Когда в июне замерзла Влтава

Глава 24 Factum est factum

Новый ход был совсем коротким, он три-четыре раза круто повернул, и вывел их в ещё одну пещеру, сильно вытянутую в длину. Едва стражники вбежали в неё, как пламя их свечей оживило сваленные вдоль стен груды золота и серебра. Кубки и тарелки, подсвечники и шлемы, кувшины и короны заиграли отражённым светом, драгоценные камни заискрились радужным блеском. Тысячи монет драконьей чешуёй были рассыпаны по каменному полу, наполняли стоявшие тут и там раскрытые шкатулки и сундуки.

— Прямо как в сказке, — ошарашенно пробормотал Шустал.

— Вон он! — Макс, успевший на бегу снова вытащить из кобуры пистоль, ткнул им в колдуна, который уже достиг центра этого зала сокровищ и теперь карабкался на что-то вроде группы привалившихся друг к другу менгиров. Обламывая ногти и оставляя на камнях кровавые отпечатки от расцарапанной ладони, Врбас стремился во что бы то ни стало добраться до вершины этого сооружения. Там, в луче потустороннего света, падавшего откуда-то с потолка, темнело нечто вроде скрюченного и засохшего деревца.

Друзья бросились к менгирам. Каноник оскользнулся, не рассчитав следующий шаг, и съехал на пару-тройку метров. Взвыв от ярости, он принялся снова взбираться наверх.

— Стреляй, — посоветовал Иржи.

— Не думаю, что дедушке Кроку понравилось бы, чтоб его правнуки убивали друг друга.

— Дай тогда мне! А, чтоб тебя!

Колдун добрался-таки до верхушки и выдернул из камней сухое деревце. Свет погас, но тут же вспыхнул снова — и теперь он шёл из этого самого деревца, оказавшегося чем-то вроде пастушьего посоха. Световые волны кольцами расходились от его верхнего конца, и лицо Врбаса теперь было видно совершенно отчётливо. Каноник ликовал.

— Для начала… — прогремел под сводами пещеры его усиленный магией голос.

Невидимая рука подхватила стражников и, крепко приложив о каменный потолок, швырнула в кучи сокровищ. Иржи приземлился где-то справа, опрокинув несколько шкатулок и зарывшись в груду чаш. Макс упал слева, едва не напоровшись на тёмную от времени корону с мелкими острыми зубчиками.

— Да уж, — колдун поигрывал своим посохом, и при каждом повороте в руке по дереву пробегало нечто вроде электрических разрядов. — Страж! Эй, Страж! Теперь-то он выполнит приказ и закусит вами, — пояснил Врбас приятелям. — А потом мы займёмся настоящим делом.

Шустал, ворча, как побитый пёс, выбрался из груды драгоценностей и заковылял к менгирам. С другой стороны прохода, прихрамывая и морщась, то же самое делал Резанов.

— Эти камни видели много крови, — заметил Врбас, усаживаясь на вершине монумента. Склонив голову набок, он теперь спокойно наблюдал за своими противниками. — Для вас в какой-то мере будет даже почётно умереть у их подножия. Особенно для тебя, дорогой родственничек, — ухмыльнулся он Максу.

Парень на секунду прервал свой хромающий марш и в нескольких словах ёмко пояснил канонику, в каком месте он видел их родство. Иржи насмешливо фыркнул, но тут же выругался от боли: у капрала, похоже, были сломаны рёбра.

— Страж! — рявкнул Врбас. — Сюда, я сказал!

Что-то зашаркало в темноте прохода, и Шустал с Резановым заторопились. Они были почти у подножия каменной груды. Здесь тоже стояли предметы: разнообразные склянки и сосуды, с плотно закрытыми и запечатанными крышками. Металлические, глиняные, стеклянные, заросшие пылью и паутиной, с непонятным содержимым.

— Ты всё ещё не хочешь расстраивать дедушку? — иронично поинтересовался Иржи. Каноник хохотнул:

— Попробуйте, попробуйте, пан.

— Бесполезно, — качнул головой Макс, глядя на Шустала. — И да, я всё ещё не хочу расстраивать дедушку.

— Князь Болеслав не церемонился.

— Это его дело, ему и отвечать.

— Золотые слова, пан Резанов! — раздался в пещере знакомый голос.

Мессир Фаланд шагнул из темноты прохода и остановился, уперев руки в бока. Петушиное перо на тирольской шапочке задорно всколыхнулось.

— Почтение к старшим — добродетель, которую лично я разделяю и уважаю, — заметил он, неспешно направляясь к менгирам.

— Зачем вы здесь? — спросил Врбас. Он старался говорить спокойно, но теперь в голосе колдуна уже не было прежнего торжества победителя. Напротив, в нём, пусть и едва заметно, слышалась неуверенность.

— Как зачем? — удивился Фаланд. — Контракт, пан Врбас. Время сводить счёты. Вы так не думаете?

— Безусловно, — согласился колдун, и сейчас голос его явственно задрожал. — Но я хотел бы сперва закончить…

— Это излишне, — рука с длинными тонкими пальцами взлетела вверх, прерывая каноника. — Вы ведь здесь? В гробнице князя Крока?

— Да… — Врбас посмотрел по сторонам, словно желая убедиться, что он и вправду здесь.

— И получили то, что хотели?

— Да.

— Может быть, у вас есть какие-то претензии? — вежливо осведомился хозяин тирольской шапочки. Он даже остановился на секунду-другую, чтобы оглядеться по сторонам, будто прикидывая, всё ли содержимое пещеры на месте. Так декоратор мог бы осматривать результаты своих трудов.

— Нет.

— Значит, настало время и вам отдать то, что хочу я. Верно?

— Я…

— Верно, пан Врбас? — высокий худощавый человек не повысил голос, не перестал улыбаться. Но в мгновенно заледеневшем воздухе гробницы повисло ощущение угрозы.

— Верно, верно, — торопливо согласился колдун. — Но я…

— Вы второпях забыли о моей маленькой просьбе, — кивнул Фаланд. — Понимаю. Головокружение от успехов, так сказать.

К удивлению стражников, каноник шагнул к краю менгира и принялся высматривать что-то внизу, среди расставленных у подножия камня сосудов. А потом прыгнул.

Максим, переводивший взгляд то на Врбаса, то на ёмкости на полу, метнулся наперерез колдуну, но тот, уже съезжая по грубо обработанной грани камня, взмахнул посохом, и Резанов рухнул, будто придавленный сверху всей толщей земли над ними. Однако Иржи оказался более удачливым: до колдуна ему было чуть дальше, и капрал не стал уточнять, что именно Врбас высматривает на полу. Вместо этого Шустал кинулся на самого каноника, ухватил его как раз в тот момент, когда колдун собирался вновь взмахнуть посохом, и, охнув от боли в сломанных рёбрах, повалился вместе с противником на пол.

Макс, извиваясь ужом, пополз к сосудам, слыша за спиной пыхтение борющихся Врбаса и Иржи. Потом раздался короткий пронзительный крик Шустала, торжествующий вопль каноника — но Резанов уже схватил небольшой флакон, сделанный то ли из толстого стекла, то ли из хрусталя.

— Factum est factum, — заметил насмешливый голос.

— Нет!!! — в голосе колдуна слышалась настоящая паника.

— О да, — вежливо отозвался Фаланд. — Я выполнил свою часть сделки. А вот вы свою — увы, нет.

Послышался торопливый топот ног. Максим, сжимавший добычу, приподнял голову и увидел, как полы сутаны взметнулись уже у арки прохода. Врбас нырнул в темноту.

— И вот так каждый раз, — разочарованно покачал головой владелец тирольской шапочки. Потом посмотрел на капрала-адъютанта:

— Как ваше самочувствие, пан Резанов?

— Благодарю. Жить, вроде, буду.

— О, жить будете, безусловно.

— При всём моём уважении…

Тонкая рука взметнулась, останавливая Макса, как прежде каноника:

— Я не жалуюсь на память, пан Резанов. Договора у нас не было и вы мне ровным счётом ничем не обязаны.

Из тёмного прохода донёсся вопль, тут же сменившийся влажным хрустом и чавканьем. Максим почувствовал, что его мутит.

— Разве Страж не должен слушаться потомков Крока? — спросил он, превозмогая тошноту.

— Страж? Безусловно. Но его там уже нет, — вежливо улыбнулся Фаланд. Потом посмотрел на флакон в руке парня. — Я не уверен, что вы знаете, с чем именно имеете дело. Но это уж меня вовсе не касается, — добавил он, направляясь вслед за каноником.

Резанов проводил взглядом расшитый золотом зелёный дублет, потом сел на полу и посмотрел в сторону Шустала. Тот лежал неподвижно, и Макс забеспокоился. С трудом поднявшись, он доковылял до приятеля, опустился рядом с ним на колени и принялся ощупывать. Дублет капрала спереди был в крови, в правом боку торчала рукоятка его собственного кинжала.

— Иржи! — Максим принялся торопливо рвать застёжки дублета на друге. Пуговицы полетели во все стороны, звякнув о каменный пол. — Очнись, старик! Не вздумай мне тут!

Шустал слабо застонал, а когда Резанов тронул рукоять кинжала — болезненно зашипел.

— Иржи, Иржи… — бормотал парень, лихорадочно дёргая рукава собственной рубахи. Тщательно проложенные Эвкой швы поддались с трудом, но всё-таки поддались. В руках у капрала-адъютанта остались два относительно чистых куска белёного льна, которыми он попытался прижать рану на боку друга.

— Ма-акс…

— Правильно, говори со мной. Не отключайся!

— Макс, брось…

— Ещё чего.

— Больно… — Иржи открыл глаза, взгляд его был мутноватым, как после долгого сна. — Где эта сволочь?

— Что-то его сожрало. Там, в первой пещере.

— А наш уважаемый знакомый?

— Ушёл.

— Ну и славно, — Шустал снова прикрыл глаза.

— Не вздумай отключиться! — Максим чуть сильнее прижал уже изрядно напитавшуюся кровью ткань. — Я сейчас тебя перевяжу и отнесу назад.

— Там призраки, — безучастно заметил капрал.

— Да уже времени сколько прошло. Они давно пропали.

— И там провалы.

— Перепрыгну.

— Тот, большой? — с сомнением заметил Шустал. — Со мной на плечах? Не получится.

— Перепрыгну и побегу за помощью.

— У тебя нога, — напомнил Иржи.

Резанов промолчал.

— Ты вот что, — спустя несколько секунд заговорил капрал. Макс посмотрел на друга: Шустал заметно побледнел и черты его лица будто заострились. — Иди до провала, а там садись и жди. Чех и остальные ведь пойдут за нами, если не вернёмся до трёх часов ночи. Они тебя вытащат.

— Нас.

— Макс, — Шустал скривился, но вместо обычной весёлой усмешки получилась болезненная гримаса. — Ты только пообещай меня потом забрать. И ещё скажи пани Хелене, что…

Он вдруг осёкся и капрал-адъютант уже было решил, что наступил конец. Однако Иржи расширившимися от изумления глазами уставился на что-то позади приятеля. Максим не успел обернуться: на плечо легла ладонь — маленькая и такая ледяная, что холод чувствовался даже через одежду. Потом кто-то шагнул вперёд, и Резанов, подняв голову, увидел нищую старушку, которую они встретили в памятный день 4 июня у костёла Святого Вацлава. Изумрудно-зелёные, странно светлые и прозрачные глаза её с теплом посмотрели на него, потом на Шустала. Губы чуть дёрнулись в знакомой нерешительной улыбке.

— Открой, — указала она на сосуд, который Макс поставил у ног Иржи, когда кинулся помогать другу.

Капрал-адъютант примерился к плотно притёртой пробке, попробовал повернуть. Та сперва не сдвинулась, но потом то ли сургуч, то ли старый воск, пошли трещинками, и пробка поддалась. Максим отложил её в сторону, осторожно — как учили на уроках химии — принюхался к содержимому сосуда. Старушка молча наблюдала за усилиями стражника.

Содержимое ничем не пахло.

«В конце концов, есть же в сказках живая вода…» — парень осторожно наклонил сосуд над раной Шустала. Из стеклянного горлышка выплеснулась с виду обычная прозрачная вода, но Иржи вздрогнул, словно его бок прижгли калёным железом. Однако вместо запаха палёного в воздухе вдруг разлился аромат летнего луга, где после сенокоса убирают хорошо просушенное ароматное сено. Макс увидел, как ставшие красными от крови рукава его рубашки, которыми он только что безуспешно зажимал рану на боку Шустала, на глазах начинают белеть. Кровь будто втягивалась обратно в тело.

Капрал судорожно вздохнул. Резанов, сообразив, торопливо ухватился за рукоять кинжала и выдернул его. Не брызнула кровь, не вздрогнул в последний раз Иржи — напротив, ошеломлённый Максим наблюдал, как красными бисеринками кровь с лезвия прямо по воздуху устремляется к быстро затягивающейся ране.

— Господь всемогущий, — прошептал Шустал.

Капрал-адъютант снова посмотрел на старушку. Та одобрительно кивнула и улыбнулась — на этот раз широко, тепло.

— Кто вы? — выдохнул Макс.

Нищенка робко переступила с ноги на ногу, потупилась. Потом заговорила тихо-тихо, словно стесняясь своего рассказа:

— На Вышеграде, у Либушиных бань, стоят два камня. По моей вине стоят. Люди называют их Пастушки, — она быстро взглянула на парня и часто заморгала, но глаза её остались совершенно сухими.

— Пастушки? — Максим чуть нахмурился, пытаясь припомнить. Потом вспомнил и в ещё большем изумлении уставился на старушку. — Вы — мать девочек! — парень всмотрелся в изумрудно-зелёную глубину, переполненную скорбью и страданием. Потом перевёл взгляд на стекло в своей руке, и тут его осенило:

— Материнские слёзы…

Резанов осторожно поднял с пола пещеры пробку, тщательно заткнул флакон и протянул его старушке:

— Возьмите. Это ведь ваше.

Старая нищенка покачала головой:

— Не могу, ребятки. Нельзя мне, — быстро развернувшись, она торопливо засеменила к выходу.

— Постойте! Тогда скажите, что нужно сделать? — крикнул Резанов. Старушка нерешительно остановилась, помялась — но, снова отчаянно замотав головой, ещё быстрее заспешила к выходу и скрылась в темноте под аркой.

— Макс, — позвал Иржи. — Мне это пригрезилось? Или она правда сказала — Пастушки на Вышеграде?

— Ты не знаешь про эти скалы?

— Знаю, — Шустал медленно сел и принялся осторожно ощупывать прорезанные кинжалом дублет и рубаху. От раны в боку не осталось и следа. — Две девочки пасли на скале коз, не уследили, и те попадали во Влтаву, а мать в сердцах прокляла их, потому что теперь всей семье грозила голодная смерть. И девочки окаменели на том самом месте, где погибло их стадо, и стоят там до сих пор. Этой легенде незнамо сколько веков. А это, — он посмотрел на стеклянный флакон. — Живая вода, как она есть?

— Это материнские слёзы, — Максим бережно держал сосуд в обеих руках. — Ты же помнишь, что мать раскаялась в своих словах? Но так и не смогла до конца жизни вымолить прощение. Её дочери остались окаменевшими, — он посмотрел на друга. — Говорят, нет страшнее горя, чем родителю пережить своего ребёнка.

— И что нам теперь делать? — Иржи попробовал встать, и это у него получилось. Он постоял, чуть покачиваясь, потом нагнулся, подобрал брошенный Резановым кинжал и сунул его обратно в ножны.

Макс всё ещё сжимал в руках флакон. Он оставалось холодным, но где-то в глубине сосуда будто прятался крохотный тёплый шарик.

— Помнишь, Хеленка говорила про раскаяние? — задумчиво проговорил он. — Если это не пример самого искреннего раскаяния, тогда я уж и не знаю, каким оно должно быть.

— С чего ты так решил?

— А иначе почему тогда эти слёзы оказались здесь, среди сокровищ князя Крока? — заметил Резанов. — Прямо у подножия его гробницы. Под его волшебным посохом.

Приятели одновременно взглянули на посох, который Врбас, убегая, бросил чуть в стороне.

— На Карлов мост? — не отводя взгляд от посоха, спросил Шустал. — Как в прошлый раз?

Капрал-адъютант поднялся на ноги.

— В одну реку не входят дважды. И потом, — он снова нерешительно посмотрел на сосуд, — я не смогу, Иржи.

— Ты о чём?

— Я не смогу просто вылить эти слёзы во Влтаву и спокойно наслаждаться вернувшимся летом.

— А ты уверен, что лето вернётся? — с сомнением уточнил Шустал.

— Уверен.

— В прошлый раз ты готов был пожертвовать собой. Эвкой. Мной, — спокойно заметил Иржи.

— В прошлый раз мы с тобой выбирали сами. И я нутром чуял, что без возвращения солнца Эвку точно не избавить от проклятия. А теперь… На кону две девочки, возвращённые к жизни — или город, спасённый от зимы. И как тут выбирать? — он с тоской посмотрел на друга.

— Да нечего тут выбирать, — вздохнул Иржи.

Снегопад стал гуще, но ветер пропал вовсе. Город быстро затягивало белое покрывало, и только жаровни с факелами сопротивлялись его натиску, недовольно шипя на пушистые снежинки.

Максим и Иржи вышли из ворот Святовацлавского замка и заковыляли к повозке палача, возле которой ссутулилась закутанная в плащ фигура пана Чеха. Обратный путь дался куда легче и проще: не было ни Стража, ни коварных трещин в полу, ни шепчущих голосов, ни сражающихся фантомов. Да и прошли они всего каких-то полсотни метров, если не меньше. Однако что-то подсказывало Резанову, что пожелай приятели сейчас вернуться, то не найдут ни первого зала, ни второго, и в лучшем случае окажутся в самом обыкновенном лазе, выводящем куда-нибудь на склон Бржежской скалы в стороне от замка.

Едва парни поравнялись с повозкой, как из темноты появились ещё несколько молчаливых фигур.

— Пан Резанов? Пан Шустал? — поинтересовалась одна из них.

— Мы самые.

Чиркнуло кресало, вспыхнул приготовленный факел, осветив остроухого и краснокожего стражника из новоместской кордегардии. Макс припомнил, что этого их коллегу зовут Павел Голан. В отличие от прочих своих сослуживцев, капрал Голан предпочитал шляпам итальянский берет и носил тонкую холёную бородку, а когда улыбался, невольно демонстрировал довольно длинные клыки. Впрочем, улыбался он редко.

— Где арестант?

— Погиб в подземелье, — махнул рукой на замок Иржи.

— Плохо, — нахмурился Голан. — Пан командор очень желал доставить его обратно в темницу и передать палачу.

— Мы дадим полный отчёт пану командору, — пообещал Максим.

— Он точно умер?

— Совершенно точно, точнее некуда.

— Может быть, стоит достать тело?

— Не получится, — спокойно заметил Резанов. Павел внимательно посмотрел на него, немного помолчал, потом кивнул:

— Ясно. Оцепление можно снять?

— Можно. Большое спасибо за помощь.

— Да было бы за что, — пожал плечами капрал. Фигуры стражников отступили, растворившись в хлопьях снега.

— Пан Чех, — Макс повернулся к ординарцу. — Забирайте десятку Шустала и возвращайтесь в кордегардию. А нам оставьте повозку.

— Зачем? — с подозрительностью поинтересовался Войтех.

— У нас есть ещё одно дело.

— Тогда я с вами.

— Это дело того же свойства, что и в прошлый раз, когда мы отправились вдвоём. Помните? Четвёртого июня.

Ординарец взглянул на Шустала, снова на Резанова:

— Вам точно не понадобится помощь?

— Совершенно точно. Но спасибо за предложение.

— Удачи! — махнул им рукой Чех и вслед за Голаном исчез в снегопаде.