Когда в июне замерзла Влтава

Глава 9 Рассуждения за кружкой гжанца

— С такими ценами я скоро без штанов останусь, — ворчал Иржи, когда они с Максом вышли из погребка «У пьяной собаки» и, запахнувшись плотнее в плащи, зашагали в сторону кордегардии. Представленный накануне вечером командору отчёт был скорее формальностью, однако Брунцвик почему-то не заявил о провале, а потребовал явиться на следующий день в полдень, отпустив подчинённых ещё на одну ночь.

Шустал на такую щедрость мрачно предсказал, что им наверняка предстоит дежурить всю следующую неделю на летненской переправе, где ночь за ночью совершенно взбесившиеся утопцы осаждали стражников ночной вахты. Так что в том обстоятельстве, что Влтава всё-таки замёрзла, был единственный плюс: теперь переправа вплоть до схода льда стала абсолютно безопасной.

— Будешь у нас обедать, — щедро предложил другу Резанов, но тот лишь горько усмехнулся и покачал головой:

— Нельзя злоупотреблять гостеприимством. И потом, всё-таки хозяин дома — Кабурек, а он меня каждый день кормить не подряжался.

— Тогда будем на пару есть в кордегардии, — героически предложил Максим, и приятели тут же рассмеялись. Качество готовки, которую выдавала гарнизонная кухня, обоим было знакомо не понаслышке. Виноваты в этом были не только неумелые повара, но и плохое снабжение: кордегардия получала поставки напрямую через армейское ведомство, а финансирование ночной вахты не предполагало дополнительных затрат на продукты. Впрочем, еда у стражников была хоть и не самой изысканной, но сытной — происходившие родом преимущественно из небольших деревень рядовые, например, на паёк не жаловались, а если выбирались в кабачки, то тратили деньги только на полюбившийся сорт пива.

— Думаешь, дежурство? — рассеянно поинтересовался капрал-адъютант, провожая взглядом обогнавшую их телегу. Маленькая косматая лошадёнка бодро трусила, выпуская из ноздрей пар, а на телеге, переложенные соломой, высились глыбы пиленого речного льда. Подскали уже взялся за свой зимний промысел, и принялся заполнять лёдохранилища по всей Праге. Правда, промысел обещал быть не слишком прибыльным и долгим: прежние запасы льда, сделанные ещё зимой, к июню оказались израсходованы только на треть.

— Ну, дежурство-то нам светит в любом случае, — пожал плечами Иржи. — Сколько мы будем бездельничать?

— Но ведь мы явно подобрались к разгадке, — в который раз за это утро завёл свои рассуждения Резанов. — Иначе к чему бы мессир Фаланд стал нас предупреждать?

— Твоя правда. Только с того предупреждения нам никакого толку. Если бы не невероятное везение, — Шустал покосился на друга и выдержал выразительную паузу, — мы бы вообще ничего не узнали от покойного брата Ареция.

— Узнали бы, — отмахнулся Макс. — Скоро на лестнице у Эмаусского монастыря появится дух монаха, в одной руке отрубленная голова, в другой — мешочек с золотом. Мы бы его расспросили, и дело с концом… — он осёкся, глядя, как удивлённо вытягивается лицо Иржи. Потом капрал расхохотался, да так, что несколько прохожих с недовольным видом оглянулись на стражников.

— Чего?

— Ох, не могу…

— Хватит ржать, а то тресну!

— Ох-ох… Не могу, погоди…

Иржи стянул перчатку и тыльной стороной ладони вытер выступившие на глазах слёзы. Затем, всё ещё улыбаясь, сочувственно посмотрел на Максима:

— Прости. Я как-то запамятовал, что при тебе ни одного нового духа не отмечено.

— В каком это смысле?

— Ну, ты, конечно, напророчил уже и призрак утонувшей служанки, и убитого монаха, но они же пока не появились, верно? Так что тебе ещё не доводилось иметь дело с новыми духами.

— А есть разница? — удивился Макс.

— Ещё какая! — горячо заговорил Иржи, размахивая рукой в наполовину надетой перчатке. — Ты, видно, решил, что все привидения — как наш тамплиер, или унгельтский турок? А карету с Карлова моста забыл?

— Ну, с её кучером ещё поди, побеседуй, — смущённо возразил Максим.

— Именно что, — довольно кивнул Шустал. — Призраки — они сильно разные. Но даже самый словоохотливый дух не в силах напрямую рассказать и показать, что с ним сталось, и кто его убил. Приходится иметь дело с намёками, недомолвками, и это ещё если очень-очень повезёт. Я тебе так скажу: кучер огненной кареты — далеко не самый худший пример того, каким может быть привидение.

— А некромантия?

— Некромантия, — наставительно поднял указательный палец капрал, — требует свежего трупа. То, что мы видели на Петршине, если угодно, вообще не призрак. Наверняка у учёных мужей есть своё толкование и своя классификация на такой случай, но для нас важна суть: привидение появляется спустя продолжительное время, когда от тела остаётся разве что скелет. И каким именно окажется привидение — разговорчивым или немым, злым или добрым — предсказать невозможно. Даже само появление призрака не угадать заранее, хотя тут у тебя есть преимущество. Поскольку наш мир отражает ваши легенды, твои предсказания в этом плане с большой вероятностью сбудутся. Рано или поздно.

— Значит, то, что случилось со мной на лестнице — тоже своего рода некромантия?

— Наверное, — Иржи развёл руками. — С такими вопросами тебе явно не ко мне. Я знаю только, что если человеку перерубили шею, говорить он уж точно не сможет.

Они как раз достигли последнего перекрёстка, прямо напротив Клементинума, и собирались свернуть влево, к кордегардии, когда из пивоварни справа, над входом в которую раскачивалась вывеска с огромной синей щукой, появился Войтех Чех. Он с явным облегчением направился к приятелям:

— Наконец-то! Я вас всюду ищу.

— Но командор ведь сказал — в полдень? — с недоумением спросил Максим.

— Нет, я не от него, — замотал головой ординарец. — Я насчёт нашего дела и вчерашних слов пана… мэтра, — Войтех с подозрением огляделся и принялся нервно покусывать кончик уса, будто раздумывая, безопасно ли вести такой важный разговор у входа в пивную.

— Давайте куда-нибудь зайдём? — предложил Макс, в свою очередь косясь на мрачновато-торжественную громаду Клементинума.

— В «Щуку» не стоит, — предупредил Иржи.

Словно в объяснение его предостережения двери трактира раскрылись, выпуская двух иезуитов. Стражники, не сговариваясь, двинулись к Карлову мосту, но прошли не больше сотни метров, когда Шустал поманил всех за собой, и открыл низкую дверь в доме по левой стороне, под вывеской с золотым деревом.

— Почему здесь? — поинтересовался у друга Максим, пробираясь вслед за ним к пустующему столику в дальнем углу.

— Потому что здешний хозяин — русин. Он терпеть не может отцов-иезуитов, и те сюда никогда не заходят. А ещё тут подают гжанец.

— Что это за штука?

— Подогретое пиво с травами и мёдом. По нынешней погоде — самое то.

Пан Чех на этот комментарий только пренебрежительно фыркнул, но когда все трое уселись вокруг небольшого стола, тоже заказал себе гжанец. Подавальщик — здесь это был степенного вида, уже немолодой тролль — важно кивнул, удалился, и через пять минут вернулся с подносом, уставленным кружками и закусками. Когда подавальщик ушёл, ординарец убедился, что поблизости нет никого, кто мог бы их подслушать, и вполголоса заговорил:

— Тот, кто нашёл и раньше нас расспросил того беднягу, должен был узнать о нищем, так?

— Конечно.

— Допустим, нищего проследили до городских ворот. Скорее всего тех же Смиховских, через которые проходили и мы. Стражники могли подсказать, входил ли в город описанный человек.

— И?

— Именно что «и»! — Войтех сделал торопливый глоток, хотел было поморщиться, но вместо этого с удивлением заморгал, потом причмокнул, и сделал ещё один глоток. — А недурно! — констатировал он.

— Пан Чех! — воззвал к ветерану Иржи.

— Так вот — как кто-то мог узнать, что нищий оказался в богадельне? А тем более — как кто-то мог узнать, что потом из монастыря бежал монах, который в этой самой богадельне говорил с этим самым нищим?

Сказанное произвело на друзей не такое сильное впечатление, как необычная для Войтеха Чеха многословность. Однако постепенно, по мере того, как к парням начало приходить осознание того, что раньше них успел сообразить ординарец, лица их всё сильнее вытягивались в изумлении.

— А ведь верно, — кивнул Шустал.

— То есть кто-то навёл на след монаха? Кто-то внутри самого монастыря? — Макс с сомнением скривился. — Под носом у отца Варфоломея?

— Выходит, что так, — развёл руками Войтех.

— Предположим, выследить нищего до богадельни можно было бы и без всего этого, — начал размышлять Иржи. — Но то, что брат Ареций забрал дублет и ушёл из обители, едва ли мог узнать кто-то вне монастыря. Хотя с другой стороны, — капрал посмотрел на Резанова, — наш информатор ведь тоже не из братии. Однако в подробностях сообщил нам о случившемся.

— Тогда тут не обошлось без ведовства, и притом тёмного, — посуровел пан Чех и, залпом осушив остатки первой кружки, пододвинул к себе вторую. Максим, нахмурившись, оглядывал помещение трактира. У стойки ловко обслуживали многочисленных посетителей ещё два немолодых тролля. Вот из кухни появился дородный седовласый мужчина в шапочке-скуфье на затылке и белом фартуке, с довольным видом оглядел зал, потом сказал что-то подавальщикам. Те в ответ дружно кивнули.

— Пан Михал, — Иржи, проследив взгляд приятеля, кивнул в сторону повара. — Здешний хозяин.

Пан Михал ещё раз огляделся, Шустал приветственно махнул ему рукой. Повар с улыбкой помахал в ответ, потом направился обратно в кухню, на ходу потрепав по лохматой голове лобастого рыжего кота, дремлющего, поджав лапы, прямо на трактирной стойке.

— А это Чёрт. Здешняя гордость, великолепный крысолов, — заметил Иржи с усмешкой. Глаза Макса расширились:

— Коты.

— Чего-чего?

— Коты. Вот он, источник нашего информатора, — и он тихо рассмеялся от облегчения. — Не было никакого тёмного ведовства.

— Хорошо, пусть. Но преследователи-то как узнали, кого искать и где? — ординарец с хрустом вгрызся в маринованную луковицу.

— Это загадка, — согласился Максим. — Но вариантов тут может быть много. В конце концов, мне ведь дал сведения рабби Лёв, а он сам узнал от соотечественников.

— Я про то, что дублет перешёл от нищего к монаху. Это случилось в богадельне и этого не мог видеть никто из посторонних, — уточнил Войтех. — Не говоря уже о том, что все калитки обители были заперты, привратник у ворот не видел уходящего брата Ареция, а перелезть через стену без лестницы он бы попросту не смог.

— «А теперь, Пумба, мы начинаем копать!» — усмехнулся Макс, но, поймав непонимающие взгляды Шустала и Чеха, смущённо умолк и сделал большой глоток из своей кружки.

— Мне, к слову, интересно вот ещё что, — задумчиво заговорил Иржи. — Пять лет брат Ареций провёл в обители, ни разу не выходил за её стены. По словам отца Варфоломея, человек это был тихий и скромный, очень набожный, никогда никаких взысканий к нему не применялось. Ухаживал за больными в богадельне, присматривал за монастырским кладбищем. И вдруг — побег. Неужели золото оказалось настолько соблазнительным?

— Он это сделал из-за дочери, — пояснил Резанов, и снова оба напарника уставились на него в изумлении. — Что? — заморгал капрал-адъютант.

— Какой дочери?

— Ну, я же говорил: он перед смертью просил отпустить ему грехи.

— Это да. Но про дочь ты не упоминал.

— Чтоб меня… — растерянно потёр щёку Максим. — Но он как-то это всё сумбурно бормотал, невнятно. Как горячечный бред.

— Попробуй вспомнить, — настаивал Иржи. Пан Чех, вертя в руках кружку, буравил Макса взглядом, словно силясь помочь тому припомнить сказанное. Резанов, нахмурившись, сосредоточенно думал.

— Он сказал, что девочка на Подскали, у какой-то старухи. Майзелова? Махерова? Что-то такое с «Ма». И ещё называл имена, но я их не помню. Наверное, имена жены и дочери. Ну или матери девочки — может, они и не были женаты?

— Подскали, конечно, деревенька небольшая, но если мы там появимся с расспросами — никто ничего не скажет, а искомых людей предупредят, — задумчиво заметил Иржи.

— Думаешь, стоит туда наведаться?

— Других ниточек всё равно ведь нет. Если, конечно, пан командор даст разрешение.

— Есть другая ниточка, — вдруг подал голос пан Чех. Оба приятеля повернулись к ординарцу. Войтех кивком головы указал на Максима:

— Ваша эта присказка, пан Резанов.

— Это из детской сказки, — быстро отозвался тот. — Из моих родных мест. А что с ней?

— Про «будем копать».

— Думаете, брат Ареций вырыл подкоп под монастырской стеной?

— Нет, — усмехнулся в усы ординарец. — Но он же был могильщиком в обители. Что ему мешало уйти через какой-нибудь подземный ход на кладбище?

— Я думал, монахов хоронят в главном монастырском храме? — уточнил Макс.

— Братию — да. Но мирян, скончавшихся в богадельне, хоронят на маленьком кладбище позади неё, внутри монастырских стен. И там точно есть склеп, откуда можно попасть в катакомбы.

— Откуда вы знаете? — удивлённо спросил Иржи.

Пан Чех помрачнел.

— В сорок седьмом, после июльских боёв, там похоронили погибших горожан. Королевских наёмников, которые были убиты на улицах, свезли на погост заброшенного костёла кармелитов.

— Где это? — не понял Максим.

— Костёл Девы Марии Снежной, — отозвался Шустал. — Он ещё с гуситских войн стоит заброшенным, там даже крыша уже обвалилась.

— Освящённая земля есть освящённая земля, — заявил Чех. — Над могилой наёмников стоит каменный крест. А тех пражан, что выступили против императора, просто спрятали и забыли.

— Спрятали — да. Но насчёт того, чтобы забыли — сомневаюсь, — заметил Макс, вспомнив историю своего тестя. — Что ж, попытка не пытка. Доложим пану командору, и пусть он решает.

— Входите, — Брунцвик сидел за столом, глаза его быстро бегали туда-сюда, просматривая строчки на исписанном убористым почерком листе. Края ещё нескольких таких же листов можно было рассмотреть в полураскрытой папке перед рыцарем.

— Пан командор, разрешите доложить, — и, получив дозволение, капрал-адъютант принялся излагать сообща рождённые идеи. Брунцвик слушал внимательно и не перебивал, но, когда Резанов закончил доклад, покачала головой.

— Сейчас это не существенно, — пояснил он.

— Пан командор? — Макс придал голосу вопросительные интонации.

— Не важно, как и почему брат Ареций сбежал из монастыря — в конечном счёте те, кто изначально пытался отыскать клад, настигли его, убили и забрали золото. Если ваш источник прав, и холод является следствием появления в Праге этих «кладоискателей», — последнее слово Томаш процедил сквозь зубы, — то для нас куда важнее отыскать их самих.

— Только с чего начать, пан командор? — подал голос Иржи. — У нас ни свидетелей, ни подозреваемых.

— Поквартирный обход, — спокойно пояснил рыцарь.

— Простите, пан командор? — недоумённо посмотрел на него Максим.

— Поквартирный обход, — повторил Брунцвик, кивнув капралу-адъютанту. — Ваша идея, пан Резанов.

— Но вы же говорили, пан командор…

— Что людей и времени на это нет, — кивнул рыцарь. — Поэтому я сегодня побывал у господина Отто Майера, и тот любезно помог мне получить в обход обычной бюрократической волокиты некоторые документы.

Он принялся раскладывать на столе исписанные листы.

— Дом «У красного колеса» до происшествия со служанкой принадлежал мяснику Гинеку Шпруту. Он его продал сразу после смерти девушки — вроде бы не пожелал оставаться там, где случилось несчастье. Дом «У белого единорога», который сейчас сносят — во владении мясника Адама Дубчека. Причём купил он его совсем недавно. А в могиле на погосте Святого Петра, возле которой нашли труп кладбищенского сторожа, был похоронен мясник Людвиг Новотный.

— То есть наши кладоискатели имеют какое-то отношение к цеху мясников, пан командор? — недоверчиво поинтересовался Шустал.

— Такой почтенный цех, — пробормотал себе под нос пан Чех и с сомнением покачал головой.

Командор обвёл взглядом всех троих стражников и скрестил на груди руки:

— Или так — или же у нас удивительное совпадение. Лично я в совпадения не верю.