквозь окна можно было заметить нестройные ряды каких-то громоздких верстаков.

Отец Иоанн придержал Степана за руку и показал на что-то, находившееся в десяти метрах спереди и слева. Журналист присмотрелся и поначалу ничего не заметил. Так, лёгкое шевеление воздуха. Но затем до него дошло.

Так это же «воронка»! Ох, мамочки. Не повезёт тому, кто вляпается в этакую гадость. Тебя словно гигантским пылесосом, затянет внутрь этой аномалии, и там от тебя не останется ни рожек ни ножек. Зажмёт что-то, похожее на гигантские тиски, и давай ломать кости, спрессовывая тело в некое подобие бильярдного шарика, который затем взорвётся на мелкие ошмётки.

Как-то Степану «посчастливилось» наблюдать «воронку» в действии. Было это чуть ли не в первый его визит в Зону. Он тогда был типичной отмычкой: наивно хлопающий глазами и ртом на каждую диковинку и постоянно рискующий угодить туда, откуда обычно не возвращаются. Хорошо хоть проводник приличный попался. Не использовал дотошного журналюгу для «откупоривания» прохода в нужную сталкеру локацию. Как раз Стылый это и был. По-честному выполнил взятое на себя обязательство сводить столичного гостя на экскурсию. Провёл для начала недалеко, на Свалку. Но и здесь нашлась масса материалов для заказанного шефом «Авеню» фоторепортажа к очередной годовщине Второго Взрыва.

Чадов как раз фотографировал огромную зловещего вида ворону, примостившуюся как по заказу рядышком с лианой жгучего пуха, и придумывал броскую подпись для редкого кадра. И в это время из какого-то ржавого бака выскочила мерзкая псевдокрыса. (Он это, конечно, уже потом узнал, что эта крыса была «псевдо».) Облезлая, с перебитым хвостом и кровавой проплешиной на темени. Степан, с детства не переносивший этих тварей, заорал что было мочи, спугнув свою пернатую натурщицу и нагнав страху на грызуна. Крыса, заслышав сирену, издаваемую журналистом, изменила траекторию забега и метнулась вправо. И тут её подхватило нечто невидимое и подбросило на полметра в воздух, а затем начало плющить, как пластилин, смяв в комок. Затем бурый шарик лопнул, разбросав в разные стороны клочки шерстистой окровавленной плоти. Бр-р! Начинающего сталкера тогда вывернуло наизнанку. Чуть драгоценный «Canon» не разбил. А бывалому ходоку по Зоне всё нипочем. Чуток переждав, принялся деловито рыскать в окрестностях, пояснив недоумевающему Степану, что после вот такой вот вивисекции около «воронки» можно найти какие-нибудь артефакты, образовавшиеся из разорвавшейся плоти. Какую-нибудь там «золотую рыбку», «выверт» или «грави».

Было бы у них сейчас время, то Чадов и сам поискал бы, не завалялось ли где этакой «золотой рыбёшки». Полезная вещица, хоть и радиоактивная. Почти вдвое уменьшает вес поклажи в вещевом мешке, а также создаёт излучение, защищающее от воздействия когтей, клыков и холодного оружия. Правда, неведомо, попадался ли кто в ближайшее время в объятия аномалии, как правило, «засиживающейся» на одном месте не дольше недели. А вдруг она только что образовалась после выброса? Тогда ищи, не ищи…

Осторожно огибая опасную местность с затаившейся «воронкой», сталкеры вплотную подошли к зданию «мастерской». Первые парни из «затоновского» конвоя уже скрылись за углом, как вдруг из окна, на котором решётка вовсе отсутствовала, выскочила какая-то образина, за нею другая, третья, четвёртая…

Не дав людям опомниться, твари тут же атаковали.

Передвигающиеся на четырёх конечностях, они походили на огромных обезьян, лишённых шерсти. Причём было видно, что у этих монстров оголён позвоночник, от чего вся спина напоминала непрожаренную котлету. Двигались они прыжками, не отрывая головы от земли и постоянно обнюхивая её.

Одна из них бочком-бочком добралась до Степана, норовя обойти парня со спины. Он словно завороженный застыл на месте, боясь пошевелиться. Ведь всего в двух шагах начиналась зона захвата «воронки».

Тварь подняла морду и, запрокинув голову, издала звук, отдалённо напоминающий уханье совы. И в этот момент Чадов разобрал, что рожа мутанта отнюдь не была обезьяньей. Перед ним был… деградировавший человек. Понятненько. Со снорками сука-судьба столкнула. Как-то прежде встречать эту разновидность мутантов парню не доводилось.

Однако времени для натуралистических наблюдений журналисту дадено не было. Оттолкнувшись сильными мускулистыми задними лапами-ногами от земли, уродина прыгнула прямо на Степана, метя передними конечностями в его грудь.

Выработанные годами тренировок реакции не подвели адепта шиваната и на этот раз. Со стороны могло показаться, что молодой человек всего лишь сделал наклон назад, коснувшись земли руками. На самом же деле он сгруппировал мышцы и, опершись на руку, превратил ноги в некое подобие теннисной ракетки. Когда атакующая тварь пролетела прямо над его грудью, едва не коснувшись животом лица Плясуна, тот мощным ударом ног отправил снорка в полёт, а сам совершил невероятное круговое сальто, мгновенно снова оказавшись в боевой стойке. Выхватив пистолет, он, не давая чудищу опомниться, стал стрелять ему в спину, выпуская пулю за пулей. И лишь тогда звенящая тишина в ушах разорвалась, и он расслышал, что и вокруг раздаются беспорядочные пистолетные выстрелы и стрекот автоматов. Это бандиты и святой отец расправлялись с оставшейся троицей четвероногих уродцев.

Его «собственный» зверочеловек между тем, пролетев несколько метров, оказался добычей «воронки». Через мгновение произошло то, что уже когда-то наблюдал Степан в случае с псевдокрысой. Если изначально у монстра лишь спина походила на котлету-полуфабрикат, то вскоре рубленым бифштексом стал он весь. «Воронка» схарчила бедолагу, не поморщившись, и отрыгнула переваренные остатки.

Окружённые со всех сторон снорки попали под прицельный шквальный огонь. Наверное, они не ожидали подобного отпора. Обычно эти мутанты гнездятся и нападают на противника большими стаями. Отчего же сейчас вышли четверо против дюжины крепких и хорошо вооружённых бойцов? То ли изголодались вконец и запах человеческой плоти застил им последние крохи разума? Или это выброс так на них подействовал. А может, просто недоглядели, скольких противников атакуют. Ведь большая часть отряда уже скрылась за углом «мастерской», пропав из поля видимости. Так или иначе, но снорки пошли на коллективное самоубийство.

Поскольку его жизни не угрожала прямая и явная опасность, как во время давешнего нападения твари, то Степан не принимал участия в расстреле снорков, предоставив пальму первенства одуревшим от безделья и не имевшей выхода агрессии «затоновцам». Так же точно и батюшка устранился от бойни, заняв сторожевую позицию и поводя автоматом туда-сюда на случай появления сородичей умерщвляемых монстров или ещё какой иной непредвиденной напасти. Он даже демонстративно повернулся спиной к месту снорочьей казни, чтоб не видеть изуверства. А Чадов смотрел в оба глаза. Кровавая вакханалия накрыла и его.

Снорки оказались весьма живучими тварями. Даже изрешечённые вдоль и поперёк, начинённые свинцом по самое не хочу, они продолжали упорно цепляться за свои никчёмные жизни. Впрочем, сами монстры наверняка не считали своё существование никчёмным.

Одного из троицы прикончили довольно быстро, перебив ему хребет в районе шеи и тем самым обездвижив уродца. Лишённый подвижности снорк нелепо распластался на земле, с завыванием и жуткими всхлипами принимая каждую новую пулю, попадавшую в его полусгнившую плоть. Наконец, к вящему удовлетворению Степана, мутант затих, ибо не было больше сил слышать эти звуки.

Зато двое других мутантов оказались более проворными и живучими. Их донельзя трансформированные мышцы позволили проявлять чудеса акробатики. Зверолюди виртуозно уворачивались от свинцовых ос, что со стороны казалось необъяснимым чудом. Завороженные они, что ли, удивлялся журналист.

Проделав невообразимые пируэты, два снорка исхитрились вырваться из окружения и наперегонки бросились к ржавой пожарной лестнице, спускающейся с крыши институтского здания. Замыкающего таки догнала автоматная очередь, выпущенная метким Ряхой. Монстр, сделав в воздухе совершенно умопомрачительный кульбит, отлетел на несколько метров и шлёпнулся прямо у ног отца Иоанна, обдав того кровавыми брызгами.

Пастырь содрогнулся то ли от отвращения, то ли от сострадания живой твари и склонился над раненым снорком, рассматривая его. Что поразило святого отца, так это то, что гниющее тело монстра прикрывали остатки вполне человеческой одежды, в которой при пристальном рассмотрении можно было узнать… военную форму. Судя по сохранившимся нашивкам, принадлежала она ооновским миротворцам, охраняющим подступы к Зоне. Откуда тварь раздобыла тряпьё? Сняла с какого-нибудь бедолаги после удачной охоты? Или правдивы байки, согласно которым в «прежней» жизни снорки были сталкерами или военными, мутировавшими по каким-то неизвестным причинам до полуживотного состояния?

Смертельно раненный снорк вцепился обеими руками в сапоги Опрокидина, словно почувствовал в этом человеке защиту от опасности. Было видно, что мутанту больно и страшно. В глазах, по-человечески осмысленных, а не тупых, как это обычно бывает у дикого зверья, стоял ужас. Ужас перед неминуемой Смертью.

Отец Иоанн возложил руку на лоб снорка. Тот затих. Батюшка зашептал отходную молитву: «Днесь, Сыне Божий, причастника мя прими». Слыша успокаивающий, убаюкивающий голос, зверочеловек притих. Опрокидин ласково погладил его по голове, а затем быстро нажал пару точек на шее умирающего. Тот дёрнулся и затих. Священник разогнулся, перекрестил новопреставленного, а затем размашисто перекрестился и сам.

Последний из снорков таки добрался до лестницы и, невзирая на полученные им страшные раны, начал быстро подниматься на крышу. «Затоновцы» били по отчаянному беглецу почти в упор, но только мешали друг другу.

Выругавшись, Ряха бросил в кобуру свой ПМ и снял с плеча «Винтарь». Найдя через оптический прицел голову мутанта, уже занёсшего ногу, чтобы прыгнуть с последней ступеньки на крышу, бандит нервно нажал спуск. Ствол слегка дёрнулся, и пуля прошла в нескольких сантиметрах от цели, угодив в стену и вызвав выплеск бетонной крошки и пыли. Пыль, видимо, угодила снорку в глаза, потому что беглец застыл на месте, одной рукой вцепившись в лестничную перекладину, а другой яростно протирая органы зрения. Этой его остановкой и воспользовался Ряха, сделав повторный выстрел.

Из снорочьего черепа вылетел окровавленный кусок, фонтаном забила тёмная кровь. Пальцы рук и ног разжались, и тело как-то плавно, по-птичьи спланировало вниз. Не долетая до земли, оно было подхвачено ненасытной «воронкой», проделавшей с последним из мутантов то же самое, что и с его предшественником.

Бандиты с дружным гоготом бросились рыскать в окрестностях, уповая на удачу. Она и впрямь улыбнулась счастливым охотникам, послав им несколько артефактов, образовавшихся из прошедшей через аномалию плоти мутантов.

Улыбающийся Ряха подошёл к Степану и протянул ему сверкающий металлический предмет, очертаниями и впрямь походивший на рыбку.

— Твоя доля, Плясун. От твоего урода осталось.

Чадов, закусив губу, отрицательно покачал головой.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами бандит. — Нашим больше достанется. В походе пригодится…

Отошёл.

— Примите, едите, сие есть тело моё, пейте, ибо сие есть кровь моя, — процитировал вслух журналист евангельские слова.

— Не богохульствуй! — сурово одёрнул его объявившийся рядом отец Иоанн.

Покинув негостеприимный двор, отряд оказался у небольшого соснового леска. Да какой там лесок, одно название. Буквально три сосны, в которых даже при самом большом желании не заблудишься.

Откуда он здесь, на территории научно-исследовательского института, взялся? Кто знает. Была в прежние, советские времена мода строить вот такие, как «Агропром», средоточия науки посреди дикой природы. Часть деревьев уничтожалась, территория застраивалась, а в центре её оставалась рекреационная зона, предназначенная специально для того, чтобы товарищи учёные, доценты с кандидатами, могли во время перерыва пройтись, вдохнув полной грудью животворящего лесного воздуха. А то, устав от ломания мозгов над очередной задачей партии и правительства, вышли бы сюда на шашлычок под рюмочку «Столичной» или стакан легендарного портвейна «777».

Эти сосны мало походили на привычные, растущие вне Зоны. У последних обычно гладкий высокий ствол, напоминающий пальму, с редкими голыми ветвями, направленными в одну сторону. Вся сила и краса сосредоточены в подпирающей небо пушистой вечнозелёной кроне. Здесь же наблюдалась совершенно иная картина. Стволы отнюдь не были гладкими. То здесь, то там на них виднелись уродливые наросты, напоминающие глаза. Причём эти очи сочились гниловатым соком ядовито-жёлтого цвета, будто страдали конъюнктивитом. Покорёженные и перекрученные в разные стороны ветви-лапы торчали по всему стволу, от чего сосны походили на свою родственницу ель.

Перед самым леском «крестоносцы» заметили нечто несуразное, никак не вяжущееся с остальным пейзажем, и, не поверив своим глазам, справились у Ряхи, что это за «оазис» посреди радиоактивной пустыни. Уж не мираж ли? Или какая-нибудь новая, ещё не известная за Периметром аномалия?

Не мираж и не аномалия, охотно пояснил бандит под ехидные смешки остальных «затоновцев». Это, вишь, Султан чудит. Скучает их предводитель по прежним беззаботным временам, когда он на Благовещенском рынке в Харькове торговал бахчевыми культурами. Да и по родному Узбекистану с его обилием фруктов-ягод-овощей тоскует. Вот и придумал устроить здесь «бахчу». Благо, почва позволяет. Песок — как раз то, что нужно для арбузов и дынь. Разбил грядки, высадил семена. Парни вообще-то сомневались, что из этой затеи выйдет какой-то толк. Уж больно климат не подходящий для бахчевых. Влажно, солнца мало, радиация аж свистит. Однако ж семена проросли, закрутились побеги, а потом завязались и плоды. В общем, гости сами могут видеть, что получилось в результате мичуринских экспериментов Султана. Есть всё это, разумеется, людям нельзя, а вот лесные обитатели с удовольствием снимают уже второй урожай. Судя по всему, им нравится.

— А что, — встрепенулся от мрачных дум Степан, — здесь что-то водится?

— Как же, — подмигнул один из «затоновцев», молодой круглолицый парень по кличке Суслик, — и белки, и ежи, и лисы. Псевдо, разумеется. Но главное — Васька!

— Васька? — заинтересовался отец Иоанн. — Это ещё кто?

— Наш любимец, — засиял юноша. — Припять-кабан!

Священник присвистнул. Ничего себе любимец. Один из самых свирепых и опасных зверей-мутантов Зоны.

«Коммандос» стали осторожно пробираться через бахчу, стараясь не наступить на толстые, похожие на раскормленных змей побеги. Они и вели себя, будто пресмыкающиеся. Учуяв рядом с собой человека, дёргались к нему, норовя схватить за ногу. Только что не шипели. Да и сами «фрукты» вызывали лёгкую оторопь, смешанную со священным ужасом. Гигантские, в половину роста взрослого мужчины арбузы, раздувшие щёки от самодовольства. Причём, не привычной зелёной в чёрную полоску расцветки, а какой-то синеватой, от чего ягоды смахивали скорее на баклажаны. Дыни, напоминавшие размерами упитанных кабанчиков, тоже не были жёлтыми. Их окрас приближался к алому в зелёную крапинку. Ну, вылитое манго.

Степан не удержался и даже щёлкнул этот паноптикум на камеру, с которой по старой журналистской привычке не расставался, но почти не пользовался. Не время и не место.

Тяжело вздохнул, вспомнив кровавую бойню.

— Что, чадо, тягостно? — легла на плечо пастырская рука.

Журналист кивнул.

— В брани всегда нелегко, — наставил Опрокидин.

— Так то ж в брани, — парировал молодой человек. — А здесь… Тоже мне поединок.

— И такое полезно.

— Чем? Приобретением жизненного опыта? Клал я на такой опыт!…

— Очищением, — пояснил отец Иоанн. — В момент поединка, когда ты выдыхаешься и твой соперник также выдыхается, в глубине его глаз ты видишь дух. Когда у тебя уже не осталось сил, а ты всё продолжаешь держаться, то тебя держит только дух. В этом состоянии ничего нет — ни страха, ни жизни, ни смерти. В этом состоянии — вечность…

— «И вечный бой, покой нам только снится», — процитировал Блока Степан. — А смысл?

— Да чтоб выжить, в конце концов! — воскликнул священник с укоризной. — Вообще мы, русские, другие люди. Форс-мажор для нас — это норма. А нормальное состояние дел, как это есть в понятии у других, — это для нас форс-мажор. В этом состоянии мы или спиваемся, или сходим с ума, или просто опускаемся «ниже плинтуса». И это происходит до тех пор, пока снова не наступает форс-мажор. Тогда нам снова становится хорошо и уютно. Я бы назвал нас прослойкой между миром добра и миром хаоса. И мы этот хаос постоянно сдерживаем. Русский человек сам по себе — это человек, стоящий на границе хаоса и отодвигающий этот хаос. Но пока русский человек лицом к врагу, он разрушает врага. А когда врага нет — русский человек разрушает себя.

— Мудрено, — насупился Чадов.

— Не мудрено, а мудро! — потряс в воздухе указательным пальцем батюшка. — Эх, сейчас бы принять по единой…

— О! — раздался восторженный вопль Суслика. — Васька! Лёгок на помине.

Юноша первым из отряда перебрался через бахчу и оказался под сенью «агропромовских» сосен. И тотчас же послышался грозный рёв, отдалённо напоминающий свиное хрюканье. Некто с шумом пробирался сквозь густые кусты.

— Осторожнее! — крикнул отец Иоанн, беря наизготовку свой автомат.

— Да это ж наш Васька, — беззаботно махнул рукой юный «затоновец». — Он вырос, можно сказать, у меня на руках…

Огромная серо-коричневая туша выскочила из-за ближайшей сосны и, наклонив голову, бросилась вперёд, к людям.

— Видите, — повернулся лицом к «крестоносцам» Суслик. — Узнал.

И тут же на глуповатом лице парня появилось выражение глубокого удивления, сменившееся гримасой невыносимой боли. Из уголка рта потекла струйка тёмной крови. Медленно, как при рапидной съёмке в кино, юноша повернулся на месте и плавно осел на землю.

И сразу над беззащитным телом нависла тяжёлая плешивая и морщинистая голова с массивным лбом, покрытым неким подобием брони, из-под которой сверкали дикой ненавистью белёсые глаза с бесцветными зрачками. Поросшее шерстью острое копыто, формой больше напоминавшее коготь, опустилось на грудь Суслика, придавив несчастного парня тяжёлым грузом. Изогнутые мощные клыки стали рвать защитный комбинезон, пытаясь добраться до плоти.

— Господи Иисусе! — в ужасе воскликнул отец Иоанн.

И первым открыл огонь по исчадию Зоны. К нему тут же присоединились и остальные бойцы.

Сначала увлечённый приготовлением к кровавому пиршеству кабан не обращал внимания на обстрел. Тем более что пули, направленные прямо в голову монстра, по большей части отскакивали от «бронированной» башки. Быстро расправившись с комбинезоном Суслика, (причём даже вшитые металлические пластины не стали помехой для клыков, крепостью своей не уступавших зубьям экскаваторного ковша), Припять-кабан приступил к трапезе. Вырвав из грудины юноши добрый шмат, секач с чавканьем стал пережевывать его, жмурясь от удовольствия.

Тут уж люди не смогли совладать с обуявшей их ненавистью к убийце. Это уже было не хладнокровное истребление безумных снорков. Здесь была месть за павшего товарища. Праведное чувство, не дававшее сердцам поддаться эйфории тупого азарта истребления — пали, не думая, куда попадёшь, лишь бы палить. Нет.

Ряха снова взял в руки «Винтарь». Да и батюшка перевёл свой АКМ-74 в режим одиночных выстрелов. Жестами показали друг другу, кто бьёт в левый, а кто в правый глаз. Задержали дыхание. Пальцы коснулись спусковых крючков. Два выстрела прозвучали почти синхронно. И оба достигли цели.

Кабан удивлённо застыл, запрокинув морду. Кусок человечины вывалился из его раскрытой пасти. Кровь залила глаза, смешавшись с кровью жертвы. Окрестности огласил жуткий визг, ударивший людям по ушам. Не понимая, что происходит, секач затряс головой и затанцевал на месте, вновь и вновь пронзая тело Суслика когтями-копытами. Впрочем, парню уже было всё равно.

Взревев, гигантская туша весом около полутонны рванулась вперёд. Зверь ничего не видел, идя на ненавистный и в то же время сладкий запах человечины. В несколько прыжков он преодолел зону поражения. Огнестрельное оружие стало почти бесполезным. «Затоновцы» и «крестоносцы», не переставая, шпиговали свинину свинцовыми чесночинами, но это было малоэффективно. Толстая шкура почти не поддавалась, а если и поддавалась, то пули увязали в толстых жировых отложениях, не достигая жизненно важных органов мутанта.

Степан и сам не понял, как оказался один на один с кабаном. Если бы не многолетние занятия шиванатом, он был бы смят и раскатан по земле в считаные секунды. Но тренированное тело не подвело и на сей раз.

Оттолкнувшись от земли, молодой человек подпрыгнул, удачно приземлившись ногами на спину хищника, и тотчас же принялся приплясывать на ней, чтобы сохранить баланс и одновременно нащупывая нервные узлы на теле твари. Действовал по наитию, на ощупь, потому как сэнсей Голдин не рассказывал на занятиях о болевых точках на телах хищников, не предполагая, что его ученикам когда-нибудь придётся сразиться с чем-то подобным. Но журналист здраво рассудил, что принцип устройства нервной системы гигантской свиньи не очень отличается от человеческого. Кстати, по своему устройству свиной организм очень близок к анатомии человека.

Конечно, полагаться на одни лишь пляски он не стал. Это было всего лишь дополнением к тому смертоносному оружию, которое у него имелось. Недолго думая прицелился и выстрелил в голову, метя в то место, где ухо соединялось с плотью. Помнил, что у свиней это самое слабое место. Именно туда бьют ножом резники, когда забивают домашних хрюшек. С первого раза не попал, тяжеловато было плясать и снайперить. Но потом справился. Струя крови, хлынувшей из раны, плеснула на комбинезон Чадова. Кабан зашатался и повалился на бок, едва не подмяв стрелка под себя.

К туше сразу подскочили остальные «коммандос» и принялись добивать животину. Отец Иоанн, достав из-за пояса причудливо изогнутый нож — как похвастался ранее Степану батюшка, выкованный им лично, — примерился и точным ударом завершил дело…

Предав бренные останки Суслика земле, на чём настоял пастырь, не принявший доводов Ряхи, что, дескать, в Зоне не принято хоронить своих павших, отряд двинулся дальше. Боевой дух был несколько утерян. Хоть Суслик был ещё молодой и не заработал себе должного авторитета у товарищей, однако такой страшной и нелепой смерти парень не заслужил. Хотя какая смерть не страшна и сообразна?

Быстро прошли негостеприимный лесок, истребляя по пути всю встречавшуюся им живность. К счастью, кабанов больше не попадалось. Что странно, потому что эти твари обычно не обитают поодиночке, кучкуясь в относительно большие стада.

Зато Чадов познакомился с такими представителями фауны Зоны, как псевдобелка и псевдоёж.

Ежик ростом с упитанную собаку, ощетинившийся полуметровыми дикобразьими иглами, куда-то деловито тащил дохлую псевдокрысу, на ходу аппетитно чавкая. Внезапно сверху на него упало нечто большое и тяжёлое. И только по огромному пушистому хвосту и ушам с кисточками можно было определить, что это лесная любимица детей. Но, наверняка, эта «белочка» не вызвала бы у малышни умиления. Вооружённая острыми когтями и крупными, как у акулы, зубами псевдобелка попыталась отобрать у трудяги-ежа законную добычу, улетев с нею обратно на сосну. Но не тут-то было. Ёжик тоже оказался не промах. Забыв об острых дротиках, украшающих его спину, он стал отбиваться от нахалки мощными мутированными лапами и не менее острыми, чем у противницы, зубами.

Степан не стал дожидаться, чем закончится этот поединок, пристрелив обеих тварей из автомата. Никакой жалости к «бедным зверушкам» он при этом не испытал.

Вскоре «коммандос» очутились у небольшого озерца, заполненного останками проржавевшей техники. Скорее всего здесь когда-то был котлован. Возможно, перед самым взрывом на АЭС руководство НИИ «Агропром» как раз собиралось построить здесь новый корпус или столовую, согнав кучу разнообразных строительных машин: бульдозеров, кранов, самосвалов, экскаваторов. Судя по количеству механики, строительство должно было стать грандиозным, в духе брежневских пятилеток. Но взрыв привёл это всё в негодность.

Потом дожди, оползни и время сделали своё чёрное дело. На месте котлована образовалось озеро, ставшее одной из местных достопримечательностей.

Ряха поведал, что здесь при желании можно раздобыть кучу полезных, хоть и недорогих артефактов. Не то что на Свалке, но на выпить-закусить хабара хватает.

— А динозавры здесь, случайно, не водятся? — мрачно пошутил Степан.

— Чего не видели, того не видели, — развёл руками бандит, состроив постную рожу.

— Долго ли ещё? — нетерпеливо осведомился батюшка, имея в виду, сколько осталось идти по кажущейся бесконечной территории НИИ.

Ряха понял.

— А вот узкоколейку перейдём, так сразу к институтской ограде и выйдем. Там пару километров ходу через холмы — и уже ваш грёбаный «Янтарь».

— Угу, — мрачно кивнул святой отец. — Прибавим шагу, что ли?

Издалека можно было подумать, что перед ними какая-нибудь небольшая железнодорожная станция.

Сплетения тронутых ржавчиной рельсов, бетонные перроны, цепочки коричневых товарных вагонов. Скука смертная.

Отчего-то товарняки всегда нагоняли на Степана жуткое уныние. Может, потому, что в отличие от весёлых зелёных с красным или голубых с жёлтым пассажирских вагонов они не имели окошек, из которых выглядывали бы люди? Или оттого, что товарные составы неизменно были до бесконечности длинными. Как застучит мимо тебя цепочка таких деревянных коробок, так сдаётся, что конца-краю ей не будет. Один, второй, третий… Да сколько же их, елки-палки, этих светло-каштановых вагонов?…

— Стой, кто идёт?! — разорвал тоскливую тишину грозный окрик.

— Оба-на, — присвистнул озабоченно Ряха. — Приплыли, мать его за ногу! «Долговцы», хер им в руку!

На перроне, преграждая отряду дальнейший путь, показались десятка полтора-два парней, одетых в чёрные с красными вставками комбинезоны. На эмблемах, представлявших собой мишень на фоне щита, красовалась короткая, но ёмкая надпись «Долг». Поводя на бандитов стволами «Абаканов», АКМ-74, «Громов» и «Лавин» (ишь, как вооружены, отметил про себя Степан, не иначе с Большой Земли поддержка), бывшие офицеры угрюмо молчали. И это их молчание было многозначительным и грозным.

Блин, подумалось Чадову, и ведь всего каких-то пару метров до вожделённого бетонного забора, обозначающего конец территории «Агропрома», осталось. Вон он, отсюда невооружённым глазом виден. Перемахнуть, и баста.

— Стой, стрелять будем! — прозвучало второе уставное предупреждение, за которым должен воспоследовать выстрел в воздух.

После которого…

— Может, переговоры начнём? — предложил Ряхе отец Иоанн.

Однако бандит сокрушенно покачал головой.

— Похоже, тут без вариантов. Уж я-то их знаю. По голосу узнаю, когда можно говорить, а когда бесполезно. Вот же засада, нах…

— Но ведь у вас вроде нейтралитет? — удивился журналист.

— Х…етет!

— Но поговорить-то людям никогда не помешает, — назидательно молвил пастырь, ступая вперёд. — Чада мои…

Ответом ему была короткая очередь, прочертившая линию точно у батюшкиных ног.

— Одумайтесь!…

Вторая такая же просвистела в паре миллиметров над головой Опрокидина.

— Сможем против них выстоять? — повернул священник к «затоновцу» покрасневшее от гнева лицо.

— Сомнительно. Шансы один к трём не в нашу пользу… Мы на открытом месте. Расстреляют, как зайцев на охоте…

И тут…

…Струйка вязкой крови, кажущейся в темноте чёрной…

Постороннее присутствие «крестоносцы» почувствовали одновременно. И переглянулись, не зная, чего ожидать.

— Бля! — отвесил челюсть Ряха, с выпученными глазами уставившись на перрон.

Там творилось непонятное. Ни с того ни с сего «долговцы» отвернули от бандитов с «крестоносцами» стволы… и направили их друг на друга. Через мгновение автоматы изрыгнули свинец, смертельным дождём пролившийся на людей в чёрно-красных комбинезонах. То одна, то другая фигура, сложившись пополам или дёргаясь в жутких конвульсиях, падала наземь с двухметровой высоты перрона, откуда её продолжали обстреливать ещё остававшиеся наверху…

«Уходим», — знаками показал своим людям и «крестоносцам» Ряха.

Они были лишними на этом пиршестве Смерти.

Впереди была вожделённая бетонная стена, а за нею — «Янтарь».

Степану показалось, или он и впрямь услышал, что где-то рядом раздалось дикое конское ржание…